Но письма Аарона были ободряющими. В Лондоне все прекрасно, он встречается с высокопоставленными людьми, многие из них симпатизируют плану «X». Его с симпатией принимали лорд Холланд, граф Бриджуотер, философ Бентам. Причин волноваться у нее не было. Эти драгоценные письма она заперла в шкатулке, которую всегда носила с собой. Она писала длинные ответы и подкупала маленького Купидона, чтобы он отправлял их с почтой, идущей на север. Предосторожность была лишней: муж часто отсутствовал, и, если б захотел перехватить ее письмо, нашел бы другой способ. Но она не хотела рисковать. Ему нельзя доверять в этом деле, после обмана с тем письмом, которое могло бы изменить судьбу отца.
5 октября 1809 года она снова приехала в Оукс после лета, проведенного в поездках, в поисках здоровых мест. На Дебордье в тот год постоянно долетали ветры с болот. Взяв с собой Гампи, Элеонору и нескольких слуг, она поездила по курортам Каролины – Роки-Ривер-Спрингз, Ривиль, Чивалоз. Но нигде она не чувствовала себя по-настоящему хорошо. Однако с наступлением холодов состояние ее улучшилось. Можно было пожить в Оуксе. Они с Гампи занимались в библиотеке. Семилетний мальчуган старательно писал под ее диктовку.
– Амо, амас, амат, – диктовала она латынь. – Тебе придется повторять все это наизусть. – Он кивнул, сосредоточенно трудясь. Она подумала, что скоро придется нанять ему учителя. Он продвигается в учении так быстро, что ее занятий скоро будет недостаточно. Она с гордостью посмотрела на мальчика. Если бы ее отец видел его сейчас! Она всегда любовно сообщала Аарону все, что ей нравилось в мальчике, а тот никогда не забывал сообщить свои соображения в ответных письмах. Она подумала, возможно, не совсем справедливо, что отец и за три тысячи миль больше интересуется Гампи, чем Джозеф. Джозеф любил сына, но видел его редко, не понимая, что жесткие проявления отцовской власти пугают мальчика, который старается держаться от него подальше.
– А теперь проспрягай глагол полностью, – сказала она, когда он кончил писать. Тут дверь распахнулась, и влетела Элеонора, отчаянно жестикулируя.
– О, мадам, там дикарь!
Мать и сын удивленно посмотрели на нее, сын – с особенным интересом. Потом Тео засмеялась:
– Ерунда. В Вэккэмоу нет индейцев.
– Да нет же, мадам, там какой-то негодяй и разбойник с ружьем. Бог мой, он же всех нас убьет!
– Не думаю. Но пойдемте, посмотрим на вашего индейца.
– И я, мама. Можно мне тоже посмотреть? – захныкал Гампи, видя, что его собираются оставить.
– Если он – друг, я позову тебя, – обещала она.
Дрожащая Элеонора проводила ее на крыльцо:
– Вуаля, мадам, – она показала дрожащим пальцем.
– Да, – удивленно вскрикнула Тео, увидев индейца.
Ясно было, что он не враждебно настроен: ружье у него висело за спиной, и он поднял одну руку в знак приветствия. В черных волосах на его голове красовалось орлиное перо, но одет он был в оленью кожу, как обычный лесной житель. На ногах были мокасины, но их носили и многие белые на западе. Невозмутимое лицо его было лишено раскраски. Он спокойно шел по траве, не обращая внимания на испуганные физиономии глазевших на него негров.
Элеонора потянула Тео за рукав:
– Берегитесь, мадам.
– Что вы, не надо так суетиться, – нетерпеливо ответила она. – Я не знаю, чего он хочет, но лицо у него приятное.
Индеец поднялся на крыльцо и встал рядом с Тео. Элеонора ойкнула и убежала.
– Что вы хотите? – она заметила теперь, что он почти на голову был выше ее.
– Вы – миссис Элстон?
Она удивленно кивнула.
