https://wodolei.ru/catalog/vanny/nedorogiye/
— Твои братья уходят.Пери ничего не ответил.— Твоя мать уходит.Снова молчание.— Воины ждут тебя!— Пери остается, мать! — сказал индеец; голос его дрожал.— Почему?— Так приказала сеньора.Несчастная мать поняла, что решение его непреклонно. Она знала, какую власть имело над душой Пери изображение пресвятой девы, которое он видел во время битвы; а ведь он был уверен, что это и есть Сесилия.Она поняла, что теряет сына, которым гордилась в старости так же, как в молодости гордилась мужем своим Араре. Слезинка скатилась по ее щеке цвета меди.— Мать, возьми лук Пери, похорони его рядом с прахом его отца и сожги хижину Араре.— Нет, может быть, Пери вернется — тогда он найдет хижину своего отца и в ней мать, которая его любит. Все будут в печали, пока месяц цветов не возвратит сына Араре в долину, где он родился.Индеец печально покачал головой.— Пери не вернется!Мать его всплеснула руками в отчаянии и страхе.— Плод, что упал с дерева, не возвращается на прежнее место; лист, что оторвался от ветки, сохнет и гибнет; ветер его уносит. Пери — лист, ты, мать, — дерево. Пери больше не вернется к тебе.— Белая девушка спасла твою мать. Лучше бы дала ей умереть, только бы не отнимала у нее сына. Мать без сына — это земля без воды: она сжигает и губит все, что вокруг.Слова эти сопровождались грозным взглядом. Так смотрит тигрица, у которой хотят отнять детенышей.— Мать, не обижай сеньору. Пери умрет и в последний час не вспомнит о тебе.Какое-то время оба молчали.— Твоя мать остается! — решительно сказала индианка.— А кто будет матерью племени? Кто будет хранить хижину Пери? Кто расскажет детям про войны, которые вел Араре, сильнейший из сильных? Кто вспомнит, сколько раз народ гойтакасов поджигал табы белых и побеждал людей, что метали молнии? Кто будет готовить вина и напитки для воинов и передавать молодым обычаи стариков?Пери произнес эти слова с волнением. Он вспомнил о своей жизни среди родного племени; индианка задумалась, потом сказала:— Твоя мать вернется к себе. Она будет ждать тебя у двери хижины под тенью жамбейро Жамбейро — дерево из семейства миртовых с ароматным желто-красным съедобным плодом, который называется «жамбо».
. Если цветы жамбо распустятся без Пери, твоя мать уже не увидит его плодов.Индианка положила руки на плечи сына и прижалась лбом к его лбу. На минуту их слезы смешались.Потом она медленно пошла прочь. Пери провожал ее взглядом, пока она не исчезла в чаще, он уже готов был позвать ее, догнать и уйти вместе с ней. Но в эту минуту вместе с ветром до него долетел серебристый голос Сесилии, разговаривавшей с отцом, — и он остался.В ту же ночь индеец построил себе маленькую хижину на выступе скалы; там он и поселился.Прошло три месяца.Сесилии лишь на короткое время удалось побороть в себе отвращение к краснокожему, это было тогда, когда она приказала ему остаться; потом ей даже не вспомнилось, что нехорошо быть неблагодарной, и она перестала скрывать свою неприязнь.Стоило только индейцу подойти к ней поближе, как она испуганно вскрикивала, или убегала, или просто приказывала ему уйти. Пери, который успел уже научиться португальскому языку и понимал ее слова, удалялся, приниженный и печальный.Но он был все так же ей предан. Он сопровождал дона Антонио де Мариса в его поездках, помогал ему своим опытом, показывал места, богатые золотом или драгоценными камнями. А в остальное время он без устали обегал леса, чтобы сорвать душистый цветок или поймать диковинную птичку, и отдавал их фидалго с просьбой подарить Сеси, ибо сам уже не решался подойти к ней, боясь, что она будет недовольна.«Сеси»— так индеец стал называть свою сеньору, когда узнал, что имя ее Сесилия.