душевые стойки
Мальчик согнал с себя остатки уныния и разочарования; пусть пока ему отказали в его давнем желании выучиться и стать жрецом, зато, помогая Ивейну, он, может быть, докажет, что достоин быть посвященным. Докажет, не проговариваясь о том, о чем поклялся молчать.
– Итак, значит, девчонка, которую мы искали, перевезена в Иску?
Епископ Уилфрид прямо-таки лопался от злорадства. Его необъятный живот вынуждал его отодвинуться от стоявшего на возвышении стола, однако, именно эта необъятность доказывала, сколь малое препятствие представляла она для его наслаждения трапезой.
Торвин полагал, что риск, связанный с похищением этой жалкой малышки, не стоил усилий, которые потребовались, чтобы переправить ее в старый, построенный еще римлянами, каменный форт. Однако он подавил пренебрежительную усмешку, которую бы непременно позволил себе, если бы не те, кто собрался сейчас в Идбенском аббатстве в Мерсии – валлийский принц и его собственный господин, король Мерсии Этелрид. Все трое сидели за столом, уставленным обильными и на редкость разнообразными яствами. Одни только запахи, поднимавшиеся над блюдами, могли пробудить аппетит у любого мужчины, а Торвин после дня, проведенного в седле, был так голоден, что просто не мог оторвать глаз от стола.
– Ты что, оглох?
Епископ не желал повторять один и тот же вопрос до бесконечности. Он всегда был не особенно высокого мнения о Торвине, но в эту минуту мужчина, стоявший внизу, у помоста, казалось, совсем потерял рассудок. Медленно, отчетливо произнося каждый слог, как это делают, обращаясь к слабоумным, Уилфрид повторил свой вопрос:
– Что с мальчишкой? Торвин не мог скрыть враждебности, блеснувшей в его глазах; ему доставляло удовольствие еще разок досадить этому напыщенному болвану. Он лениво пожал плечами, ответив то, что и так было ясно, но чего так не хотелось слышать епископу:
– Там не было никакого мальчишки.
– Но у них же был сын! – Этот надрывный, отчаянный вопль сорвался с уст человека, сидевшего по левую руку от епископа, почти такого же тучного, как и хозяин. – Я много лет следил за этой семьей и точно знаю, что у них был сын!
– Я не сомневаюсь в вашем утверждении, милорд. – Торвин, изобразив на лице почтение, повернулся к престарелому принцу Матру из Гвилла. – Я только говорю, что, когда мы обыскивали ферму, там не было никакого мальчишки.
Флегматичный, закаленный в сражениях король, сидевший от епископа по правую руку, был такого же нелестного мнения о епископе и его госте, как и его тэн. Этелрид разжал кулаки громадных, иссеченных шрамами рук и положил их на покрытый белой скатертью стол. Король Мерсии подавил раздражение. Он напомнил себе, как полезно было бы растравить ненависть этих болванов к тем, кого он, в свою очередь, тоже хотел унизить, – правда, из уязвленного самолюбия.
– Никакого мальчишки? Ну и что из того? – Оборвав себя на полуслове, Этелрид понизил свой, обычно громоподобный голос чуть ли не до шепота, как он делал в тех случаях, когда ему требовалось утихомирить взбунтовавшихся подданных. – У вас есть девчонка, и вы держите в плену илдормена. Разве этого не достаточно, чтобы отомстить?
И епископ, и принц затаили обиду – каждый свою, и с годами она только усиливалась, превратившись теперь в жгучий яд, разъедавший их души. Их планы отомстить за нанесенное зло, которое каждый их них считал направленным лично против него, строились поначалу в виде помощи делу короля Этелрида. Но коварный король ни на мгновение не забывал, что злоба, столь выгодная для него, может с таким же успехом оказаться опасной, если только выйдет из-под контроля. Однако он не допустит, чтобы кто-либо посмел сорвать его планы завоевания Нортумбрии, которые он так долго лелеял!
