Судя по всему, Ферн вернулась поздно с этого пикника, подумал Росс. Поставив на место пустую кружку, он решил принять душ и направился в ванную. Росс расстегивал пуговицы на рубашке, когда услышал доносившиеся из комнаты Ферн приглушенные звуки. Он заглянул в ее комнату и в проникшем туда луче света увидел Ферн, лежащую поперек кровати и плачущую навзрыд.
– Милая! – Росс бросился к ней и уже через мгновение прижимал ее к груди, тревожно спрашивая, что случилось.
Но Ферн ничего не могла сказать. Она плакала уже давно, плакала над смертью собачки и над собственным несчастьем. Росс положил ее на кровать и побежал в гостиную, где налил в стакан чистого бренди. Он сам держал стакан и заставил Ферн выпить все до последней капли. Потом, подняв к нему заплаканное лицо, дрожащим голосом, сбивчиво, она рассказала о смерти пуделя.
– Гиги просто закрыл глазки и умер… Я видела, как умирают и люди, но это было так ужасно!.. – прошептала Ферн.
Росс гладил ее по взлохмаченным волосам, и тело ее казалось таким хрупким в этих сильных руках. Ферн была раздавлена горем. Росс догадался, что его холодность в течение последних двух недель тоже стала одной из причин, приведших Ферн в такое отчаяние. Но он все еще не мог понять, что она ждет от него доброты и терпения.
Росс вытер носовым платком ее слезы.
– Ферн, ты не должна так расстраиваться. Гиги, конечно, был симпатяга, но вы трое сделали для него все, что могли. Теперь его уже не вернешь.
– Этого не случилось бы, если бы я не поехала на пикник. Диана лежала бы на травке с Джефом, и Гиги ни за что не побежал бы куда-то один. – Ферн горестно всхлипывала, и ей вдруг показалось, что она приносит всем Кингдомам одно лишь несчастье.
Росс вдруг решительно взял ее за плечи:
– Послушай, я не хочу, чтобы ты так говорила: ты сама себя еще больше расстраиваешь. Я предлагаю вот что – поедем-ка куда-нибудь поужинаем, закажем себе что-нибудь особенное.
Ферн было запротестовала, сказав, что не хочет выходить из дому, но Росс тихонько встряхнул ее за плечи:
– Нет, мы выйдем из дому, девочка моя, и никаких отговорок я слушать не намерен. Давай-ка прими ванну, надень свое лучшее платье, и мы поедем в «Цветок персика» – наш любимый китайский ресторан. – Он поднял ее на ноги и нежно поцеловал в висок. – Ну? Все в порядке, крошка? – нежно проворковал Росс, гладя ее по спине.
Ферн вздрогнула и отстранилась – ей было слишком горько осознавать, что эти сладкие прикосновения достались ей лишь потому, что она так долго рыдала над смертью несчастного пуделя.
В ресторане, где стены были украшены изящными панно и вышивкой и где бесшумно скользили вежливые официанты-китайцы, Ферн с Россом заняли столик у окна. Залив мерцал множеством огней, напоминая какую-то сказочную страну, а освещавшие зал китайские фонарики пляшущими светлячками отражались в глазах Росса.
Сегодня он уже не казался таким неприступным, но Ферн, боясь новой боли, так и не могла заставить себя расслабиться, чтобы в полной мере получить удовольствие от вкусного ужина – утки по-пекински, порезанной на кусочки, каждый из которых был завернут в тоненький блинчик, и гарнира из спаржи и молодой кукурузы. Ферн боялась расслабиться, боялась искупаться сейчас в лучезарном тепле его улыбки, а потом снова столкнуться с этой холодностью и отчужденностью. У нее больше не оставалось сил, и сегодня это было видно по ее бледному лицу. В глазах ее словно отражалась сердечная боль, и она с трудом находила в себе силы улыбнуться в ответ на его очередное шутливое замечание.
