https://wodolei.ru/catalog/mebel/nedorogo/
Запах смуглой кожи — сильный мужской запах — проникал через поры, пропитывая ладонь. Рейн сделал глубокий неровный вдох, и его грудная клетка расширилась под ее рукой. Стук сердца был так внятен, словно оно билось в ладони Арианны. Крепкие, хорошо развитые мышцы напоминали каменную кладку стены... и по ним протянулся свежий шрам, выпуклый и все еще податливый. Такой шрам мог остаться от резаной раны, нанесенной ножом, от скользящего удара копья... или стрелы.
Стрела!
Арианна оттолкнула Рейна с такой силой, что он едва не свалился с кровати.
— Он все-таки стрелял в тебя! Твой брат пытался тебя убить, а ты? Ты сделал его крестным отцом Несты! Как ты мог?
— Хью вовсе не пытался меня убить... — пробормотал Рейн, тяжело дыша и глядя на нее затуманенным взглядом. — Он никогда не умел как следует управляться с длинным луком, а я проморгал момент, когда еще можно было уклониться. Мы не раз играли в эту игру, поэтому я...
Он умолк, и глаза его опасно сузились. В следующее мгновение он оказался сверху, всем телом придавив Арианну к постели. Ладони его больно уперлись ей в плечи. Только что дымно-темные, глубокие, глаза его стали блеклыми, как зимнее небо, холодными и непроницаемыми.
— Откуда ты знаешь, что именно Хью нанес мне эту рану?
— Талиазин рассказывал...
Рейн сделал отрицательное движение головой, единственное и очень медленное.
— Талиазин понятия не имеет об этом, он думает, что я получил эту рану в бою... — Правая рука метнулась вперед, накрутила волосы на кулак и потянула, причиняя Арианне сильную боль. — Ты знаешь это от Хью! А я-то, дурак, не понял, чего ради мой братец сорвался домой, как только истекли обязательные сорок дней службы! Уж не потому ли он так спешил, что не чаял согреть тебе постель? Отвечай! — Он приблизил лицо к самому лицу Арианны, так что она сумела разглядеть черные точки в его глазах и ощутила гневный жар его дыхания. Рука еще сильнее сжала волосы и больно рванула их. — Если ты украсила мою голову рогами, маленькая женушка, то я сверну твою красивую шею! Но сначала я привезу на острие меча яйца своего дорогого брата, чтобы ты могла напоследок полюбоваться на них!
— Что за чушь ты несешь! — возмутилась Арианна, впиваясь ногтями мужу в запястье в попытке хоть немного ослабить его хватку. — Половину беременности я едва ковыляла по замку и похожа была на гусыню, нафаршированную к Рождеству! Неужели ты всерьез думаешь, что кто-то мог бы на меня польститься?
Рейн продолжал молча ее разглядывать, словно решая, поверить или нет. Арианне захотелось ударить кулаком между этих непроницаемых глаз.
— Какой ты все-таки дурак! — закричала она в полный голос. — Иногда ты так меня злишь, что хочется плеваться огнем, как какому-нибудь дракону!
Он отстранился и выпустил ее волосы. Прикрыв глаза, он сделал несколько вдохов и выдохов, потом спросил уже спокойнее:
— Тогда откуда тебе может быть известно то, что случилось между мной и моим братом во Франции, в лесной глуши? Насколько я знаю, свидетелей не было. Я жду объяснений, Арианна.
Она не могла ответить ничего, кроме правды, даже понимая, что Рейн после этого может возненавидеть ее. Он, конечно, почувствует, что посторонний вторгся в самую его душу, что он выставлен напоказ обнаженным до последней степени. Даже человек менее гордый не мог спокойно принять того, что она собиралась сказать.
— Тебе ведь известно, что я — файлид, ясновидящая, — собравшись с духом, начала она, осторожно подбирая слова — Порой у меня случаются видения, в которых я вижу будущее или прошлое. Как правило, они приходят тогда, когда я смотрю в сосуд с водой или даже в лужу... а в последнее время — в золотую чашу, которую ты видел своими глазами. В тот раз мне привиделся ты во время боя. Стояла осень, время листопада, и враг появился неожиданно, из лесной чащи. Ты убил одного из них пикой и четырех — мечом, а потом появился Хью с длинным луком...
