Глава двадцать первая
— И все-таки, ты чего-то не досказала мне про Вивиан Кролл, — заметил Джеф Шелби, когда она оглядывала книжные полки при свете пламени, пылавшего в камине в его библиотеке. Мэнипенни, отведав ложечку сбитых сливок, удалился на покой в свою комнату внизу, а остальные задержались, пока Вивиан окончательно не оправилась от обморока. Чарльз заверил Шелби, что он, позаботится о ее подруге и останется с ней до тех пор, пока это понадобится.
— Я рада, что ты так хорошо изучил меня, Джеф, но я не могу говорить с тобой о Вивиан.
— Если Барт действительно умер и больше не может угрожать ей, почему же она хлопнулась в обморок, услышав этот коротенький рассказ Мэнипенни?
— Ну, — Шелби облизнула губы, рассматривая тисненный золотом переплет тома Диккенса, — мне кажется, она не перестает опасаться, что эти слухи о его смерти были просто ужасной ошибкой. Да, наверняка так оно и есть! В самом деле, ведь это было бы просто катастрофой! Если бы он вдруг объявился здесь!
— Но, Шелби, даже если все дело только в этом, у Вивиан нет совершенно никаких причин бояться Барта, и уж, во всяком случае, не настолько, чтобы падать в обморок при одной мысли о том, что он может быть в Лондоне! Он ведь сам отпустил ее!
Джеф подошел к ней и наклонился, внимательно вглядываясь в ее лицо.
— Правда?
— М-м-хм-м.
Она умирала от желания рассказать ему леденящую кровь историю, которая так потрясла ее, о том, что Вивиан подсыпала крысиного яду в картофель Барта и оставила его, умирающего, корчиться на грязном полу. Однако тайна, доверенная Шелби, была слишком мрачной, чтобы открыть ее без разрешения. А потому она взяла в руки «Оливера Твиста», заметив:
— Чудесное издание! Я просто выразить не могу, как мне понравилась твоя библиотека!
— Хочешь, я покажу тебе и другие комнаты? — Джеф поставил книгу на место и привлек к себе Шелби. — Наверху, например?
— Не ранее чем в нашу первую брачную ночь, мой непослушный герцог. — Широкая, сияющая улыбка озаряла ее лицо.
— Ну, так давай скорей поженимся, хм-м? Мне ужасно не хочется, чтобы мать думала, будто мы действуем по ее указке, но ее мысль насчет часовни в имении Сандхэрст не так уж плоха. Я очень привязан к нему, и устроить там свадьбу было бы намного проще.
Шелби не ответила, но улыбка ее не была уже такой сияющей, щедрой, и в глазах мелькнула какая-то тень, которую Джеф силился разгадать. Он попытался зайти с другой стороны:
— Надеюсь, ты не думаешь, что я согласен с ней и считаю — мы должны венчаться за городом, в глуши, так как нам есть чего стыдиться или что ты мне не пара…
— Конечно, нет!
— Я только хочу сказать — вряд ли тебе необходима вся эта шумиха и блеск великолепной свадьбы здесь, в Лондоне, — тебе, наверное, по душе будет, что-нибудь поскромнее, попроще.
— Похоже, ты очень хорошо меня знаешь, Джеф.
Она слегка отвернулась, и ему на мгновение показалось, что он заметил, как слезы блеснули в ее глазах. О, черт! Почему она так невозмутимо относится ко всему, кроме этого?
— Делай так, как считаешь нужным.
Шелби, поднялась на несколько ступенек библиотечной лесенки, и юбки ее скользнули у него по лицу.
— Я понимаю, у тебя и так Бог знает сколько трудностей из-за этой свадьбы со мной, и пообещала самой себе давным-давно, еще в Коди, что если мне вдруг повезет, и мои мечты исполнятся, то я пойду на любые уступки, которые будут необходимы.
Может быть, ей досадно, что другие решают все за нее? Но как же тогда с ее собственным упрямым нежеланием прекратить свои выступления в «Диком Западе»? Сердце его пронзила боль.