Когда им принесли кофе, рядом с каждой маленькой чашечкой они обнаружили свернутые в трубочку бумажки с китайскими пророчествами. Ферн прочла свое, и губы ее тронула грустная улыбка. «В доме должна быть молодая жена, а не тень и не эхо». Как справедливо это подмечено по отношению к ней, подумала Ферн. Для своего мужа она действительно скорее тень, чем реальность. Голос, эхом вторящий ему, когда он берется убеждать кого-нибудь, что оба они нашли радость в супружеской жизни.
Росс взял у нее из рук крошечный клочок рисовой бумаги, и, хотя он посмеялся над тем, что там было написано, Ферн заметила, что в его смехе больше грусти, чем веселья. Отвернувшись к окну с чашечкой кофе в руках, она чувствовала на себе взгляд Росса. Платье, напоминающее античную тунику, и серебристые волосы, собранные сзади в пучок, подчеркивающий идеально правильные черты ее лица, – все это делало ее такой недоступной…
Примерно такие слова уже готовы были сорваться с губ Росса, когда он вдруг заметил, что на пальце у Ферн нет сапфирового кольца – только обручальное, и сказал ей об этом.
– Да, – ответила Ферн, небрежно глянув на руку, – я не захотела надеть его. Оно осталось дома.
– Не захотела надеть?!
– Да. И ты абсолютно прав – украшения нужно дарить только в знак любви, – сухо сказала Ферн. – Я больше не надену ни одного кольца, купленного только для того, чтобы внушить людям мысль, будто мы живем в любви и согласии.
Росс изумленно смотрел на нее.
– Ты действительно так считаешь, Ферн? Ты считаешь, что я подарил тебе это кольцо, чтобы произвести впечатление на других людей?
– А разве нет?
– Бог ты мой, конечно нет!
Ферн пожала плечами. Сегодня она вряд ли могла осознать, что обидела его потому, что он обидел ее. Однако после удивления Ларейн по поводу ее кольца Ферн казалось, что она теперь понимает, почему Росс купил его. Такую дорогую и красивую вещь можно получить только в знак любви – примерно такие слова она прочла в темных глазах Ларейн на недавней вечеринке.
– Ну что ж, Ферн, поступай как знаешь: хочешь – носи кольцо, хочешь – не носи. – Голос Росса стал холодным, а лицо каменным.
Они поднялись из-за стола, и Росс повернулся на минуту к Чангу, старшему официанту, чтобы поблагодарить его за изысканный ужин. Ради любопытства Ферн взяла со стола клочок рисовой бумаги, на котором было написано пророчество для Росса: «Чтобы потушить огонь, сначала зажги его». Эти слова больно задели Ферн – словно кто-то повернул воткнутый в ее сердце нож. Ведь Росс решил никогда больше не зажигать огня любви. Однажды он уже сделал это и теперь не хотел снова ощутить у себя на губах вкус пепла.
Напряжение, возникшее между ними, росло, грозя дойти до своей кульминации, но в понедельник утром ситуация неожиданно разрешилась с приходом письма от Клэр Брунхилл. У ее брата случился сердечный приступ, и Клэр знала, что Росс не простил бы ей, если бы она не поставила его в известность.
– Старина Брунхилл и впрямь выглядел не лучшим образом в те выходные, что мы провели у них. Ему сейчас около семидесяти, и у него всегда было слабое сердце, – проговорил Росс, держа в руке письмо. – Знаешь, милая, я, пожалуй, съезжу навестить его на денек-другой. Тебя мучить по поездам по такой жаре мне не хочется, а на самолет билеты вряд ли закажешь так срочно. Если боишься ночевать одна, пригласи к себе Диану.
Ферн не могла отделаться от болезненного подозрения, что Росс просто не хочет брать ее с собой в Сан-Франциско, однако она сумела скрыть свои мысли и собрала ему сумку, пока он звонил на вокзал и узнавал, когда ближайший поезд до Сан-Франциско. Потом Росс позвонил Клэр Брунхилл и сообщил, что едет навестить профессора.
