Она даже не заметила, что все лицо покрыто крупными каплями пота, пока Кайлид не отвел с ее лба мокрый завиток и не спросил:
— Ты ведь понимаешь, что мы имеем в виду?
— Ну да, французские извращения...
На самом деле она едва ли понимала, о чем идет речь. Единственным, что она знала наверняка, было то, что страх, к вечеру окутавший мысли и чувства, как густой липкий туман, был страхом перед предстоящей брачной ночью. Она была благодарна братьям за их галантное предложение, но сознавала, что невозможно будет позвать их на помощь, что бы нормандскому ублюдку ни взбрело в голову сделать с ней. В замке, теперь окруженном со всех сторон войсками, никто не мог безнаказанно наброситься на Черного Дракона. Скорее всего, смельчак был бы изрублен в капусту, едва успев вынуть меч из ножен.
Когда Арианна вернулась на помост для новобрачных, она с безмерным облегчением обнаружила, что мужа поблизости нет. Группа менестрелей распевала развеселое славословие молодым, несколько пар плясало внутри прямоугольника из столов, кружась так быстро, что в вихре красок невозможно было различить, где леди, а где ее кавалер. Зрелище напоминало закрутившиеся водоворотом струи пролитой краски. Пляшущие ухитрялись еще и подпевать, заглушая звуки виол и тамбуринов.
Талиазин появился из ниоткуда, как чертик из преисподней, заставив Арианну подскочить. На одной ладони он удерживал подносик с бланманже. Когда он наклонился через плечо Арианны, чтобы водрузить ношу на стол, пудинг соскочил с подносика и с мокрым шлепком приземлился на скатерть. Там он некоторое время трепетал, потом успокоился.
— Наказание Божье, а не мальчишка! Ты самое неуклюжее создание, которое только попадалось мне в жизни.
— В данный момент я должен играть на лире, а не подавать бланманже, о чем я откровенно заявил милорду несколько минут назад, — сказал Талиазин, обиженно оттопыривая нижнюю губу. — А он в ответ обещал подвесить меня за ребро, если я не начну наконец честно выполнять обязанности оруженосца... — надутые губы вдруг дрогнули улыбкой. — Мне кажется, он боится, что я запою хвалебную оду в его честь.
Арианна засмеялась, но оборвала смех, заглянув парню в глаза. В них снова был свет, на этот раз настолько яркий, словно внутри глазных впадин горело по свече.
— Кто же ты все-таки такой? — спросила она, но уже вслед удаляющейся спине.
Вокруг сновало столько слуг, ординарцев и оруженосцев с кувшинами вина и подносами с едой, что Талиазин мгновенно исчез в их толпе.
Славословие закончилось, сопровождаемое одобрительным смехом запыхавшихся танцоров. К удивлению Арианны, она заметила в их кругу своего мужа, который, правда, не смеялся и даже не улыбался. Он протянул руку, и женщина приняла ее. Это была Сибил, жена его брата. Граф Хью в это время сидел в одиночестве на краю стола молодых. Он тоже смотрел в сторону танцующих, очевидно на жену и брата. Не глядя, он потянулся за кубком, почти опрокинув его. На лице его застыло очень странное выражение: так изголодавшийся ребенок смотрит в щелочку в зал, где пируют другие.
«Да ведь он любит ее, — подумала Арианна с безмерным удивлением. — Пресыщенный, прожженный граф Честер любит свою жену». И поняв это, Арианна ненадолго пожалела его.
Но потом мысли ее вернулись к неумолимо приближающейся брачной ночи. Комок страха в животе стал больше и тяжелее, когда она вспомнила предостережение братьев. Она только и думала о том, как сумеет пройти через все, что ей предстояло, и при этом как-то сохранить достоинство и самоуважение.
«Я не буду умолять его сжалиться надо мной! — покля-лась она мысленно. — Что бы он ни делал, я не буду умолять, не буду плакать или еще как-нибудь позорить себя!»
***
Сибйл, разгоряченная, старалась отдышаться, чувствуя, что платье буквально прилипло к телу. Она раскраснелась, нежная кожа отливала перламутром от выступившей испарины. Рейн склонился к ее руке, намереваясь покинуть круг танцующих пар.
— Постой!.. У меня в туфельке камень.
Сибил схватила его за руку, спеша увлечь подальше от тех, кто собирался начать новый танец. Чуть в стороне она обвила рукой его талию, как бы для того, чтобы удержать равновесие. Потом, приподняв одну ногу, она задрала подол платья гораздо выше, чем это было необходимо, — так, что открылась розовая подвязка, придерживающая чулок. Рейн подумал, что лодыжка Сибил так тонка, что он может обхватить ее большим и указательным пальцем... впрочем, он сделал это открытие многие годы назад. Над подвязкой виднелась полоска кожи, такой же ослепительно белой, каким кажется первый снег на темной земле.