Уилфрид так и кипел от негодования. Этелрид не может не понимать, как нелегко будет успешно осуществить задуманное, если в руках у них будет только малышка уилей и саксонский воин. Яростные возражения жгли ему язык, но так и остались невысказанными, поскольку король Мерсии продолжал все так же тихо, но настойчиво и предостерегающе:
– Берегитесь! Не вздумайте вообразить себе, что я отдам моих воинов в полное ваше распоряжение, будто у меня уже нет никакой власти. Я не забыл и вам тоже не позволю забыть о плате, обещанной моим людям за надежную охрану ваших пленников, а они охраняют их.
– Но… – Голос Матру нерешительно дрогнул, когда Этелрид подался вперед, перегнувшись через дородного епископа, и пристально, властно взглянул на принца.
Не обращая больше внимания на престарелого принца, столь же слабого духом, как и зрением, и телом, Этелрид снова повернулся к епископу, которого хорошо понимал, чья алчность не уступала его собственной.
– Вы проявили удивительную способность командовать людьми, которые вам не принадлежат. Я охотно предоставил вам эту возможность, но теперь мой черед отдавать приказания. Мне хотелось бы знать, что вами сделано для выполнения ваших клятвенных заверений. Когда вы собираетесь исполнить данное мне обещание?
– Король Кадвалла в последнее время был занят подавлением мятежа на своих землях, так что у него не было времени обдумать наше предложение. Но завтра я отправляюсь в Уэссекс, мы с ним встретимся и обсудим возможности этого союза. Оттуда я пошлю вам известие и только после этого вернусь в монастырь в Экли.
Этелрид кивнул головой. Ему не по душе были новости о восстании, из-за которого их дело откладывалось. Однако он испытывал и некоторое удовлетворение при мысли о том, что столь тщательно и глубоко продуманные им замыслы вскоре осуществятся полностью, что он одержит-таки победу в этой, пожаром заполыхавшей войне, разгоревшейся от крохотных искорок мелких вылазок и набегов.
Уловив удовлетворение во взгляде короля, Уилфрид понял, что может без опаски еще раз допросить Торвина. Он повернулся к сухопарому тэну.
– Где воин по имени Рольф? Торвин предчувствовал этот вопрос и со злорадным удовлетворением ответил:
– Рольф остался, чтобы и дальше наблюдать за той местностью, где мы наткнулись на лошадь спутников друида.
– Спутников друида?!
Уилфрид был поражен до глубины души, что с ним не часто случалось. Этого просто не могло быть, и он не замедлил выразить свое убеждение вслух.
– С тех пор как старый жрец умер, молодой человек никогда не путешествует в обществе кого бы то ни было.
– Мужчин, может быть. – Кривая усмешка скользнула по губам Торвина. – Но, как вы изволили заметить, он действительно молодой человек. И он не чужд таким слабостям, как очаровательная красотка под боком.
– Женщина!
Изумление Уилфрида сменилось глубокой тревогой. Если у жреца вдруг появятся сыновья, им, без сомнения, передадут тайные знания друидов – и так будет продолжаться до бесконечности. Этого нельзя допустить.
– Женщина уили?
Епископ обращался с вопросом к Торвину, но смотрел он на валлийского принца. Разве тот не утверждал, что он него ни в коем случае ничто не укроется, буде возникнет такая угроза?
– Нет, – с затаенным злорадством ответил Торвин.
При этом загадочном ответе внимание Уилфрида вновь обострилось.
– Что ты хочешь сказать?
– Именно то, что говорю. – С большим трудом сдерживая смех, молодой воин не мог подавить улыбки и продолжал, выражаясь высокопарно, словно внезапно лишился рассудка: – У этой девушки волосы, словно льющийся лунный свет, а глаза, как сияющие смарагды, потонувшие в дымке вечерних сумерек.
Уилфрид, стиснув зубы, нахмурился. Но не от ярости. Скорее от глубокой задумчивости. Он размышлял, как ему лучше использовать это неожиданно возникшее обстоятельство, обратив его в свою пользу. Минуты текли, собравшиеся молча, в ожидании, смотрели на епископа. Наконец он произнес:
– Схватите ее! Во что бы то ни стало. Схватите и доставьте ко мне в Экли.
