Когда кристалл засветился, Анья уверилась, что теперь невидима. Однако она не знала, сколько времени будет действовать заклинание, а потому поспешно отступила подальше от этого места. И вовремя, так как тотчас же получила урок – не расслабляться и не рассеивать вни­мания. Как только песнопение прервалось – камень погас. Девушка поскорее нырнула под свисавшие ветви ивы, над которым, как она знала, Ивейн произнес заклинание защиты.
– Так, значит, ты не сбежала от меня снова? При этих словах Анья тут же позабыла о ма­леньком зверьке, лежавшем у нее на руках.
– Разумеется нет!
Девушка рассердилась, что он мог хотя бы предположить подобное. Неужели она окажется столь бесчестной, чтобы нарушить клятву, да еще такую сильную, как он требовал!
– Разумеется нет.
Ласковый смех Ивейна заполнил все их малень­кое убежище, а вспыхнувшая у него на лице улыбка озарила его. Он протянул ей посох с неповрежден­ным кристаллом, объяснявшим его уверенность.
Анья стиснула зубы, когда друид, только что, казалось, рассерженный, теперь рассмеялся. Не раз она видела, как жрец пользовался этой уловкой с переменами настроения против саксонцев, но в последние дни, с тех пор как началось это их пу­тешествие, он начал применять ее против Аньи. Ей это не нравилось. Совсем не нравилось!
Ее зеленые таза гневно вспыхнули, но Ивейн только пуще расхохотался и бессознательно вновь поднял посох. И тут произошло неожиданное.
Лисенок застыл на руках у Аньи и зарычал на мужчину, который – как, по-видимому, он думал, – хотел поднять палку на его избави­тельницу.
– Ого!
Ивейн был удивлен, только сейчас заметив зверька и намереваясь еще раз напомнить Анье не бродить одной по лесу. Его удивило поведение лисенка. Друид был властителем могуществен­ных духов природы, и никогда еще не случалось, чтобы какое-либо животное бросало ему вызов.
Девушку поразило это не меньше, чем жреца. Она рада была отвлечься, успокаивая своего ма­ленького защитника, поглаживая его по мягкой, пушистой шерстке и бормоча ему ласковые слова.
– Я вижу, ты взяла себе зверя в телохрани­тели, – пошутил Ивейн.
Хотя зверек был еще так мал, что не мог при­чинить ему никакого вреда, все же он мог с ус­пехом охранять целомудрие девушки, не позво­ляя друиду приблизиться.
– Так ты разрешаешь мне взять его с собой? – Анья нежно и просительно улыбнулась Ивейну. Она радовалась, что он не поинтересовался, как к ней попал лисенок. Девушка боялась, что пос­тупок ее покажется Ивейну попыткой вмешиваться в природное равновесие и хоть частично, но нару­шить данную ему клятву не вступать ни в какие раз­бирательства. Больше того, он даже не потребовал объяснений, как ей удалось воззвать к силам при­роды и умолить их помочь ей. То, что такой могу­щественный жрец, как Ивейн, не почувствовал, что она обращалась к духам стихии, означало, по-види­мому, что ее Возможности весьма ограниченны. При этой мысли вся ее радость растаяла, и Анья зарылась лицом в рыжий пушистый мех.
Но она ошибалась. Ивейн ощутил как бы легкую рябь, всколыхнувшую силы стихии, но решил, что виной тому – его собственное вол­нение от близости Аньи. Он почувствовал, как уныние пригасило природную живость девуш­ки, и боялся, что поведение его – хотя и вы­званное необходимостью – тому причиной.
– Конечно, возьми его, если хочешь… Ивейн позволил малой капельке своей не­жности прорваться наружу, голос его потеплел.
– Главное, не терять больше ни минуты – нам давно уже пора отправляться. Так что давай поскорее поужинаем – и в путь.
Анья достала черствую ржаную лепешку, до­бавив к ней на этот раз большие желтые ломти сыра из своего мешочка. Ивейн достал узкие ломтики солонины и рог со свежей водой, на­бранной из ручья, струившегося поблизости. Под пристальным взглядом его глаз девушка, отделив кусочек мяса, протянула его пушистому мехово­му комочку, лежавшему у нее на коленях.
Поужинав, они принялись собираться. Ивейн, уже имевший сноровку, быстро уложил свои вещи в котомку. Анье потребовалось не­сколько больше времени, чтобы сложить все в мешок, который снова прикрепили к седлу. Пока она торопливо заканчивала сборы, Ивейн взял посох и затянул печальную, протяжную песнь, вздымавшуюся, казалось, из потаенных глубин души. Он трижды повторил ее строфы. Это не было мольбой о прикрытии. Чтобы заклинание могло сохранять свою силу, потребовалось бы невероятное напряжение. Оно вконец истощило бы его. силы, а этого ни в коем случае нельзя было допустить, поскольку опасности подстере­гали их на каждом шагу. Ивейн просто просил духов природы вести их и охранять в пути.