Однажды девушка услыхав, что он назвал ее так, нашла в этом новый предлог рассердиться на своего безропотного раба, который покорно слушался каждого ее жеста, и сурово спросила его:— Почему ты зовешь меня «Сеси»?Индеец печально улыбнулся.— Ты разве не можешь выговорить «Сесилия»?Пери отчетливо по слогам произнес полное имя девушки. Это было тем более удивительно, что его родной язык не знает четырех португальских букв — ив числе их буквы «л».— В таком случае, — не без любопытства спросила девушка, — раз ты можешь правильно произнести мое имя, почему ты зовешь меня иначе?— Потому, что имя «Сеси»у Пери в душе.— Ах, у вас есть такое слово?— Да.— Что же оно означает?— То, что Пери чувствует.— А по-португальски?— Пери не хочет, чтобы сеньора знала.Девушка нетерпеливо топнула ногой.Как раз в это время шел дон Антонио. Сесилия подбежала к нему.— Отец, что значит на туземном языке слово «Сеси»?— «Сеси»? — переспросил фидалго, припоминая. — Да, вспомнил! Это глагол, который означает «печалиться», «огорчаться».Девушке стало стыдно: она поняла, как она была неблагодарна, и, вспомнив, как много для нее сделал индеец и как она сурово обходилась с ним все это время, нашла, что была злой, себялюбивой, жестокой.— Какое нежное слово! — сказала она отцу. — Так поют птицы.С этого дня она переменила отношение к Пери: понемногу перестала его бояться; его непосредственная натура ей стала понятнее; сначала она видела в нем раба, а теперь — друга, преданного и верного.— Зови меня Сеси, — говорила она иногда индейцу, улыбаясь. — Это нежное имя будет напоминать мне о том, какой я была злой, и научит меня быть доброй. V. ПОДЛОСТЬ Пора продолжить теперь наш рассказ, который мы прервали, ибо необходимо было упомянуть о некоторых событиях, совершившихся ранее.Вернемся же в убежище, где мы оставили Лоредано и двух его приятелей, до смерти напуганных голосом, неожиданно раздавшимся из-под земли.Оба его сообщника, как и все люди низшего сословия в те времена, были до крайности суеверны: они приписали случившееся сверхъестественной силе и решили, что это глас божий. Что же касается Лоредано, то он был не из таких, чтобы поддаться подобной слабости. Он слышал голос, и голос этот, пусть даже глухой и замогильный, мог быть только голосом человека.Только кто этот человек? Дон Антонио де Марис? Кто-нибудь из авентурейро? Этого он не мог сказать и терялся в хаосе всевозможных предположений и догадок.Он сделал Руи Соэйро и Бенто Симоэнсу знак, чтобы те следовали за ним; и, спрятав на груди зловещий клочок пергамента, который породил уже столько преступлений, пошел вперед. Не успели они сделать и сотни шагов, как заметили, что впереди идет некий кавальейро. Итальянец сразу же его узнал: это был Алваро.Молодой человек искал уединения, чтобы на свободе думать о Сесилии, но главным образом чтобы поразмыслить над тем, что произошло этим утром и чего объяснить себе он никак не мог.Стоя поодаль, он заметил, как окно Сесилии отворилось, как в нем появились обе девушки, как они посмотрели друг на друга, а потом Изабелл упала на колени перед сестрой. Если бы Алваро мог услышать их разговор, многое бы для него прояснилось.Увидав кавальейро, Лоредано обернулся к своим спутникам.— Вот это кто! — воскликнул он, и глаза его заблестели. — Дураки вы! Все, что вам невдомек, вы сейчас же на бога валите!И он презрительно на них посмотрел.— Ждите меня тут.— А что вы собираетесь делать? — спросил Руи Соэйро.Итальянец удивленно на него посмотрел. Потом пожал плечами, как будто вопрос его спутника не заслуживал даже ответа.Руи Соэйро хорошо знал нрав этого человека и понял значение его жеста, — остатки совести, еще сохранившиеся в его порочной душе, вдруг заговорили — он схватил итальянца за руку.