Все для ванны, рекомендую!
– Цель нашего путешествия достигнута. В эту минуту Адам уже наверняка доехал до дома моей сестры и отправился дальше, чтобы сообщить о вашем бедственном положении королю Олдфриту и Вулфэйну.
Брииа обрадованно кивнула и высказала свои опасения:
– Вряд ли они смогут прибыть сюда вовремя, чтобы спасти Трокенхольт от полчищ разъяренных стервятников, которые уже ломятся в двери.
– Согласен, – Ивейн ласково сжал ее руки в своих. – Им не удастся поспеть так быстро. Но я уже здесь, и могу это сделать за них.
Внучка великого жреца-колдуна, всем сердцем верящая в могучую силу друида, тем не менее взволновалась.
– Подожди до утра. – Она сомневалась, что ей удастся изменить принятое решение жреца, но все-таки попыталась сделать это. – Они не станут нападать на нас ночью, а к утру, может быть, подоспеют и наши воины.
Язвительная, горькая усмешка тронула губы Ивейна, и он отрицательно покачал головой, да и сама она понимала, что это не так. И все-таки Ивейн, нарушив неписаные заповеди друидов, пояснил свою мысль.
– Мерсийцев, осадивших ваш замок, презирают за их бесчестный обычай нападать на беззащитную жертву, поджигая ее дом среди ночи.
– Я слышала немало подобных историй от тех, кому удалось спастись. Эти люди бежали с границы, чтобы найти здесь убежище. – Сказав это, Брина отвернулась. – Но епископ Уилфрид торжественно заявил, что не тронет ни одного из нас до восхода солнца. Однако, если и к этому часу ни я, ни мои сыновья не отдадим себя в его руки, то нам придется дорого заплатить за это.
– Какой же расплатой он угрожал вам? – тихонько спросила Анья, повернувшись к матери.
Обратив потемневшие от тревоги глаза на дочь, по которой она так тосковала, Брина невесело усмехнулась:
– Пожар, который уничтожит весь Трокенхольт и все, что находится в его стенах.
Когда началась осада, она была рада, что Анье не придется принять вместе с ними столь ужасную гибель. Теперь же ее дочь здесь.
– Я понимаю их намерения и уверена, что так они и сделают, как только завладеют желаемым.
– Хотя Уилфрид сгорает от нетерпения захватить тебя в плен и клянется, что будет ждать…
Ивейн боялся подвоха – врагам не провести его лживыми обещаниями.
–Я не верю саксонским правителям. Им ничего не стоит поджечь замок, а потому я собираюсь без промедления положить конец всем их планам.
Брина медленно повернулась к жрецу и печально улыбнулась ему, понимая всю опасность деяния, которое он намерен был совершить.
Анья шагнула вперед и ласково обняла мать за талию.
– Раз Ивейн говорит, значит, он сделает это, – твердо сказала девушка, и глаза ее, сияющие, темно-зеленые, как остролист, встретили пристальный взгляд жреца. Ивейн был обрадован ее стойкостью и поддержкой.
Брина заметила этот обмен взглядами и ощутила глубину наполнявшего их чувства. Ее кольнул страх: неужели ее дочь с головой, безраздельно погрузилась в тягучие топи несбыточной, безнадежной любви?
– Во время нашего трудного путешествия Анья не раз доказала, что связана с природными силами, и эти узы – хотя она и не проходила необходимого обучения – не менее сильны, чем связь ее жрицы-матери, – сказал Ивейн, понимая тревогу Брины.
Говоря это, Ивейн хотел дать понять, что между ним и девушкой нет больше никаких преград… во всяком случае тех, что касаются его долга жреца.
Брина внимательно вгляделась в зеленые глаза, никогда не обманывавшие ее. В спокойном сияющем взгляде она увидела радость и безграничную любовь Аньи к этому юноше, жрецу и друиду. Для Брины слов Ивейна было достаточно, чтобы она благословила их чувство. Однако предстояло еще убедить и Вулфа.
– Хочешь участвовать в разгроме врагов и обращении их в бегство? – спросил Ивейн у девушки, беря в руки посох.
То, что жрец позволяет дочери присутствовать при столь важном деянии, было бы еще одним подтверждением, если бы Брина нуждалась в нем, доказательством глубины его чувства и его искренней веры в возможности Аньи.
