Старик зарычал от боли; лесное эхо далеко разнесло его вопли; потом, воздев к небу культю, вождь окропил воинов айморе своей кровью, как бы взывая к мести.Воины ринулись в бой, чтобы отомстить за вождя. Но тут произошло нечто совсем неожиданное.Победив старого касика, Пери огляделся вокруг; увидев опустошение, которое он произвел в стане врага, громоздившиеся перед ним трупы, он вонзил клинок своего меча в землю и переломил лезвие. Потом поднял оба обломка и швырнул в року.Он боролся с собой, и тот, кто мог бы в эту минуту заглянуть в его душу, увидал бы, какая это страшная борьба. Он сломал свое оружие, ибо не хотел больше драться. Он решил, что настала пора просить у врага пощады.Но в тот миг, когда он должен был исполнить свое намерение, он понял, что требует от себя того, что выше сил человеческих, выше его собственных сил.Ему, Пери, непобедимому воину, ему, вольному индейцу, господину лесов, царю этой никем не тронутой земли, вождю самого храброго из племен гуарани, молить врага о пощаде! Нет, с этим нельзя примириться.Три раза он заставлял себя опуститься на колени, и три раза ноги его сами выпрямлялись, как стальные пружины, и он вставал снова.Однако в конце концов мысль о Сесилии оказалась сильнее его собственной воли.Он упал на колени. XIV. ПЛЕННИК Когда айморе кинулись на врага, который уже не защищался и признал себя побежденным, старый касик подошел к Пери и, опустив ему руку на плечо, простер вперед обрубок другой, из которого сочилась кровь.Этот жест означал, что Пери — его пленник и принадлежит ему, ибо он, вождь, первый коснулся его рукой: Пери перешел в его собственность по закону войны.Туземцы опустили оружие и застыли на месте. У этих дикарей были свои обычаи и свои законы; одним из них было исключительное право победителя распоряжаться пленником, право сильного, который одержал верх над слабым.Они так высоко ценили славу, выпадающую на долю того, кто приведет пленника и принесет его в жертву во время очередной праздничной церемонии, что никто из них не хотел убивать побежденного врага: его всегда старались взять в плен.Когда Пери увидел этот жест и действие, которое он произвел на других, лицо его просветлело, от его напускного смирения, от покорной позы, которую он, собрав последние силы, заставил себя принять, сразу же не осталось и следа. Он поднялся с колен; сжав руки в кулаки, он гордо протянул их воинам, которым вождь приказал связать его. В эту минуту он скорее походил на короля, отдающего приказание своим вассалам, чем на покорившегося победителю пленника, — так надменна была его осанка, с таким презрением он взирал на врага.Связав Пери руки, айморе поставили его под деревом и привязали к стволу сплетенной из хлопка веревкой, окрашенной в разные цвета и носящей у гуарани название мусураны.Затем, предоставив женщинам хоронить убитых, мужчины собрались на совет, который возглавил старый касик: все внимали ему с большим почтением и отвечали на его вопросы поочередно.В это время молодая индианка выбрала самые сочные плоды, самые ароматные напитки и поднесла их пленнику, о котором ей поручили заботиться.Сидя на корнях дерева и прислонясь к его стволу, Пери не замечал того, что происходило вокруг. Глаза его были устремлены вдаль, на площадку перед домом дона Антонио де Мариса.Он видел, как старый фидалго выглядывал из-за ограды; видел припавшую к его плечу Сесилию, которая вместе с ним наклонилась над бездной; его прекрасная сеньора в отчаянии заламывала руки; рядом с ними стояли Алваро и остальные.Все, кого Пери любил в этом мире, были у него перед глазами. И он испытывал огромную радость оттого, что I ему довелось увидеть еще раз самые дорогие сердцу существа, тех, кого он чтил, кому был беззаветно предан.Он догадывался, понимал, что переживали в эту минуту его друзья; он знал, как они страдают, видя, что он в плену, что его ждет смерть, что нет ни малейшей возможности вырвать его из рук врага.Утешала его только надежда, которая вот-вот должна была сбыться, радость от сознания, что он спасает этим свою сеньору, что оставляет ее счастливой среди семьи, под защитой любви Алваро.В то время как поглощенный этими мыслями Пери в последний раз любовался Сесилией, стоявшая рядом молодая индианка глядела на него, и лицо ее выражало восторг, смешанный с удивлением и любопытством.Она сравнивала его стройную, пропорционально сложенную фигуру с обличьем своих соплеменников, его умное лицо — с тупыми лицами айморе. Пери был для нее каким-то высшим существом, и она не переставала им восхищаться.