— Вы хотите, чтобы он нас выдал? — спросил Лоредано.— Еще одно ненужное преступление! — возмутился Бенто Симоэнс.Итальянец посмотрел на них холодными, как сталь, глазами.— Будет и более нужное, друг Симоэнс, — придет время — мы и о нем подумаем.И, не дожидаясь ответа, он углубился в заросли кустарника, чтобы следовать за Алваро, который не спеша продолжал свой путь.Молодой человек, как он ни был поглощен в тот день своими мыслями, помнил о том, как должен вести себя охотник, забираясь в глубь девственного леса.В этих местах человек окружен опасностями со всех сторон; спереди, сзади, справа и слева, сверху и снизу может появиться неожиданный враг, скрывшийся в листве и умеющий незаметно к вам подкрасться.Единственная защита от него — это тонкий слух, умеющий различить среди неясных шорохов леса те, которые нельзя отнести за счет ветра; это острое зрение и способность мгновенно ориентироваться, позволяющие глазу проникать во мрак зарослей, видеть сквозь густую листву деревьев.Алваро был наделен этим чутьем искусных охотников.Едва заслышав потрескивание сухих листьев, он поднял голову и огляделся вокруг; потом, осторожности ради, прислонился к стволу одиноко стоявшего дерева и стал ждать, не выпуская из рук клавина.Теперь враг — будь то хищный зверь, змея или человек, — мог напасть на него только спереди: кавальейро непременно увидел бы его приближение и успел бы его встретить.Притаившийся в листве Лоредано заметил эту уловку и заколебался. Но замысел их перестал быть тайной, итальянец подозревал, что не кто иной, как Алваро угрожающе произнес слово «предатели», и это подозрение еще больше утвердилось в нем, когда он заметил, сколь осторожен был кавальейро.Алваро был для него опасным противником — он с необычайным искусством владел всеми видами оружия.Его гибкая шпага со свистом разрезала воздух и поражала жертву стремительно и неотвратимо, как гремучая змея.Кинжал, покорный легкой руке, на помощь которой приходило все его подвижное тело, наносил мгновенный, молниеносный удар: он чертил в воздухе огненный крест и, впиваясь в грудь врагу, поражал его насмерть.Устремлялась ли пуля его клавина за птицей, парившей в небе, или за листом, который дрожал от ветра, — она никогда не обманывала. На площадке перед домом итальянцу не раз приходилось видеть, как Алваро, упражняясь в стрельбе, был настолько меток, что расщеплял в воздухе стрелы, которые по его просьбе пускал Пери. Сесилия в восторге хлопала в ладоши; Пери бывал доволен, что его сеньора радуется. Хотя для него подобные упражнения были сущим пустяком, он не мешал молодому кавальейро наслаждаться своим торжеством и приводить в восхищение всех обитателей «Пакекера».Алваро же знал, что есть только один человек, который в силах сразиться с ним и победить его в поединке любым видом оружия, и человек этот — Пери. Здесь дело было не только в искусстве индейца, но и в том, что он с малых лет привык к войнам.Поэтому Лоредано было над чем поразмыслить, прежде чем открыто напасть на такого сильного противника. Однако обстоятельства того требовали; к тому же итальянец и сам был человеком храбрым и ловким. Он пошел на врага, решив, что либо умрет, либо спасет и жизнь и богатство.Заметив его приближение, Алваро нахмурил брови. После того что произошло за последние сутки, он ненавидел этого человека, вернее, он его презирал.— Бьюсь об заклад, что мы с вами думаем об одном и том же, сеньор кавальейро? — воскликнул итальянец, остановившись в нескольких шагах от него.— Я не знаю, что вы имеете в виду, — сухо ответил Алваро.