Девушка приняла предложение жреца как бесценный дар и тотчас согласилась. Но и в эту минуту она не забыла о мальчике, который, без сомнения, мечтал о такой же чести.
– А Киэр?
В ответ на мольбу, прозвучавшую в этом вопросе, Ивейн лишь слегка усмехнулся и кивнул одному из гебуров, чтобы тот позвал мальчика. На зов его явились все трое. Но только Киэра пригласили идти со взрослыми, в то время как братьев Аньи попросили остаться в замке и приглядывать за Нодди.
Стремительно, широко шагая, Ивейн вышел из замка, и Анье пришлось почти бежать, чтоб не отстать от него, а Киэр, как и во время их путешествия, шел сзади, замыкая и охраняя процессию.
У подножия узкой деревянной лестницы, ведущей на галерею, которая тянулась вдоль стены поверху, Ивейн остановился и серьезно, торжественно обратился к своим спутникам:
– Что бы ни случилось, устрашит ли вас какая-нибудь опасность или словесная угроза, не выдавайте своих чувств ни движением, ни звуком..
Анья сейчас же кивнула. Она с детства привыкла пребывать в безмятежном спокойствии, так что оно стало частью ее натуры. Киэр тоже с готовностью согласился.
У Ивейна было еще одно распоряжение – самое важное.
– Когда духи стихии восстанут, поднимутся в ярости, держитесь поближе ко мне, и даже в вихре разбушевавшегося шторма с вами ничего не случится.
Глаза Киэра удивленно раскрылись, а Анья еще раз поспешно кивнула. Дав обещание, хрупкая девушка уже ни на шаг не отставала от Ивейна, пока они поднимались по лестнице; мальчик шел следом за ними. По пути Ивейн произнес короткое заклинание, и кристалл на его посохе засиял мягким светом.
Брина, госпожа Трокенхольта, считала необходимым быть рядом, когда решается судьба ее скира. Оставив малыша на руках у гебура, она последовала за юной парой, но только до подножия лестницы. Она подоспела как раз в ту минуту, когда Ивейн приступил к выполнению задуманного.
– Епископ Уилфрид! – Зов Ивейна гулко и грозно прокатился по лагерю неприятеля, затерявшись вдали, в сгущавшихся ночных сумерках. – Ты давно уже жаждал найти жреца Ивейна. И вот я здесь.
Слова его грохотали, как ветры грядущего шторма, и все вокруг смолкло: они сеяли семена необъяснимого страха в умах и душах даже самых отважных воинов.
– Выходи, сойдемся лицом к лицу.
В ответ на призыв человека, который сам называл себя жрецом и в доказательство держал в руке посох с таинственно светившимся набалдашником, люди внизу заметались, словно осенние листья, гонимые первыми, пока еще легкими порывами ветра. Некоторые бросились в палатки за оружием, беспечно оставленным там, другие выскакивали из укрытий с мечами наголо. Вскоре все глаза были прикованы к грозному зрелищу – к мужчине, с головы до ног в черном, стоявшему на вершине стены. Вечерний воздух насыщен был влагой; вокруг все застыло, и все же волосы Ивейна, блестевшие, как вороново крыло, взметнулись от неведомо откуда налетевшего ветра, который поднял и черным водоворотом закружил его плащ.
– Клод, встань рядом с епископом! – потребовал колдун, пронизывая взглядом костистого человека, которого легко можно было заметить в толпе. – Выходи с человеком, которому ты собирался доставить меня как пленника, и я не оставлю ни одного из его желаний неудовлетворенным.
Когда Торвин, не помня себя от ярости, поспешил на зов своего сбежавшего пленника, тишина, воцарившаяся после распоряжения друида, наполнилась неясным гулом голосов. Хотя все это и было в высшей степени странно, Рольф ликовал, видя, как надменному тэну приходится подчиниться.
Появился епископ Уилфрид, и воины с готовностью расступились, давая ему дорогу.
– Ивейн, наконец-то… – Уилфрйду не очень-то нравилось что он вынужден смотреть снизу вверх на врага, которого сам же хотел видеть униженным, лежащим во прахе у своих ног. – Отдайся нам в руки – ты и все твое племя друидов, и мы оставим в живых добрых христиан Трокенхольта.
