https://wodolei.ru/catalog/mebel/
Тео набросила вышитую шаль поверх платья, и едва она выбежала на веранду, как услышала знакомый голос:
– Тео…
– Я здесь, Джозеф, – ответила она. Облегчение и слабость охватили ее одновременно.
Вот почему от него не было вестей – он был в пути. Теперь ее беспокойство казалось нелепым. Он обнял ее.
– Рада видеть тебя, – сказала она улыбаясь. – Я переживала, не получая от тебя писем. Мне не приходило в голову, что ты мог быть в дороге. Я думала, что дела задержали тебя в Колумбии.
– Почти что так, – ответил он задумчиво.
Его вид приводил ее в недоумение: он весь был какой-то неловкий, одежда, помятая и запачканная, выглядела так, как будто ее не снимали несколько дней.
– Что? – спросила она с нарастающим страхом. – Что-нибудь случилось?
Джозеф задвигал усами.
– Да, у меня есть новости, но они подождут, поскольку я очень голоден. Дидо может что-нибудь приготовить?
– Конечно.
– Он вызвал Гамильтона на дуэль, и они встретились 11 июля. Бэрр выстрелил первым и попал. Гамильтон умер два дня спустя.
– А что с папой? – воскликнула она. – Ты уверен, что он не ранен? Как ты можешь быть уверен? О, Джозеф, говори ради Бога!
– Я пытаюсь сказать тебе. Он не ранен. Пуля Гамильтона не задела его. Я знаю, потому что получил два письма от Бэрра.
– Вот почему он не писал, – проговорила Тео. Чувство недоумения проходило. Она начала понимать, что произошло. Посмотрев на Джозефа, продолжила:
– Слава Богу! Я бы сошла с ума. Но все кончилось хорошо. Гамильтон всегда был его врагом. Я знаю, он спровоцировал отца, – тихо добавила она, вспоминая презрительные взгляды и насмешки Гамильтона.
Джозеф нетерпеливо стряхнул кусочек засохшей тины с ботинка.
Она позвала слугу, отдав ему поспешные распоряжения. Потом, вернувшись к Джозефу, крепко сжала его руку:
– Теперь ответь мне, пожалуйста, что происходит?
Джозеф отошел, отворачиваясь от ее обеспокоенного взгляда. Он заранее продумал, как тактичнее рассказать ей о случившемся, но сейчас все вылетело из головы.
– Твой отец… – выпалил он и увидел, как кровь отошла от ее лица и черты обострились. Руки ее опустились.
– Он… Он болен, – прошептала она, – или хуже?.. Ради Бога, Джозеф, не молчи!
– Я стараюсь. Нет, он не болен, его здоровье в порядке.
– Значит, все не так уж плохо, раз он здоров, – произнесла она с явным облегчением.
– Довольно плохо, – Джозеф уныло взял сигару. – Он убил Гамильтона.
– Не понимаю, – сказала она.
– Тео, ты ничего не понимаешь! – почти прокричал Джозеф. – Вокруг этого поднялась такая шумиха! Его обвиняют в умышленном убийстве. В Нью-Йорке он объявлен вне закона. К тому же ему грозит долговая тюрьма. Я не могу все время снабжать его деньгами, – он осекся, испугавшись своих слов.
Минуту они молча разглядывали друг друга.
Джозеф пожалел, что сказал так много. В конце концов, финансовые взаимоотношения между ним и Аароном – не женское дело, и они имели молчаливое соглашение о том, чтобы держать ее в неведении. Чтобы успокоиться, он попытался принять во внимание ее вполне естественное беспокойство, вызванное дурными вестями. Она же, разъяренная, думала только о своем отце. Впрочем, как прелестно она выглядела! Глаза ее сверкали и вовсе не были задумчиво отстраненными, какими он так часто видел их.
Вскоре, пошатываясь под тяжестью подноса, вошел Гектор. Вид еды смягчил Джозефа. Усевшись за стол, он зачерпнул изрядную порцию креветок с рисом.
– Не будем ссориться, Тео. Садись и присоединяйся. Судя по виду трапезы, Дидо – и в самом деле хорошая кухарка, – сказал он, пытаясь уладить дело миром.