Ферн как раз вышла из спальни с сумкой, когда он говорил по телефону:
– Нет, Ферн я с собой не возьму – такая изнурительная жара, да и сама она со вчерашнего дня не в духе… Нет, Клэр, ты все-таки неизлечимый романтик! – Он рассмеялся. – Ну конечно, она не обидится, что осталась одна! Да она и не останется одна – моя племянница живет рядом и с удовольствием приедет и побудет с Ферн. Ну хорошо, Клэр, скоро увидимся. Скажи профессору, чтобы доставал шахматную доску… Пока!
С отъездом Росса в бунгало воцарилась отвратительная тишина. Запах его сигар по-прежнему витал в комнатах, а Ферн все никак не могла избавиться от неприятного ощущения кома в горле, оставшегося после того, как Росс перед отъездом поцеловал ее в щеку. Всего лишь мимолетное прикосновение губ, еще один настоятельный совет позвонить Диане, с тем чтобы та приехала и побыла с ней, – и вот Ферн уже стоит на пороге и смотрит вслед удаляющемуся желтому такси.
Нет, это просто невыносимо! Ферн схватила телефонную трубку и набрала номер Кингдомов. Но Дианы дома не оказалось. Делила сообщила, что она уехала на несколько дней к родителям «мистера Джефа» в Санта-Клару и не вернется раньше среды. Ферн растерянно разглядывала стену перед собою. Ну конечно, теперь она вспомнила! Диана говорила ей, что едет на выходные к Лейнам, а это означает, что они уговорят ее остаться еще на несколько дней.
Глава 7
– Вам срочно нужна мисс Диана, милая? – спросил густой приветливый голос Делилы на том конце провода.
– Нет, Делила, не срочно. Как там мисс Кингдом? – Ферн по-прежнему не могла заставить себя называть Эдвину тетей Виной, хотя та и ворчала на нее за это. Робость и постоянное осознание того, что она не настоящая жена Росса, мешали ей произнести эти слова.
– Мисс Вина все время ворчит и ругает последними словами свою диету, – ответила Делила. – Каждый день просит старую Лилу приготовить ей запеченные бататы и свиные ребрышки с подливкой, и я уже не нахожу сил спорить с нею, когда она впадает в ворчливое настроение. Ведь эти Кингдомы все как один похожи друг на друга: уж как начнут ворчать – не остановишь. – Делила басовито рассмеялась в трубку. – Вы-то, миссис Ферн, наверное, и сами теперь знаете это – насмотрелись, поди, на мистера Росса?
Со сладкой болью вспомнила Ферн о Россе. Еще раз заверив Делилу, что Диана нужна ей не срочно, она попрощалась и положила трубку.
Ферн растерянно стояла возле телефона, теребя пальцами оборки передника. Женщина, которую она наняла следить за хозяйством, подвернула лодыжку, и у Ферн сегодня было множество дел, да и ночь, которую предстояло в одиночестве провести в бунгало, ее не особенно пугала. Единственное, что расстраивало, – это то, что из комнаты Росса не доносилось привычного стука пишущей машинки. Ферн посмотрела на часы – в это время он обычно пил кофе с печеньем, и, будь он сейчас дома, он бы оторвался от работы и попросил, чтобы она принесла ему перекусить. Ферн печально вздохнула.
Она уже начала привыкать к этим маленьким повседневным заботам, в сущности и составлявшим всю ее жизнь. Теперь она знала, что Росс больше любит не сладкое печенье, а со всевозможными добавками. Она знала, что он любит спать в одних только пижамных брюках и ненавидит бронзовые кудри, которыми его наградила природа. «Дурачок, тебе, наоборот, повезло, – говорила ему Ферн, когда он ворчал. – Посмотри на меня, у меня волосы прямые, как дождь». – «Да, сверкающий весенний дождь, пролившийся в солнечную погоду», – отвечал он, даже не подозревая, как стучит ее сердце от этих сравнений, произнесенных его глубоким, грудным голосом.