Раскатистый хохот Ивейна обрушился, точно ливень ударов, на всех, кто взирал на друида снизу.
– Я знаю твои намерения, Уилфрид. Выйди я к вам – и ты сожжешь Трокенхольт, превратишь его в пепелище.
Лицо епископа побагровело, а пальцы, наоборот, побелели – он силился удержаться и не сжать кулаки – это выдало бы его с головой. Уилфрид не привык к возражениям и еще менее к тому, чтобы враг с такой легкостью разгадывал коварство и хитрости, скрытые за его обещаниями.
– Выходи… Отдайся нам в руки… Ивейн обратил вероломное предложение епископа против него самого:
– Я оставлю тебя и твоих союзников невредимыми.
Давно закипавшая злоба дотла спалила преграды, сдерживавшие бешенство Уилфрида, и он проревел с угрозой:
– Мы сожжем вас всех!
– Не сомневаюсь, что вы попытаетесь это сделать. – На губах Ивейна мелькнула усмешка. – Но ваш огонь по моему мановению погаснет, не причинив вреда.
– Х-ха!
Круто развернувшись, Уилфрид в ярости скомандовал своим людям бросать горящие факелы на деревянный частокол.
Ивейн тотчас же поднял посох к нарождающейся луне, и низкое заунывное пение вырвалось из его груди. Внезапно налетевшие тучи затмили серебряный месяц. Столкнувшись в небе, они раскололись – легко, точно яичная скорлупа. Потоки дождя мгновенно погасили все факелы и все костры до единого, не оставив ни малейшего огонька, ни искры.
– Порази этих язычников, Господи! – Уилфрид воздел руки к затянутым тучами небесам, в отчаянной надежде вновь обрести власть над происходящим и одержать победу. – Испепели их, Господи, адским огнем!
До этой минуты Анья, подчиняясь распоряжению Ивейна, тихо стояла с ним рядом, прикрывая собой Киэра, находившегося у жреца за спиной, но девушку так возмутило это явное богохульство епископа, что она выступила вперед, оказавшись у всех на виду. Толпа внизу стихла, ожидая кто выйдет победителем в этой борьбе не на жизнь, а на смерть, и мягкий, негромкий голос девушки далеко разносился повсюду.
– Уилфрид, я не могу назвать епископом тебя – христианина, но одному лишь Всемогущему Господу ведомы помыслы, таящиеся в человеческом сердце.
Уилфрида взбесило, что девчонка, однажды уже осмелившаяся учить священнослужителя надлежащему благочестию, смеет снова судить его. Он с пафосом, в исступлении упал на колени, протягивая к небесам руки.
– Прошу тебя, Господи, яви на этом падшем и ничтожном создании могущество твоей праведной кары. Порази ее молниями гнева твоего!
– Берегись, как бы тебя не поразили его молнии, епископ.
Ивейн произнес эти слова так, будто речь шла о ядовитой змее. Он не чувствовал ни малейшего уважения к Уилфриду, пытавшемуся казаться благочестивым и милосердным, на самом же деле предавшему даже собственную веру.
Епископ в ответ пронзительно выкрикнул какие-то оскорбительные слова и встал, вызывающе вскинув голову и показавшись Ивейну еще омерзительнее. Жрец снова поднял к омрачившимся небесам свой посох, взывая к ним, вновь и вновь повторяя загадочные триады неведомого древнего песнопения. Оно ширилось, набирало силу, пока земля, казалось, не сотряслась под ногами столпившихся воинов. При этом колдун, воздев руки к небу, повелевал облаками, свивая их в крутящийся вихрь, из яростного центра которого блистали вспышки ослепительных молний. Одна из них ударила в кристалл, сверкавший в протянутой вверх руке Ивейна и, отлетев от него, нашла свою цель… ударив в землю у самых ног разъяренного епископа.
Сбитый с ног сокрушительным ударом грома, Уилфрид навзничь повалился на землю; его обычно багровое лицо стало белым, как свеже-выпавшнй снег.