Но Тео была слишком сердита и обижена. Как он смел критиковать ее отца! Как он мог поскупиться на финансовую поддержку, в которой Аарон, возможно, нуждался! Ведь он был некогда так неразумно щедр! Джозеф богат; он вполне мог позволить себе тоже быть щедрым, но он таким не был. Он мелочен, подумала она горько, как, впрочем, и все в его семействе. Предусмотрительность, всеобщее согласие, бережливость и никакого следа воображения, проницательности или искренности.
– Я уже ела, – ответила она сердито, – и, если ты позволишь, намерена удалиться. Я устала, известие потрясло меня.
Он одним залпом осушил бокал вина и вытер рот платком.
– Я пойду с тобой, Тео. Я тоже устал. Мы пойдем вместе.
Она обернулась к нему, внутренне содрогаясь от отвращения.
– Элеонора постелит тебе там, – она указала на одну из маленьких спален. – Мальчик иногда беспокоен во сне. Один ты отдохнешь, лучше, и я… у меня головная боль.
– О, Господи! – он стукнул рукой по столу так, что загремела посуда. – Я не видел тебя несколько недель, и вот как ты принимаешь меня! Все та же история, не так ли? Всегда у тебя то головная боль, то ты устала, то мальчик может забеспокоиться. Я не вынесу этого, говорю тебе!
Однако он знал, что гнев и угрозы напрасны. В некотором смысле он трепетал перед ее холодностью по отношению к нему и, каждый раз приближаясь к ней, испытывал чувство вины – она чуть не умерла при родах.
– Прости, Джозеф, – прошептала она, внезапно переменившись. Эту черту Тео унаследовала от отца. Теперь ее голос был нежен, она задумчиво улыбнулась. – Знаю, я не очень хорошая жена. Тебе следовало жениться на Анне Пинкни или на какой-нибудь девушке из Миддлетонов. Они рождены для плантаторской жизни и управились бы значительно лучше меня. Они смогли бы принести тебе дюжину детей. Я уверена, что их отцы, – добавила она с оттенком злобы в голосе, – никогда не причинили бы тебе столько хлопот.
Это было правдой, подумал Джозеф ошеломленно. Возможно, ему нужно было жениться на девушке Миддлетонов. Но он не захотел этого в свое время и, несмотря ни на что, не жалел об этом.
Он обнял Тео почти робко.
– Я не хочу никого кроме тебя, Теодосия, тебя и маленького Бэрра, – он никогда прежде не мог заставить себя называть Гампи именем Аарона.
– Я люблю тебя, – произнес он, запинаясь на слове, которое он мог написать в послании. Но, произнеся его, Джозеф почувствовал себя глупцом.
Ее сердце сжалось. Она коснулась его лохматых сухих волос. Он пламенно поцеловал ее.
– Теодосия, я напишу твоему отцу. Ему всегда более чем рады в любом моем доме.
– Благодарю тебя, дорогой, – ответила она. Порой он был так похож на овчарку: собака щелкала зубами и рычала, а теперь вновь пыталась снискать расположение.
– Спокойной ночи, – прошептала Тео.
Аромат духов окутал его, когда она ушла в свою комнату, тихо затворив за собой дверь.
XX
Стоял октябрь. Ранние сильные морозы сделали возможным возвращение в Оукс до появления Аарона. С наступлением холодов лихорадка прекратилась; по правде говоря, никто так и не мог понять, чем это было вызвано. То ли холода заморозили ядовитые испарения на болотах, то ли они произвели изменения в атмосферном электричестве и нейтрализовали избыток кислотности, служившей проводником болезни.
Так или иначе, октябрьский мороз вновь сослужил плантаторам добрую службу. Дорога в Нек, вверх по реке, заполнилась экипажами возвращающихся домой плантаторов и их семей, фургонами, набитыми домашней утварью и слугами.
Полковник Вильям и его семья вернулись в Клифтон. Джон Эш и Салли – семья, пополненная теперь младенцем Вильямом – вернулись в Хэгли. Вильям Алгернон вступил во владение Розовым холмом – плантацией через одну от Клифтона, которую отец недавно подарил ему в ожидании женитьбы сына на очаровательной вдове, доводившейся, вдобавок, и кузиной. Полли Янг, урожденная Эллстон, с двумя «л», была пышущей здоровьем матроной двадцати восьми лет, пятью годами старше своего предполагаемого супруга, обремененной, кроме того, пятилетней дочерью Элизой. Но степенный Вильям Алгернон не видел в том помехи, тем более что миссис Янг была наделена изрядным приданым. Желая остепениться, он с нетерпением ожидал окончания второго года вдовства Полли, с тем, чтобы они могли пожениться, не нарушая обычаев.