— А вот что, сеньор кавальейро: двум людям, которые ненавидят друг друга, лучше всего бывает встретиться в месте уединенном, где нет посторонних глаз.— У меня к вам не ненависть, а презрение. И даже больше того, не презрение, а гадливость. Змея, которая ползает по земле, не так отвратительна мне, как вы.— Не будем спорить о словах, сеньор кавальейро, все они сводятся к одному: я вас ненавижу, вы меня презираете. Я мог бы сказать про вас то же самое, что вы только что сказали про меня.— Негодяй! — вскричал кавальейро, хватаясь за шпагу.Движение это было таким быстрым, что слово продолжало еще звучать, а стальное лезвие коснулось уже щеки итальянца.Лоредано хотел увернуться от оскорбительного удара, но не успел; глаза его налились кровью.— Сеньор кавальейро, я требую удовлетворения за обиду, которую вы мне нанесли.— Это ваше право, — с достоинством ответил Алваро, — только драться мы будем не на шпагах, ибо это оружие кавальейро. Вытаскивайте ваш кинжал, оружие бандита, и защищайтесь.С этими словами молодой человек совершенно спокойно вложил шпагу в ножны, укрепил ее на поясе, чтобы она не стесняла движений, и обнажил кинжал отличной дамасской стали.Противники подступили друг к другу и схватились. Итальянец был силен и ловок и защищался с большим искусством. Однако уже два раза кинжал Алваро касался его шеи и успел распороть ворот вельветового камзола.Вдруг Лоредано отскочил назад и поднял левую руку, прося передышки.— Вы удовлетворены? — спросил Алваро.— Нет, сеньор кавальейро. Вот что я думаю: не стоит нам понапрасну выбиваться из сил, надо найти более надежное оружие.— Выбирайте любое, только не шпагу, остальное мне безразлично.— И вот что еще: если мы будем драться здесь, мы только наделаем друг другу лишних хлопот. А ведь я собираюсь убить вас и думаю, что у вас такие же намерения на мой счет. Надо сделать так, чтобы убитый исчез бесследно и ничто не могло бы выдать победителя.— Что вы предлагаете?— Тут рядом река. Каждый из нас станет на выступ скалы. И тогда, будь он убит или только ранен, он все равно упадет в реку, а там уж водопад с ним разделается. Оставшийся в живых будет избавлен от канители.— Вы правы, так оно лучше. Мне было бы стыдно, если бы дон Антонио де Марис узнал, что я дрался с таким, как вы.— Идемте, сеньор кавальейро, сердца наши полны ненависти, так не будем терять попусту время.Оба направились к реке, которая шумела неподалеку.Человек мужественный и храбрый, Алваро слишком презирал своего противника, чтобы хоть сколько-нибудь его бояться. К тому же его благородная и высокая душа, неспособная даже помыслить о каком-либо низком поступке, не допускала низости и в других. Ему и в голову не могло прийти, что человек, вызвавший его на поединок и готовившийся сразиться открыто, окажется настолько подл, что нанесет ему удар в спину.Поэтому он продолжал идти; итальянец же тем временем нарочно уронил портупею и остановился, чтобы поднять ее и надеть снова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
. Если цветы жамбо распустятся без Пери, твоя мать уже не увидит его плодов.Индианка положила руки на плечи сына и прижалась лбом к его лбу. На минуту их слезы смешались.Потом она медленно пошла прочь. Пери провожал ее взглядом, пока она не исчезла в чаще, он уже готов был позвать ее, догнать и уйти вместе с ней. Но в эту минуту вместе с ветром до него долетел серебристый голос Сесилии, разговаривавшей с отцом, — и он остался.В ту же ночь индеец построил себе маленькую хижину на выступе скалы; там он и поселился.Прошло три месяца.Сесилии лишь на короткое время удалось побороть в себе отвращение к краснокожему, это было тогда, когда она приказала ему остаться; потом ей даже не вспомнилось, что нехорошо быть неблагодарной, и она перестала скрывать свою неприязнь.