Они о чем-то беседовали с ней, временами, словно птицы крыльями, взмахивая широкими рукавами. Судя по всему, между ними шла серьезная беседа или даже ученый спор. Но вот один из цирюльников – человек крепкого телосложения – неожиданно повалил девушку на пол, обнажил ее длинную стройную ногу и выхватил из складок плаща острый искривленный нож. Дело явно принимало серьезный оборот.
Кит со страшным волнением наблюдал эту сцену, которая живо напомнила ему языческие жертвоприношения. Он прилагал невероятные усилия, чтобы набрать в грудь побольше воздуха и закричать, привлечь к себе внимание этих ужасных людей и тем самым дать шанс девушке исчезнуть. Но вот, к его полному недоумению, она присела, откинула голову и расхохоталась.
– Нет, я не шучу, – говорила Дини с улыбкой. – Там, откуда я приехала, все дамы бреют ноги. Вы, конечно, и представить себе не можете, как здорово чувствует себя женщина после подобной процедуры. Анна Клевская кивнула:
– О'кей. Эти люди говорить, что не есть пускать кровь герцог. Вы выйграйт, о'кей?
Кит снова прикрыл глаза – от волнения и страшного напряжения он неимоверно устал. Впрочем, он заметил, что в голосе девушки послышалось явное облегчение.
– Ну и прекрасно. Пусть они оставят герцога в покое, а я им позволю брить себе ноги, когда они только пожелают.
Кит, несмотря на слабость, сам едва не рассмеялся, поняв, какую удивительную сделку заключила эта отважная женщина с местной гильдией хирургов-цирюльников. Его поразила сама идея этой сделки, и ему хотелось отдать должное уму и хитрости Дини.
Но вместо этого он провалился в глубокий сон.
Глава 9
– Что значит – она уехала? – требовательно вопросил Генрих. Хорошее расположение духа монарха растаяло без следа.
Прежде чем продолжить, Чарлз Брендон, герцог Саффолк, некоторое время молчал, собираясь с мыслями. Судя по тому, как побагровело лицо короля, его весьма опечалила новость об исчезновении облюбованного объекта.
– Ваше величество, мистрис Бейли чрезвычайно опасалась навлечь болезнь на своего великодушного государя. После того как она оправилась от обморока, настигшего ее в Ричмонде, ее первой мыслью была мысль о здоровье вашего величества. Она умоляла меня помочь ей вернуться в Хемптон-Корт, где она могла бы одновременно ухаживать за своим кузеном и при этом быть уверенной, что ничем не повредила драгоценному здоровью вашего величества.
Король глянул на свой расшитый золотом и драгоценностями камзол и едва не зарычал от злости. Ведь он напялил на себя все это только для того, чтобы казаться привлекательнее в глазах мистрис Дини. И вот – изволите ли видеть – она уехала! Первейшим желанием венценосца было кому-нибудь немедленно наподдать. Но собак поблизости не оказалось, так что желание пропало втуне. Король стоял, расставив ноги и воткнув кулаки в поясницу, словно пытаясь лишний раз убедить себя – а заодно и присутствующих – в собственной абсолютной власти, которая, как известно, дана Богом.
Тем не менее, когда первая вспышка гнева миновала, не причинив вреда ни двуногим, ни четвероногим, слова, сказанные Саффолком, наконец проникли в сознание Генриха.
– Хм, так, значит, она беспокоилась о нашем здоровье? – сказал он, давая тем самым Саффолку понять, что не потерпит даже слабой попытки уклониться от темы, столь живо его интересовавшей.
– Совершенно справедливо, – подтвердил герцог. – Впрочем, я видел Гамильтона собственными глазами, ваше величество, и хочу вас заверить, что его болезнь не относится к разряду заразных.
Король коротко кивнул и быстрым шагом подошел к окну. Стоя спиной к герцогу, он покачался на каблуках – причем проделал это с такой удивительной грацией, которая казалась несовместимой с его ростом и весом.
– В таком случае что за болезнь приковала Гамильтона к постели? Насколько мы осведомлены, он весьма здоровый человек. В жизни не видел, чтобы он страдал от хвори. – Король говорил довольно небрежно, но за деланной беспечностью явно проглядывала подозрительность. Саффолк понял: король догадался, что за историей с болезнью Гамильтона скрывается нечто другое.
Саффолк давным-давно знал, что за грубоватой внешностью и простоватыми манерами Генриха, любившего хлопать своих приближенных по спине, скрывается подлинный знаток человеческой психологии. В течение короткой беседы король мог определить, чего стоит тот или иной придворный. После этого он очень редко менял мнение о человеке. Те, кто пользовался его покровительством, могли рассчитывать но него, если, разумеется, не становились королю поперек дороги, когда он был одержим очередной идеей. В настоящее время навязчивой идеей, снедавшей Генриха, являлся новый брак. И Саффолк, наученный многолетним опытом, знал, что никто и ничто не в состоянии заставить Генриха отступить от намеченной цели.