Теодосия, волей-неволей втянутая в вихрь семейных событий, наблюдала радостную суету вокруг надвигающегося вступления миссис Янг в их семью и необъяснимо чувствовала себя задетой. Все эти «Полли, дорогая» да «Дорогая Полли, что вы думаете о том-то»… Никакое празднество не было полным, если на нем не присутствовала Полли. Они баловали маленькую Элизу и носились с ней. И хотя та даже не являлась прямой родственницей, уделяли ей значительно больше внимания, чем Гампи.
Тео, однако, вполне ясно представляла себе, что никогда не могла снискать расположение Элстонов, Одно дело, сторониться общества потому, что находишь его непривлекательным, и, совсем другое дело, когда общество сторонится тебя. Это было печально особенно, теперь, когда Аарону требовались друзья и вся поддержка, какие только могли бы быть. С тех пор как Джозеф посетил остров, Тео стала вновь проявлять интерес к чтению газет и регулярно посылала Гектора за ними в Джорджтаун. Хотя большинство газет были местными, в них случались упоминания об Аароне, и она была напугана их ядовитым тоном. Отцу решительно нужны были друзья.
Некоторое время трудности с перепиской делали дату его прибытия неясной, но, наконец, она узнала определенно, что он с первым же пакетботом отправится в Джорджтаун. Учитывая неизбежную остановку судна в Чарлстоне, он будет в Оуксе через пять дней.
Тео уступила пожеланию Джозефа, чтобы предстоящий визит ее отца не сообщался семье. Оукс, находящийся в часе езды верхом от прочих имений Элстонов, должен был предоставить отцу тихое убежище до той поры, когда Джозефу удастся выяснить, как обстоят дела. Его родственники никогда не обсуждали Аарона при Тео, но не скрывали от Джозефа своего ужаса перед обвинением в убийстве. Раз газеты писали о том, что дуэль была бесчестно подстроена, что полковник Бэрр совершенно постыдно устроил сговор, чтобы хладнокровно убить своего врага, значит, это было несомненной правдой. Во всяком случае, что-то было во всем этом сомнительное, и они предпочитали пока игнорировать неудачное родство, которым Джозеф обременил их.
Возможно, полагал Джозеф, полковник Бэрр вовсе не приедет: он, очевидно, испытывал большие затруднения в поисках транспорта и денег.
Джозеф не знал о его последнем письме Тео и даже не подозревал о ее намерении устроить теплый прием Аарону с участием всего семейства. Вице-президент, прячущийся в доме своей дочери… Никогда… Аарон не был скрывающимся преступником, он был лишь человеком, угодившим в большое несчастье, и его следовало бы принять с честью, но, что поделаешь, прежде всего необходимо соблюдать осторожность.
– Я думаю, нам следует устроить прием в честь Вильяма Алгернона и миссис Янг, – заявила Тео однажды вечером за обедом.
Джозеф был удивлен и обрадован. Ее гостеприимство никогда не было добросердечным настолько, насколько он того желал.
– Превосходно! – ответил он. – На следующей неделе я должен уехать в Колумбию, а когда вернусь…
– Слишком долго ждать, – прервала она.
– Я думаю о субботе… Нет… – продолжала она торопливо, предвидя возражение Джозефа, который никогда не любил внезапных планов, особенно если они исходили не от него, – я обо всем позабочусь. Я уже написала всем приглашения. Помпеи разнесет их сегодня вечером. Кроме того, если мы будем слишком долго откладывать, миссис Янг может уехать. Она собирается в Чарлстон за свадебным нарядом, ты же знаешь.
Он неохотно кивнул.
– Хорошо, но мне все это кажется весьма поспешным. Это ни в коем случае не должно быть чем-то обыденным, ведь мы так редко развлекаемся здесь.
– Конечно. Мы дадим великолепный прием. Вэккэмоу-Нек никогда его не забудет. Я тебе обещаю.
«Особенно, когда узнают, кто является настоящим виновником торжества», – подумала она, втайне ликуя, и приступила к обдумыванию своего плана.
