Йеркель промолчал, но гвардеец утвердительно кивнул. Правда, его жест был столь мимолетным, что Дини наверняка бы его не заметила, если бы не следила за происходящим очень внимательно.
– Йеркель, – прошептала она на ухо парню, – ты можешь сделать так, чтобы он нас впустил? Обещай деньги, угрожай, говори что хочешь, но только заручись его помощью.
Йеркель снова ничего не ответил, но тем не менее слез с лошади и подошел к гвардейцу. Они обменялись всего несколькими словами, но у гвардейца неожиданно вылезли глаза из орбит, и он полным изумления взглядом уставился на мистрис Дини. Наконец кивнул и что-то сказал другому солдату, стоявшему по ту сторону ворот. Тот, в свою очередь, что-то крикнул следующему стражу, и их голоса эхом прокатились под гулкими каменными сводами.
– Что ты ему сказал? – прошипела Дини, обращаясь к Йеркелю, когда он подал знак прочим брадобреям и те стали слезать с коней.
Йеркель молча похлопал лошадь по крупу и двинулся к приоткрывшейся створке ворот.
– Прошу тебя, ответь: что ты ему сказал? Может, ты угрожал ему. Ну пожалуйста, – мне очень важно знать.
Тот остановился, расправил массивные плечи и поднял светловолосую круглую голову.
– Правду сказать? – произнес он зловещим голосом, и Дини в очередной раз ужаснулась про себя нравам эпохи. Тем не менее девушка утвердительно кивнула, приготовившись выслушать ту самую правду, которую ей хотелось знать, какой бы жестокой она ни была. – Я сказал Роберту, что, ежели он пропустит нас внутрь и разрешит побрить кое-кого из пленников, мы с ним честно поделим те деньги, которые получим за бритье.
– И это все? – Дини почувствовала разочарование.
– Нет, не все. – В голосе Йеркеля снова зазвучала угроза.
У Дини от любопытства и предчувствия чего-то ужасного сжалось сердце, но она должна была узнать, каким дьявольским способом Йеркель заставил этого цербера их пропустить.
– Я сказал ему, что, ежели он не будет чинить нам препятствий, я попрошу мать приготовить к вечеру мясной пудинг.
– Мясной пудинг?
– Дело в том, – наставительно произнес Йеркель, – что Роберт – мой старший брат. – С этими словами он вошел в главные ворота Тауэра.
– Ясно, – неуверенно протянула Дини, на секунду представив себе мать Йеркеля и Роберта, занятую приготовлением пудинга. – А нельзя ли у него спросить, в какой камере герцог Гамильтон?
Йеркель пожал плечами, передал ей вожжи от своей лошади и снова вернулся к брату. Обменявшись с ним несколькими фразами, он подошел к Дини:
– Мой брат говорит, что герцог Гамильтон скорее всего или при дворе короля, или у себя в поместье, в маноре Гамильтон.
– Нет, нет, – торопливо заметила Дини, – передайте брату, что мы абсолютно уверены: герцог Гамильтон здесь!
– Мой брат утверждает, что нет.
– Я ни в коем случае не хотела его обидеть, – заявила Дини, смерив взглядом мощную фигуру Роберта, – но он может просто не знать всех заключенных.
Йеркель пожал плечами:
– Все возможно.
– Ну что ж, – вздохнула девушка, – пора приступить к бритью узников.
– Мы будем брить только лица, – предупредил цирюльник. – Не стану я брить мужские ноги. Или руки, – добавил он, помолчав.
Решив таким образом проблему бритья к удовольствию Йеркеля, они приступили к поискам Кита.
– Гамильтон! А ну-ка пошевели своими костями! При звуке этого голоса Кристофер вскочил со своей подстилки и услышал приближающиеся тяжелые шаги и клацанье меча герцога Саффолка.
– Значит, он сказал тебе, Саффолк? – осведомился Кит. – Этот твой жизнерадостный тюремщик? Я ведь грозился убить тебя, проклятый ублюдок, и с удовольствием выполню обещание.
– Брось, Кит. Сейчас не время для угроз. – Замок щелкнул, и в подземелье стало светлее. – Твоя кузина в Тауэре.
– Что случилось? – Гнев Кита испарился, стоило ему выйти на свободу. Он шел по коридору вместе с Саффолком, не обращая внимания на глядевших на них в немом изумлении слуг.
– Должен извиниться перед тобой, мой друг, – вздохнул Саффолк. – Я-то всего-навсего хотел помочь вам обоим.
– Лучше объясни, что случилось?
– Я похитил тебя и привез сюда, в свой дом, как ты уже, наверное, догадался. При дворе ходили слухи, и весьма упорные, что твоя очередь сразу за Кромвелем и в самое ближайшее время тебя упекут в Тауэр. Я решил спрятать тебя. Действовать надо было быстро, пока король оставался в Ричмонде.
– Ты предупредил Дини?
– Нет. Увы, я недооценил ее, Кит. Мне казалось, что незнание поможет ей лучше справиться с ролью страдающей родственницы.