— Шелби, спускайся! Я хочу поговорить с тобой. Джеф протянул к ней руки, и она позволила ему обнять себя, позволила увидеть эту отчаянную незащищенность в своих глазах. Шпильки в ее волосах чуть ослабли, и несколько локонов спустилось на виски и на лоб.
— Ты так невероятно красива!
Джеф целовал ее нежно, наслаждаясь каждым изгибом и уголком ее рта.
Шелби слегка вздохнула, смахивая слезы, и попыталась встать на ноги.
— Не знаю, что со мной. Наверное, тебе лучше отвезти меня домой.
— Домой. Как ты можешь считать какую-то палатку домом?
— Если бы ты пришел туда ко мне и проявил должное уважение к моему миру, ты бы понял. Мы все там одна семья, вроде как в «Индейской деревне». Когда передний полог на палатке отдернут, это значит, там рады гостям, и это так весело — бродить по лагерю и заходить в гости и принимать у себя друзей, когда они навещают нас с Вив. Нам нравится угощать их чаем с печеньем. Это чудесно! У нас удобно и уютно, как дома… даже цветы растут у входа. Твои — весенние, нежные — цветут рядом с розовым кустом Бернарда Касла.
— Это тебе пришла в голову мысль о таком романтическом равенстве?
Прежде чем Шелби успела что-либо ответить, Джеф вывел ее из библиотеки и прихватил масляную лампу со столика в холле.
— Я хочу показать тебе то, что я по-новому устроил в доме. Пойдем.
По пути она заглядывала в темнеющие комнаты, потом тихонько ахнула, когда Джеф свернул в роскошную оранжерею, окнами выходящую на Темзу. При неверном свете масляной лампы и лунном сиянии, проникающем сквозь стеклянные стены, Шелби различила плетеную мебель с пышными подушками. Везде, куда бы она ни кинула взор, были самые разнообразные растения, одни — в фарфоровых горшках на полу, другие — вьющиеся из блюд, установленных на колоннах. Громадные пальмы, папоротники, миниатюрные лимонные и апельсиновые деревья и прочие цветущие растения делали оранжерею похожей на джунгли, и воздух был напоен экзотическими влажными ароматами.
— Какое великолепие! — прошептала Шелби, чувствуя, что он смотрит на нее. Она глубоко вдохнула в себя густой, благоуханный воздух, потом подошла к окну и выглянула на расцвеченную блестками воду Темзы.
— Это тот же вид, что был из окна «Савоя»? — Да.
Он подошел к ней сзади и обнял ее за талию. Ощущение их слегка соприкоснувшихся тел было невероятно острым, волнующим.
— Шелби… Боюсь, я испортил сегодняшний день. Я хотел, чтобы он стал самым прекрасным для тебя: волшебные воспоминания, которые остались бы на всю жизнь. А вместо этого я так неловко сделал тебе предложение, да и обстановка была не очень-то романтичной, а потом еще эта сцена с моей матерью… с той минуты, похоже, все у нас пошло наперекосяк.
— Но ты ведь не можешь изменить обстоятельства, не зависящие от тебя, не в силах повлиять на людей, находящихся во власти предрассудков, — таких, как твоя мать.
Тон ее был все еще напряженный, точно она несмело скользила по разговору, как по тонкому льду.
— Как же я могу винить тебя? И это был чудесный день. Я ужасно рада — у меня точно камень с души свалился, теперь, когда я знаю, что мы поженимся.
—Но?
Губы Джефа легонько касались детских завитков у нее на шее. Когда она не ответила, он продолжал:
— Может быть, ты чувствуешь себя отстраненной от решений, касающихся нашей свадьбы и всей твоей жизни?..
— Для меня ужасно трудно кому-либо подчиниться, даже когда я знаю, что сама в этом ничего не смыслю.
Шелби слегка закинула голову, чтобы взглянуть на него; лицо ее оживилось.