Он молча достал письмо из кармана кожаного жакета и протянул ей.
Оно было надписано: «Миссис Теодосии Бэрр Элстон». Она пыталась сообразить, откуда оно могло быть. Но брать его ей не хотелось. Наверняка, думала она, оно как-то связано с Аароном, а этот гонец прислан кем-то из оставшихся на Западе. Но это может быть ловушкой. Может быть, это очередная уловка его преследователей.
– Откуда ты пришел? – спросила она, выигрывая время.
– Оттуда, где садится солнце, за Великой рекой.
– Каким путем шел сюда?
– Шел по тропам через горы и долины, всего одну луну.
– Спроси, как его зовут, мама, – услышала она за спиной голос Гампи, не выдержавшего ожидания. Сейчас он взирал на пришельца в немом восхищении. Индеец повернул голову, и легкая улыбка смягчила его суровое лицо, когда он посмотрел на мальчика. Индеец приложил руку к груди:
– Вабаша. Я – вождь Сиу.
– Но чего же вождь Сиу хочет от – меня? – просила она, как бы разговаривая сама с собой.
– Прочти, – сказал он, показывая на письмо. Она взяла его, все еще неохотно.
Она сломала красную печать, с беспокойством обнаружив на ней правительственную эмблему. Она увидела дату: «1 сентября, 1809, Сент-Луис». Она поняла, от кого, еще прежде чем заметила в конце подпись «Мерни».
Имя это словно обожгло ее. Нечего читать его письмо! Что у них общего? Вероятно, новые происки против отца. Правда, Мерни тогда отказался давать какие-то показания. Но ей сейчас казалось, что они не имели бы значения. Отца все равно оправдали. А ее сомнения, тревоги, то, что она упрашивала Мерни помочь, – теперь она стыдилась этого. Стыдно было заставлять его вспомнить их любовь, которой он уже не чувствовал.
– Отчего ты не хочешь читать письмо, мама? От кого оно? – спросил Гампи.
Нет, подумала она, конечно, надо, надо прочесть. Смешно не читать. Но не здесь.
– Иди в библиотеку, – велела она сыну, – и жди меня. Я скоро приду.
Она пошла в свою комнату, заперлась и развернула письмо. Странно, она никогда раньше не видела его почерка. Он сразу сообщал:
«Индеец, который принесет письмо, – мой надежный друг. Однажды я оказал ему услугу, и он платит мне тем же. Я не могу доверить это почте.
Теодосия, я скоро умру. Не могу сказать, с чего я это взял, но я знаю. Я мог бы рассказать тебе о видении, которое было у меня в дни пуританской аскетической жизни. Я мог бы рассказать о пророчестве женщины мандин. Индейцы понимают многое, чего не видим мы, и бывают способны предсказывать будущее. Пусть это глупости и предрассудки, но я знаю, что путь мой скоро закончится. Поэтому я хочу увидеть тебя прежде, чем это случится. Я буду у вас в середине октября. Это не затруднит тебя: я буду всего на несколько часов, по пути в Вашингтон, где я постараюсь восстановить свое доброе имя. Президент Мэдисон счел возможным поставить под сомнение мои траты. Он задел мою честь. Кажется, я нажил врагов, которые не стесняются клеветать на меня. Не видишь ли ты в этом что-то знакомое, Тео? И я тоже вижу сходство. Ты говорила, что я слишком жестоко судил твоего отца. Может быть. Я бездумно верил, что мнение большинства всегда верно, что дыма без огня не бывает. Теперь я не уверен в этом. Я открыл, что ложь бывает так же действенна, как правда.
И если бы я знал хоть одного человека, на которого мог бы положиться, как твой отец – на тебя, я был бы счастлив. Прежде я всегда пребывал в гордом одиночестве, и мне это нравилось. Даже ты не изменила этого.