Этелрид сидел неподвижно, он даже не изменился в лице, но Матру негодующе прищелкнул языком, с горечью подумав, что епископ сошел с ума. Однако больше всех расстроился Торвин… и ему не очень-то приятно было это сознавать.
Уилфрид невидящим взглядом уставился на дверь залы и голосом, пронзительным, как отточенный клинок, заговорил снова:
– Она – единственное и самое действенное оружие, какое только может попасть к нам в руки. Анья, правнучка Глиндора, дочь Брины и, как вы только что слышали, возлюбленная Ивейна.
Уилфриду и в голову не приходило, что жрец может связать себя более крепкими узами с полукровкой, всего лишь наполовину уили, но…
– Она единственная, ради кого другие сделают все что угодно, пойдут на все ради того, чтобы вызволить ее из неволи.
– В таком случае, Торвин, придется тебе проследить, чтобы желание нашего друга было исполнено, – невозмутимо подтвердил приказание Этелрид, в то же время многозначительно подмигнув тэну.
Торвин согласно кивнул:
– Я лично передам приказание Рольфу. Этелрид наклонил голову с легкой улыбкой, как бы подтверждая их молчаливый сговор. Но Уилфрид, ничего не поняв, заспорил:
– Почему ты не возьмешься за это сам?
Епископ воспринял как оскорбление намерение тана переложить столь важную ответственность на какого-то безмозглого подчиненного.
Король Этелрид ответил за него:
–У Торвина свои соображения и, поскольку у него, как правило, все получается лучше, чем у кого-либо другого, я доверяю ему. Пусть делает то, что считает нужным, чтобы в конечном .счете достигнуть желанной цели.
Рассерженный епископ не мог тем не менее оспаривать приказы короля его собственным подданным.
Уилфрид откинулся на спинку стула, затем, упираясь необъятным животом в край стола, он потянулся за куриной ножкой, пропитанной соусом и золотистой от драгоценной пыльцы шафрана. Увы, думал епископ, аккуратно отирая подливу с губ, он не смеет вставать между Этелридом и его приближенными. В особенности теперь, когда поддержка саксонского короля была – и без сомнения будет впредь – столь необходима для его собственного благополучия. Однако есть множество разных способов проучить высокомерного тэна, Торвина, преподать ему столь необходимый урок подобающего смирения. Да и кому же, как не епископу, надлежит потрудиться для Господа и возвратить ему в стадо заблудшую овцу?
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Бледное сероватое свечение занимающегося дня проредило лесной полумрак. Трое путников шли уже ночь напролет, весь следующий день и большую часть наступившей ночи, пробираясь по тайным тропинкам. Следуя за друидом, Анья и Киэр брели между старыми, могучими деревьями, отыскивая дорогу в зарослях. Не раздумывая, беспрекословно доверяя жрецу, они, вслед за Ивейном, ступали на камни, почти скрытые под стремительно бегущей водой, и входили в блестящие струи небольших ручейков и речушек.
Ивейн понял, что, хотя его спутники готовы и дальше брести за ним вот так, без единого слова жалобы, они слишком долго пробыли на ногах, без сна, так что скоро упадут от изнеможения. По правде говоря, после этих двух суток без отдыха он и сам был изнурен до предела. Его утешало лишь то, что, идя по дороге на юго-запад, они значительно приблизились к цели своего путешествия. И когда нежные, но яркие отблески золотого и розового окрасили восточный край неба, возвещая о наступающем дне, друид неожиданно свернул в сторону. Ивейн шагнул в непроходимые, казалось бы, заросли, затем повернулся и приподнял завесу ниспадающего плюща.
Анья тотчас же нырнула под блестящий зеленый полог. Мальчик в замешательстве, но не задавая вопросов, последовал за ней. Киэр застыл как вкопанный, пораженный тем, что увидел, – естественное укрытие с плотными, почти непроницаемыми стенами из листвы и сводом из отлетавшихся веток над головой. Посредине лежали камни, кольцом окружая горстку холодных углей.
Ивейн вознес краткую, но могучую песнь благодарности тем, кто предоставил им это укрытие, затем бросил котомку на пышный ковер из травы.