— Мне хочется стать достойной прекрасного титула герцогини Эйлсбери, чтобы все, кто сомневался, поняли, как они были неправы, — но я хочу также быть самой собой! День нашей свадьбы должен быть только для нас, а не для твоей матери или…
— Меня нисколько не трогает вся эта чушь. Мы будем выше нее. Я хочу только, чтобы мечты твои стали действительностью в тот день, когда мы поженимся.
— А ты не будешь смеяться, если я скажу, что всегда мечтала о волшебной, сказочно-прекрасной свадьбе? О грандиозном храме и роскошном платье?..
— Конечно, нет.
Джефа позабавила мысль о своей маленькой пастушке с ранчо, мечтающей разодеться в горы атласа и жемчугов, но он подавил неуместную улыбку.
— Я все устрою, как ты хочешь, и у тебя будет твоя сказочная свадьба в Вестминстерском аббатстве. А ты за это можешь хоть немножко облегчить мою жизнь?
— Ну конечно! Скажи только, что я должна сделать!
Шелби повернулась к нему лицом, закинула руки ему на шею и губами коснулась его губ.
— Ты уйдешь из шоу «Дикий Запад»? Всему этому не будет конца, пока моя невеста ежедневно выступает в Эрлс-Корте.
Шелби растерянно моргнула. Ее точно ударили под сердце.
— Нет. Нет! Я не могу этого сделать! Джеф, ты ведь знаешь, как я отношусь к этому! Дело не только в моих собственных чувствах и репутации — я тревожусь за полковника Коди. У него очень плохо с деньгами! Я не могу нарушить своего обещания.
Она пыталась вывернуться из его рук, но Джеф держал ее крепко.
— Постой. Послушай, нам нужно научиться уступать друг другу, и ты должна понять, что означает мой титул герцога. Лондонская знать превратит свадьбу, о которой ты мечтаешь, в кошмар, если ты попытаешься и волков накормить, и овец сохранить, то есть будешь сбивать выстрелами стеклянные шарики и развлекать публику, надеясь в то же время, что светское общество примет тебя всерьез на следующий день после этого в Вестминстерском аббатстве, когда ты станешь герцогиней Эйлсбери. Это уж слишком, даже для тебя.
— Я сделаю все, что угодно, если только ты позволишь мне остаться в нашем лагере и выступать с труппой, пока мы не поженимся.
— В таком случае давай поженимся не в Лондоне, а в поместье Сандхэрст. Я и в самом деле думаю, что там будет лучше. Ты можешь получить все украшения, и цветы, и изысканные блюда, и гостей, каких ты только пожелаешь, но мы начнем нашу семейную жизнь среди любви и доверия. К тому же, это будет выглядеть приличнее, учитывая, что мой отец умер всего лишь несколько месяцев назад. Многие осудили бы нас, если бы мы закатили пышную, грандиозную свадьбу.
— Да! Я согласна! Теперь, когда ты все я тоже думаю, что это — самое лучшее решение. Губы его легонько касались ее горла.
— Уступки тоже могут приносить удовольствие. Он сел на плетеный диванчик, увлекая ее за собой. Шелби примостилась у него на коленях, проводя кончиками пальцев по его точеному лицу.
— Ох, Джеф, я так сильно скучала по тебе. Это счастье уже просто быть с тобой рядом, вот так, как сейчас, вдвоем, наедине. У нас будет замечательная жизнь, правда?!
— Ну, конечно же, шалунишка!
— Потому что…
Она потянулась к его крахмальному воротничку. — …мы научимся уступать друг другу!
— Но нужно практиковаться.
— Да.
Когда руки его обхватили ее груди, все чувства в Шелби пришли в смятение, вздымаясь и захлестывая ее, спина ее выгнулась.
— О… да! Практиковаться как можно больше!