– Я уехал из Хемптона рано утром, ваше величество. Слуги еще только начали просыпаться. Я ничего не знаю о том, что сказали врачи о болезни герцога. Что касается моего мнения, то это мнение человека, ничего не понимающего в медицине. – Саффолк говорил медленно, осторожно подбирая слова. – Зато мне известно, что мистрис Дини чувствует себя отлично и ее обморок в Ричмонде скорее всего объясняется переутомлением после продолжительной езды верхом. Мистрис Дини просто заботится о вашем величестве и о своем кузене – вот и все.
– Именно в таком порядке? – деловито осведомился Генрих.
– Полагаю, что так, сир, – спокойно парировал Саффолк. Его так и подмывало рассказать Генриху о роли Кромвеля в приключившейся с Гамильтоном хвори, но тогда пришлось бы заодно поведать об истинных отношениях между мистрис Дини и Гамильтоном.
Возможно, король легче воспримет правду, когда его любовный пыл по отношению к мистрис Дини несколько поубавится. Тогда, возможно, он, Саффолк, сможет все объяснить королю в дружеской беседе. Но не сейчас, только не сейчас.
Генрих повернулся к Саффолку и собрался было заговорить вновь, когда двери королевских апартаментов распахнулись и Кромвель, с ног до головы заляпанный дорожной грязью, ворвался, как буря. Когда он низко склонился перед королем, его черный плащ живо напомнил Саффолку сложенные крылья летучей мыши.
– Ваше величество, – начал Кромвель, но в этот момент обнаружил присутствие в кабинете герцога Саффолка. Кромвель небрежно поклонился герцогу и сказал: – Саффолк, – тем самым скорее констатируя присутствие герцога в кабинете, нежели приветствуя его особу.
Саффолк продолжал сохранять на лице маску полнейшего спокойствия, стараясь упрятать подальше чрезвычайно сильное желание разоблачить деяния Кромвеля перед королем. Вместо этого он ограничился таким же коротким кивком и произнес:
– Эссекс.
Король одарил Кромвеля державным взглядом:
– Что-то я не слышал, как вы просили разрешения войти, Эссекс.
На долю секунды на лице Кромвеля появилось выражение неуверенности в себе. В течение восьми лет он входил в кабинет короля, распахивая двери ногой – особенно если того требовали государственные дела. Но теперь его унизили, уравняли с прочим дворцовым сбродом, часами ожидающим выхода короля.
– Мне не терпелось сообщить вам добрую весть, ваше величество, – заявил Кромвель с уверенностью в голосе, которой не было в его душе. Интересно, много ли известно королю? Что-то было во взгляде повелителя, что заставило Кромвеля затрепетать. Тем не менее он продолжал: – Все епископы, ваше величество, – Винчестерский, Дэрхэмский и Йоркский – пришли к выводу, что повод для признания брака недействительным воистину существует. Таким образом, Господь Бог отнюдь не считает ваш брак благословенным, а значит, король может считать себя свободным и направить свои усилия на поиски жены, более соответствующей его вкусам.
Однако вместо благодарности и дружеских хлопков по спине Кромвель не услышал от короля ни слова.
– Вечером мы отправляемся в Хемптон, – неожиданно заявил король, обращаясь скорее к Саффолку, но при этом не сводя глаз с Кромвеля.
– В Хемптон, ваше величество? – В голосе Кромвеля звучало крайнее удивление. – Но мы только вчера покинули Хемптон!
– Прелестно, Эссекс, – произнес король со скрытой угрозой в голосе. – Как видно, странствия не отразились на ваших умственных способностях. Да, вчера мы уехали из Хемптона, а сегодня вечером возвращаемся!
Кромвель сжал губы в узкую щель, но отвесил королю учтивый поклон:
– Очень хорошо, ваше величество. Я отдам приказ всем вашим слугам…
– Ничего подобного, – сказал Генрих, продолжая стоять без движения, словно памятник самому себе. – Мы избавляем вас от хлопот, связанных с переездом.
Полагаю, герцог Норфолк отлично справится со всеми приготовлениями.
– Норфолк? Но, государь, такого рода поручения вы обычно давали мне. – Кромвель перевел дух. – Норфолк ничего в этом не понимает.
– Наоборот, уверен, что Норфолк отлично во всем разберется. – Король говорил негромко, но непреклонно.
Рука Кромвеля под черным плащом сжалась в кулак. Огромный рубин, украшавший указательный палец графа, врезался ему в плоть, но он даже не почувствовал боли.
– Ваше величество, – Кромвель отвесил низкий поклон и, пятясь, двинулся из комнаты, чувствуя на себе испепеляющие взгляды Генриха и Саффолка. Но нет! Он не уйдет униженным и побитым, будто пес. – О сир! – Кромвель рывком поднял голову и посмотрел в глаза королю. Потом ухмыльнулся, изобразив на губах улыбку слуги, посвященного во все тайны своего сеньора. Да и в самом деле, в былые времена ему приходилось выслушивать самые интимные признания своего господина. – А как поживает мистрис Дини? Тешит ли она еще ваши августейшие чувства?