Это, в самом деле, должен быть великолепный прием. От угощений до развлечений. Он не должен походить ни на один из их нудных обедов с жареным мясом и рисом, ромовым пуншем и с последующей карточной игрой или бреньканьем детей на клавикордах. Она выведет их из состояния самодовольной важности и покажет, что, коль скоро взялась, может принимать гостей с щедростью и блеском.
Все приглашения были приняты, как она и полагала. Всеобщие сборища были редки в их отдаленных краях, и вся семья одобрила ее намерение устроить прием в честь обрученной пары, хотя они приписывали эту идею Джозефу.
Тео отдала Элеоноре необходимые наставления по поводу обслуживания гостей и сообща они привели прислугу в движение. Не доверяя кулинарным способностям Фиби, Тео выписала из Джорджтауна повара, вольного негра. Дидо, конечно, не была допущена в кухню: даже Дидо не могла подняться до кулинарных высот, о которых мечтала Тео. Тео с радостью узнала, что выписанный ею повар умел готовить ее любимое кушанье. Оно называлось «птичий двор», хотя это название не говорило ничего об изощренных рецептах его приготовления. Оно сооружалось на манер китайских коробочек – игрушки, которую когда-то подарил ей Аарон. Голубь должен быть упрятан в куропатку, куропатка – в тетерку, они вместе – в дикую утку, затем – в каплуна, каплун – в гуся и, наконец, все они помещались в громадную индейку. Каждая птица предварительно очищалась от костей и приправлялась специями и пряным соусом. Предполагая сделать такое блюдо из четырех птиц, Тео направила к запарившемуся повару небольшую армию помощников. Приготовления требовали нескольких дней.
Она лично наблюдала за уборкой и украшением комнат. Полы были натерты так, что сияли, будто коричневые зеркала. Она извлекла весь запас миртовых свечей для канделябров и в субботу после полудня украсила все комнаты огромными букетами цветов, всех, какие только могла найти нетронутыми морозом.
Она оглядела дело своих рук критически: комнаты все еще выглядели несколько пустынно. Внезапно ее осенило и, выбежав к ветвистым дубам возле дома, нарвала большие пучки свисающего с них мха. Вернувшись, она убрала им ветвистые канделябры, и, вызвав двух слуг, велела принести несколько корзин моха и укрепить его серовато-зеленые гирлянды так, чтобы они спадали с потолка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
– Тео…
– Я здесь, Джозеф, – ответила она. Облегчение и слабость охватили ее одновременно.
Вот почему от него не было вестей – он был в пути. Теперь ее беспокойство казалось нелепым. Он обнял ее.
– Рада видеть тебя, – сказала она улыбаясь. – Я переживала, не получая от тебя писем. Мне не приходило в голову, что ты мог быть в дороге. Я думала, что дела задержали тебя в Колумбии.
– Почти что так, – ответил он задумчиво.
Его вид приводил ее в недоумение: он весь был какой-то неловкий, одежда, помятая и запачканная, выглядела так, как будто ее не снимали несколько дней.
– Что? – спросила она с нарастающим страхом. – Что-нибудь случилось?
Джозеф задвигал усами.
– Да, у меня есть новости, но они подождут, поскольку я очень голоден. Дидо может что-нибудь приготовить?
– Конечно.
– Он вызвал Гамильтона на дуэль, и они встретились 11 июля. Бэрр выстрелил первым и попал. Гамильтон умер два дня спустя.
– А что с папой? – воскликнула она. – Ты уверен, что он не ранен? Как ты можешь быть уверен? О, Джозеф, говори ради Бога!
– Я пытаюсь сказать тебе. Он не ранен. Пуля Гамильтона не задела его. Я знаю, потому что получил два письма от Бэрра.
– Вот почему он не писал, – проговорила Тео. Чувство недоумения проходило. Она начала понимать, что произошло. Посмотрев на Джозефа, продолжила:
– Слава Богу! Я бы сошла с ума. Но все кончилось хорошо. Гамильтон всегда был его врагом. Я знаю, он спровоцировал отца, – тихо добавила она, вспоминая презрительные взгляды и насмешки Гамильтона.
Джозеф нетерпеливо стряхнул кусочек засохшей тины с ботинка.
Она позвала слугу, отдав ему поспешные распоряжения. Потом, вернувшись к Джозефу, крепко сжала его руку:
– Теперь ответь мне, пожалуйста, что происходит?