Стоило только индейцу подойти к ней поближе, как она испуганно вскрикивала, или убегала, или просто приказывала ему уйти. Пери, который успел уже научиться португальскому языку и понимал ее слова, удалялся, приниженный и печальный.Но он был все так же ей предан. Он сопровождал дона Антонио де Мариса в его поездках, помогал ему своим опытом, показывал места, богатые золотом или драгоценными камнями. А в остальное время он без устали обегал леса, чтобы сорвать душистый цветок или поймать диковинную птичку, и отдавал их фидалго с просьбой подарить Сеси, ибо сам уже не решался подойти к ней, боясь, что она будет недовольна.«Сеси»— так индеец стал называть свою сеньору, когда узнал, что имя ее Сесилия.Однажды девушка услыхав, что он назвал ее так, нашла в этом новый предлог рассердиться на своего безропотного раба, который покорно слушался каждого ее жеста, и сурово спросила его:— Почему ты зовешь меня «Сеси»?Индеец печально улыбнулся.— Ты разве не можешь выговорить «Сесилия»?Пери отчетливо по слогам произнес полное имя девушки. Это было тем более удивительно, что его родной язык не знает четырех португальских букв — ив числе их буквы «л».— В таком случае, — не без любопытства спросила девушка, — раз ты можешь правильно произнести мое имя, почему ты зовешь меня иначе?— Потому, что имя «Сеси»у Пери в душе.— Ах, у вас есть такое слово?— Да.— Что же оно означает?— То, что Пери чувствует.— А по-португальски?— Пери не хочет, чтобы сеньора знала.Девушка нетерпеливо топнула ногой.Как раз в это время шел дон Антонио. Сесилия подбежала к нему.— Отец, что значит на туземном языке слово «Сеси»?— «Сеси»? — переспросил фидалго, припоминая. — Да, вспомнил! Это глагол, который означает «печалиться», «огорчаться».Девушке стало стыдно: она поняла, как она была неблагодарна, и, вспомнив, как много для нее сделал индеец и как она сурово обходилась с ним все это время, нашла, что была злой, себялюбивой, жестокой.— Какое нежное слово! — сказала она отцу. — Так поют птицы.С этого дня она переменила отношение к Пери: понемногу перестала его бояться; его непосредственная натура ей стала понятнее; сначала она видела в нем раба, а теперь — друга, преданного и верного.— Зови меня Сеси, — говорила она иногда индейцу, улыбаясь. — Это нежное имя будет напоминать мне о том, какой я была злой, и научит меня быть доброй. V. ПОДЛОСТЬ Пора продолжить теперь наш рассказ, который мы прервали, ибо необходимо было упомянуть о некоторых событиях, совершившихся ранее.Вернемся же в убежище, где мы оставили Лоредано и двух его приятелей, до смерти напуганных голосом, неожиданно раздавшимся из-под земли.Оба его сообщника, как и все люди низшего сословия в те времена, были до крайности суеверны: они приписали случившееся сверхъестественной силе и решили, что это глас божий. Что же касается Лоредано, то он был не из таких, чтобы поддаться подобной слабости. Он слышал голос, и голос этот, пусть даже глухой и замогильный, мог быть только голосом человека.Только кто этот человек? Дон Антонио де Марис? Кто-нибудь из авентурейро? Этого он не мог сказать и терялся в хаосе всевозможных предположений и догадок.Он сделал Руи Соэйро и Бенто Симоэнсу знак, чтобы те следовали за ним; и, спрятав на груди зловещий клочок пергамента, который породил уже столько преступлений, пошел вперед. Не успели они сделать и сотни шагов, как заметили, что впереди идет некий кавальейро. Итальянец сразу же его узнал: это был Алваро.Молодой человек искал уединения, чтобы на свободе думать о Сесилии, но главным образом чтобы поразмыслить над тем, что произошло этим утром и чего объяснить себе он никак не мог.