Не один епископ был потрясен этим вторичным проявлением могущества, превосходящего возможности человека, не посвященного в тайные знания друидов. Воины несметного полчища пришли в ужас и в панике бросились врассыпную. Первыми бежали те двое, которые наконец-то поняли, что жрец способен осуществить любую свою угрозу. Торвин и Рольф неслись в первых рядах беглецов, бросившихся прочь от Трокенхольта, через поля; они мчались так, словно каждая борозда полна была раскаленными добела углями.
Вскоре только три человека остались под стенами – и те не по своей воле. Ноги епископа подкашивались и не держали его; казалось, он не скоро оправится. Оба короля оставались из опасения, как бы о них не распространились слухи, будто они так испугались друида, что без сражения покинули поле боя, оставив на нем беспомощного союзника. А потому, хоть и против воли, они задержались, чтобы помочь Уил-фриду. Ну ничего, они еще припомнят это епископу! Вряд ли они когда-нибудь забудут, кто снова потерпел поражение, поверженный и униженный неприятелем, и пожалуй, нескоро они опять поддадутся на уговоры Уилфрида и согласятся участвовать в заговорах епископа, козни которого привели лишь к тому, что армии обоих королей утратили боевой дух. Те, кто не видел этого сами, без сомнения, услышат, как один человек отважился выступить против громадного войска и победил неисчислимые армии двух королей.
Оба властителя молча признали, что, как бы там ни было, а уж на этот год с войной покончено. И вина за их поражение лежит на епископе. Никогда уже король Этелрид не поддержит коварные замыслы и не примет участия в нападении на Трокенхольт.
Пока пристыженные, опозоренные враги уносили нога, а Киэр, потрясенный, смотрел, как они бегут, Анья обвила руками шею юноши, способного повелевать ее пламенным духом и любящим сердцем так же, как и могучими, необузданными духами стихии. Ивейн в ответ так же страстно обнял возлюбленную, в чьей душе под безмятежностью и спокойствием таились жар и отвага, готовые вспыхнуть, разгореться, когда требовалось защитить и уберечь тех, кого она любила всем сердцем.
Их страстное объятие было прервано громкими приветственными криками жителей Тро-кенхольта. Привлеченные сиянием кристалла и могуществом жреца, повелевавшего штормом, люди из осажденной деревни собрались и остановились в сторонке, издалека наблюдая за происходящим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Брииа обрадованно кивнула и высказала свои опасения:
– Вряд ли они смогут прибыть сюда вовремя, чтобы спасти Трокенхольт от полчищ разъяренных стервятников, которые уже ломятся в двери.
– Согласен, – Ивейн ласково сжал ее руки в своих. – Им не удастся поспеть так быстро. Но я уже здесь, и могу это сделать за них.
Внучка великого жреца-колдуна, всем сердцем верящая в могучую силу друида, тем не менее взволновалась.
– Подожди до утра. – Она сомневалась, что ей удастся изменить принятое решение жреца, но все-таки попыталась сделать это. – Они не станут нападать на нас ночью, а к утру, может быть, подоспеют и наши воины.
Язвительная, горькая усмешка тронула губы Ивейна, и он отрицательно покачал головой, да и сама она понимала, что это не так. И все-таки Ивейн, нарушив неписаные заповеди друидов, пояснил свою мысль.
– Мерсийцев, осадивших ваш замок, презирают за их бесчестный обычай нападать на беззащитную жертву, поджигая ее дом среди ночи.
– Я слышала немало подобных историй от тех, кому удалось спастись. Эти люди бежали с границы, чтобы найти здесь убежище. – Сказав это, Брина отвернулась. – Но епископ Уилфрид торжественно заявил, что не тронет ни одного из нас до восхода солнца. Однако, если и к этому часу ни я, ни мои сыновья не отдадим себя в его руки, то нам придется дорого заплатить за это.
– Какой же расплатой он угрожал вам? – тихонько спросила Анья, повернувшись к матери.
Обратив потемневшие от тревоги глаза на дочь, по которой она так тосковала, Брина невесело усмехнулась:
– Пожар, который уничтожит весь Трокенхольт и все, что находится в его стенах.
Когда началась осада, она была рада, что Анье не придется принять вместе с ними столь ужасную гибель. Теперь же ее дочь здесь.
– Я понимаю их намерения и уверена, что так они и сделают, как только завладеют желаемым.