Джозеф отошел, отворачиваясь от ее обеспокоенного взгляда. Он заранее продумал, как тактичнее рассказать ей о случившемся, но сейчас все вылетело из головы.
– Твой отец… – выпалил он и увидел, как кровь отошла от ее лица и черты обострились. Руки ее опустились.
– Он… Он болен, – прошептала она, – или хуже?.. Ради Бога, Джозеф, не молчи!
– Я стараюсь. Нет, он не болен, его здоровье в порядке.
– Значит, все не так уж плохо, раз он здоров, – произнесла она с явным облегчением.
– Довольно плохо, – Джозеф уныло взял сигару. – Он убил Гамильтона.
– Не понимаю, – сказала она.
– Тео, ты ничего не понимаешь! – почти прокричал Джозеф. – Вокруг этого поднялась такая шумиха! Его обвиняют в умышленном убийстве. В Нью-Йорке он объявлен вне закона. К тому же ему грозит долговая тюрьма. Я не могу все время снабжать его деньгами, – он осекся, испугавшись своих слов.
Минуту они молча разглядывали друг друга.
Джозеф пожалел, что сказал так много. В конце концов, финансовые взаимоотношения между ним и Аароном – не женское дело, и они имели молчаливое соглашение о том, чтобы держать ее в неведении. Чтобы успокоиться, он попытался принять во внимание ее вполне естественное беспокойство, вызванное дурными вестями. Она же, разъяренная, думала только о своем отце. Впрочем, как прелестно она выглядела! Глаза ее сверкали и вовсе не были задумчиво отстраненными, какими он так часто видел их.
Вскоре, пошатываясь под тяжестью подноса, вошел Гектор. Вид еды смягчил Джозефа. Усевшись за стол, он зачерпнул изрядную порцию креветок с рисом.
– Не будем ссориться, Тео. Садись и присоединяйся. Судя по виду трапезы, Дидо – и в самом деле хорошая кухарка, – сказал он, пытаясь уладить дело миром.
Но Тео была слишком сердита и обижена. Как он смел критиковать ее отца! Как он мог поскупиться на финансовую поддержку, в которой Аарон, возможно, нуждался! Ведь он был некогда так неразумно щедр! Джозеф богат; он вполне мог позволить себе тоже быть щедрым, но он таким не был. Он мелочен, подумала она горько, как, впрочем, и все в его семействе. Предусмотрительность, всеобщее согласие, бережливость и никакого следа воображения, проницательности или искренности.
– Я уже ела, – ответила она сердито, – и, если ты позволишь, намерена удалиться. Я устала, известие потрясло меня.
Он одним залпом осушил бокал вина и вытер рот платком.
– Я пойду с тобой, Тео. Я тоже устал. Мы пойдем вместе.
Она обернулась к нему, внутренне содрогаясь от отвращения.
– Элеонора постелит тебе там, – она указала на одну из маленьких спален. – Мальчик иногда беспокоен во сне. Один ты отдохнешь, лучше, и я… у меня головная боль.
– О, Господи! – он стукнул рукой по столу так, что загремела посуда. – Я не видел тебя несколько недель, и вот как ты принимаешь меня! Все та же история, не так ли? Всегда у тебя то головная боль, то ты устала, то мальчик может забеспокоиться. Я не вынесу этого, говорю тебе!
Однако он знал, что гнев и угрозы напрасны. В некотором смысле он трепетал перед ее холодностью по отношению к нему и, каждый раз приближаясь к ней, испытывал чувство вины – она чуть не умерла при родах.
– Прости, Джозеф, – прошептала она, внезапно переменившись. Эту черту Тео унаследовала от отца. Теперь ее голос был нежен, она задумчиво улыбнулась. – Знаю, я не очень хорошая жена. Тебе следовало жениться на Анне Пинкни или на какой-нибудь девушке из Миддлетонов. Они рождены для плантаторской жизни и управились бы значительно лучше меня. Они смогли бы принести тебе дюжину детей. Я уверена, что их отцы, – добавила она с оттенком злобы в голосе, – никогда не причинили бы тебе столько хлопот.
Это было правдой, подумал Джозеф ошеломленно. Возможно, ему нужно было жениться на девушке Миддлетонов. Но он не захотел этого в свое время и, несмотря ни на что, не жалел об этом.
Он обнял Тео почти робко.