Анья в душе тоже возблагодарила тех, кто ниспослал этот дар. Потом, пока Ивейн отстегивал от пояса ножные мечом, его спутники, с благодарностью положив свою ношу, утомленно опустились на мягкие зеленые стебли, усеянные крохотными золотистыми цветочками.
– А разве вы не будете разжигать огонь? – спросил Киэр, облокотившись на домотканый мешок с пожитками, уцелевшими после пожара.
Ощутив опасения мальчика, Ивейн передернул плечами, как будто груз этот давил на него и он хотел его сбросить, затем ответил рассеянно:
– У нас нет нужды греться. – А как же нам защититься от диких зверей?
Мужчина и девушка улыбнулись. Ивейн аккуратно уложил меч рядом с торбой, предоставив отвечать Анье.
– Когда рядом с тобой друид, Киэр, – сказала она мягко и ласково улыбнулась мальчику, – тебе не опасны животные – они чувствуют в нем своего господина и друга.
Анья еще не договорила, а Киэр уже понял, насколько нелепыми были его опасения. После того как у него на глазах жрец произнес свой удивительный заговор и все лесные звери откликнулись, послушные его воле, было довольно неразумно задавать подобные вопросы.
Смутившись, мальчик засуетился, заново пристраивая и перекладывая мешок. Его потрясло тогда это зрелище: дикие звери, покорно устремившиеся на зов друида. Хотя вроде бы и не стоило так удивляться – ведь мама рассказывала ему о могущественной власти друидов. При мысли о материнских рассказах в памяти Киэра встало лицо отца и то, как он при этом всегда неодобрительно хмурился. Однако вера мальчика от этого не становилась слабее, к ней только примешивался какой-то странный оттенок виноватого сожаления.
Стремясь отогнать от себя горестные воспоминания о погибших родителях, Киэр выпалил, не подумав:
– Надеюсь, когда-нибудь и я тоже стану другом и господином, лесных зверей.
Ивейн, расстилавший в это время черный плащ, застыл. Необходимо было сделать выбор, и весьма неприятный. Так или иначе он причинит Киэру боль – не сейчас, так после; выбор, подобный тому, перед которым стояли родители мальчика, когда решили не сообщать своему сыну о смерти Глиндора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
– Итак, значит, девчонка, которую мы искали, перевезена в Иску?
Епископ Уилфрид прямо-таки лопался от злорадства. Его необъятный живот вынуждал его отодвинуться от стоявшего на возвышении стола, однако, именно эта необъятность доказывала, сколь малое препятствие представляла она для его наслаждения трапезой.
Торвин полагал, что риск, связанный с похищением этой жалкой малышки, не стоил усилий, которые потребовались, чтобы переправить ее в старый, построенный еще римлянами, каменный форт. Однако он подавил пренебрежительную усмешку, которую бы непременно позволил себе, если бы не те, кто собрался сейчас в Идбенском аббатстве в Мерсии – валлийский принц и его собственный господин, король Мерсии Этелрид. Все трое сидели за столом, уставленным обильными и на редкость разнообразными яствами. Одни только запахи, поднимавшиеся над блюдами, могли пробудить аппетит у любого мужчины, а Торвин после дня, проведенного в седле, был так голоден, что просто не мог оторвать глаз от стола.
– Ты что, оглох?
Епископ не желал повторять один и тот же вопрос до бесконечности. Он всегда был не особенно высокого мнения о Торвине, но в эту минуту мужчина, стоявший внизу, у помоста, казалось, совсем потерял рассудок. Медленно, отчетливо произнося каждый слог, как это делают, обращаясь к слабоумным, Уилфрид повторил свой вопрос:
– Что с мальчишкой? Торвин не мог скрыть враждебности, блеснувшей в его глазах; ему доставляло удовольствие еще разок досадить этому напыщенному болвану. Он лениво пожал плечами, ответив то, что и так было ясно, но чего так не хотелось слышать епископу:
– Там не было никакого мальчишки.
– Но у них же был сын! – Этот надрывный, отчаянный вопль сорвался с уст человека, сидевшего по левую руку от епископа, почти такого же тучного, как и хозяин. – Я много лет следил за этой семьей и точно знаю, что у них был сын!