Король хранил молчание, поэтому отвечать пришлось Саффолку.
– Значит, вы не знаете, что произошло? Вчера вечером я отвез мистрис Дини в Хемптон-Корт, чтобы она имела возможность ухаживать за своим кузеном.
– За Гамильтоном? – Кромвелю не удалось скрыть фальши в на диво разыгранном удивлении. – Разве герцог не в Ричмонде? Я и понятия не имел, что он болен.
– Болен? А кто тебе сказал, что он болен, Эссекс? – Саффолк спрятал руки за спину, поскольку у него было большое искушение схватить Кромвеля за жирный загривок.
Глаза Кромвеля забегали, но тем не менее он заговорил:
– Это догадка, Саффолк. Ты же сказал, что мистрис Дини отправилась в Хемптон для того, чтобы за ним ухаживать. Отсюда следует, что герцог занемог.
– Ты свободен, Эссекс, – произнес король без привычной теплоты в голосе.
Эссекс выскочил из королевских покоев белый от гнева. Он ненавидел всех сразу – своих слуг, Гамильтона, но более всего – женщину по имени Дини Бейли. Так или иначе, он расплатится за свое унижение. Он еще увидит, как покатятся головы. Кое-кому придется очень пожалеть, что он пытался выставить Томаса Кромвеля, графа Эссекса, дураком.
– Мой дурак, мой дурак! – Королева Анна в восторге захлопала в ладоши, когда в комнату ввалился молодой человек. Колокольчики, которые украшали его головной убор с двумя матерчатыми рожками и висели на кончиках туфель, постоянно звенели. Шут перекувырнулся через голову и встал, широко раскинув руки, будто делая цирковой комплимент. Королева засмеялась и наклонилась к Дини, которая тихо сидела у ее ног.
Теперь они находились в личных апартаментах королевы и играли в модную при дворе игру под названием «вращающийся диск», в котором Дини не без труда признала обыкновенную юлу. Впрочем, Дини не могла сосредоточиться на игре – все ее помыслы были в той небольшой комнатенке, где по-прежнему в беспамятстве лежал Кит. Доктор Корнелиус сменил ее у постели больного, пообещав, что будет присматривать за ним лично. Собственно, по этой причине она и волновалась.
– Мой дурак, он есть хороший, так? – Королева предпринимала героические усилия, чтобы развлечь Дини, вернее, хоть немного отвлечь ее от мыслей о Ките.
– Да, ваше величество. – Дини попыталась изобразить на лице улыбку. – Это просто постоянный источник смеха.
Королева подняла свои унылые брови и хихикнула:
– «Источник смеха»? Мне следует заучить эту фразу. Она мне есть нравится. Ха-ха. Источник смеха.
Энгельберт, дворецкий королевы, вкатил в ее покои серебряный поднос на массивных колесах, на котором горкой лежали крохотные пирожные. Королева сразу же взяла несколько штук и жестом предложила Дини угощаться.
– Вы не есть кушать даже крошка целый день, – настаивала она. – Вы съесть немного этих. Мой повар есть делать их специально для меня.
Энгельберт подсунул Дини угощение прямо под нос, так что ей пришлось закрыть глаза – она очень боялась, что ее стошнит.
– Нет, благодарю вас. Они отлично пахнут – похоже на запах жареных пончиков.
– Пон-чи-ков? – Королева явно заинтересовалась. – Что есть пон-чи-ков?
– Ну, это такие небольшие кусочки жареного теста. Я их продавала, когда жила в Нэшвилле.
Энгельберт, судя по всему, заинтересовался рассказом Дини не меньше королевы и слушал ее раскрыв рот.
Только когда Дини потрясла перед его лицом пустым подносом, Энгельберт будто очнулся и удалился, отвесив короткий поклон.
Дворецкий королевы был мужчиной средних лет, с заостренной головой в форме пули, покрытой ненатурально черными волосами. Росточку он был небольшого и к тому же сутулился. Впрочем, несмотря на небольшой рост и вечно склоненную голову, держался он весьма важно, и добиться от него какой-либо услуги можно было, только неоднократно об этом попросив. Его преданность королеве Анне не знала границ. Поскольку Анна проявляла к Дини видимую приязнь и заботу, Энгельберт распространил свои милости и на нее.
– Может быть, вы показать мой повар, как готовить пон-чи-ки, о'кей? – Королева взглянула на Дини с таким неподдельным дружелюбием, что той оставалось только улыбнуться в ответ.
– О'кей, – сказала она, хотя на сердце у нее было тревожно и она с ног падала от усталости.
Шут между тем возился у ног двух дам. Он совершенно разошелся и уже пытался укрыться у Дини под юбкой. При этом он корчил такие уморительные рожицы, что королева пришла в полный восторг и даже Энгельберт ухмыльнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48