Том вздохнул и потер веки, откинувшись на спинку кресла.
— Ох, Линн… вот дерьмо. Как выразился мой сын. Она осторожно прикрыла дверь.
— В нашем деле и не такое приходится слышать.
— Я целый месяц прожил, как в аду.
— Думаю, мне можно и не говорить этого, но все, что ты мне расскажешь, будет сохранено в строжайшей тайне. Представляю, как вам с Клэр тяжело сейчас работать в одном и том же месте.
— Это просто невыносимо. Линн молчала, и Том предложил:
— Садись.
— У меня всего несколько минут.
Она заняла место, где до этого сидела Эрин. Том наклонился вперед, положив руки на стол и подняв плечи.
— Я расскажу тебе все коротко и по порядку. Мы с Клэр расстались по ее предложению. Я живу с отцом в его домике у озера, а дети — с Клэр. Причина всего этого кроется в моем прошлом и явилась ударом для всех. Это связано с появлением в выпускном классе новичка, Кента Аренса. Я недавно узнал, что он мой сын. — Линн прижала палец к губам, но промолчала. Том продолжал: — Я не знал о нем до тех пор, пока он не пришел поступать к нам в школу. Я не поддерживал связь с его матерю, поэтому и не знал, но оказалось, что он появился на свет в том же году, что и Робби. Это была случайная связь в ту ночь, что я устраивал мальчишник. Клэр считает, что я возобновил отношения с матерью Кента, но это не так. Тем не менее, жена меня выставила.
Его признание произвело такое ошеломляющее впечатление, что Линн не смогла скрыть изумления.
— Ой, Том, не может быть! Такое могло случиться с кем угодно, только не с вами.
Он развел руками.
— Я тоже не ожидал. — Некоторое время они молчали. Потом он сказал: — Я так сильно ее люблю. Мне совсем не нужен этот разъезд.
— Как ты думаешь, она изменит свое решение?
— Не знаю. Открылась та сторона ее характера, которую я никогда не знал. Она словно ничего не боится… не знаю, как назвать это, но она стала агрессивной и абсолютно убеждена, что на время должна вычеркнуть меня из своей жизни.
— Главные слова здесь на время.
— Надеюсь. Боже, Линн, как я на это надеюсь. Линн Роксбери все еще была ошеломлена этой новостью.
— Том, извини, я не могу больше беседовать, у меня уже назначена встреча. Но мы можем еще поговорить после занятий. Сегодня я свободна после 16.30.
Том поднялся из-за стола.
— У меня после школы встреча в районном управлении, так что я буду занят, но все равно, спасибо за то, что выслушала. Мне это помогло.
Она придержала его за рукав.
— С тобой все в порядке? Он слабо улыбнулся.
— Конечно.
Но для Тома день оказался особенно тяжелым. Только очень короткое время он мог уделить себе. Мысленно он все время обращался к Клэр. Один раз он поднял глаза и увидел ее сквозь открытые двери, разговаривающую с Дорой Мэ. И тотчас его охватило непреодолимое, как страсть, желание, чтобы она повернулась и посмотрела на него, сделала хотя бы это. Она знала, что дверь открыта и он скорее всего сидит за столом. Но она вышла, так и не посмотрев в его сторону, и это показалось ему больнее всего.
В обеденный перерыв он снова увидел жену, она спешила в учительскую столовую. Клэр шла рядом с Нэнси Холлидэй и слушала, как та ей что-то рассказывала. Том стоял в центре зала под круглым окном в потолке и наблюдал за ребятами. Когда Клэр взглянула на него, его сердце бешено заколотилось. Но она равнодушно отвела взгляд и прошла дальше, исчезнув за пневматическими дверями.
Том заставил себя держаться от жены подальше до перемены между двумя последними уроками. Затем он направился к ее кабинету, в коридоре дождался, пока выйдут все ученики, и бессознательно поправил галстук перед тем, как войти. Она сидела за столом как раз напротив двери и что-то искала в нижнем ящике. Глядя на Клэр, он почувствовал, как его бросило в жар — покраснела шея, щеки, лоб — опять пошла вся эта цепная реакция в сочетании с чем-то явно сексуальным. Он разозлился на нее за то, что она заставила его пройти через все это. Он не хотел разъезжаться, черт ее побери!
— Клэр? — позвал Том, и она подняла глаза, не выпуская из рук папку.
— Привет, Том.
— Я… — он откашлялся, — я сказал Винсу Конти, что он может заехать и взять наше каноэ на этой неделе. Он хочет поохотиться на уток. Ты знаешь, где весла?
— Да.
— Отдашь их Винсу, когда он придет?
— Конечно.
— Он, наверное, договорится с тобой, когда ему зайти.
— Хорошо.
— Я обещал ему еще несколько недель назад. Не думал, что ему придется обращаться к тебе… ну, знаешь, почему. У тебя же репетиции почти каждый вечер.
— Все в порядке, Том. Мы договоримся.
Он все не уходил, покраснев и неловко переминаясь с ноги на ногу.
— Что-нибудь еще, Том?
Такое обращение внезапно разозлило его, словно он был слугой у какой-то феодальной принцессы.