Стоя поодаль, он заметил, как окно Сесилии отворилось, как в нем появились обе девушки, как они посмотрели друг на друга, а потом Изабелл упала на колени перед сестрой. Если бы Алваро мог услышать их разговор, многое бы для него прояснилось.Увидав кавальейро, Лоредано обернулся к своим спутникам.— Вот это кто! — воскликнул он, и глаза его заблестели. — Дураки вы! Все, что вам невдомек, вы сейчас же на бога валите!И он презрительно на них посмотрел.— Ждите меня тут.— А что вы собираетесь делать? — спросил Руи Соэйро.Итальянец удивленно на него посмотрел. Потом пожал плечами, как будто вопрос его спутника не заслуживал даже ответа.Руи Соэйро хорошо знал нрав этого человека и понял значение его жеста, — остатки совести, еще сохранившиеся в его порочной душе, вдруг заговорили — он схватил итальянца за руку.— Вы хотите, чтобы он нас выдал? — спросил Лоредано.— Еще одно ненужное преступление! — возмутился Бенто Симоэнс.Итальянец посмотрел на них холодными, как сталь, глазами.— Будет и более нужное, друг Симоэнс, — придет время — мы и о нем подумаем.И, не дожидаясь ответа, он углубился в заросли кустарника, чтобы следовать за Алваро, который не спеша продолжал свой путь.Молодой человек, как он ни был поглощен в тот день своими мыслями, помнил о том, как должен вести себя охотник, забираясь в глубь девственного леса.В этих местах человек окружен опасностями со всех сторон; спереди, сзади, справа и слева, сверху и снизу может появиться неожиданный враг, скрывшийся в листве и умеющий незаметно к вам подкрасться.Единственная защита от него — это тонкий слух, умеющий различить среди неясных шорохов леса те, которые нельзя отнести за счет ветра; это острое зрение и способность мгновенно ориентироваться, позволяющие глазу проникать во мрак зарослей, видеть сквозь густую листву деревьев.Алваро был наделен этим чутьем искусных охотников.Едва заслышав потрескивание сухих листьев, он поднял голову и огляделся вокруг; потом, осторожности ради, прислонился к стволу одиноко стоявшего дерева и стал ждать, не выпуская из рук клавина.Теперь враг — будь то хищный зверь, змея или человек, — мог напасть на него только спереди: кавальейро непременно увидел бы его приближение и успел бы его встретить.Притаившийся в листве Лоредано заметил эту уловку и заколебался. Но замысел их перестал быть тайной, итальянец подозревал, что не кто иной, как Алваро угрожающе произнес слово «предатели», и это подозрение еще больше утвердилось в нем, когда он заметил, сколь осторожен был кавальейро.Алваро был для него опасным противником — он с необычайным искусством владел всеми видами оружия.Его гибкая шпага со свистом разрезала воздух и поражала жертву стремительно и неотвратимо, как гремучая змея.Кинжал, покорный легкой руке, на помощь которой приходило все его подвижное тело, наносил мгновенный, молниеносный удар: он чертил в воздухе огненный крест и, впиваясь в грудь врагу, поражал его насмерть.Устремлялась ли пуля его клавина за птицей, парившей в небе, или за листом, который дрожал от ветра, — она никогда не обманывала. На площадке перед домом итальянцу не раз приходилось видеть, как Алваро, упражняясь в стрельбе, был настолько меток, что расщеплял в воздухе стрелы, которые по его просьбе пускал Пери. Сесилия в восторге хлопала в ладоши; Пери бывал доволен, что его сеньора радуется. Хотя для него подобные упражнения были сущим пустяком, он не мешал молодому кавальейро наслаждаться своим торжеством и приводить в восхищение всех обитателей «Пакекера».Алваро же знал, что есть только один человек, который в силах сразиться с ним и победить его в поединке любым видом оружия, и человек этот — Пери. Здесь дело было не только в искусстве индейца, но и в том, что он с малых лет привык к войнам.