Только когда Сесилия и дон Антонио де Марис ушли, Пери огляделся вокруг, чтобы узнать, долго ли ему еще ждать; тут он заметил присутствие индианки. Он отвернулся и стал снова думать о своей сеньоре. Лицо ее стояло перед его внутренним взором. Напрасно дикарка подносила ему сочные плоды и другую пищу, напрасно предлагала ему ароматное вино — он был ко всему равнодушен.Опечаленная упорством пленника, отвергавшего все, чем она его угощала, девушка подошла поближе к погруженному в раздумье Пери и приподняла ему голову.Столько огня было в ее глазах, столько любовной истомы в улыбке, столько страсти во всех движениях, что пленник мгновенно понял, какая роль предназначена этой девушке: айморе, по своему обычаю, дарили приговоренному к смерти подругу и спутницу, которая должна была скрасить ему уход из жизни, разделить с ним его последние минуты.Он с презрением отвернулся. Он отказался от цветов, так же как прежде отказывался от пищи, отверг теперь хмель наслаждения, как перед этим отверг хмель вина.Девушка обняла его и стала нашептывать какие-то прерывистые слова на языке айморе, которого Пери не понимал. Может быть, то была мольба, может быть, слова утешения, которыми она хотела смягчить его скорбь.Она не догадывалась, что для индейца это было счастье, что он ожидал пытки, как осуществления давней мечты, как удовлетворения некоего заветного желания, которое он долго лелеял.Да и могла ли она, бедная дикарка, ощутить это, понять подобные чувства? Она знала одно: Пери умрет, она должна стать усладой его последних минут. И исполнение этого долга приносило ей радость.Почувствовав, что руки девушки обвились вокруг его шеи, Пери резким движением оттолкнул ее. Отвернувшись от нее, он сквозь листву старался разглядеть, скоро ли айморе приступят к жертвоприношению.Индианка взирала на него все так же печально, она не понимала, почему он ее оттолкнул. Она была хороша собой; любви ее добивались все молодые воины племени; отец ее, старый касик, берег дочь, чтобы отдать ее самому храброму пленнику или самому могущественному победителю.Так прошло немало времени; потом девушка снова подошла к Пери, взяла большой, наполненный кауимом кувшин и поднесла его пленнику с улыбкою и уже почти с мольбою.Индеец снова отвернулся. Тогда она кинула кувшин в реку и, сорвав с дерева пахнущий медом румяный плод кардо Кардо — плод дерева урумбебы и других кактусовых. Кожура его красная, мякоть — белая, а семена — черные.

, приложила его к губам Пери.Он отверг и этот дар, как перед этим отверг вино. Девушка бросила и его в реку. Она подошла к индейцу и приблизила к его губам свои алые губы, чуть приоткрыв их, словно в ожидании поцелуя.Пери закрыл глаза и стал думать о своей сеньоре. Мысль его, словно освобождаясь от всего земного, взлетала куда-то высоко, где она была свободна и чиста, где над нею не властны были чувства, способные поработить человека.Но вместе с тем Пери ощущал горячее дыхание индианки; оно обжигало ему лицо. Он приоткрыл глаза и увидел, что девушка стоит перед ним все в той же позе, ожидая ласки, порыва нежности от того, кого ей приказали любить и кого она нежданно-негаданно полюбила на самом деле.В жизни диких племен, столь близкой к природе, ни условности, ни предрассудки не сковывают сердечных влечений, любовь у них — полевой цветок, которому, чтобы распуститься, достаточно нескольких часов, капельки росы и одного солнечного луча.В цивилизованном мире, напротив, настоящее чувство становится цветком экзотическим: оно растет и расцветает только в теплице. Это удел немногих — тех, чьи сердца полны огня, чьи страсти пламенны и упорны.Увидав в разгаре сражения, что Пери бьется один против всего ее племени, индианка восхитилась. Потом, когда он сдался в плен, она нашла, что он красивее любого из воинов.Отец предназначил ее врагу, которого должны были принести в жертву. И случилось так, что она сначала залюбовалась им, потом в ней пробудились желания, потом она полюбила — и все это через несколько часов после того, как увидала его впервые.Но Пери оставался холодным и равнодушным, он не принимал этого мимолетного чувства, которое появилось на свет с началом дня и вместе с этим днем должно было умереть. Он возвращался к неотступно преследовавшим его воспоминаниям. Он был непоколебим.Повернувшись к ней спиной, он поднял глаза к небу, чтобы не видеть лица индианки, которое тянулось к нему, как иные цветы все время поворачиваются к солнцу.И вдруг среди листвы он увидел одну из тех полных непосредственной прелести картин, которые открываются в тропических лесах тем, кто наблюдает природу и жизнь самых нежных ее созданий.Две корришо Корришо — маленькая птичка, обладающая способностью подражать голосам других птиц.