— Да, много чего еще! — Он подошел поближе, задетый за живое. — Клэр, как ты можешь быть такой холодной? Черт побери, я не заслужил, чтобы со мной так обращались!
Она снова наклонилась к папкам в ящике.
— Ничего личного в стенах школы, Том. Ты не забыл? Он схватился за стол и придвинулся к ней.
— Клэр, я не хочу жить отдельно!
Она убрала папку и захлопнула дверцу ящика. Потом откатилась с креслом назад, и в это время в класс, смеясь и болтая, вошли две ученицы.
— Не здесь, Том, — тихо проговорила Клэр. — И не сейчас.
Он медленно выпрямился, побагровев от ярости и понимая, что не надо было сюда приходить. Никому не пожелаешь пережить такое в середине рабочего дня. И посередине жизни!
— Я хочу вернуться домой. — Он говорил так, чтобы кроме Клэр его никто не мог услышать.
— Вине Конти получит свои весла и каноэ. — Она хотела от него отделаться так же явно, как если бы взяла колокольчик и позвонила, как делали учителя в прошлом.
Тому оставалось только повернуться и уйти.
Глава 13
В этот день перед тренировкой по футболу в раздевалке пронесся слух: мистер Гарднер разводится. Кент Аренс услышал об этом от парня по имени Брюс Эбернати, который, насколько было известно Кенту, даже не дружил с Робби, так что откуда он знал? Кент подошел к Джефу Мохаузу и спросил, не в курсе ли тот.
— Да, отец Робби ушел из дому.
— Они разводятся?
— Робби не знает. Он говорит, что его мать выгнала отца за то, что он с кем-то путался.
Нет! Кенту хотелось закричать. Нет, только не они! Не эта семья, у которой было все! Когда он немного оправился после такой новости, новая бомба взорвалась у него в голове. А вдруг это все правда, и другая женщина — его мать. Ему стало плохо. Сейчас он понял, что семья Гарднер представлялась ему идеальной: в мире, где детей зачастую воспитывал только один из родителей, где разрушались моральные ценности, существовали эти четверо, которые, несмотря ни на что, держались вместе и любили друг друга. Их семья казалась нерушимой, и хотя Кент завидовал Челси, что у нее такой отец, он никогда не хотел забрать его у нее. А если мама является причиной всей этой ужасной истории, то как он сможет теперь уважать ее?
Потрясенный, наполовину одетый, он опустился на скамейку, пытаясь унять бурю эмоций, бушующую в его душе. В раздевалке было шумно, и, когда общий разговор вдруг стих, Кент поднял глаза и увидел, что вошел Робби. Никто не произнес ни слова, не двинулся с места. Тишина была пугающей, наполненной отголосками тех сплетен, что целый день передавались шепотом от одного к другому.
Гарднер посмотрел на Аренса. Тот вернул взгляд в упор. Потом Робби подошел к своему шкафчику. Но что-то изменилось в его походке. Исчезла твердость шага, уверенность в себе. Друзья по команде молчали, провожая его глазами. В некоторых читалась жалость, в других застыл вопрос. Многие испытывали смущение, а Робби без обычного подшучивания открыл дверцы, повесил пиджак и принялся переодеваться.
Кент подавил в себе желание подойти к нему, положить руку на плечо и сказать: «Мне очень жаль». Ему казалось, что во всем этом есть его вина, хотя умом он совершенно ясно понимал, что его появление на свет от него самого абсолютно никак не зависело. Но он же родился, ведь так? И теперь его мама и мистер Гарднер решили начать все сначала, что воздвигло барьер между родителями Челси и Робби. Конечно, должен быть виновник всего этого.
Игроки продолжали натягивать свитера и хлопать дверцами пока наконец все не вышли на поле. Робби, обычно возглавлявший команду, сейчас задержался. Кент повернулся, чтобы посмотреть на него поверх отполированных скамеек. Робби стоял лицом к шкафчику и, опустив голову, поправлял свитер. Кент подошел поближе… остановился за его спиной, держа шлем в одной руке.
— Эй, Гарднер, — позвал он.
Робби повернулся. Парни застыли друг перед другом, оба в красно-белой форме и носках, со шлемами в руках, оба раздумывающие, как справиться с тем, что навалилось на них в последнее время. Тренер вышел из своего кабинета и уже открыл рот, чтобы приказать им пошевеливаться, но потом передумал и оставил их наедине. Звук его шагов по бетонному полу вскоре затих, и воцарилось молчание, нарушаемое лишь стуком капель из душевых кабинок за кафельной стеной. Парней разделяла только низкая скамья и то, что один из них был законным сыном, а второй — незаконным. Кент думал, что лицо Робби будет выражать презрение. Но оно было просто печальным.
— Я слышал о твоих родителях, — сказал Кент, — мне очень жаль.
— Да. — Робби опустил голову, чтобы скрыть слезы, если они вдруг появятся. Они не появились, но Кент все понял.
Он протянул руку и прикоснулся к плечу сводного брата… единственное, неуверенное прикосновение.
— Это правда, мне на самом деле жаль. — Теплота в его голосе была искренней.