Сибил сняла изящную атласную туфельку, перевернула и потрясла. Никакого камешка не выпало, даже самого крохотного. Туфелька была прелестная, вышитая тончайшей золотой и серебряной нитью, украшенная жемчугом и сапфирами. Рейн прикинул, что она стоит не меньше, чем полный набор отличных дамасских лат.
Он посмотрел на склоненную голову Сибил со сложной прической, прикрытой вуалью, и страстно захотел увидеть ее волосы в естественном виде. Девчонкой она носила их свободно распущенными по плечам, и они ниспадали по спине, как серебристая мантилья, достигая бедер, плавно покачивающихся при ходьбе.
Туфелька успела вернуться на ногу Сибил, но та не торопилась убирать руку с талии Рейна.
— Ты помнишь тот вечер, когда мы танцевали у реки?
— Помню.
Вместо музыки она напевала тогда своим нежным сопрано, и они кружились, кружились до тех пор, пока не ощутили внезапное головокружение и не опустились на иссушенную солнцем траву. Ему тогда было всего пятнадцать, но он уже два года знал, как вести себя с девушкой на ложе из трав.
— И ты только и делал, что... — Сибил умолкла и потупилась, румянец, как две бледные розы, расцвел на щеках.
— Только и делал, что трогал твои груди сразу обеими руками, — закончил за нее Рейн.
В уголках ее рта были крохотные складочки, которые превращались в ямочки, стоило Сибил улыбнуться. В конце концов она убрала руку, но очень, очень медленно, скользя пальцами по его пояснице. На ее носу и щеках по-прежнему была знакомая Рейну россыпь веснушек. Как-то раз они затеяли игру, в которой он должен был поцеловать каждое из этих нежных пятнышек.
— Это было великолепное венчание, Рейн.
— Правда? Мне почти не с чем сравнивать. Я был только на одном — на твоем, Сибил.
Она отшатнулась, лавандово-синие глаза наполнились слезами.
— А я-то надеялась, что ты простил меня! Что мы снова сможем стать друзьями. Ты до сих пор ненавидишь меня, так ведь? Ненавидишь за то, что я стала женой Хью.
— Ненавижу — это не то слово, — ответил Рейн, наблюдая за тем, как слезинка задрожала на светлых ресницах и покатилась по щеке. — Я давным-давно убедился, что человеческая жизнь состоит из немногих больших трагедий и множества мелких разочарований. Ты, милая Сибил, стала одним из моих мелких разочарований.
Она зажмурилась. Губы задрожали, рот искривился так, что складочки в уголках
углубились. Она сразу стала выглядеть старше.
— Ну а как насчет твоего брака? Как ты его назовешь, большой трагедией или мелким разочарованием?
Рейн отыскал взглядом жену, сидящую в стороне от других за свадебным столом. Под рассеянным солнечным светом, струящимся сквозь желтый шелк тента, соболиный мех ее волос искрился, словно усыпанный золотой пылью. Овал ее лица казался нежнее, тоньше. У нее был вид княгини, и княгиней она была — и он хотел ее.
— Она принесла мне Руддлан и титул лорда, — ответил Рейн женщине, которую когда-то любил всем сердцем, хотя в этот момент глаза его оставались прикованными к жене и напряжение в его чреслах тоже было адресовано ей. — Она нарожает мне сыновей с голубой кровью в благородных венах. Я называю этот брак улыбкой судьбы.
— Ты очень изменился, Рейн. И я думаю, мне не нравится человек, в которого ты превратился.
Сибил прижала ладонь ко рту, круто повернулась и бросилась прочь. Рейн последовал за ней, но все его внимание было сосредоточено на жене, которая зачарованно смотрела на его брата.
— Перестань пялиться на него!
Арианна повернулась, неловко вскинула голову, и едва не задрожала при виде откровенной ярости на угловатом смуглом лице мужа. Упрек был настолько незаслуженным, что она не сразу, нашлась, что ответить.
Рейн сел, вытянув одну ногу, а другую прижав бедром к ее бедру. В этой позе он и остался. Сердце Арианны стучало как сумасшедшее, но она подавила начинающуюся нервную дрожь. Этот человек пугал ее, но глубоко внутри она понимала, что должна сейчас же, немедленно, восстать против его мощного напора. Иначе ничего не останется, как позволить размолоть себя на жерновах его безжалостной личности,
— Ты — самый настоящий ублюдок! — прошипела она, задыхаясь от негодования.
— И еще какой! И раз уж ты теперь приходишься этому ублюдку женой, то постарайся не забывать об этом ни на минуту. Держись подальше от постели моего брата.
— Да как ты смеешь подозревать меня в полном отсутствии чести? Как смеешь думать, что я способна нарушить обет? Даже если этот обет дан всего лишь такому, как ты, ублюдку...
— Довольно! — рявкнул Рейн, припечатав ладонь к столешнице. — Мое имя Рейн, и с этой минуты, обращаясь ко мне, изволь называть меня так!
— Отправляйся к дьяволу!
— Я не шучу, Арнанна. Не подталкивай меня к тому, чтобы...