, крохотные птички, свившие себе гнездышко на ветке дерева, почувствовав близость человека и запах дыма под деревом, решили перенести на другое место свое жилище из соломы и хлопка.Самец разламывал старое гнездо клювом, а самка переносила соломинки в то место, где им предстояло свить себе новое. Окончив эту работу, они прильнули друг к другу, а потом, взмахнув крылышками, улетели, чтобы унести с собою свою любовь и спрятать ее от посторонних глаз.Пери с улыбкой глядел на эту идиллию. Неожиданно индианка вскочила и, радостно вскрикнув, указала ему на птичек, которые вспорхнули и улетели вдвоем в лесную чащу.Пока он пытался понять, что мог означать ее жест, девушка скрылась и тут же вернулась; в одной руке у нее был лук, в другой — камень, заостренный, как лезвие ножа.Подойдя к пленнику, она мигом разрезала веревку, которой были спутаны его руки, и разрубила мусурану, которой его привязали к стволу. И затем, вручив Пери лук и стрелы, указала ему рукой на лес.Взгляды и жесты девушки были выразительнее, чем слова ее примитивного языка. Глаза ее говорили:— Ты свободен. Идем! Часть четвертая. КАТАСТРОФА I. PAСКАЯНИЕ Уйдя от пригрозившего ему Жоана Фейо, Лоредано созвал четверых своих товарищей, которым он больше всего доверял, и увел их в кладовую.Он запер дверь, чтобы никто не помешал ему спокойно обсудить с ними то, что он задумал.За эти несколько минут он опять переменил составленный накануне план. Слова Жоана Фейо открыли ему глаза: он понял, что среди авентурейро начинает расти недовольство. Однако итальянец не привык отступать перед трудностями и не хотел расставаться с надеждой, которую так давно лелеял в сердце.Он решил ускорить течение событий и в тот же день привести в исполнение свой замысел; для этого ему достаточно было шести сообщников, смелых и надежных.Заперев дверь, он провел четверых авентурейро в комнату, смежную с молельней, где Мартин Ваз продолжал пробивать брешь в стене, отделявшей их от дона Антонио и его семьи.— Друзья мои, — обратился к ним итальянец, — мы в отчаянном положении, у нас нет сил, чтобы защититься от дикарей, и рано или поздно мы все равно должны будем сдаться.Понурив головы, авентурейро молчали; они знали, что это горькая правда.— Нас ожидает страшная смерть. Это варвары; они едят человеческое мясо. Они пожрут нас. Наши кости останутся непогребенными.Выражение ужаса изобразилось па лицах всех четверых. Они затряслись, как в лихорадке.Лоредано пристально на них посмотрел.— Но у меня есть средство спасти вас.— Какое? — спросили все хором.— Не торопитесь. Я могу спасти вас; но это не значит еще, что я это сделаю.— Почему?— Почему? А потому, что за всякую услугу надо платить.— Чего же вы от нас требуете? — спросил Мартин Ваз.— Я требую, чтобы вы следовали за мной и повиновались беспрекословно.— Можете быть спокойны, — сказал один из авентурейро, — за моих товарищей я отвечаю.— Мы согласны! — вскричали остальные.— Отлично! Знаете, что мы сейчас сделаем?— Нет; вы должны нам сказать.— Так слушайте! Сейчас мы сломаем эту стену. Потом — войдем в комнату фидалго и убьем всех, кто попадется на пути; мы сделаем исключение только для…— Для кого?— Для дочери дона Антонио де Мариса Сесилии. Если кто из вас хочет получить другую девушку, берите ее себе, я согласен.— А что потом?— Весь дом станет нашим. Мы объединимся с нашими товарищами и нападем на айморе.— Это не поможет, — возразил один из авентурейро, — вы же сами сказали, что у нас сил не хватит с ними справиться.— Это верно! — согласился Лоредано. — С ними мы не справимся, но себя сумеем спасти.— Как? — спросили недоумевающие авентурейро.Итальянец улыбнулся.— Когда я сказал, что мы нападем на айморе, я не совсем точно выразился: я имел в виду, что нападут другие.— Все-таки это непонятно. Говорите яснее.— Так вот, слушайте: мы разделим наших людей на два отряда, вы и еще несколько человек будете под моим началом.— Допустим; что же дальше?— После этого один отряд покинет дом. Будет сделана вылазка. Одновременно остальные откроют огонь со скалы. Это старый способ, и вы, верно, знаете его: атаковать противника сразу с двух сторон.— А дальше что?— Такая вылазка дело опасное; она сопряжена с риском для жизни. Вот почему за нее буду отвечать я. Вы последуете за мной. Только вместо того, чтобы идти на врага, мы направимся с вами к ближайшему селению.— А, вот оно что! — воскликнули авентурейро.— Под предлогом того, что дикари могут на несколько дней отрезать нам обратный путь в дом, мы возьмем с собою запасы еды. Мы пойдем не останавливаясь, не оглядываясь назад. И обещаю вам, мы будем спасены.— Но это предательство! — вскричал один из авентурейро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45