Поэтому Лоредано было над чем поразмыслить, прежде чем открыто напасть на такого сильного противника. Однако обстоятельства того требовали; к тому же итальянец и сам был человеком храбрым и ловким. Он пошел на врага, решив, что либо умрет, либо спасет и жизнь и богатство.Заметив его приближение, Алваро нахмурил брови. После того что произошло за последние сутки, он ненавидел этого человека, вернее, он его презирал.— Бьюсь об заклад, что мы с вами думаем об одном и том же, сеньор кавальейро? — воскликнул итальянец, остановившись в нескольких шагах от него.— Я не знаю, что вы имеете в виду, — сухо ответил Алваро.— А вот что, сеньор кавальейро: двум людям, которые ненавидят друг друга, лучше всего бывает встретиться в месте уединенном, где нет посторонних глаз.— У меня к вам не ненависть, а презрение. И даже больше того, не презрение, а гадливость. Змея, которая ползает по земле, не так отвратительна мне, как вы.— Не будем спорить о словах, сеньор кавальейро, все они сводятся к одному: я вас ненавижу, вы меня презираете. Я мог бы сказать про вас то же самое, что вы только что сказали про меня.— Негодяй! — вскричал кавальейро, хватаясь за шпагу.Движение это было таким быстрым, что слово продолжало еще звучать, а стальное лезвие коснулось уже щеки итальянца.Лоредано хотел увернуться от оскорбительного удара, но не успел; глаза его налились кровью.— Сеньор кавальейро, я требую удовлетворения за обиду, которую вы мне нанесли.— Это ваше право, — с достоинством ответил Алваро, — только драться мы будем не на шпагах, ибо это оружие кавальейро. Вытаскивайте ваш кинжал, оружие бандита, и защищайтесь.С этими словами молодой человек совершенно спокойно вложил шпагу в ножны, укрепил ее на поясе, чтобы она не стесняла движений, и обнажил кинжал отличной дамасской стали.Противники подступили друг к другу и схватились. Итальянец был силен и ловок и защищался с большим искусством. Однако уже два раза кинжал Алваро касался его шеи и успел распороть ворот вельветового камзола.Вдруг Лоредано отскочил назад и поднял левую руку, прося передышки.— Вы удовлетворены? — спросил Алваро.— Нет, сеньор кавальейро. Вот что я думаю: не стоит нам понапрасну выбиваться из сил, надо найти более надежное оружие.— Выбирайте любое, только не шпагу, остальное мне безразлично.— И вот что еще: если мы будем драться здесь, мы только наделаем друг другу лишних хлопот. А ведь я собираюсь убить вас и думаю, что у вас такие же намерения на мой счет. Надо сделать так, чтобы убитый исчез бесследно и ничто не могло бы выдать победителя.— Что вы предлагаете?— Тут рядом река. Каждый из нас станет на выступ скалы. И тогда, будь он убит или только ранен, он все равно упадет в реку, а там уж водопад с ним разделается. Оставшийся в живых будет избавлен от канители.— Вы правы, так оно лучше. Мне было бы стыдно, если бы дон Антонио де Марис узнал, что я дрался с таким, как вы.— Идемте, сеньор кавальейро, сердца наши полны ненависти, так не будем терять попусту время.Оба направились к реке, которая шумела неподалеку.Человек мужественный и храбрый, Алваро слишком презирал своего противника, чтобы хоть сколько-нибудь его бояться. К тому же его благородная и высокая душа, неспособная даже помыслить о каком-либо низком поступке, не допускала низости и в других. Ему и в голову не могло прийти, что человек, вызвавший его на поединок и готовившийся сразиться открыто, окажется настолько подл, что нанесет ему удар в спину.Поэтому он продолжал идти; итальянец же тем временем нарочно уронил портупею и остановился, чтобы поднять ее и надеть снова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45