Взгляд Рейна резко переместился на золотую чашу, стоящую на крышке сундука у окна. Арианна спросила себя, дано ли ему было увидеть пульсирующее свечение магического сосуда, ощутить его притягательную силу...
— Дальше! — коротко приказал Рейн.
— Я сказала все.
— Я хочу знать, что ты видела в другие разы, когда подглядывала за мной с помощью этой дьявольской штуковины!
— Ты не так все понял, Рейн! Я не властна над своим видениями, я не могу приказать им явиться!
— Пусть не подглядывала, пусть просто видела. Что именно?
Арианна не находила в себе мужества поднять взгляд, боясь того, что может прочесть в глазах Рейна. Она упорно смотрела на свои руки, которые комкали и мяли простыни, когда рассказывала о самом первом видении, когда черный рыцарь устремился на нее из клубов тумана, направив острие пики прямо ей в сердце.
— Я знала, что ты принесешь мне много боли, — сказала она тихо.
И вовремя прикусила язык, не позволив себе добавить: «Но я не могла знать, что полюблю тебя». Это был неподходящий момент для признания в любви. Рейн мог переварить только одно откровение за раз.
Она рассказала о других своих видениях, касающихся его: например, как она была вместе с ним во дворе Руддлана в тот страшный день, когда его угрожали ослепить, и про осеннее утро в Честере, когда он просил у отца пони, но получил лишь побои.
Она не сразу подняла взгляд, умолкнув, а когда все же решилась сделать это, Рейн смотрел на нее так, словно видел перед собой самого дьявола.
— Рейн, почему ты так смотришь? Разве нельзя отнестись к этому иначе? Если мы можем быть так близки друг другу, это ведь прекрасно! Это даже большая близость, чем...
Он молча соскочил на пол и пошел прочь, напряженно выпрямив спину и расправив плечи. Склонившись над колыбелью, он поправил чепчик на головке спящей дочери... потом быстро направился к двери.
— Рейн!
Он помедлил, держа руку на щеколде. Арианна ждала, чтo он обернется, но этого не произошло.
— Рейн, мне знаком каждый дюйм твоего тела, я знаю твой запах, твой вкус! Я позволяю тебе входить в меня, как тебе хочется — в лоно и в рот! Почему же тебе так ненавистна мысль о том, что я могу войти в твою память, что мне дано ощутить твою боль?
— Держись подальше от моего прошлого, Арианна! — процедил он, распахивая дверь ударом кулака. — Не смей лезть в мою память... и, черт возьми, оставь меня в покое!
Глава 22
С невольной улыбкой Арианна следила за тем, как пальцы мужа вплетают в крохотный венок веточку вереска, покрытого желтыми колокольчиками цветов. Они устроились на обед в тени большого каштана, с нижней ветви которого, расположенной горизонтально, свисала детская колыбель. Неста нежилась в ней, спеленатая в мягкий лен. Стоял жаркий полдень, и они решили отдохнуть по дороге в Честер, на летнюю ярмарку.
После долгого кропотливого труда Рейн закончил венок, опустился на колено перед колыбелью и возложил его на голову малышки, как бы коронуя юную королеву. При своих небольших размерах венок все же был великоват и сразу сполз Несте на один глаз. Рейн расхохотался и потерся носом о пуговку детского носика.
— Теперь никто не посмеет усомниться, что перед ним сама «майская королева»!
Арианна засмеялась тоже, придвинулась поближе и прижалась грудью к спине мужа. Спина напряглась, но она уже не смогла удержать приготовленные слова.
— Интересно, кто научил тебя плести венки, муж мой?
Рейн отстранился совсем чуть-чуть, но достаточно, чтобы они больше не прикасались друг к другу, а потом и вовсе отошел к стволу каштана. Там он сел, привалившись спиной и положив руку на согнутое колено. Арианна уже решила, что не услышит ответа, но он повернулся. Глаза его были суше, чем пропеченная солнцем земля холма, на котором росло одноединственное дерево.
— Я часто плел их для Сибил, когда мы были детьми. Меня удивляет твой вопрос. Разве ты не видела этого, когда заглядывала в мое прошлое?
