Оранжевые волосы потрескивали и шипели, стоя дыбом вокруг головы и извиваясь, как ужасная живая корона. Талиазин открыл рот. Арианна отступила, уверенная, что сейчас оттуда извергнется язык пламени.
— Бестолковое создание! Если бы я хуже тебя знал, я бы решил, что создатель вложил в твою голову паклю вместо мозгов!
Голос его был голосом рассерженного мальчишки, не получившего обещанного лакомства, и это вернуло Арианну к действительности. Огнедышащий дракон? Да это всего-навсего оруженосец... нахальный оруженосец, если уж на то пошло!
— Кто бы говорил про мозги! После того, что...
— Нет, я решительно не могу взять в толк, почему два таких высокоразумных человека, как ты и милорд, превращаются в полных идиотов, стоит им оказаться поблизости друг от друга? Матерь Божья, оборони, но только эта история с каждым днем запутывается все больше. Вот, сама посуди, — Талиазин заходил по спальне, загибая палец при каждом новом факте. — Сначала ты тычешь в него кинжалом, потом он пытается завалить тебя, за это ты ухитряешься разбить ему нос, он, в свою очередь, отказывается поухаживать за тобой, а ты выставляешь себя блеющей козой...
— Блеющей козой? Это ты — блеющий козел! Если бы ты перестал блеять хоть на минуту, я бы могла объяснить...
— Что за бес в тебя вселился? — крикнул Талиазин, останавливаясь и тыча пальцем в грудь Арианне. — Что тебя заставило отмочить такую штуку? У тебя, что, протухли мозги?
— Твоя наглость переходит все границы! — крикнула она в ответ, ударяя его по пальцу. — Не тебе бы требовать у меня отчета, нахальный мальчишка! Посмотри на себя! Кимреянин — а служишь черт знает кому! Господину, который способен отнять скот у своих же крестьян. Что станет он делать, когда зимой среди них начнется голод? Смеяться?
— Вот я и говорю: протухли мозги, — вздохнул Талиазин, возводя глаза к потолку.
— И ты хочешь, чтобы я позволила такой несправедливости совершиться? Чтобы я не издала
даже звука в знак протеста? А ведь это и твой народ! Почему же тебе все равно? И не смей называть меня блеющей козой!
— А как мне тебя называть? Коза блеет, когда надо бы подумать. Коза лезет бодаться, вместо того чтобы разобраться в ситуации. Ты и понятия не имеешь, что натворила. Надо было прежде выяснить все подробности, а потом уж действовать. Теперь я смогу вернуть милорду хорошее расположение духа не раньше, чем сорву уговорами свой голос. Если бы ты знала милорда получше (а тебе бы следовало этим заняться, да-да, следовало бы!), то знала бы и то, что уговорить его не так-то просто. Матерь Божья, оборони...
— Подробности? — тупо переспросила Арианна, и нехорошее предчувствие спазмом отдалось в ее желудке. — Какие еще подробности?
— Милорд собирался вернуть скот. Он хотел сделать это своим свадебным даром народу.
— С-с-вадебным даром?..
Традиции диктовали человеку знатному преподносить дары в день своего венчания. Каждый, даже самый последний крепостной крестьянин получал от него какую-нибудь безделицу.
— Да, но... я не понимаю. Если он с самого начала не собирался присваивать скот, зачем было вообще собирать его?
Талиазин бросил на нее испепеляющий взгляд. «Не могу поверить, что существуют настолько тупые люди», — говорило выражение его лица.
— Кем бы ни был тот, кто совершил набег, ему помогало крестьянство этого округа, и милорд это понимал. Он хотел, чтобы его люди усвоили раз и навсегда: кто крадет у него, крадет и у них. Он хотел показать, что, беспощадный к неповиновению, он может быть также и милосердным... ну, ты понимаешь: кнут и пряник. Это было задумано как урок. Милорд был уверен, что крестьяне поймут, какое суровое наказание последует, если они еще хоть раз осмелятся бросить ему вызов. — Оруженосец ехидно усмехнулся в ошарашенное лицо Арианны. — Что это я не слышу пылких слов протеста? Неужели миледи внезапно проглотила язык?
И в самом деле, в ее горле как будто застряло что-то, и пришлось как следует прокашляться, чтобы издать хоть один звук.
— Возможно, я действовала самую малость поспешно...
— «Самую малость поспешно»! — передразнил Талиазин, ухмыляясь во весь рот. — Да весь замок Гуинедд знает, как одна девчонка (не буду называть ее имени) во время визита епископа подсунула ему в постель двух совокупляющихся ежей! Ее, помнится, примерно наказали, только на этот раз за необдуманный поступок пострадает не только она сама. Миледи, настало время вам понять свое положение. Ваши действия отныне будут иметь куда более серьезные последствия, чем детские шалости, все равно как камень, упавший в озеро, порождает круги, порой достигающие берегов, неразличимых для глаза.