А сейчас я одинок. Мне тридцать пять, но я чувствую себя старым и никчемным. Не то, что я хочу вызвать жалость к себе, Боже упаси. Но я хочу объяснить тебе и себе, зачем я хочу с тобой увидеться. Наша любовь никогда не была счастливой. К ней часто примешивалась страсть, злоба, даже что-то смешное и жалкое. Но все же это была любовь. Нам, видимо, небом было предназначено встретиться. У тебя была другая любовь, большая, чем ко мне. И у меня были другие привязанности.
Думаю, где-то, когда-то будет так, что эти разные Любови не будут противоречить. Но об этом я хотел бы поговорить с тобой, писать не могу.
Я смотрел на звезды. Я слушал голос вод – рек, любимых тобой. Дикая природа учила меня. Думаю, ты сможешь понять меня.
Мерни».
Она сидела неподвижно с письмом в руке. Теперь он, который когда-то отверг ее любовь, нуждается в ней. Он в беде и одинок. Теперь она с радостью бы с ним увиделась. Теперь их встречу ничто не омрачило бы.
Он писал о середине октября – должно быть, уже отправился. Будет через несколько дней. И пусть останется в Оуксе подольше, чем на несколько часов, Джозеф ничего не знает об их отношениях, а принять у себя губернатора будет рад. И у них с Мерни нет отношений, против которых мог бы возражать муж. Она не придала значения его упоминанию о смерти. Она не ожидала от него таких нездоровых мыслей. Должно быть, он болен. При лихорадке бывают такие фантазии.
Она перечитала письмо и бросила его в камин. Сиу все стоял там же, на крыльце. Она улыбнулась ему.
– Губернатор Льюис говорит, что ты его надежный друг. Спасибо тебе за письмо. Пойдем, я дам тебе поесть и попить. И ты сможешь отдохнуть у нас, сколько хочешь.
– Поем, потом пойду.
– Не надо сразу. У меня найдется комната для тебя. Ты должен отдохнуть несколько дней.
– Нет, я поем и вернусь к моему народу. Мне не нравится здесь.
Тео ничего не оставалось, как велеть слугам покормить его. Като так отдернул руку, поставив перед ним поднос, словно это был барс. Слуги боялись, что их зарубят томагавком. Кроме того, их шокировал краснокожий гость за господским столом. Вабаша это слегка позабавило, но он ничего не сказал. Тео села рядом, пытаясь разговорить его. Гампи примостился тут же, довольный этим событием, нарушившим монотонную жизнь в Вэккэмоу.
– Каким путем отправится губернатор Льюис на Восток? – спросила она.
– На лодке по Великой реке до Чикасоо. Потом по тропе.
– То есть по дороге Натчез?
Он пробормотал что-то в знак согласия.
– Ты думаешь, он уже достиг Алеган?
Индеец не ответил.
– Как по-твоему, губернатор болен… ему плохо?
Сначала ей показалось, что он и на это не ответит.
Вабаша поглощал свою утку в молчании. Риса, которого он никогда не видел, он не коснулся. Потом он поднял голову и посмотрел на Тео.
– Телом не болен. Дух его болен. Птица Смерти коснулась его.
– Птица Смерти? – повторила она, оторопев. – Что ты хочешь этим сказать?
– Белая птица с Севера. Когда она касается людей своими крыльями, они умирают. Мой народ знает это. Губернатор тоже знает.
Неужели Мерни и вправду заразился подобными суевериями?
– Как это может быть, если он не болен? – она старалась говорить по-деловому, видя повышенный интерес Гампи.
– Все тропы ведут к смерти, – ответил он. – Белая птица прилетает ко всем. С ним это будет скоро.
Она нетерпеливо встала, но Гампи, чье личико стало серьезным, вопросительно смотрел на индейца.
– Она страшная, эта птица? – спросил он. – Ты боишься ее?
Вабаша отставил тарелку и вытер рот.
– Она не страшная, она белая, маленькая, перья у нее мягкие.
Гампи подумал и кивнул.