– Я не сомневаюсь в вашем утверждении, милорд. – Торвин, изобразив на лице почтение, повернулся к престарелому принцу Матру из Гвилла. – Я только говорю, что, когда мы обыскивали ферму, там не было никакого мальчишки.
Флегматичный, закаленный в сражениях король, сидевший от епископа по правую руку, был такого же нелестного мнения о епископе и его госте, как и его тэн. Этелрид разжал кулаки громадных, иссеченных шрамами рук и положил их на покрытый белой скатертью стол. Король Мерсии подавил раздражение. Он напомнил себе, как полезно было бы растравить ненависть этих болванов к тем, кого он, в свою очередь, тоже хотел унизить, – правда, из уязвленного самолюбия.
– Никакого мальчишки? Ну и что из того? – Оборвав себя на полуслове, Этелрид понизил свой, обычно громоподобный голос чуть ли не до шепота, как он делал в тех случаях, когда ему требовалось утихомирить взбунтовавшихся подданных. – У вас есть девчонка, и вы держите в плену илдормена. Разве этого не достаточно, чтобы отомстить?
И епископ, и принц затаили обиду – каждый свою, и с годами она только усиливалась, превратившись теперь в жгучий яд, разъедавший их души. Их планы отомстить за нанесенное зло, которое каждый их них считал направленным лично против него, строились поначалу в виде помощи делу короля Этелрида. Но коварный король ни на мгновение не забывал, что злоба, столь выгодная для него, может с таким же успехом оказаться опасной, если только выйдет из-под контроля. Однако он не допустит, чтобы кто-либо посмел сорвать его планы завоевания Нортумбрии, которые он так долго лелеял!
Уилфрид так и кипел от негодования. Этелрид не может не понимать, как нелегко будет успешно осуществить задуманное, если в руках у них будет только малышка уилей и саксонский воин. Яростные возражения жгли ему язык, но так и остались невысказанными, поскольку король Мерсии продолжал все так же тихо, но настойчиво и предостерегающе:
– Берегитесь! Не вздумайте вообразить себе, что я отдам моих воинов в полное ваше распоряжение, будто у меня уже нет никакой власти. Я не забыл и вам тоже не позволю забыть о плате, обещанной моим людям за надежную охрану ваших пленников, а они охраняют их.
– Но… – Голос Матру нерешительно дрогнул, когда Этелрид подался вперед, перегнувшись через дородного епископа, и пристально, властно взглянул на принца.
Не обращая больше внимания на престарелого принца, столь же слабого духом, как и зрением, и телом, Этелрид снова повернулся к епископу, которого хорошо понимал, чья алчность не уступала его собственной.
– Вы проявили удивительную способность командовать людьми, которые вам не принадлежат. Я охотно предоставил вам эту возможность, но теперь мой черед отдавать приказания. Мне хотелось бы знать, что вами сделано для выполнения ваших клятвенных заверений. Когда вы собираетесь исполнить данное мне обещание?
– Король Кадвалла в последнее время был занят подавлением мятежа на своих землях, так что у него не было времени обдумать наше предложение. Но завтра я отправляюсь в Уэссекс, мы с ним встретимся и обсудим возможности этого союза. Оттуда я пошлю вам известие и только после этого вернусь в монастырь в Экли.
Этелрид кивнул головой. Ему не по душе были новости о восстании, из-за которого их дело откладывалось. Однако он испытывал и некоторое удовлетворение при мысли о том, что столь тщательно и глубоко продуманные им замыслы вскоре осуществятся полностью, что он одержит-таки победу в этой, пожаром заполыхавшей войне, разгоревшейся от крохотных искорок мелких вылазок и набегов.
Уловив удовлетворение во взгляде короля, Уилфрид понял, что может без опаски еще раз допросить Торвина. Он повернулся к сухопарому тэну.
– Где воин по имени Рольф? Торвин предчувствовал этот вопрос и со злорадным удовлетворением ответил:
– Рольф остался, чтобы и дальше наблюдать за той местностью, где мы наткнулись на лошадь спутников друида.