– Я не хочу никого кроме тебя, Теодосия, тебя и маленького Бэрра, – он никогда прежде не мог заставить себя называть Гампи именем Аарона.
– Я люблю тебя, – произнес он, запинаясь на слове, которое он мог написать в послании. Но, произнеся его, Джозеф почувствовал себя глупцом.
Ее сердце сжалось. Она коснулась его лохматых сухих волос. Он пламенно поцеловал ее.
– Теодосия, я напишу твоему отцу. Ему всегда более чем рады в любом моем доме.
– Благодарю тебя, дорогой, – ответила она. Порой он был так похож на овчарку: собака щелкала зубами и рычала, а теперь вновь пыталась снискать расположение.
– Спокойной ночи, – прошептала Тео.
Аромат духов окутал его, когда она ушла в свою комнату, тихо затворив за собой дверь.
XX
Стоял октябрь. Ранние сильные морозы сделали возможным возвращение в Оукс до появления Аарона. С наступлением холодов лихорадка прекратилась; по правде говоря, никто так и не мог понять, чем это было вызвано. То ли холода заморозили ядовитые испарения на болотах, то ли они произвели изменения в атмосферном электричестве и нейтрализовали избыток кислотности, служившей проводником болезни.
Так или иначе, октябрьский мороз вновь сослужил плантаторам добрую службу. Дорога в Нек, вверх по реке, заполнилась экипажами возвращающихся домой плантаторов и их семей, фургонами, набитыми домашней утварью и слугами.
Полковник Вильям и его семья вернулись в Клифтон. Джон Эш и Салли – семья, пополненная теперь младенцем Вильямом – вернулись в Хэгли. Вильям Алгернон вступил во владение Розовым холмом – плантацией через одну от Клифтона, которую отец недавно подарил ему в ожидании женитьбы сына на очаровательной вдове, доводившейся, вдобавок, и кузиной. Полли Янг, урожденная Эллстон, с двумя «л», была пышущей здоровьем матроной двадцати восьми лет, пятью годами старше своего предполагаемого супруга, обремененной, кроме того, пятилетней дочерью Элизой. Но степенный Вильям Алгернон не видел в том помехи, тем более что миссис Янг была наделена изрядным приданым. Желая остепениться, он с нетерпением ожидал окончания второго года вдовства Полли, с тем, чтобы они могли пожениться, не нарушая обычаев.
Теодосия, волей-неволей втянутая в вихрь семейных событий, наблюдала радостную суету вокруг надвигающегося вступления миссис Янг в их семью и необъяснимо чувствовала себя задетой. Все эти «Полли, дорогая» да «Дорогая Полли, что вы думаете о том-то»… Никакое празднество не было полным, если на нем не присутствовала Полли. Они баловали маленькую Элизу и носились с ней. И хотя та даже не являлась прямой родственницей, уделяли ей значительно больше внимания, чем Гампи.
Тео, однако, вполне ясно представляла себе, что никогда не могла снискать расположение Элстонов, Одно дело, сторониться общества потому, что находишь его непривлекательным, и, совсем другое дело, когда общество сторонится тебя. Это было печально особенно, теперь, когда Аарону требовались друзья и вся поддержка, какие только могли бы быть. С тех пор как Джозеф посетил остров, Тео стала вновь проявлять интерес к чтению газет и регулярно посылала Гектора за ними в Джорджтаун. Хотя большинство газет были местными, в них случались упоминания об Аароне, и она была напугана их ядовитым тоном. Отцу решительно нужны были друзья.
Некоторое время трудности с перепиской делали дату его прибытия неясной, но, наконец, она узнала определенно, что он с первым же пакетботом отправится в Джорджтаун. Учитывая неизбежную остановку судна в Чарлстоне, он будет в Оуксе через пять дней.
Тео уступила пожеланию Джозефа, чтобы предстоящий визит ее отца не сообщался семье. Оукс, находящийся в часе езды верхом от прочих имений Элстонов, должен был предоставить отцу тихое убежище до той поры, когда Джозефу удастся выяснить, как обстоят дела. Его родственники никогда не обсуждали Аарона при Тео, но не скрывали от Джозефа своего ужаса перед обвинением в убийстве. Раз газеты писали о том, что дуэль была бесчестно подстроена, что полковник Бэрр совершенно постыдно устроил сговор, чтобы хладнокровно убить своего врага, значит, это было несомненной правдой. Во всяком случае, что-то было во всем этом сомнительное, и они предпочитали пока игнорировать неудачное родство, которым Джозеф обременил их.