— Он теперь не вернет крестьянам скот, так ведь? — спросила Арианна, ощущая вину, как колющую боль в груди.
— Увы, миледи, вы испортили всю затею. — Оруженосец протянул руку и бесцеремонно отер ее щеки, как оказалось, мокрые от слез. — Ну, ну, это совсем ни к чему. От слез ваше лицо распухнет, пойдет красными пятнами, и красота, которая так припала к сердцу милорда, будет испорчена.
— Я не плачу, глупый ты парень! Я никогда не плачу. — И Арианна вытерла глаза колючим рукавом своего наряда из мешковины.
Вновь странный свет вспыхнул в глазах Талиазина. — и почти мгновенно исчез.
— Поспешите же одеться, миледи. Не заставляйте милорда ждать слишком долго, если не хотите подлить масла в пламя его гнева.
— Да, да, конечно... — рассеянно ответила она, начиная распутывать колтуны в волосах. — Талиазин! Что он задумал в виде наказания для меня?
— Хм... у милорда богатое воображение, когда дело касается наказаний, — ответил тот, изобразив на лице злорадство. — Помню, был случай, когда один шарлатан вытянул у всех солдат их жалованье, и милорд за это... — тут голос оруженосца прервался, а щеки покрылись девическим стыдливым румянцем. — Нет, пожалуй, я выбрал для примера неподходящую историю. Честно говоря, я очень сомневаюсь, что лорд Рейн решится испортить вашу красоту неизгладимыми шрамами.
— Кто лучше тебя мог бы меня приободрить? — фыркнула Арианна. — Может, тебе стоит подумать о принятии монашеского сапа? Будешь вселять надежду в души страждущих.
Ей очень не понравились туманные намеки Талиазина, но она знала: что бы ни надумал черный рыцарь в отношении ее, она вынесет наказание с достоинством, подобающим дочери князя Гуинедда. Главное сейчас было добиться того, чтобы на нее, на нее одну, обрушился весь его гнев.
Она надела все то, что подарил ей жених, и снова сошла по ступеням во двор замка. С высоко поднятой головой остановилась она перед своим нареченным. Его бесстрастные глаза скользнули по ней сверху вниз коротким взглядом и вернулись к лицу. В них невозможно было прочесть ничего — ни удовлетворения, ни продолжающего тлеть гнева.
— Милорд, покорно прошу простить мое поведение, — сазала Арианна.
— Громче.
Она вскинула голову еще выше и крикнула:
— Милорд, покорно прошу простить меня за тот позор, что я навлекла на себя и весь род Гуинеддов!
Долгая тишина была ответом на ее слова, и нарушало ее только беспокойное шарканье ног в той части двора, где собрались уэльсцы. Наконец ладонь Рейна обхватила ее руку повыше локтя, и он повлек ее туда, где стоял Родри, стиснув поводья белого мула.
— Милорд, накажите одну меня, — проговорила Арианна очень тихо, чтобы слышать мог только ее нареченный. — Не заставляйте народ страдать за то, что я совершила.
Его пальцы стиснули ее руку так, что она не могла не скрипнуть зубами от боли.
— Твоим наказанием будут их страдания.
— Но, милорд, прошу вас, умоляю!..
— Не умоляй. Это тебе не к лицу.
Он продолжал увлекать ее к Родри, который отступил и приготовился помочь сестре сесть в седло. Когда Арианна была уже на спине мула, подросток украдкой улыбнулся и подмигнул ей.
— Ты была великолепна!
Арианна зажмурилась от стыда. Она вдруг поняла, какую чудовищную ошибку совершила. Она не только подстегнула народ к непокорности, которая могла принести ему дальнейшие страдания, но еще и подвигла брата, которому предстояло разделить с ней ссылку среди нормандцев, на Бог знает какие глупости.
Процессия двинулась к воротам замка, выехала из них. Впереди плясали менестрели, распевая любовные песни и наигрывая на лирах и тамбуринах. Церковный колокол вплел в их музыку свой мелодичный звук. Огромная толпа крепостных, горожан, лавочников растянулась по обеим сторонам дороги, разражаясь приветственными криками, как только свадебный кортеж приближался.
На городской площади все спешились и пошли к небольшой каменной церкви по подобию ковра из соломы, сплошь усыпанной розами. Арианна шла рядом с Рейном, стараясь не коснуться его, изо всех сил торопясь, чтобы успеть за его широким шагом. «Это завоеватель, — думала она. — Он завоевал Руддлан и теперь будет пытаться завоевать меня».
Не заметив ступени под слоем соломы и цветов, она споткнулась. Рейн поддержал ее за локоть. На этот раз его прикосновение было коротким и безболезненным, не наказующим.
Из густой тени низко нависающего портала появилась фигура в одеждах, торчащих колом от густой, отливающей золотом вышивки. Арианна с удивлением поняла, что видит перед собой не круглую и краснощекую физиономию городского кюре, а серое и сморщенное от старости лицо епископа аббатства Сент-Асеф. Что ж, этот брак призван был закрепить мирный договор между Англией и Уэльсом, и потому освятить его мог не иначе как епископ.