– Бедная Дини, – пробормотал Гамильтон, мигая не то от солнца, не то от слез. – Теперь о Тауэре, Чарлз. Скажи мне, как и за что ее арестовали. – Он изо всех сил старался, чтобы голос звучал спокойно.
– Но ее никто не арестовывал! Кит замер как вкопанный:
– Что ты сказал?
– Она решила штурмовать Тауэр, Кит. Ворвалась туда с целой армией брадобреев, и все для того чтобы освободить тебя.
– Ворвалась в Тауэр? Идиотизм, сумасшествие…
– Вот твоя лошадь. Прости меня, Гамильтон. Я сделал то, что считал нужным.
Кит, чье лицо превратилось в напряженную маску, остановился и вдруг улыбнулся Саффолку:
– Я знаю, что ты хотел как лучше. Если бы ситуация сложилась по-иному, думаю, что мы – вот как сейчас – поспешили бы из моего, а не из твоего дома.
В сопровождении небольшой вооруженной свиты друзья выехали на дорогу, и группа всадников помчалась по направлению к Лондону.
Они и в самом деле побрили дюжины две узников, никак не меньше. Некоторые из несчастных так и не поняли, что с ними делают. Один кинулся в драку, заметив приближающегося к нему Йеркеля со сверкающей бритвой в руке. Лишь после бритья он окончательно успокоился, поняв, что его вовсе не собираются пытать.
Дини пришла в ужас от условий, в которых содержали пленников. У некоторых, правда, был недурной стол и даже некоторые предметы обстановки, но Дини вскоре поняла, что это так называемые «новички». С прошествием времени о них забывали даже члены семей, и узники проводили время в ужасной скуке и нищете.
За любой дверью мог оказаться Кит, поэтому девушка замирала всякий раз, когда похожий на статую Роберт распахивал перед ней дверцу очередной темницы.
Когда этот молчаливый страж привел Дини в угловую камеру, она поняла, что поиски могут обернуться неудачей. Впрочем, стоило Роберту достать большой ключ и отворить массивную дверь, как надежда вспыхнула в ее сердце с новой силой. Эта камера оказалась больше предыдущей. В центре стоял большой, заваленный бумагами стол.
– Кит? – позвала Дини, цепенея от страшного предчувствия.
Ее голос отразился эхом от каменных стен и прозвучал незнакомо и до смешного слабо. В ответ из темного угла послышалось зловещее хихиканье.
– Кто здесь? – спросила она, но ответом ей был все тот же мерзкий смешок.
Из мрака выступил человек. Дини невольно попятилась, но тут пленник заговорил:
– Мистрис Дини? Как любезно с вашей стороны навестить опального друга. Прошу извинить за убожество обстановки.
– Кромвель? – не сказала, а скорее прошелестела Дини.
– Он самый.
Теперь, когда глаза привыкли к темноте, она и сама могла убедиться, что перед ней бывший министр. Он по-прежнему носил богатый придворный костюм, хотя на дорогой ткани уже виднелись пятна от сальной свечи и потеки грязи – свидетельства пребывания в темнице.
– Мне очень жаль, что так получилось, – пробормотала Дини.
Цирюльники, пришедшие вместе с ней, не отважились войти в камеру Кромвеля, хотя Роберт и другие стражники наблюдали за опальным вельможей и Дини с равнодушием хорошо знающих тюремные порядки людей. Девушка собралась уходить, но тут ее остановил вопрос Кромвеля, брошенный ей в спину:
– Что привело вас в эту обитель скорби? Ведь вы, насколько я понимаю, все еще на свободе.
– Я, собственно, уже собиралась уходить.
– Как мило. Вы, стало быть, решили прогуляться по Тауэру и заодно навестить старого знакомого?
Дини подошла к двери, но Кромвель снова остановил ее:
– Подождите! – В его голосе слышалась самая настоящая мольба. Дини почувствовала себя увереннее, оказавшись в непосредственной близости брадобреев, которые деловито обсуждали, куда двинуться дальше, и ей захотелось узнать, что на этот раз придумал опальный вельможа.
– Как поживает королева? – между тем спросил Кромвель. – Знаете ли, я очень сожалею о ее судьбе, – продолжал он, тем самым отвечая на невысказанные подозрения Дини. – В сущности, я не собирался обманывать короля, равно как и причинять вред этой невинной овечке из Клева. Я искренне хотел, чтобы эти двое нашли свое счастье.
Кромвель подошел к столу, где были грудой навалены бумаги.
– Король заставляет меня работать даже здесь, требует, чтобы я нашел веские причины для признания брака недействительным. А они, к сожалению, имеются. Я сделаю эту работу и надеюсь, что король затребует документы, составленные мною. Я уверен, что, даже находясь в Тауэре, могу быть королю полезным. И не только королю.
Кромвель настолько погрузился в собственные мысли, что, казалось, забыл о присутствии Дини, и тогда она кашлянула, чтобы привлечь его внимание.
Тот поднял на девушку неожиданно ясные, не замутненные мирской суетой глаза.
– Пообещайте мне одну вещь, – мягко сказал он.
– Что я должна вам пообещать? – Дини разрывалась между острым желанием уйти и дослушать это своеобразное политическое завещание.