Робби не поднимал головы, уставясь на скамейку. Тогда Кент вышел из раздевалки, чтобы дать сводному брату побыть одному.
Этим вечером Кент возвращался с тренировки, злясь на мать так, как никогда в жизни. Когда он ворвался в дом, она поднималась на второй этаж со стопкой полотенец в руках.
— Мне надо поговорить с тобой, ма! — прокричал Кент.
— Это ты вместо «здравствуй»?
— Что происходит между тобой и мистером Гарднером?
Она остановилась, потом снова пошла, направляясь к шкафу для белья, а сын спешил за ней.
— У тебя с ним интрижка?
— Вот уж нет!
— Тогда почему все в школе говорят, что есть? Почему мистер Гарднер ушел от своей жены?
Моника резко повернулась, забыв о полотенцах.
— Ушел?
— Да! И вся школа об этом сплетничает! Один парень в раздевалке сказал, что жена выставила его, потому что у него есть любовница.
— Ну, если и есть, то это не я.
Кент внимательно посмотрел на мать. Та говорила правду. Он вздохнул и отступил на шаг.
— Фу, ма, мне сразу стало легче на душе.
— Очень рада, что ты мне веришь. Может быть, теперь ты перестанешь орать.
— Извини.
Она складывала полотенца в ящик.
— Значит, ты считаешь, что это правда? Что Том ушел от жены?
— Похоже на то. Я спрашивал Джефа, и он все подтвердил, а уж он-то знает. Они с Робби дружат всю жизнь.
Моника взяла сына под руку и повела его назад в гостиную.
— Похоже, тебя эта история опечалила.
— Ну… да… да, наверное.
— Несмотря на то, что я в ней не замешана? Он с упреком взглянул на мать.
— В настоящем не замешана, — исправилась она.
— Я расстроен, ма. Стоит только взглянуть на Робби Гарднера, и сразу становится ясно, что он совсем убит. Думаю, Челси чувствует себя так же. Она очень любит отца. Она так о нем говорила… ну, ты понимаешь. Дети редко так говорят о родителях. А сегодня в раздевалке я посмотрел на Робби и… — Они дошли до кухни, и Кент опустился на табурет. — Даже не знаю. У него было такое выражение лица — я не мог придумать, что ему сказать.
— И что же ты сказал?
— Что я сожалею.
Моника открыла холодильник и достала фарш и половинку луковицы в полиэтиленовом пакете. Положив все на стол, она подошла к сыну.
— Мне тоже жаль, — произнесла она.
Они оба испытывали сочувствие к семье, которая распадалась, и ощущали какое-то неясное чувство вины. Но прошлое не изменишь. Моника достала сковороду и принялась готовить ужин. Кент безрадостно сидел на краю высокого табурета.
— Ма, — позвал он.
— Что?
— Как бы ты отнеслась к тому, если я… ну, вроде… не знаю… попытался бы подружиться с ним, что ли.
Монике потребовалось время, чтобы обдумать слова сына. Она подошла к раковине, выдвинула доску для резки хлеба и, открыв пакет с фаршем, принялась лепить котлеты.
— Этого я не смогу тебе запретить. — Шлепки ее ладоней заполнили кухню.
— Значит, ты не одобряешь?
— Я этого не сказала.
Но в том старании, с которым она лепила котлеты, он почувствовал, что его вопрос почему-то напугал ее.
— Он мой сводный брат. Сегодня, глядя на него, я об этом впервые задумался. Мой сводный брат. Признайся, ма, от этого обалдеть можно.
Повернувшись спиной, она включила плиту, открыла нижнюю дверцу шкафчика и вынула бутылку с маслом, потом налила немного на сковородку и ничего не ответила.
— Я подумал, а вдруг я смогу чем-нибудь помочь. Не знаю, чем, но ведь это из-за меня они расстаются. Если не из-за тебя, то из-за меня.
Моника ощутила раздражение.
— Ты не несешь за это ответственность, и ты, конечно, ни в чем не виноват, так что если ты вбил себе в голову такую глупость, то выкинь ее поскорее!
— Тогда кто же несет за это ответственность?
— Он! Том!
— Значит, я должен просто стоять и смотреть, как разрушается семья, и ничего не делать?
— Ты сам сказал — чем ты можешь помочь?
— Я могу подружиться с Робби.
— Ты уверен, что он этого хочет? Кент промямлил:
— Нет.
— Тогда поостерегись.
— Чего?
— Чтобы тебя самого не обидели.
— Ма, я уже обижен — как ты этого не понимаешь. Все, что случилось, причиняет мне боль! Я хочу узнать своего отца получше, но если мне придется обходить его детей десятой дорогой всякий раз, когда я захочу с ним встретиться, то, может, вместо этого попытаться подружиться с ними?
Она бросила котлету на сковородку, шипение и пар наполнили кухню. Монике было неимоверно трудно благословить сына на то, чтобы тот обзаводился друзьями во враждебном лагере Тома Гарднера.
— Ты что, боишься, что я перейду на другую сторону, а ма? — Подойдя, Кент ласково положил руку ей на плечо — Плохо ты меня знаешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45