С сияющим кристаллом, освещавшим дорогу в сгущавшихся сумерках, они снова двинулись в путь. К заклинанию, произнесенному вслух, Ивейн добавил еще безмолвную просьбу даровать ему силы не думать об этой маленькой изящной кра­савице, опасаясь, что ее близость рассеет его – столь необходимую жрецу – сосредоточенность.
Анья, с лисенком на руках ехавшая чуть позади, в свете его магического кристалла не отрывала глаз от могучей широкой спины. Внезапно ее ох­ватило отчаяние. Ивейн был рядом, но девушке вдруг показалось, что ее покинул единственный, самый главный для нее человек на свете, тот, кто до сих пор был счастьем всей ее жизни.
Все вперед и вперед, с той минуты как опус­тились сумерки и позднее, в полночной тьме, они двигались через лес без единого слова, ни на се­кунду не останавливаясь.
ГЛАВА ПЯТАЯ
С Ивейном, освещавшим дорогу кристаллом, Анье нечего было бояться беспросветной ночной тьмы. Время шло, и душа ее постепенно напол­нялась покоем. Легкий ветерок шелестел в гус­той листве над головой, донося до нее ароматы цветов, робко пробивавшихся в траве под нога­ми. Умиротворенная, почти как лисенок, задре­мавший у нее на руках, Анья напомнила себе, что обрела драгоценнейший из даров – минуты, проведенные рядом с возлюбленным. Правда, он не хотел брать ее с собой, но Анья не сомнева­лась, что отправилась с ним не напрасно.
Ивейн, подавляя досаду, старался убавить шаг, подлаживаясь к неторопливой трусце Ягодки. Спиной он чувствовал пристальный, почти неотрывный взгляд девушки, и от этого ему было еще больше не по себе. Ее постоянная близость влекла и в то же время пугала его. Ивейн боялся, что, очарованный, позабудет рядом с ней обо всем на свете и на заметит засады, пока не окажется слишком поздно…
Внезапно какая-то птица, всполошившись, захлопала крыльями, и это так напугало Ягодку, что она в панике заметалась. Шум тотчас же от­влек Ивейна от его невеселых раздумий.
Лисенок повизгивал, лошадь заржала, и Ивейн, обернувшись, увидел, как Ягодка поднялась на .дыбы, передними копытами молотя воздух, точно пытаясь защититься от испуганной птицы, обере­гавшей свое гнездо. Ивейн не ожидал, что старая лошадь еще способна на нечто подобное.
– Не-е-ет! – тихо вскрикнула девушка и тут же, почти неслышно, упала на землю.
Ивейн замер. На земле, между двумя валуна­ми, лежала маленькая скорченная фигурка. И, что самое страшное, она не двигалась.
Бросившись к Анье, Ивейн почувствовал, как сердце его словно сжимает гигантская рука великана, стремящегося раздавить его в наказание за небре­жение. Да, он был слишком рассеян, задумался, а расплачиваться приходится девушке. Разве виновата она в том, что так обольстительна? Он мог только молить духов стихии спасти его маленькую, чистую фею и не наказывать ее за его прегрешения.
Ивейн поставил посох на землю, туда, где золотистым потоком струились волосы Аньи, рассыпавшиеся при падении. Лисенок с присущим животным проворством вскочил на лапки, но тут же, поскуливая, подполз и уткнулся мор­дочкой в плечо своей раненой хозяйки. К счастью, он, видимо, почувствовал намерение человека помочь и, хотя зарычал, но не препятст­вовал ему подойти. Так что Ивейну не пришлось тратить время на возню со зверьком.
Сбросив котомку, юноша опустился на коле­ни. Земля была мягкой, как губка, под толстым слоем прошлогодней листвы и под свежей, зеленой травой и папоротниками. Жрец осторожно ощу­пал голову девушки. Анья еле слышно застонала, когда пальцы его наткнулись на громадную шишку. Хотя и не столь искусный во врачевании, как Брина или сестра, Ивейн понимал в этом толк и нередко оказывал помощь не только при несчас­тных случаях, но даже при ранениях на поле боя.
Сдерживая волнение, жрец бережно поднял де­вушку из расщелины между камнями и уложил ее на мягкую, как ковер, траву. Осторожно, едва каса­ясь, он провел по зеленой материи платья от плеча до бедра, с той стороны, куда пришелся удар при падении. Анья, не приходя в сознание, застонала.
Ивейн присел на корточки. Ребра или сло­маны, или сильно ушиблены. Как бы там ни было, нужно перенести ее в какое-нибудь без­опасное место и там заняться лечением. Ивейна тревожили не столько поврежденные ребра де­вушки, сколько то, что она сильно ударилась го­ловой. От Аньи нельзя отходить ни на минуту, пока она не очнется. Он попросит духов стихии помочь ей прийти в себя.
К счастью, кобыла – хотя у Ивейна и не было времени ее утихомиривать – обрела уже свое обычное невозмутимое спокойствие. Он за­кинул торбу Ягодке на спину, и та спокойно ждала, пока друид возносил триады благоговения и просил даровать ему правильный путь. По мере того как протяжные слова срывались с губ Ивей­на, кристалл на набалдашнике посоха разгорался все ярче, и наконец от него пролег луч света, еще более ослепительный, чем светящийся круг, что сиял для них на протяжении всего перехода.