– Когда она улетает?
Господи, что за бред, думала Тео. Надо прекратить это. Мальчику не нужно думать о таких вещах. А тот ждал ответа от индейца.
– Она улетает на землю за холодами. Там хорошее место.
Мальчик выслушал это с тем же недетским спокойствием.
– Я не буду ее бояться, – сказал он.
Теодосия заметила, что в лице индейца что-то изменилось. Не то, чтобы оно выражало жалость или симпатию, но как-то смягчилось. Она отчего-то вздрогнула.
– Хватит, Гампи, – сказала она резко. – Не беспокой гостя своими вопросами.
– Но я хотел расспросить его о том хорошем месте, куда улетает птица.
– Ты сам не знаешь, что говоришь, дорогой. Что он может знать о таких вещах? – Это получилось невежливо, но ей нужно было только прогнать это неестественно старческое выражение с лица мальчика, – Если хочешь, побереги эти вопросы до воскресной службы.
Тут они оба заметили, что вождь Сиу встал.
– Я ухожу, – сказал он, подняв руки на уровень плеч, ладонями вверх. – Пусть Великий дух всегда будет с вами. – Он добавил еще какие-то слоги – обращение или прощание означали они? Она только поняла, что в них была красота.
Гампи закричал:
– Пожалуйста, не уходи, Вабаша, – и хотел побежать за ним, но мать мягко удержала его. Индеец, бесшумно ступая, удалился.
Тут же прибежала Элеонора, притаившаяся в коридоре.
– Он ушел, этот дикарь! Исчез в лесу, как призрак. Чего он от вас хотел, мадам? Он опасен?
– Нет, – слабо улыбнулась Тео. – Он принес мне письмо с Запада.
– И рассказал про Птицу смерти, – тихо добавил мальчик.
– Птица смерти? – озадаченно переспросила Элеонора. – Что такое? Смерть… Ля мор… – Она перекрестилась. – Но он нападет на нас! Он пошел за своими людьми, которые прячутся в лесу! Мадам, нас всех зарежут!
– Это глупо, Элеонора, – сказал Гампи, – Вабаша хороший, правда, мама?
– Да, – ответила Теодосия. – Но он говорил много глупостей. Он – не христианин, и он очень суеверный, как… как наши черные. Ты знаешь ведь, они верят в заклинания?
– Это не одно и то же, – упрямо покачал голевой мальчик. – И заклинания иногда действуют. Старая Мома Кло может сделать дождь, может сделать коров больными, может…
– Гампи, дорогой, это просто совпадения. Ты знаешь, нет ведь никакой белой птицы. И никто не может предсказать смерть, свою или чужую. Забудь все эти глупости.
Она поцеловала его.
– К нам приедет гость. Надо подготовить голубую комнату. Элеонора, проследите, чтобы было постельное белье и пол был покрыл лаком. Гампи, помоги мне собрать цветы, чтобы поставить их в вазу.
– А кто приедет, мам?
Она помедлила чтобы голос ее звучал, не выдавая эмоций.
– Мистер Льюис, губернатор Северной Луизианы, мой старый друг.
Она забыла про Элеонору, которая, услышав это, забыла про индейца.
– О, мадам, – воскликнула она.
– Снова этот молодой человек. – Странный народ, эти американцы, думала она. У них был роман, несколько лет не встречались, потом посылают письма через краснокожих и приезжают в дом мужа. Ну, мадам это поможет. У нее так много было волнений с ее отцом, и еще с этой негритянкой. Элеонора, конечно, узнала про Венеру.
– Мадам потребуются новые наряды, – заметила она с выражением своеобразной хитрой почтительности. – У нее ведь нет ничего хорошего для приема… губернатора.
Тео нахмурилась.
– Вы не поняли. Сейчас это уже – другое. То, о чем вы говорите, давно прошло. Губернатор – просто старый знакомый, которому удобно остановиться здесь по дороге в Вашингтон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44