Епископ склонил голову, и митра опасно качнулась на его высохшем темени. Он прокашлялся и начал что-то говорить, но смысл его речей совершенно ускользнул от Арианны, потому что в этот момент Рейн впервые взял ее за руку. Его грубая мозолистая ладонь, казалось, поглотила ее, и с этой секунды она не могла думать ни о чем, ни о ком, кроме мужчины, стоявшего рядом с ней. Она осмелилась украдкой посмотреть на него. Их взгляды встретились ненадолго, но глаза его были невыразительными, как серые каменные стены церкви.
Впоследствии Арианна не могла вспомнить, как повторяла за епископом слова брачного обета, хотя, по-видимому, она это сделала, потому что, когда она вернулась к действительности, он уже благословлял кольцо. Рейн взял золотой ободок и по очереди надел его на указательный и средний пальцы ее левой руки. Когда он перешел к безымянному, кольцо вдруг застряло и отказалось двигаться дальше. Арианной овладело желание истерически захохотать. Народное поверье гласило, что брак будет таков, каково движение кольца по безымянному пальцу: наделось без помех — быть жене послушной, застряло — быть жене строптивой.
Она подняла взгляд. Глаза Рейна сверкнули, словно загадочно обещая что-то.
— Кольцом этим венчаюсь я с тобой, — сказал он и с такой силой нажал на кольцо, что оно проскочило, ободрав кожу.
— И всей плотью своей буду я чтить тебя...
Глава 9
Фанфары взревели так, что, казалось, сотрясся горячий воздух раннего летнего вечера. Звук эхом отдался над водами реки Клуид. От оглушительного хриплого рева Арианна вздрогнула, но тот, кто сидел рядом с ней, даже не моргнул глазом. Он развалился в кресле, одной рукой обнимая высокий подлокотник, непринужденно вытянув под столом длинные ноги. У него был вид человека, отдыхающего от трудов праведных, но она чувствовала таящееся под этой маской напряжение, как жар под пеплом прогоревшего костра.
С момента произнесения брачного обета они не обменялись ни единым словом.
Свадебный пир решено было устроить у реки, в тени высоких стен замка. Здесь также росло несколько старых платанов, и это давало дополнительную прохладу. Столы для пиршества были расставлены на травянистом берегу и представляли из себя столешницы, положенные на козлы и накрытые белоснежными скатертями. На невысоком пригорке, под тентом из желтого шелка, красовался помост для молодых и для самых почетных гостей.
Пронзительные вопли фанфар наконец отзвучали. Распорядитель свадебного пира прошествовал к помосту, держа на отлете белый жезл. За ним следовала процессия слуг, несущих кувшины, тазы и полотенца для ритуального омовения рук.
Талиазин с демонстративным стуком поставил на стол бронзовый таз, отделанный эмалью. У него был недовольный вид, словно этот наглец считал ниже своего достоинства подобную услугу. Пожав плечами, он нетерпеливо обратился к хозяину:
— Милорд, не изволите ли?
Арианна следила за тем, как вода из кувшина омывает руки мужа. Это были руки мозолистые, покрытые шрамами и бронзовые от загара, — но также и руки аристократа. Тонкая кость, длинные пальцы — все это было неожиданно изящным.
— Миледи!
Талиазин поднял кувшин, всей позой выражая нетерпение. Арианна вытянула руки над тазом. Теплая вода сильно пахла розами.
Оруженосец протянул ей чистое полотенце. Секунду ей казалось, что в маслинах глаз, устремленных на нее, горит тот же странный отсвет, который уже не раз удивлял ее, но, стоило парню мигнуть, как все исчезло.
— Миледи, вы будете осушать руки? Если нет, то с них накапает в миноги под имбирным соусом, над которыми столько трудилась повариха. Все провоняет розовым маслом!
Арианна выхватила у него полотенце и была одарена лукавой мальчишеской улыбкой.
— В жизни я не видал такой красивой невесты, как вы, миледи, — сказал Талиазин. — Она прекрасна, не так ли, милорд?
— Зря стараешься! — отрезал Рейн, окинув оруженосца недовольным взглядом.
— Ах, милорд, милорд... — сокрушенно вздохнул Талиазин, поднял было таз, но тут же плюхнул его обратно на стол, расплескав по белой скатерти воду, покрытую пленкой розового масла. — Хочу обратить ваше внимание на то, что подвиги, которые вы должны совершить, чтобы стать достойным любви леди Арианны, множатся с ужасающей быстротой. Я даже опасаюсь, что ваше упрямство вызвало столь сильный гнев великой богини, что вам придется поступиться всей своей гордостью, без остатка — и никак иначе! — Парень подбоченился и прищурился: ни дать ни взять хозяйка пивной, распекающая расшумевшегося выпивоху. — После всего, что вы натворили, я теперь не многим сумею вам помочь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78