– Хотя Уилфрид сгорает от нетерпения захватить тебя в плен и клянется, что будет ждать…
Ивейн боялся подвоха – врагам не провести его лживыми обещаниями.
–Я не верю саксонским правителям. Им ничего не стоит поджечь замок, а потому я собираюсь без промедления положить конец всем их планам.
Брина медленно повернулась к жрецу и печально улыбнулась ему, понимая всю опасность деяния, которое он намерен был совершить.
Анья шагнула вперед и ласково обняла мать за талию.
– Раз Ивейн говорит, значит, он сделает это, – твердо сказала девушка, и глаза ее, сияющие, темно-зеленые, как остролист, встретили пристальный взгляд жреца. Ивейн был обрадован ее стойкостью и поддержкой.
Брина заметила этот обмен взглядами и ощутила глубину наполнявшего их чувства. Ее кольнул страх: неужели ее дочь с головой, безраздельно погрузилась в тягучие топи несбыточной, безнадежной любви?
– Во время нашего трудного путешествия Анья не раз доказала, что связана с природными силами, и эти узы – хотя она и не проходила необходимого обучения – не менее сильны, чем связь ее жрицы-матери, – сказал Ивейн, понимая тревогу Брины.
Говоря это, Ивейн хотел дать понять, что между ним и девушкой нет больше никаких преград… во всяком случае тех, что касаются его долга жреца.
Брина внимательно вгляделась в зеленые глаза, никогда не обманывавшие ее. В спокойном сияющем взгляде она увидела радость и безграничную любовь Аньи к этому юноше, жрецу и друиду. Для Брины слов Ивейна было достаточно, чтобы она благословила их чувство. Однако предстояло еще убедить и Вулфа.
– Хочешь участвовать в разгроме врагов и обращении их в бегство? – спросил Ивейн у девушки, беря в руки посох.
То, что жрец позволяет дочери присутствовать при столь важном деянии, было бы еще одним подтверждением, если бы Брина нуждалась в нем, доказательством глубины его чувства и его искренней веры в возможности Аньи.
Девушка приняла предложение жреца как бесценный дар и тотчас согласилась. Но и в эту минуту она не забыла о мальчике, который, без сомнения, мечтал о такой же чести.
– А Киэр?
В ответ на мольбу, прозвучавшую в этом вопросе, Ивейн лишь слегка усмехнулся и кивнул одному из гебуров, чтобы тот позвал мальчика. На зов его явились все трое. Но только Киэра пригласили идти со взрослыми, в то время как братьев Аньи попросили остаться в замке и приглядывать за Нодди.
Стремительно, широко шагая, Ивейн вышел из замка, и Анье пришлось почти бежать, чтоб не отстать от него, а Киэр, как и во время их путешествия, шел сзади, замыкая и охраняя процессию.
У подножия узкой деревянной лестницы, ведущей на галерею, которая тянулась вдоль стены поверху, Ивейн остановился и серьезно, торжественно обратился к своим спутникам:
– Что бы ни случилось, устрашит ли вас какая-нибудь опасность или словесная угроза, не выдавайте своих чувств ни движением, ни звуком..
Анья сейчас же кивнула. Она с детства привыкла пребывать в безмятежном спокойствии, так что оно стало частью ее натуры. Киэр тоже с готовностью согласился.
У Ивейна было еще одно распоряжение – самое важное.
– Когда духи стихии восстанут, поднимутся в ярости, держитесь поближе ко мне, и даже в вихре разбушевавшегося шторма с вами ничего не случится.
Глаза Киэра удивленно раскрылись, а Анья еще раз поспешно кивнула. Дав обещание, хрупкая девушка уже ни на шаг не отставала от Ивейна, пока они поднимались по лестнице; мальчик шел следом за ними. По пути Ивейн произнес короткое заклинание, и кристалл на его посохе засиял мягким светом.
Брина, госпожа Трокенхольта, считала необходимым быть рядом, когда решается судьба ее скира. Оставив малыша на руках у гебура, она последовала за юной парой, но только до подножия лестницы. Она подоспела как раз в ту минуту, когда Ивейн приступил к выполнению задуманного.