— У меня не было видений про тебя и Сибил.
— Рад за тебя, — заметил Рейн, и зубы его оскалились в зловещей пародии на улыбку, — потому что очень сомневаюсь, что увиденное понравилось бы тебе.
Глаза Арианны наполнились слезами, и она поспешно отвернулась, чтобы не дать ему заметить это. В Честере они непременно должны были стать почетными гостями графа Хью и графини Сибил.
Сверху ей на колени свалился неспелый каштан, заставив вздрогнуть от неожиданности. Арианна подняла его и огладила коричневато-зеленую гладкую кожицу. Другой орех валялся на земле совсем близко от Рейна. Заметив это, она уже не могла отвести взгляд от руки, почти касающейся каштана длинными загорелыми сильными пальцами, которые умели так ловко управляться с мечом, плести венки из полевых цветов и ласкать женщин.
Наконец, не в силах противиться искушению, Арианна подняла каштан, при этом намеренно коснувшись пальцев мужа.
Прикасаться к нему — пусть даже мельком, пусть даже на мгновение — означало испытывать мучительное желание. Рейн отдернул руку, но это было уже не важно, потому что она успела заметить, как волоски на его запястье поднялись, как судорожно расширилась его грудь.
Солнце палило немилосердно, и даже дерево с такой густой кроной и крупной листвой не могло удержать прохладу в своей тени. Пот капля за каплей стекал между грудей Арианны. Она слегка распустила шнуровку и оттянула лиф платья, обмахиваясь им, как веером, хотя это мало помогало всколыхнуть неподвижный воздух.
Она почувствовала взгляд Рейна, повернулась, но он тотчас отвел глаза.
Рот ее стремительно пересох. Среди остатков еды, которую они привезли с собой, была фляга с вином. Арианна подняла ее и поболтала. Внутри забулькало — значит, вино было выпито не до конца. Она запрокинула голову и начала пить так жадно, что янтарная жидкость потекла по подбородку в ямочку между ключицами. Арианна отерла кожу пальцами и облизала их, глубоко втянув в рот.
Она остро ощущала его взгляд, но на этот раз была осторожнее и не спугнула его. «Пусть смотрит, — думала она. — Пусть смотрит и пусть хочет!»
Чуть позже она поднялась и медленно, тщательно отряхнула подол от травинок и семян колосящихся трав. По-прежнему не глядя на мужа, она пошла вниз по склону, обращенному к Англии.
Совсем недалеко от того места, где они остановились на привал, дорогу преграждала внушительная траншея — настоящий овраг, уходящий в обе стороны до самого горизонта. На противоположной стороне траншеи вздымался насыпной вал из земли, некогда заполнявшей ее. Он достигал в высоту не менее двадцати футов. Талиазин рассказывал Арианне об этом деле рук человеческих. Траншея называлась по имени английского короля, который приказал ее выкопать, и служила для того, чтобы разграничивать Англию и Уэльс. В нынешние времена она разделяла земли лорда Руддлана и графа Честера.
Арианна стояла на самой кромке, глядя вниз, в глубокий округлый овраг, и чувствовала давно забытое желание спуститься на дно и обследовать его. Она непременно так и поступила бы, если бы все еще была девчонкой и хотела произвести впечатление на всех своих братьев разом. Теперь же здравый смысл подсказывал, что на дне траншеи ежевика потреплет ей подол, а осока изрежет лодыжки. К тому же единственному представителю мужского пола, на которого ей теперь хотелось произвести впечатление, было безразлично, чем она занята.
Одинокое облако лениво наползло на солнце, бросив недолговечную тень на пожухлую желтеющую траву. Арианна повернулась и посмотрела из-под козырька ладони в сторону холма, на котором возвышался каштан. Немного поодаль расположилась вся толпа слуг, вооруженный эскорт, верховые и вьючные лошади, но Рейн так и оставался под деревом в полном одиночестве, если не считать Несты, покачивающейся в свисающей с ветки колыбели.
Глядя на мужа, Арианна не впервые задалась вопросом: можно ли считать это браком, если супруги спят в одной постели, но не прикасаются друг к другу? Она давно уже успела оправиться от родов, но не знала, как сказать об этом Рейну. Ночами она лежала без сна, изнемогая от желания потянуться к нему и не делая этого из страха, что он молча отвернется.
