Индеец снова исчез во тьме, которая становилась все гуще. XIII. КОЗНИ ВРАГОВ Возвратимся теперь на то место, где мы оставили Лоредано и его спутников.После того как Алваро и Пери удалились, итальянец поднялся с земли. Оправившись от первого потрясения, он почувствовал, что им овладевает отчаяние; он не мог простить себе, что дал врагу ускользнуть из своих рук.Ему пришло было в голову позвать своих спутников и вместе с ними напасть на кавальейро и индейца, но мысль эту он тут же отверг: итальянец знал, что за люди его сообщники; он понимал, что убийц из них еще можно было сделать, но людей решительных и энергичных — никогда.К тому же оба его противника были сильны, и Лоредано боялся, что окончательно погубит свое дело, в котором ему и без того уже не везло. Он сдержал охватившее его бешенство и стал думать о том, как выйти из трудного положения, в которое попал.Меж тем Руи Соэйро и Бенто Симоэнс подошли к нему, напуганные всем виденным и боясь, чтобы теперь какая-нибудь непредвиденная случайность не осложнила еще больше их положение.Лоредано и его сообщники некоторое время молча смотрели друг на друга. В глазах последних был немой и тревожный вопрос. Ответом на него было бледное, перекошенное лицо итальянца.— Это был не он, — глухо сказал Лоредано.— Откуда вы знаете?— Неужели вы думаете, что, если бы это был он, я остался бы жив?— Это верно, но тогда кто?— Не знаю; к тому же сейчас важно не это. Кто бы это ни был, это — человек; он узнал нашу тайну и может донести на нас, если уже не донес.— Человек? — пробормотал Бенто Симоэнс, до этого хранивший молчание.— Ясное дело, человек. Вы что, думаете, что это была тень?— Не тень, а дух, — ответил авентурейро.Итальянец саркастически улыбнулся.— У духов хватает своих забот: не станут они в наши земные дела соваться. Оставьте при себе ваши суеверия и давайте серьезно подумаем о том, что нам делать.— Напрасно вы это, Лоредано. Меня никто не переубедит. Тут замешана нечистая сила.— Молчи, святоша несчастный, — нетерпеливо оборвал его итальянец.— Несчастный! Это вы несчастный, если не видите, что нет на этом свете такого смертного, кто мог бы наш разговор подслушать. Не может человек из-под земли говорить. Идемте туда. Сами увидите, прав я или нет.И Бенто Симоэнс повел своих спутников к кактусовым зарослям, в убежище, где они перед этим сидели втроем.— Залезай туда, Руи, и закричи погромче, а мы посмотрим, услышит ли Лоредано хоть слово.Они проверили и убедились в том, в чем имел случай убедиться и Пери: человеческий голос, словно по трубе, шел оттуда вверх, замирая в воздухе, и снаружи нельзя было услыхать ни единого слова. Но если бы только итальянец догадался приблизиться к муравейнику, который доходил как раз до того места, где они говорили втроем, он бы нашел разгадку.— А теперь, — сказал Бенто Симоэнс, — зайдите вы туда; я крикну, и вы услышите мой голос над головой, а никак не из-под земли.— Ну, это меня ни капельки не волнует, — сказал итальянец. — Вторая наша проба начисто меня успокоила. Человек, который грозил нам, не мог слышать того, что мы говорили. Он может только подозревать.— А вы все хотите уверить нас, что это был человек?— Послушай, дорогой мой Бенто Симоэнс; есть на свете существо пострашнее змей: имя ему — фантазер.— Фантазер! Уж сказали бы лучше — христианин!— Одно другого стоит. Хоть фантазер, хоть христианин, но если вы еще раз заговорите о духах или чудесах, дальше этого места вы никуда не уйдете и вас потом тут склюют ястреба.Авентурейро весь позеленел. Страшнее всего для него была не смерть, а муки ада, на которые, как учит церковь, обречена душа, если тело остается непогребенным.— Ну как, надумал?— Да.— Согласен, что это был человек?— Согласен.— Поклянешься в этом?— Клянусь!— Чем?— Спасением моей души.Итальянец отпустил руку несчастного; тот упал на колени, моля бога простить его за клятвопреступление.Руи Соэйро вернулся, все трое молча пошли прежней дорогой. Лоредано — погруженный в свои мысли, спутники его — понурые и удрученные.Потом они сели отдохнуть под деревом и так просидели не меньше часа, не зная, что теперь делать, чего ожидать. Положение было критическое. Они понимали, что наступила минута, когда одно движение, один шаг могут или столкнуть их в пропасть, или спасти от неминуемой гибели.Лоредано тщательно обдумывал все, сохраняя мужество и присутствие духа, которые в решительный момент никогда его не покидали. В душе его разгорелась жестокая борьба. И была одна сила, которая брала верх над всем, — жгучая жажда наслаждения, чувственность, обостренная аскетизмом монашеской жизни и безлюдьем бразильских лесов. Плотские инстинкты, которые итальянец с детства приучен был сдерживать, бурно требовали своего на просторах этой пышущей жизнью земли, под лучами горячего солнца, от которого вскипала кровь.