– Спутников друида?!
Уилфрид был поражен до глубины души, что с ним не часто случалось. Этого просто не могло быть, и он не замедлил выразить свое убеждение вслух.
– С тех пор как старый жрец умер, молодой человек никогда не путешествует в обществе кого бы то ни было.
– Мужчин, может быть. – Кривая усмешка скользнула по губам Торвина. – Но, как вы изволили заметить, он действительно молодой человек. И он не чужд таким слабостям, как очаровательная красотка под боком.
– Женщина!
Изумление Уилфрида сменилось глубокой тревогой. Если у жреца вдруг появятся сыновья, им, без сомнения, передадут тайные знания друидов – и так будет продолжаться до бесконечности. Этого нельзя допустить.
– Женщина уили?
Епископ обращался с вопросом к Торвину, но смотрел он на валлийского принца. Разве тот не утверждал, что он него ни в коем случае ничто не укроется, буде возникнет такая угроза?
– Нет, – с затаенным злорадством ответил Торвин.
При этом загадочном ответе внимание Уилфрида вновь обострилось.
– Что ты хочешь сказать?
– Именно то, что говорю. – С большим трудом сдерживая смех, молодой воин не мог подавить улыбки и продолжал, выражаясь высокопарно, словно внезапно лишился рассудка: – У этой девушки волосы, словно льющийся лунный свет, а глаза, как сияющие смарагды, потонувшие в дымке вечерних сумерек.
Уилфрид, стиснув зубы, нахмурился. Но не от ярости. Скорее от глубокой задумчивости. Он размышлял, как ему лучше использовать это неожиданно возникшее обстоятельство, обратив его в свою пользу. Минуты текли, собравшиеся молча, в ожидании, смотрели на епископа. Наконец он произнес:
– Схватите ее! Во что бы то ни стало. Схватите и доставьте ко мне в Экли.
Этелрид сидел неподвижно, он даже не изменился в лице, но Матру негодующе прищелкнул языком, с горечью подумав, что епископ сошел с ума. Однако больше всех расстроился Торвин… и ему не очень-то приятно было это сознавать.
Уилфрид невидящим взглядом уставился на дверь залы и голосом, пронзительным, как отточенный клинок, заговорил снова:
– Она – единственное и самое действенное оружие, какое только может попасть к нам в руки. Анья, правнучка Глиндора, дочь Брины и, как вы только что слышали, возлюбленная Ивейна.
Уилфриду и в голову не приходило, что жрец может связать себя более крепкими узами с полукровкой, всего лишь наполовину уили, но…
– Она единственная, ради кого другие сделают все что угодно, пойдут на все ради того, чтобы вызволить ее из неволи.
– В таком случае, Торвин, придется тебе проследить, чтобы желание нашего друга было исполнено, – невозмутимо подтвердил приказание Этелрид, в то же время многозначительно подмигнув тэну.
Торвин согласно кивнул:
– Я лично передам приказание Рольфу. Этелрид наклонил голову с легкой улыбкой, как бы подтверждая их молчаливый сговор. Но Уилфрид, ничего не поняв, заспорил:
– Почему ты не возьмешься за это сам?
Епископ воспринял как оскорбление намерение тана переложить столь важную ответственность на какого-то безмозглого подчиненного.
Король Этелрид ответил за него:
–У Торвина свои соображения и, поскольку у него, как правило, все получается лучше, чем у кого-либо другого, я доверяю ему. Пусть делает то, что считает нужным, чтобы в конечном .счете достигнуть желанной цели.
Рассерженный епископ не мог тем не менее оспаривать приказы короля его собственным подданным.
Уилфрид откинулся на спинку стула, затем, упираясь необъятным животом в край стола, он потянулся за куриной ножкой, пропитанной соусом и золотистой от драгоценной пыльцы шафрана. Увы, думал епископ, аккуратно отирая подливу с губ, он не смеет вставать между Этелридом и его приближенными. В особенности теперь, когда поддержка саксонского короля была – и без сомнения будет впредь – столь необходима для его собственного благополучия. Однако есть множество разных способов проучить высокомерного тэна, Торвина, преподать ему столь необходимый урок подобающего смирения. Да и кому же, как не епископу, надлежит потрудиться для Господа и возвратить ему в стадо заблудшую овцу?