Она стояла на краю траншеи так долго, что постепенно различила сквозь треск насекомых отдаленное журчание ручья. Оказалось, что среди растрескавшейся почвы с пучками сохнущей травы находится настоящий оазис: пурпурные цветы вероники и белые — дикой горчицы вместе с цветущим вереском образовали яркую клумбу вокруг булькающего родника. Арианна пошла в том направлении, наслаждаясь шелестящим звуком, с которым шелковый подол платья раздвигал густеющую, все более сочную траву. Вода ощущалась холодной даже по звуку.
Вспугнутая птица выпорхнула из-под ног, трепеща пестрыми крыльями. Трава у самой воды была изумрудно-зеленая, совсем молодая, и Арианна предположила, что родник пробился на поверхность совсем недавно. Она опустилась на колени среди трав и цветов, зачерпнула ладонями пригоршню воды и поднесла к лицу. Странное дело: вода пахла апельсинами...
Он надкусил дольку, и сладкий сок фонтанчиком выплеснулся в рот. Он был не приторно-сладким, а кисловатым, густым и прохладным. До сих пор ему не приходилось пробовать ничего настолько упоительного. Он посмотрел на девушку и улыбнулся, думая: «Кроме разве что твоих губ, милая Сибил...»
— Вкусно?
— Угу. Дай еще кусочек.
Она вложила еще одну дольку необычного экзотического фрукта между его приоткрытых губ. Он всосал дольку в рот вместе с пальцами, которые ее держали. Взяв в ладони подбородок девушки, он заставил ее приподняться на цыпочки для поцелуя. Губы ее на вкус были совсем как апельсин: кисло-сладкие, прохладные.
— Еще кусочек!
— Вы ненасытны, сэр.
— Я думал, тебе это нравится, — усмехнулся он и поцеловал девушку, еще и еще.
— Ты любишь меня. Рейн?
— Да-a...ax! — вырвалось у него, потому что она положила ладонь на его фаллос и сжала его, а потом начала поглаживать сверху вниз, глубоко просовывая руку между его ног. Он чувствовал томление, кисло-сладкое, как вкус апельсина, как вкус ее губ. «Это чудесно, — думал он, — так чудесно!»
— Тогда не покидай меня, — сказала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Стрела!
Арианна оттолкнула Рейна с такой силой, что он едва не свалился с кровати.
— Он все-таки стрелял в тебя! Твой брат пытался тебя убить, а ты? Ты сделал его крестным отцом Несты! Как ты мог?
— Хью вовсе не пытался меня убить... — пробормотал Рейн, тяжело дыша и глядя на нее затуманенным взглядом. — Он никогда не умел как следует управляться с длинным луком, а я проморгал момент, когда еще можно было уклониться. Мы не раз играли в эту игру, поэтому я...
Он умолк, и глаза его опасно сузились. В следующее мгновение он оказался сверху, всем телом придавив Арианну к постели. Ладони его больно уперлись ей в плечи. Только что дымно-темные, глубокие, глаза его стали блеклыми, как зимнее небо, холодными и непроницаемыми.
— Откуда ты знаешь, что именно Хью нанес мне эту рану?
— Талиазин рассказывал...
Рейн сделал отрицательное движение головой, единственное и очень медленное.
— Талиазин понятия не имеет об этом, он думает, что я получил эту рану в бою... — Правая рука метнулась вперед, накрутила волосы на кулак и потянула, причиняя Арианне сильную боль. — Ты знаешь это от Хью! А я-то, дурак, не понял, чего ради мой братец сорвался домой, как только истекли обязательные сорок дней службы! Уж не потому ли он так спешил, что не чаял согреть тебе постель? Отвечай! — Он приблизил лицо к самому лицу Арианны, так что она сумела разглядеть черные точки в его глазах и ощутила гневный жар его дыхания. Рука еще сильнее сжала волосы и больно рванула их. — Если ты украсила мою голову рогами, маленькая женушка, то я сверну твою красивую шею! Но сначала я привезу на острие меча яйца своего дорогого брата, чтобы ты могла напоследок полюбоваться на них!