Сила эта, сбросив с себя узду, породила в нем две неукротимые страсти.Одна — страсть к золоту, надежда, что наступит когда-нибудь день, когда он сможет упиваться созерцанием сказочных сокровищ, которые влекли его, как Тантала, и все время от него ускользали.Другая — страсть к женщине, лихорадка, горячившая кровь всякий раз, когда он глядел на эту целомудренную, невинную девушку, облик которой, казалось, мог внушить только чистую любовь.Эти две страсти боролись в его сердце. Что ему делать? Бежать ли и спасать свои сокровища, потеряв Сесилию? Или остаться и поставить на карту жизнь, чтобы удовлетворить пожиравшее его неодолимое желание?Бывали минуты, когда он говорил себе, что стоит только разбогатеть, и он завоюет любую женщину, какую только захочет. В другие минуты он ясно представлял себе, что без Сесилии вселенная опустеет. Зачем тогда золото, которое он добудет?Наконец он поднял голову. Спутники ждали его слова, как оракула, который предрешит их судьбу; они приготовились слушать.— У нас только два пути: либо вернуться в дом, либо сейчас же бежать отсюда. Что вы на это скажете?— Сдается, — пролепетал Бенто Симоэнс, все еще продолжая трястись от страха, — что мы должны бежать сию же минуту, и бежать без оглядки.— А ты тоже так думаешь, Руи?— Нет. Если мы бежим, мы этим выдадим себя — и тогда мы погибли. Скитаться втроем по сертану, бояться заходить в селения, нет, этак нам не прожить. У нас всюду враги.— Так что же ты предлагаешь?— Вернуться домой как ни в чем не бывало: тогда, если даже тайна раскрыта, у них не будет в руках доказательств нашей вины, если же нет, то нам вообще ничто не грозит.— Ты прав, — сказал итальянец, — надо вернуться: в этом доме нас ждет либо удача, либо крушение всех наших замыслов. Будем же готовы к тому, чтобы все выиграть или все потерять.Наступило продолжительное молчание: итальянец что-то обдумывал.— Сколько у тебя надежных людей, Руи? — спросил он.— Восемь человек.— А у тебя, Бенто?— Семеро.— Они готовы?— Готовы начать по первому зову.— Хорошо, — сказал итальянец с уверенностью полководца, составляющего план сражения, — завтра в этот час приведите сюда всех ваших людей. Надо, чтобы за ночь все было решено.— А сейчас что будем делать? — спросил Бенто Симоэнс,— Подождем темноты. Как только стемнеет, подойдем к дому. Кинем жребий, и один из нас войдет туда первый. Если все в порядке, он даст знак остальным. Таким образом, если один погибнет, у двоих, по крайней мере, будет надежда спастись.Авентурейро решили, что проведут остаток дня в лесу. Они довольно плотно закусили: неприхотливый обед их состоял из лесных плодов и дичи.Около пяти часов вечера они направились к дому, чтобы разведать, что за это время произошло, и осуществить свой план.Перед тем как пуститься в путь, Лоредано зарядил клавин, велел обоим авентурейро сделать то же самое и сказал:— Учтите следующее: в нашем положении тот, кто не с нами, — против нас. Каждый может оказаться шпионом, доносчиком. Так или иначе, одним противником у нас тогда будет меньше.Спутники его оценили справедливость этого замечания и последовали за ним, насторожившись и зарядив свои клавины.Но, как ни были они внимательны, они не заметили, что в двух шагах от них зашевелилась листва и, словно от дуновения ветра, заколыхался кустарник.Это был Пери. Уже четверть часа он, как тень, следовал за троими авентурейро. Выйдя из кабинета дона Антонио, индеец заметил их отсутствие. Он сразу почуял, что они задумали что-то недоброе, и кинулся их искать.Итальянец и его спутники прошли уже порядочное расстояние, когда Бенто Симоэнс остановился.— Кто же войдет первый?— Давайте бросим жребий, — предложил Руи.— Как?— А вот как, — решил итальянец. — Видите это дерево? Тот, кто добежит до него первый, войдет в дом последним.— Решено!Все трое взяли клавины на перевязь и приготовились к бегу.Пери услыхал эти слова, и его тут же осенила мысль: когда авентурейро побегут, кто-то из них непременно отстанет; и, вслед за Лоредано, индеец сказал себе:«Последний будет первым».Он выбрал три стрелы и натянул тетиву, решив перестрелять предателей поодиночке.Все трое пустились бежать. Но через несколько мгновений Бенто Симоэнс споткнулся, налетел на Лоредано и упал навзничь.Лоредано выругался. Бенто запросил пощады. Руи, который был уже далеко впереди, вернулся посмотреть, что случилось.Замысел Пери не удался.— Вот что, — сказал Лоредано, — в состязаниях проигрывает упавший. Ты будешь первым, Друг Бенто.Авентурейро ничего не ответил.