— Я буду подталкивать тебя, нормандский ублюдок. Подталкивать до тех пор, пока ты не свалишься в английское болото, откуда когда-то выполз!
Она не замечала, что пальцы ее сомкнулись вокруг рукоятки столового ножа. Внезапно рука мужа оказалась на её запястье, намертво придавив руку к столу.
— А тебе известно, кто всегда побеждает на турнире? Рыцарь, который наносит самый сильный, самый беспощадный удар. Человек, которому незнакома жалость. — Он выхватил нож из ее онемевших пальцев. — Я еще ни разу не потерпел поражения на турнире, помни это, Арианна.
Те, что сидели за одним столом с ними, давно уже притихли, с нескрываемым удовольствием наблюдая за первой размолвкой молодых. Рейн все еще держал руку на запястье Арианны. Он не старался причинить ей боль, но она сознавала что он способен переломать ей кости, просто сжав покрепче свои длинные загорелые пальцы.
— Жена, у гостей складывается не самое лучшее мнение о наших отношениях. Улыбнись мне. — Рейн сжал ее руку чуть сильнее. Арианна ответила на это вызывающим взглядом. — Улыбнись мне, Арианна. И пусть твоя улыбка будет искренней. — Она показала все свои зубы в ужасающем оскале.
Талиазин протиснулся между ними и водрузил на стол поднос, на котором громоздилась пирамида из засахаренных блинов. При этом самый верхний свалился на помост, попутно обляпав маслом колено Рейна.
— Милорд, ваш театр двух актеров просто неподражаем! — сказал оруженосец с нескрываемым неодобрением. — Теперь всем и каждому ясно, что молодые супруги обожают друг друга.
— Я сыт твоими замечаниями по горло! — отрезал Рейн, на щеке у которого начал подергиваться мускул.
— Справедливо, милорд. Но если бы вы сами снова снова все не портили...
— Талиазин!
Оруженосец побледнел. Он отошел, ничего больше не добавив, но очень скоро вернулся с жареной оленьей ногой на подносе. Лицо его было угрюмым.
Еда и вино продолжали прибывать на стол во все возрастающих количествах: кабанья голова с подливой из пряных трав; перепела в можжевеловом соусе; щука, фаршированна спаржей. Когда гости поняли, что не могут проглотить болыш ни кусочка, распорядитель пира подал знак начинать представ— ление, в котором друг друга сменяли жонглер, ловко ловивший мячики в поставленную на лоб миску, акробаты, борцы, дрессировщик с мартышками, умеющими делать сальто.
В заключение к гостям вышли потешники, исполнители соленых деревенских сценок и плясок. Их лица были вымазаны сажей дочерна, колокольчики, привязанные пониже колен звякали при прыжках и выкрутасах, которые они проделывали под аккомпанемент волынки и тамбурина. Снова между столами начался водоворот ярчайших красок, бешеное кружение тончайших тканей, которые должны были изображать то реку, то море, то зеленый луг. Один из потешников держал в руке палку, на конце которой подпрыгивал и колыхался под ветром бычий пузырь, полный воды. Он был перевязан и раскрашен так, чтобы максимально походить на гигантский фаллос.
Гости разразились одобрительным смехом, показывая пальцами на громадный, недвусмысленно устремленный к небу символ мужской силы. Над столами послышались громкие и более чем нескромные шуточки насчет брачной ночи. Арианна сидела, окаменев и выпрямившись в струнку, изо всех сил борясь с подступающей тошнотой. Ей приходилось бывать на свадьбах, но никогда еще она не оказывалась центром внимания, мишенью для двусмысленностей и грубых намеков. Ей даже в голову не приходило, каково при этом невесте сидящей рядом с тем, кто очень скоро должен раскрыть ей суть супружеских обязанностей.
Мужчина, сидевший рядом с Арианной, кивнул в сторону потешника, помахивающего раскрашенным под фаллос пузырем.
— Смотри внимательно, моя маленькая женушка, потому что как раз такой ивовый прутик скрывается в штанах нормандца.
Господи Иисусе! Конечно же, это шутка... не может быть, чтобы это не было шуткой! Но здравый смысл вдруг изменил ей, и Арианна начала всерьез бояться, что нормандцы не только подвержены дурным наклонностям, но и противоестественно щедро одарены природой.
В этот момент граф Честер стукнул кулаком по столу, требуя тишины. Он тяжело встал, схватил полный кубок и высоко поднял его.
— Благородные дамы и господа! Я поднимаю этот тост за моего брата, лорда Руддлана, и его супругу!
Все собравшиеся за столами поднялись, кто с кубком вина, кто с кружкой эля. Местные жители, сгрудившиеся на отшибе в ожидании свадебных даров, посрывали головные уборы и разразились приветствиями, на этот раз почти искренними. Граф Хью снова застучал по столу.
— А теперь я пью за Англию и короля Генриха! И да правят они безраздельно!
Тост поддержали все приглашенные, за исключением насупившихся Айвора и Кайлида.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78