– Епископ Уилфрид! – Зов Ивейна гулко и грозно прокатился по лагерю неприятеля, затерявшись вдали, в сгущавшихся ночных сумерках. – Ты давно уже жаждал найти жреца Ивейна. И вот я здесь.
Слова его грохотали, как ветры грядущего шторма, и все вокруг смолкло: они сеяли семена необъяснимого страха в умах и душах даже самых отважных воинов.
– Выходи, сойдемся лицом к лицу.
В ответ на призыв человека, который сам называл себя жрецом и в доказательство держал в руке посох с таинственно светившимся набалдашником, люди внизу заметались, словно осенние листья, гонимые первыми, пока еще легкими порывами ветра. Некоторые бросились в палатки за оружием, беспечно оставленным там, другие выскакивали из укрытий с мечами наголо. Вскоре все глаза были прикованы к грозному зрелищу – к мужчине, с головы до ног в черном, стоявшему на вершине стены. Вечерний воздух насыщен был влагой; вокруг все застыло, и все же волосы Ивейна, блестевшие, как вороново крыло, взметнулись от неведомо откуда налетевшего ветра, который поднял и черным водоворотом закружил его плащ.
– Клод, встань рядом с епископом! – потребовал колдун, пронизывая взглядом костистого человека, которого легко можно было заметить в толпе. – Выходи с человеком, которому ты собирался доставить меня как пленника, и я не оставлю ни одного из его желаний неудовлетворенным.
Когда Торвин, не помня себя от ярости, поспешил на зов своего сбежавшего пленника, тишина, воцарившаяся после распоряжения друида, наполнилась неясным гулом голосов. Хотя все это и было в высшей степени странно, Рольф ликовал, видя, как надменному тэну приходится подчиниться.
Появился епископ Уилфрид, и воины с готовностью расступились, давая ему дорогу.
– Ивейн, наконец-то… – Уилфрйду не очень-то нравилось что он вынужден смотреть снизу вверх на врага, которого сам же хотел видеть униженным, лежащим во прахе у своих ног. – Отдайся нам в руки – ты и все твое племя друидов, и мы оставим в живых добрых христиан Трокенхольта.
Раскатистый хохот Ивейна обрушился, точно ливень ударов, на всех, кто взирал на друида снизу.
– Я знаю твои намерения, Уилфрид. Выйди я к вам – и ты сожжешь Трокенхольт, превратишь его в пепелище.
Лицо епископа побагровело, а пальцы, наоборот, побелели – он силился удержаться и не сжать кулаки – это выдало бы его с головой. Уилфрид не привык к возражениям и еще менее к тому, чтобы враг с такой легкостью разгадывал коварство и хитрости, скрытые за его обещаниями.
– Выходи… Отдайся нам в руки… Ивейн обратил вероломное предложение епископа против него самого:
– Я оставлю тебя и твоих союзников невредимыми.
Давно закипавшая злоба дотла спалила преграды, сдерживавшие бешенство Уилфрида, и он проревел с угрозой:
– Мы сожжем вас всех!
– Не сомневаюсь, что вы попытаетесь это сделать. – На губах Ивейна мелькнула усмешка. – Но ваш огонь по моему мановению погаснет, не причинив вреда.
– Х-ха!
Круто развернувшись, Уилфрид в ярости скомандовал своим людям бросать горящие факелы на деревянный частокол.
Ивейн тотчас же поднял посох к нарождающейся луне, и низкое заунывное пение вырвалось из его груди. Внезапно налетевшие тучи затмили серебряный месяц. Столкнувшись в небе, они раскололись – легко, точно яичная скорлупа. Потоки дождя мгновенно погасили все факелы и все костры до единого, не оставив ни малейшего огонька, ни искры.
– Порази этих язычников, Господи! – Уилфрид воздел руки к затянутым тучами небесам, в отчаянной надежде вновь обрести власть над происходящим и одержать победу. – Испепели их, Господи, адским огнем!
До этой минуты Анья, подчиняясь распоряжению Ивейна, тихо стояла с ним рядом, прикрывая собой Киэра, находившегося у жреца за спиной, но девушку так возмутило это явное богохульство епископа, что она выступила вперед, оказавшись у всех на виду. Толпа внизу стихла, ожидая кто выйдет победителем в этой борьбе не на жизнь, а на смерть, и мягкий, негромкий голос девушки далеко разносился повсюду.