Пери, однако, не терял надежды, что судьба предоставит ему еще один удобный случай привести свой план в исполнение; он последовал за ними дальше. Тогда-то вдалеке, за деревьями, он увидел Алваро, который шел в том же направлении, что и трое авентурейро. Пустив стрелу, он послал ему первое предупреждение. За ней последовали другие, после чего Алваро и укрылся в листве.Увидев, что кавальейро в безопасности, индеец решил не допустить, чтобы предатели вошли в дом, и ждать их возле ограды, а когда они разделятся, убить одного за другим.Но роковая случайность и на этот раз помешала ему исполнить задуманное; казалось, сама судьба покровительствует его врагам.В ту минуту, когда Бенто Симоэнс оставил своих спутников и вошел в ограду, Пери вдруг услыхал голос Сесилии, возвращавшейся с прогулки вместе с отцом и сестрой.Рука индейца, ни разу не дрогнувшая в пылу битвы, бессильно повисла. При мысли, что стрела, которую он собирался пустить, может напугать девушку и, чего доброго, задеть ее, он выронил лук.Бенто Симоэнс вошел в дом невредимый. XIV. БАЛЛАДА Несколько минут спустя Лоредано и Руи Соэйро вошли вслед за ним.В третий раз злодеи, которые, казалось, были уже в руках у Пери, ускользали от своей судьбы.Несколько минут индеец раздумывал: он решил совершенно изменить свой план. Сначала он не хотел нападать на своих противников открыто, и не потому, что трусил: он просто опасался, что, убив его, они беспрепятственно совершат свое черное дело, — он ведь был единственным человеком, который знал об их намерениях.Вместе с тем он понимал, что другого выхода у него нет. Время шло — с минуты на минуту итальянец мог привести свой замысел в исполнение.Надо было на случай, если его, Пери, убьют, найти способ немедленно предупредить дона Антонио де Мариса об опасности. И способ этот индеец нашел.Он отправился искать Алваро, который должен был его ждать.Но кавальейро уже позабыл об индейце. Он думал о Сесилии, о том, что чувство его поругано, что радужная надежда, которой он жил, поблекла и, может быть, потеряна для него навсегда.По временам перед внутренним взором его возникало печальное лицо Изабелл; он вспоминал, что и она, как он, любит неразделенной любовью. И он чувствовал, что теперь чем-то связан с нею; оба они страдают по одной и той же причине, оба обманулись в своих надеждах.Потом он стал думать о том, что Изабелл любит его; помимо воли, он вспоминал обращенные к нему нежные слова, видел ее печальную улыбку и взгляд, то огненный, то подернутый негой.Ему казалось, что он ощущает теплоту ее дыхания, прикосновение головы, приникшей к его плечу, дрожание протянутых к нему рук; он слышал ее певучий голос, шептавший слова признаний.Сердце его лихорадочно билось. Он забывал обо всем, и перед глазами его вновь вставало это смуглое лицо, окруженное сиянием любви.Потом он вздрагивал, как будто девушка и в самом деле была где-то рядом, протирал рукой глаза, словно для того, чтобы прогнать не дававший ему покоя образ; мысли его снова возвращались к Сесилии: да, он ничего для нее не значит, чувство его отвергнуто.Когда подошел Пери, Алваро переживал одну из тех минут уныния и безразличия ко всему, которые обычно наступают после большого потрясения.— Пери, ты мне говорил о врагах?— Да, — ответил индеец.— Я хочу знать, кто они!— Зачем?— Чтобы бороться с ними.— Но их трое.— Тем лучше.Индеец колебался.— Нет, Пери хочет один победить врагов своей сеньоры. А вот если он умрет, ты все будешь знать и закончишь то, что Пери начал.— К чему эта тайна? Неужели ты не можешь сказать мне, кто эти люди?— Пери может сказать, но не хочет.— Почему?— Потому, что ты добрый и думаешь, что другие тоже добрые. Ты будешь защищать злых.— Нет, никогда этого но будет. Говори!— Слушай. Если Пери завтра не придет, ты его больше не увидишь. По душа Пери вернется и назовет тебе их имена.— Как это может быть?— Увидишь. Их трое. Они хотят оскорбить сеньору, убить ее отца, тебя, всех. Есть и другие, кто на их стороне.— Это мятеж! — вскричал Алваро.— Их вождь хочет бежать и увезти с собой Сеси. Но Пери не даст ему это сделать.— Может ли это быть! — воскликнул пораженный кавальейро.— Пери говорит правду.— Не верю!И в самом деле, кавальейро считал, что все это только домыслы индейца, безмерно преданного дочери дона Антонио; он отказывался допустить существование столь гнусного заговора, его прямодушная натура отвергала самую возможность подобного преступления.Все авентурейро любили и уважали фидалго. За те десять лет, в течение которых Алваро находился при нем, ни разу не случалось, чтобы кто-нибудь из них позволил себе хоть малейшее неповиновение. Бывали, правда, отдельные нарушения порядка, ссоры между товарищами, попытки самовольно уйти из отряда, но дальше этого дело никогда не заходило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45