– Пообещайте, что не оставите королеву своими заботами. Я предпринял кое-какие шаги, обеспечивающие ее благосостояние в случае развода. Скажите Анне, чтобы она не ссорилась с королем, не требовала от него слишком многого. Конечно, ей придется перенести минуты унижения и горечи, но лучше унижение, чем смерть. Король желает добиться развода любой ценой и поэтому не станет слишком скупиться. Если соглашение между Генрихом и Анной Клевской будет подписано, он вряд ли станет менять его пункты по прошествии времени.
Дини внимательно посмотрела в лицо Кромвелю. Тот выдержал ее взгляд, и тогда она поверила, что намерения врага чисты.
– Я передам ваши слова королеве, – сказала она.
– Благодарю вас.
Прежде чем уйти, она задала Кромвелю вопрос, который давно ее мучил:
– Скажите, отчего вы проявили столько жестокости по отношению ко мне и Киту?
– Я вас не понимаю.
– Я спрашиваю, почему вы хотели убить герцога Гамильтона? Зачем вы пытались нас разлучить?
Некоторое время Кромвель молчал, обдумывая ее слова. Потом проговорил:
– Собственно, причинять вам с Гамильтоном вред не входило в мои намерения. Зато в мои намерения входило потрафлять капризам Генриха. Король невзлюбил свою жену, следовательно, я должен был предоставить ему другую женщину. И для этой роли – роли королевской фаворитки – вы подходили как нельзя лучше. Впрочем, это дело прошлое. Мне не удалось осуществить свой план, этому помешали вы, мистрис Бейли, и герцог Гамильтон.
– А он здесь, в Тауэре?
– Нет. По крайней мере насколько мне известно. – На лице Кромвеля появилось выражение неподдельного удивления, но потом он снова вернулся к излюбленной теме, то есть к своим нынешним горестям. – Я старался изо всех сил ублажить своего короля. У кардинала Уолси я научился, как толковать закон в угоду повелителю. К сожалению, я не выучил главный урок: за всяким взлетом следует падение. Я не сделал вывода из падения кардинала. Я-то думал, что являюсь исключением. Но – увы – точно так же, как Кромвель сделался преемником Уолси, герцог Норфолк сменил Кромвеля. Но уверяю вас, что это ненадолго. Норфолк слишком глуп и неповоротлив, чтобы угадывать желания короля. В этом смысле высокое происхождение лишь вредит ему.
Пора было уходить. Стражник начал медленно затворять двери камеры. Но Кромвель снова обратился к Дини:
– Подождите еще минуту.
– Слушаю вас. – Дини придержала железную створку.
Кромвель помедлил, словно раздумывая, стоит ли продолжать, но потом сказал:
– Берегитесь, мистрис. И берегите Гамильтона. А лучше всего – уезжайте отсюда, пока еще не поздно. И чем дальше, тем лучше.
Наконец дверь захлопнулась. Дини снова оказалась в компании и брадобреев, и стражников, которые с любопытством посматривали на девушку, ожидая, что она скажет.
– Я думаю, что Кита здесь нет, – задумчиво произнесла Дини и потерла ладонью уставшие глаза. – Как насчет того, чтобы убраться отсюда?
Йеркель взмахнул кожаным мешком, в котором у него хранились принадлежности его ремесла, и машинально смерил взглядом стройную фигуру предводительницы их маленького отряда. Было абсолютно ясно, что его интересуют ноги Дини Бейли.
– Я лично не устал, – сообщил он. – А вы, мужчины?
– Я тоже не устал, – эхом отозвался его коллега с бородавками.
– Дьявольщина, – пробурчала Дини. – Судя по всему, мне придется снова отдать свои ноги на растерзание.
Йеркель задумался и сказал:
– Если сейчас вы утомлены, то мы можем тут пустить кое-кому кровь в лечебных целях, ну а потом все-таки побреем вам ноги. – При слове «ноги» он покраснел как рак.
В коридоре появился новый стражник, запыхавшийся от быстрого подъема по лестнице. Он поклонился Роберту, брату Йеркеля, и доложил:
– Внизу два герцога с вооруженным отрядом. Требуют впустить их.
Гвардейцы принялись обсуждать щекотливую ситуацию. Дини не обращала внимания на их разговоры. Девушка до того устала, что едва держалась на ногах. Кроме того, созерцание несчастных, запертых в клетки людей отнюдь не способствовало поднятию духа.
Ну и главное: если Кита не было в Тауэре, то где же он, черт побери?
– Всегда ненавидел это местечко, – проворчал Саффолк. Они с Китом расположились перед главными воротами в Тауэр. – Даже в те времена, когда мы с Генрихом были мальчишками, а этот замок служил для коронационных торжеств, он вызывал у меня трепет.
– Это потому что ты наслушался сказок о несчастных задушенных принцах, – сказал Кит, пытаясь заглянуть поверх головы закованного в латы гвардейца и узнать, что происходит за воротами.
– Очень может быть. Отец короля любил рассказывать про двух принцев, которых убил собственный дядя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48