— Что за чушь ты несешь! — возмутилась Арианна, впиваясь ногтями мужу в запястье в попытке хоть немного ослабить его хватку. — Половину беременности я едва ковыляла по замку и похожа была на гусыню, нафаршированную к Рождеству! Неужели ты всерьез думаешь, что кто-то мог бы на меня польститься?
Рейн продолжал молча ее разглядывать, словно решая, поверить или нет. Арианне захотелось ударить кулаком между этих непроницаемых глаз.
— Какой ты все-таки дурак! — закричала она в полный голос. — Иногда ты так меня злишь, что хочется плеваться огнем, как какому-нибудь дракону!
Он отстранился и выпустил ее волосы. Прикрыв глаза, он сделал несколько вдохов и выдохов, потом спросил уже спокойнее:
— Тогда откуда тебе может быть известно то, что случилось между мной и моим братом во Франции, в лесной глуши? Насколько я знаю, свидетелей не было. Я жду объяснений, Арианна.
Она не могла ответить ничего, кроме правды, даже понимая, что Рейн после этого может возненавидеть ее. Он, конечно, почувствует, что посторонний вторгся в самую его душу, что он выставлен напоказ обнаженным до последней степени. Даже человек менее гордый не мог спокойно принять того, что она собиралась сказать.
— Тебе ведь известно, что я — файлид, ясновидящая, — собравшись с духом, начала она, осторожно подбирая слова — Порой у меня случаются видения, в которых я вижу будущее или прошлое. Как правило, они приходят тогда, когда я смотрю в сосуд с водой или даже в лужу... а в последнее время — в золотую чашу, которую ты видел своими глазами. В тот раз мне привиделся ты во время боя. Стояла осень, время листопада, и враг появился неожиданно, из лесной чащи. Ты убил одного из них пикой и четырех — мечом, а потом появился Хью с длинным луком...
Взгляд Рейна резко переместился на золотую чашу, стоящую на крышке сундука у окна. Арианна спросила себя, дано ли ему было увидеть пульсирующее свечение магического сосуда, ощутить его притягательную силу...
— Дальше! — коротко приказал Рейн.
— Я сказала все.
— Я хочу знать, что ты видела в другие разы, когда подглядывала за мной с помощью этой дьявольской штуковины!
— Ты не так все понял, Рейн! Я не властна над своим видениями, я не могу приказать им явиться!
— Пусть не подглядывала, пусть просто видела. Что именно?
Арианна не находила в себе мужества поднять взгляд, боясь того, что может прочесть в глазах Рейна. Она упорно смотрела на свои руки, которые комкали и мяли простыни, когда рассказывала о самом первом видении, когда черный рыцарь устремился на нее из клубов тумана, направив острие пики прямо ей в сердце.
— Я знала, что ты принесешь мне много боли, — сказала она тихо.
И вовремя прикусила язык, не позволив себе добавить: «Но я не могла знать, что полюблю тебя». Это был неподходящий момент для признания в любви. Рейн мог переварить только одно откровение за раз.
Она рассказала о других своих видениях, касающихся его: например, как она была вместе с ним во дворе Руддлана в тот страшный день, когда его угрожали ослепить, и про осеннее утро в Честере, когда он просил у отца пони, но получил лишь побои.
Она не сразу подняла взгляд, умолкнув, а когда все же решилась сделать это, Рейн смотрел на нее так, словно видел перед собой самого дьявола.
— Рейн, почему ты так смотришь? Разве нельзя отнестись к этому иначе? Если мы можем быть так близки друг другу, это ведь прекрасно! Это даже большая близость, чем...
Он молча соскочил на пол и пошел прочь, напряженно выпрямив спину и расправив плечи. Склонившись над колыбелью, он поправил чепчик на головке спящей дочери... потом быстро направился к двери.
— Рейн!
Он помедлил, держа руку на щеколде. Арианна ждала, чтo он обернется, но этого не произошло.
— Рейн, мне знаком каждый дюйм твоего тела, я знаю твой запах, твой вкус! Я позволяю тебе входить в меня, как тебе хочется — в лоно и в рот! Почему же тебе так ненавистна мысль о том, что я могу войти в твою память, что мне дано ощутить твою боль?