Ивейн бережно поднял девушку и, держа ее одной рукой, стараясь не причинить ей боли, взял посох и пошел за лучом назад, по уже про­йденному пути. Когда луч света переместился вправо, жрец тотчас повиновался и свернул. Через несколько шагов он наткнулся на моно­литную скалу – так, во всяком случае, ему по­казалось в первый момент.
Ивейна ничуть не смутило, что мольба об ук­рытии завела его в тупик. С минуту он пристально разглядывал скалу, затем, пригнувшись, нырнул во мрак, очутившись в пещере, невидимой снаружи. Лошадь остановилась около узкого входа, но ли­сенок не отставал и держался у ног друида.
Ивейн обнаружил, что в пещере, хотя и пустой, совсем недавно были люди. Ее невозможно было найти. И все-таки кто-то нашел. Об этом говорили холодные угли костра, помятый пустой ко­телок, рваное одеяло, сложенное у дальней стены, и горстка костей какого-то животного.
Ивейн прислонил посох с по-прежнему сияв­шим кристаллом к шершавой стене и расстегнул черный плащ. Сбросив его на каменный пол, жрец бережно уложил на него Анью. Он мог бы привести ее в чувство, но лучше ей побыть без сознания, чтобы не чувствовать боли. Сломаны ее ребра или ушиблены, их надо осмотреть. Ивейн сознавал это, но не мог решиться. Нужно снять с нее платье и нижнюю рубашку, нужно раздеть ее… и увидеть то, что он не сможет забыть до смерти. Но разве у него есть выбор? Он должен сделать это ради нее.
Отстегнув и отложив меч в сторону, друид снова опустился на колени рядом с девушкой и неловкими пальцами стал распутывать шнуровку на платье. Расстегивая ремень, опоясывающий узкие бедра, Ивейн заметил привязанный к нему маленький мешочек. Черные брови жреца слегка сошлись к переносице. Любопытно, какие аму­леты и снадобья могут храниться у очарователь­ной маленькой феи, не обладающей знанием дру­идов? Ивейн отложил мешочек в сторону, решив заглянуть в него позже, когда покончит с более важным делом. Напомнив себе, что состояние девушки может быть очень тяжелым, он поста­рался не думать о том, что ему предстояло сде­лать. Только после этого Ивейн бережно припод­нял Анью, снимая с нее одежды.
Когда нагота ее открылась его пылающему синему взору, даже стойкость друида не могла удержать его от созерцания этого чудного зрели­ща. Ее светлые золотистые волосы сияющей во­лною рассыпались по складкам темного шерстя­ного плаща, а теплые кремовые и нежно-розовые тона обнаженного тела таили то сладостное оча­рование, которого он так опасался. То, что он увидел, превосходило все образы, давно уже яв­лявшиеся ему в воображении и в снах.
Ивейн застонал. Влекомый силой, превосхо­дившей все те, какие были ему подвластны, жрец наклонился и чуть коснулся щеки Аньи губами. Он и не думал позволять себе большего, но девушка, не приходя в сознание, повернулась и губами нашла его рот. Ивейн замер. Искушение было слишком велико. Не в силах воспротивиться со­блазну, он наслаждался, впивая нектар ее губ.
Послышалось негромкое рычание. Маленькая лисичка припала к земле рядом с Аньей и челове­ком, склонившимся над ее безжизненным телом.
Предостережение, столь своевременно про­звучавшее, тотчас же охладило пыл Ивейна, ус­тупив место раскаянию. Он отшатнулся, ощу­щая невыразимое отвращение к себе. Он вооб­ще не смел целовать ее, и уж тем более тогда, когда беспомощная девушка лежала без созна­ния. Несколько раз глубоко вздохнув, Ивейн попытался приглушить муки совести, уверяя себя, что ни за что бы не причинил Анье зла.
Что верно, то верно, подумал жрец с невесе­лой иронией, он ничем не угрожал этой девушке. Скорее уж она, бессознательно откликнувшись на его поцелуй, представляла для него большую угрозу. Ему вдруг с полной ясностью открылась ужасная истина: куда бы ни бежал он от этой маленькой стройной красавицы, образ ее вечно будет являться ему во сне. Такой отчетливый, будто созданный из плоти и крови. Эту девуш­ку он не должен любить… но любит.
Волна яростного негодования к себе за­хлестнула Ивейна. Как мог он похитить поце­луй у лежавшей в беспамятстве девушки! По­давив и желание, и гнев, жрец обратил свои мысли на то, ради чего обнажил ее. Друид под­нялся и, выйдя из пещеры, снял свой дорожный мешок с седла Ягодки. Вернувшись, он порылся в котомке, пока не отыскал там свернутый бинт. Ивейну так часто приходилось перевязы­вать раненых, что он взял за правило всегда брать бинты в дорогу.
Бережно, но с намеренным безразличием он туго перетянул грудь Аньи. Затем, стараясь не поддаться искушению, он отвернулся и поднял ее плащ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33