Они, точно подростки, упали на диван, задыхаясь, и ивовые прутья возмущенно заскрипели. Шпильки выскользнули из волос Шелби, и Джеф погрузил свои пальцы в их длинные, шелковистые волны, целуя ее ушко, бьющуюся жилку на шее, ее полуоткрытые, жаждущие губы.
— Терпеть не могу, эти дурацкие женские финтифлюшки! — пробормотал он, посмеиваясь над самим собой. — Почему бы нам просто не пойти наверх?
— Потому что такое поведение не подобает будущей герцогине.
Шелби изо всех сил старалась не рассмеяться. Но ее тело наливалось лихорадочным жаром, который разгорался все сильнее в одной, самой сокровенной точке.
— Джеф, ты с ума сошел! Кто-нибудь может войти — или увидеть нас с набережной!
— Ш-ш-ш!
Внезапно Шелби охватило радостное, беззаботное безумие. Все куда-то отдалилось, растаяло, остался лишь Джеф, лишь их любовь и их общее, обжигающее желание.
Когда Шелби выскользнула из-под него, Джеф испугался, что она готова охладить пылавшее в них пламя. Он чувствовал себя вновь так, будто ему шестнадцать, — полным огня, и крепким, и испытывающим такую страсть, как ни с кем и никогда в жизни. «Боже, что это будет за семейная жизнь!» — усмехаясь, подумал он.
— Любимая, — начал, было, он, но тут Шелби опустилась на него сверху, и ее пышные, шуршащие юбки волнами раскинулись вокруг них. Грудь ее, манящая, но скрытая под платьем, касалась его лица. Джеф улучил мгновение и обхватил ее округлую грудь одной рукой, в то время как другая проскользнула под пышные воланы нижних юбок ее шелкового, с кружевами, платья.
— Райские кущи!
— Не совсем, — весело поправила она его.
Он коснулся ее прекрасных, стройных ног, обтянутых гладкими шелковыми чулками с кружевными подвязками. Джефу казалось, что его собственные брюки стали слишком тесны ему. Когда рука его поднялась чуть выше, скользнув по ее бедру, он обнаружил, что под корсетом у нее нет трусиков.
— О Боже… что ты делаешь со мной? — простонал он, откидывая голову на подушку. — Это просто бесчеловечно.
— Давай пойдем на уступки.
Просунув руку, она расстегнула его брюки. На нем были подтяжки, так что ей не пришлось мучиться с ремнем.
— Бедненький мой!
— Да, — с усилием выговорил он, сходя с ума от прикосновений ее пальцев, ласкавших каждый дюйм его пульсирующего, напряженного тела. — Ты убиваешь меня.
— Так хорошо?
— Чудесно.
Пальцы его проникли в ложбинку между ее ногами, и она инстинктивно прижималась к его руке, еще и еще. Она была скользкая и такая горячая, что член его напряженно вздрогнул, откликаясь. Нагнувшись, Шелби раздвинула языком его губы, и они целовались — неистово, страстно. Длинный, искусный средний палец Джефа проник в нее, и плоть ее, охватывая, сжималась вокруг него, дразня, искушая.
— Кто-нибудь может войти, — повторила она.
— Да. Нельзя терять ни минуты. Улыбка его сверкнула в лунном свете.
Шелби отчаянно закинула на него юбки. Оба они задыхались, почти теряя сознание от страсти, и жар их возбужденных тел смешивался с острыми, пьянящими ароматами, которыми был насыщен воздух. Зажав его возбужденный член в руке, Шелби чуть откинулась назад и присела, удерживаясь над ним, пока головка не оказалась у входа.
— Я нападаю, — воскликнула она.
— Я сдаюсь.
Дюйм за дюймом, с томительной медлительностью, она впустила его. Они затаили дыхание, не отрывая глаз, друг от друга; затем Джеф сжал ее обнаженные ягодицы обеими руками, а она ухватилась за его плечи. Когда он вошел в нее, заполнив до отказа, Шелби снова приподнялась на колени, потом ритм их движений усилился, бедра Джефа взлетали, подбрасывая ее вверх все быстрее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54