— Держись подальше от моего прошлого, Арианна! — процедил он, распахивая дверь ударом кулака. — Не смей лезть в мою память... и, черт возьми, оставь меня в покое!
Глава 22
С невольной улыбкой Арианна следила за тем, как пальцы мужа вплетают в крохотный венок веточку вереска, покрытого желтыми колокольчиками цветов. Они устроились на обед в тени большого каштана, с нижней ветви которого, расположенной горизонтально, свисала детская колыбель. Неста нежилась в ней, спеленатая в мягкий лен. Стоял жаркий полдень, и они решили отдохнуть по дороге в Честер, на летнюю ярмарку.
После долгого кропотливого труда Рейн закончил венок, опустился на колено перед колыбелью и возложил его на голову малышки, как бы коронуя юную королеву. При своих небольших размерах венок все же был великоват и сразу сполз Несте на один глаз. Рейн расхохотался и потерся носом о пуговку детского носика.
— Теперь никто не посмеет усомниться, что перед ним сама «майская королева»!
Арианна засмеялась тоже, придвинулась поближе и прижалась грудью к спине мужа. Спина напряглась, но она уже не смогла удержать приготовленные слова.
— Интересно, кто научил тебя плести венки, муж мой?
Рейн отстранился совсем чуть-чуть, но достаточно, чтобы они больше не прикасались друг к другу, а потом и вовсе отошел к стволу каштана. Там он сел, привалившись спиной и положив руку на согнутое колено. Арианна уже решила, что не услышит ответа, но он повернулся. Глаза его были суше, чем пропеченная солнцем земля холма, на котором росло одноединственное дерево.
— Я часто плел их для Сибил, когда мы были детьми. Меня удивляет твой вопрос. Разве ты не видела этого, когда заглядывала в мое прошлое?
— У меня не было видений про тебя и Сибил.
— Рад за тебя, — заметил Рейн, и зубы его оскалились в зловещей пародии на улыбку, — потому что очень сомневаюсь, что увиденное понравилось бы тебе.
Глаза Арианны наполнились слезами, и она поспешно отвернулась, чтобы не дать ему заметить это. В Честере они непременно должны были стать почетными гостями графа Хью и графини Сибил.
Сверху ей на колени свалился неспелый каштан, заставив вздрогнуть от неожиданности. Арианна подняла его и огладила коричневато-зеленую гладкую кожицу. Другой орех валялся на земле совсем близко от Рейна. Заметив это, она уже не могла отвести взгляд от руки, почти касающейся каштана длинными загорелыми сильными пальцами, которые умели так ловко управляться с мечом, плести венки из полевых цветов и ласкать женщин.
Наконец, не в силах противиться искушению, Арианна подняла каштан, при этом намеренно коснувшись пальцев мужа.
Прикасаться к нему — пусть даже мельком, пусть даже на мгновение — означало испытывать мучительное желание. Рейн отдернул руку, но это было уже не важно, потому что она успела заметить, как волоски на его запястье поднялись, как судорожно расширилась его грудь.
Солнце палило немилосердно, и даже дерево с такой густой кроной и крупной листвой не могло удержать прохладу в своей тени. Пот капля за каплей стекал между грудей Арианны. Она слегка распустила шнуровку и оттянула лиф платья, обмахиваясь им, как веером, хотя это мало помогало всколыхнуть неподвижный воздух.
Она почувствовала взгляд Рейна, повернулась, но он тотчас отвел глаза.
Рот ее стремительно пересох. Среди остатков еды, которую они привезли с собой, была фляга с вином. Арианна подняла ее и поболтала. Внутри забулькало — значит, вино было выпито не до конца. Она запрокинула голову и начала пить так жадно, что янтарная жидкость потекла по подбородку в ямочку между ключицами. Арианна отерла кожу пальцами и облизала их, глубоко втянув в рот.
Она остро ощущала его взгляд, но на этот раз была осторожнее и не спугнула его. «Пусть смотрит, — думала она. — Пусть смотрит и пусть хочет!»
Чуть позже она поднялась и медленно, тщательно отряхнула подол от травинок и семян колосящихся трав. По-прежнему не глядя на мужа, она пошла вниз по склону, обращенному к Англии.