– Уилфрид, я не могу назвать епископом тебя – христианина, но одному лишь Всемогущему Господу ведомы помыслы, таящиеся в человеческом сердце.
Уилфрида взбесило, что девчонка, однажды уже осмелившаяся учить священнослужителя надлежащему благочестию, смеет снова судить его. Он с пафосом, в исступлении упал на колени, протягивая к небесам руки.
– Прошу тебя, Господи, яви на этом падшем и ничтожном создании могущество твоей праведной кары. Порази ее молниями гнева твоего!
– Берегись, как бы тебя не поразили его молнии, епископ.
Ивейн произнес эти слова так, будто речь шла о ядовитой змее. Он не чувствовал ни малейшего уважения к Уилфриду, пытавшемуся казаться благочестивым и милосердным, на самом же деле предавшему даже собственную веру.
Епископ в ответ пронзительно выкрикнул какие-то оскорбительные слова и встал, вызывающе вскинув голову и показавшись Ивейну еще омерзительнее. Жрец снова поднял к омрачившимся небесам свой посох, взывая к ним, вновь и вновь повторяя загадочные триады неведомого древнего песнопения. Оно ширилось, набирало силу, пока земля, казалось, не сотряслась под ногами столпившихся воинов. При этом колдун, воздев руки к небу, повелевал облаками, свивая их в крутящийся вихрь, из яростного центра которого блистали вспышки ослепительных молний. Одна из них ударила в кристалл, сверкавший в протянутой вверх руке Ивейна и, отлетев от него, нашла свою цель… ударив в землю у самых ног разъяренного епископа.
Сбитый с ног сокрушительным ударом грома, Уилфрид навзничь повалился на землю; его обычно багровое лицо стало белым, как свеже-выпавшнй снег.
Не один епископ был потрясен этим вторичным проявлением могущества, превосходящего возможности человека, не посвященного в тайные знания друидов. Воины несметного полчища пришли в ужас и в панике бросились врассыпную. Первыми бежали те двое, которые наконец-то поняли, что жрец способен осуществить любую свою угрозу. Торвин и Рольф неслись в первых рядах беглецов, бросившихся прочь от Трокенхольта, через поля; они мчались так, словно каждая борозда полна была раскаленными добела углями.
Вскоре только три человека остались под стенами – и те не по своей воле. Ноги епископа подкашивались и не держали его; казалось, он не скоро оправится. Оба короля оставались из опасения, как бы о них не распространились слухи, будто они так испугались друида, что без сражения покинули поле боя, оставив на нем беспомощного союзника. А потому, хоть и против воли, они задержались, чтобы помочь Уил-фриду. Ну ничего, они еще припомнят это епископу! Вряд ли они когда-нибудь забудут, кто снова потерпел поражение, поверженный и униженный неприятелем, и пожалуй, нескоро они опять поддадутся на уговоры Уилфрида и согласятся участвовать в заговорах епископа, козни которого привели лишь к тому, что армии обоих королей утратили боевой дух. Те, кто не видел этого сами, без сомнения, услышат, как один человек отважился выступить против громадного войска и победил неисчислимые армии двух королей.
Оба властителя молча признали, что, как бы там ни было, а уж на этот год с войной покончено. И вина за их поражение лежит на епископе. Никогда уже король Этелрид не поддержит коварные замыслы и не примет участия в нападении на Трокенхольт.
Пока пристыженные, опозоренные враги уносили нога, а Киэр, потрясенный, смотрел, как они бегут, Анья обвила руками шею юноши, способного повелевать ее пламенным духом и любящим сердцем так же, как и могучими, необузданными духами стихии. Ивейн в ответ так же страстно обнял возлюбленную, в чьей душе под безмятежностью и спокойствием таились жар и отвага, готовые вспыхнуть, разгореться, когда требовалось защитить и уберечь тех, кого она любила всем сердцем.
Их страстное объятие было прервано громкими приветственными криками жителей Тро-кенхольта. Привлеченные сиянием кристалла и могуществом жреца, повелевавшего штормом, люди из осажденной деревни собрались и остановились в сторонке, издалека наблюдая за происходящим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33