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Бледное сероватое свечение занимающегося дня проредило лесной полумрак. Трое путников шли уже ночь напролет, весь следующий день и большую часть наступившей ночи, пробираясь по тайным тропинкам. Следуя за друидом, Анья и Киэр брели между старыми, могучими деревьями, отыскивая дорогу в зарослях. Не раздумывая, беспрекословно доверяя жрецу, они, вслед за Ивейном, ступали на камни, почти скрытые под стремительно бегущей водой, и входили в блестящие струи небольших ручейков и речушек.
Ивейн понял, что, хотя его спутники готовы и дальше брести за ним вот так, без единого слова жалобы, они слишком долго пробыли на ногах, без сна, так что скоро упадут от изнеможения. По правде говоря, после этих двух суток без отдыха он и сам был изнурен до предела. Его утешало лишь то, что, идя по дороге на юго-запад, они значительно приблизились к цели своего путешествия. И когда нежные, но яркие отблески золотого и розового окрасили восточный край неба, возвещая о наступающем дне, друид неожиданно свернул в сторону. Ивейн шагнул в непроходимые, казалось бы, заросли, затем повернулся и приподнял завесу ниспадающего плюща.
Анья тотчас же нырнула под блестящий зеленый полог. Мальчик в замешательстве, но не задавая вопросов, последовал за ней. Киэр застыл как вкопанный, пораженный тем, что увидел, – естественное укрытие с плотными, почти непроницаемыми стенами из листвы и сводом из отлетавшихся веток над головой. Посредине лежали камни, кольцом окружая горстку холодных углей.
Ивейн вознес краткую, но могучую песнь благодарности тем, кто предоставил им это укрытие, затем бросил котомку на пышный ковер из травы.
Анья в душе тоже возблагодарила тех, кто ниспослал этот дар. Потом, пока Ивейн отстегивал от пояса ножные мечом, его спутники, с благодарностью положив свою ношу, утомленно опустились на мягкие зеленые стебли, усеянные крохотными золотистыми цветочками.
– А разве вы не будете разжигать огонь? – спросил Киэр, облокотившись на домотканый мешок с пожитками, уцелевшими после пожара.
Ощутив опасения мальчика, Ивейн передернул плечами, как будто груз этот давил на него и он хотел его сбросить, затем ответил рассеянно:
– У нас нет нужды греться. – А как же нам защититься от диких зверей?
Мужчина и девушка улыбнулись. Ивейн аккуратно уложил меч рядом с торбой, предоставив отвечать Анье.
– Когда рядом с тобой друид, Киэр, – сказала она мягко и ласково улыбнулась мальчику, – тебе не опасны животные – они чувствуют в нем своего господина и друга.
Анья еще не договорила, а Киэр уже понял, насколько нелепыми были его опасения. После того как у него на глазах жрец произнес свой удивительный заговор и все лесные звери откликнулись, послушные его воле, было довольно неразумно задавать подобные вопросы.
Смутившись, мальчик засуетился, заново пристраивая и перекладывая мешок. Его потрясло тогда это зрелище: дикие звери, покорно устремившиеся на зов друида. Хотя вроде бы и не стоило так удивляться – ведь мама рассказывала ему о могущественной власти друидов. При мысли о материнских рассказах в памяти Киэра встало лицо отца и то, как он при этом всегда неодобрительно хмурился. Однако вера мальчика от этого не становилась слабее, к ней только примешивался какой-то странный оттенок виноватого сожаления.
Стремясь отогнать от себя горестные воспоминания о погибших родителях, Киэр выпалил, не подумав:
– Надеюсь, когда-нибудь и я тоже стану другом и господином, лесных зверей.
Ивейн, расстилавший в это время черный плащ, застыл. Необходимо было сделать выбор, и весьма неприятный. Так или иначе он причинит Киэру боль – не сейчас, так после; выбор, подобный тому, перед которым стояли родители мальчика, когда решили не сообщать своему сыну о смерти Глиндора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33