Совсем недалеко от того места, где они остановились на привал, дорогу преграждала внушительная траншея — настоящий овраг, уходящий в обе стороны до самого горизонта. На противоположной стороне траншеи вздымался насыпной вал из земли, некогда заполнявшей ее. Он достигал в высоту не менее двадцати футов. Талиазин рассказывал Арианне об этом деле рук человеческих. Траншея называлась по имени английского короля, который приказал ее выкопать, и служила для того, чтобы разграничивать Англию и Уэльс. В нынешние времена она разделяла земли лорда Руддлана и графа Честера.
Арианна стояла на самой кромке, глядя вниз, в глубокий округлый овраг, и чувствовала давно забытое желание спуститься на дно и обследовать его. Она непременно так и поступила бы, если бы все еще была девчонкой и хотела произвести впечатление на всех своих братьев разом. Теперь же здравый смысл подсказывал, что на дне траншеи ежевика потреплет ей подол, а осока изрежет лодыжки. К тому же единственному представителю мужского пола, на которого ей теперь хотелось произвести впечатление, было безразлично, чем она занята.
Одинокое облако лениво наползло на солнце, бросив недолговечную тень на пожухлую желтеющую траву. Арианна повернулась и посмотрела из-под козырька ладони в сторону холма, на котором возвышался каштан. Немного поодаль расположилась вся толпа слуг, вооруженный эскорт, верховые и вьючные лошади, но Рейн так и оставался под деревом в полном одиночестве, если не считать Несты, покачивающейся в свисающей с ветки колыбели.
Глядя на мужа, Арианна не впервые задалась вопросом: можно ли считать это браком, если супруги спят в одной постели, но не прикасаются друг к другу? Она давно уже успела оправиться от родов, но не знала, как сказать об этом Рейну. Ночами она лежала без сна, изнемогая от желания потянуться к нему и не делая этого из страха, что он молча отвернется.
Она стояла на краю траншеи так долго, что постепенно различила сквозь треск насекомых отдаленное журчание ручья. Оказалось, что среди растрескавшейся почвы с пучками сохнущей травы находится настоящий оазис: пурпурные цветы вероники и белые — дикой горчицы вместе с цветущим вереском образовали яркую клумбу вокруг булькающего родника. Арианна пошла в том направлении, наслаждаясь шелестящим звуком, с которым шелковый подол платья раздвигал густеющую, все более сочную траву. Вода ощущалась холодной даже по звуку.
Вспугнутая птица выпорхнула из-под ног, трепеща пестрыми крыльями. Трава у самой воды была изумрудно-зеленая, совсем молодая, и Арианна предположила, что родник пробился на поверхность совсем недавно. Она опустилась на колени среди трав и цветов, зачерпнула ладонями пригоршню воды и поднесла к лицу. Странное дело: вода пахла апельсинами...
Он надкусил дольку, и сладкий сок фонтанчиком выплеснулся в рот. Он был не приторно-сладким, а кисловатым, густым и прохладным. До сих пор ему не приходилось пробовать ничего настолько упоительного. Он посмотрел на девушку и улыбнулся, думая: «Кроме разве что твоих губ, милая Сибил...»
— Вкусно?
— Угу. Дай еще кусочек.
Она вложила еще одну дольку необычного экзотического фрукта между его приоткрытых губ. Он всосал дольку в рот вместе с пальцами, которые ее держали. Взяв в ладони подбородок девушки, он заставил ее приподняться на цыпочки для поцелуя. Губы ее на вкус были совсем как апельсин: кисло-сладкие, прохладные.
— Еще кусочек!
— Вы ненасытны, сэр.
— Я думал, тебе это нравится, — усмехнулся он и поцеловал девушку, еще и еще.
— Ты любишь меня. Рейн?
— Да-a...ax! — вырвалось у него, потому что она положила ладонь на его фаллос и сжала его, а потом начала поглаживать сверху вниз, глубоко просовывая руку между его ног. Он чувствовал томление, кисло-сладкое, как вкус апельсина, как вкус ее губ. «Это чудесно, — думал он, — так чудесно!»
— Тогда не покидай меня, — сказала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78