Возможно, полагал Джозеф, полковник Бэрр вовсе не приедет: он, очевидно, испытывал большие затруднения в поисках транспорта и денег.
Джозеф не знал о его последнем письме Тео и даже не подозревал о ее намерении устроить теплый прием Аарону с участием всего семейства. Вице-президент, прячущийся в доме своей дочери… Никогда… Аарон не был скрывающимся преступником, он был лишь человеком, угодившим в большое несчастье, и его следовало бы принять с честью, но, что поделаешь, прежде всего необходимо соблюдать осторожность.
– Я думаю, нам следует устроить прием в честь Вильяма Алгернона и миссис Янг, – заявила Тео однажды вечером за обедом.
Джозеф был удивлен и обрадован. Ее гостеприимство никогда не было добросердечным настолько, насколько он того желал.
– Превосходно! – ответил он. – На следующей неделе я должен уехать в Колумбию, а когда вернусь…
– Слишком долго ждать, – прервала она.
– Я думаю о субботе… Нет… – продолжала она торопливо, предвидя возражение Джозефа, который никогда не любил внезапных планов, особенно если они исходили не от него, – я обо всем позабочусь. Я уже написала всем приглашения. Помпеи разнесет их сегодня вечером. Кроме того, если мы будем слишком долго откладывать, миссис Янг может уехать. Она собирается в Чарлстон за свадебным нарядом, ты же знаешь.
Он неохотно кивнул.
– Хорошо, но мне все это кажется весьма поспешным. Это ни в коем случае не должно быть чем-то обыденным, ведь мы так редко развлекаемся здесь.
– Конечно. Мы дадим великолепный прием. Вэккэмоу-Нек никогда его не забудет. Я тебе обещаю.
«Особенно, когда узнают, кто является настоящим виновником торжества», – подумала она, втайне ликуя, и приступила к обдумыванию своего плана.
Это, в самом деле, должен быть великолепный прием. От угощений до развлечений. Он не должен походить ни на один из их нудных обедов с жареным мясом и рисом, ромовым пуншем и с последующей карточной игрой или бреньканьем детей на клавикордах. Она выведет их из состояния самодовольной важности и покажет, что, коль скоро взялась, может принимать гостей с щедростью и блеском.
Все приглашения были приняты, как она и полагала. Всеобщие сборища были редки в их отдаленных краях, и вся семья одобрила ее намерение устроить прием в честь обрученной пары, хотя они приписывали эту идею Джозефу.
Тео отдала Элеоноре необходимые наставления по поводу обслуживания гостей и сообща они привели прислугу в движение. Не доверяя кулинарным способностям Фиби, Тео выписала из Джорджтауна повара, вольного негра. Дидо, конечно, не была допущена в кухню: даже Дидо не могла подняться до кулинарных высот, о которых мечтала Тео. Тео с радостью узнала, что выписанный ею повар умел готовить ее любимое кушанье. Оно называлось «птичий двор», хотя это название не говорило ничего об изощренных рецептах его приготовления. Оно сооружалось на манер китайских коробочек – игрушки, которую когда-то подарил ей Аарон. Голубь должен быть упрятан в куропатку, куропатка – в тетерку, они вместе – в дикую утку, затем – в каплуна, каплун – в гуся и, наконец, все они помещались в громадную индейку. Каждая птица предварительно очищалась от костей и приправлялась специями и пряным соусом. Предполагая сделать такое блюдо из четырех птиц, Тео направила к запарившемуся повару небольшую армию помощников. Приготовления требовали нескольких дней.
Она лично наблюдала за уборкой и украшением комнат. Полы были натерты так, что сияли, будто коричневые зеркала. Она извлекла весь запас миртовых свечей для канделябров и в субботу после полудня украсила все комнаты огромными букетами цветов, всех, какие только могла найти нетронутыми морозом.
Она оглядела дело своих рук критически: комнаты все еще выглядели несколько пустынно. Внезапно ее осенило и, выбежав к ветвистым дубам возле дома, нарвала большие пучки свисающего с них мха. Вернувшись, она убрала им ветвистые канделябры, и, вызвав двух слуг, велела принести несколько корзин моха и укрепить его серовато-зеленые гирлянды так, чтобы они спадали с потолка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44