Ферн вымыла оставшуюся после завтрака посуду и начала прибираться в спальнях. Она вытерла пыль со стоявших на ее ночном столике фотографий в рамочках: две крошечные племянницы и племянник Фрэнки. Белокурого сынишку Брайони Ферн любила больше всех, и ей очень хотелось иметь такого же озорного, веселого сынишку… только чтобы глаза у него были столь же прекрасны, как у ее мужа…
Ее собственные глаза вдруг подернулись влажной пеленой. Похоже, настоящей любви ей не суждено дождаться никогда. А ведь Ферн была из числа тех людей, для которых любить означает жить… жить для другого человека. Она хотела жить для Росса, и ей больно было осознавать, что теперь, спустя всего лишь два месяца после свадьбы, он не захотел взять ее с собой в Сан-Франциско. Его ссылки на изнурительный зной были просто отговорками – ведь он прекрасно знал, что Ферн легко переносит жару, и сам неоднократно отмечал это. «Ты всегда остаешься такая прохладная и свежая!» – говаривал он. Нет, он просто не захотел брать ее с собой.
Этим поступком Росс словно напомнил Ферн, что в его жизни для нее в действительности нет места – так, чтобы всю жизнь рядом, вместе.
К обеду Ферн поняла, что больше не может находиться в этом пустом, безмолвном бунгало с его безликой, почти казенной мебелью и опустевшим кабинетом, поэтому, приняв душ и переодевшись в коротенькое желтое платьице, она защелкнула на запястье симпатичный браслетик – чтобы хоть как-то оживить унылое настроение – и села на автобус, идущий в город. День стоял жаркий, но знойное солнце то и дело заслоняли облака. Ферн пообедала в ресторанчике «Мулени» и сидела над чашечкой кофе со льдом, размышляя, как ей получше провести день, когда увидела в окно большой туристический автобус. Водитель, держа возле рта микрофон, объявлял, что за пятнадцать минут довезет всех желающих до Марина-Бич, где скоро начнется «потрясающее» театрализованное представление.
– Леди и джентльмены! Плавучая сцена, роскошные красавицы в купальниках и ваши любимые кинозвезды… И среди них единственный и неповторимый Апачи Уилсон на своем прославленном скакуне Паломино!..
Ферн улыбнулась. Она никогда не была в Марина-Бич, но много слышала об этом сказочном месте с роскошными пляжами и увеселениями.
Допив кофе, Ферн расплатилась, твердо решив поехать на карнавал. Ей вдруг захотелось оказаться посреди шумного веселья, затеряться в беззаботной толпе и хотя бы ненадолго забыть об этом внутреннем голосе, неотступно твердившем ей, что ее отверг мужчина, которого она любит.
В Марина-Бич гудела разношерстная толпа туристов и отдыхающих. От палящего зноя вода казалась расплавленным серебром, а белые курточки не знающих отдыха продавцов сока и мороженого выглядели еще белее. До открытия карнавала оставалось полчаса, но на набережной уже не было свободного места. В основном люди пришли на карнавал семьями – женщины с сумками, набитыми едой и напитками, мужчины в панамах и детишки, ни секунды не стоящие на месте и галдящие, словно чайки над морем. Одним словом, настоящая курортная картина. Гавайские рубашки, бермуды, стройные загорелые ножки, выглядывающие из-под коротеньких летних платьиц… И запахи – горячих бутербродов, раскаленного асфальта, перегревшихся шин, масла для загара и огромного количества человеческих тел… А наверху, над всей этой толпой, ждали начала карнавала рассевшиеся на украшенных цветами балконах обитатели отеля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24