– Нет, если только это зависит от меня.
– Недавно она упомянула ваше имя в своих «Новостях». «Этот симпатичный доктор, Ноа Брекинридж…» – так, если не ошибаюсь, она выразилась на ваш счет.
Сьюзен вдруг почувствовала себя идиоткой. И надо же ей было сболтнуть такую чушь! Возможно, Брекинридж – человек серьезный. В конце концов он ведь доктор! А теперь он примет ее за какую-нибудь пустышку.
– Симпатичный! – Брови его приподнялись, и он не-ожиданно рассмеялся. Сьюзен была поражена тем, как мгновенно преобразилось его лицо. Когда Ноа смеялся, он казался моложе и проще. – Она так и написала: «симпатичный»? Вы полагаете, мне следует обратиться в суд с иском за клевету?
У Сьюзен заметно отлегло от сердца. По крайней мере у него есть чувство юмора.
– Я бы не советовала. Для такого иска вам не хватает убедительных оснований, и потому вы окажетесь в проигрыше.
– Уж не знаю, должен ли я воспринимать это как комплимент или… – Он не отрывал от нее внимательного взгляда.
Ноа взял ее под руку, и, словно поняв друг друга без слов, они направились в сторону внутреннего двора.
Там было особенно красиво при свете скрытых ламп на кронштейнах, установленных для подсветки растений, фонтана и птиц с пестрым оперением. По указанию Дика в атриуме заранее расставили столики, и Сьюзен повела доктора к одному из них. Пока они располагались поудобнее, Ноа украдкой наблюдал за Сьюзен. Она казалась ему самой безобидной из всех молодых женщин, каких ему когда-либо доводилось встречать, и все же в ее облике присутствовала некая чувственность, которая сильно притягивала его. Он прибыл сюда в самом скверном расположении духа, решив выпить от силы одну-две рюмки и потихоньку улизнуть. Теперь же Ноа пришел к заключению, что, пожалуй, имеет смысл задержаться здесь еще на некоторое время.
Синди Ходжез твердо придерживалась правила – никогда не прибывать на приемы слишком рано. Обычно весь первый час оказывался пустой тратой времени. Даже если гости, из которых она желала вытянуть нужную информацию, уже явились, всегда лучше подождать, пока алкоголь притупит их разум и развяжет языки. Поэтому шел уже восьмой час, когда она села в машину и направилась к особняку Тремэйн, который находился на противоположном конце города, в паре миль от ее дома. По пути Синди решила проехать мимо Клиники, что она делала каждый день, вне зависимости от обстоятельств. Всегда существовала вероятность, что она заметит у входа какое-нибудь знакомое лицо. Ловко управляясь со своим «порше» на большой скорости, она что-то тихо напевала. Синди чувствовала себя на высоте. Все оборачивалось для нее как нельзя лучше. Ей понадобилось бороться и пробиваться в жизни всеми доступными средствами целых пять лет, чтобы достичь своего нынешнего положения…
Внезапно она притормозила и, бросив взгляд на зеркало заднего обзора, остановила машину. По обочине дороги брел высокого роста человек в ковбойской шляпе, джинсах и сапогах для верховой езды. В руке он нес небольшую сумку. Что-то в его облике показалось ей смутно знакомым. Клиника находилась лишь в четырех кварталах отсюда, но все же представлялось маловероятным, чтобы кто-нибудь из знаменитостей направлялся туда пешком. Тем не менее Синди некоторое время не трогалась с места, внимательно рассматривая обветренное лицо мужчины. Ее мозг действовал безотказно, когда дело касалось имен и лиц. И она вспомнила. Но достаточно ли он известен, чтобы из-за него беспокоиться?
– А черт! – выругалась Синди вслух. Когда человек поравнялся с ней, она наклонилась и открыла дверцу.
– Привет, ковбой! – окликнула она певучим голоском.
Тот остановился и, нагнувшись, уставился на нее.
– Если не ошибаюсь, Тодд Ремингтон?
– Да, это я, – протянул он в ответ. – Признаться, я удивлен тем, что меня еще узнают вот так, на улице.
– Узнавать таких людей, как вы, – моя работа. Меня зовут Синди Ходжез.
Лицо Рема прояснилось.
– Привет, Синди! Я – давний поклонник вашей рубрики в газете.
– В таком случае, давний поклонник, не позволите ли мне подвезти вас?
– Но я направляюсь в…
– В Клинику, я знаю, – кивнула она. – Это в четырех кварталах отсюда.
– Как вы об этом догадались? – Он уже просунул одну длинную ногу в салон. – Но, надо полагать, моя слава бежит впереди меня.
– Так же, как и запах бурбона, – отозвалась Синди, наморщив нос.
– Ужасно, не правда ли? Но я решил, что раз впереди меня ожидает долгое воздержание, почему бы не заглянуть напоследок в салун и не перехватить рюмочку? Возможно, им там, в Клинике, придется не по вкусу, если я явлюсь туда под хмельком. Ну да черт с ними! Им хорошо известно, что я – безнадежный алкоголик, иначе я не стал бы к ним обращаться.
Синди между тем снова завела мотор. Рем бросил на нее короткий взгляд, поражаясь своему везению. Но не слишком ли смело с его стороны надеяться на упоминание о себе в популярной колонке?
– За последние несколько лет вы почти не появлялись на публике, не так ли, Рем? – заметила она деловито.
– Не совсем. Я все это время был рядом, но с тем же успехом мог бы и вовсе исчезнуть из виду. Стоит мне случайно наткнуться на продюсера, как он начинает смотреть мимо меня, словно перед ним пустое место.
– Да, вестернов сейчас почти не снимают.
– Но, говорят, скоро ожидается новый всплеск их популярности. До меня доходили такие слухи.
Синди пожала плечами:
– Слухи – главный двигатель в любом бизнесе, Рем, и вам это должно быть известно.
– Да, пожалуй, вы знаете это лучше, чем кто-либо другой. По моему суждению, вестернам пора уже вернуться на большой экран. Видите ли, у кинематографистов тоже есть свои взлеты и падения. Разумеется, я не рассчитываю на главную роль. Мне это уже не по зубам, и, кроме того, публика меня, наверное, подзабыла. Но я вполне мог бы справиться с второстепенной ролью, и…
Он болтал без умолку, и Синди наконец сообразила, что он из кожи вон лезет, лишь бы быть упомянутым в ее колонке. Его рвение было почти столь же сильным, как исходивший от него запах виски. Бедняга! Человек, переживший свою славу, к тому же еще и пьяница. Вдруг ее осенило.
– Рем, я еду на прием, который дает здесь, в Оазисе, некая Зоя Тремэйн. Вы, случайно, не знакомы с ней?
Рем казался слегка задетым тем, что его речь прервали.
– Я не знаю ни единой души в этом городишке.
– Сегодня у меня нет спутника. Почему бы вам не отправиться туда со мной? Там можно хорошо поразвлечься.
Они остановились перед Клиникой, и Рем уставился на здание. Невзирая на живописность окружающей местности, оно своим обликом напомнило ему тюрьму, и на какое-то мгновение он представил себе решетки на окнах. Рем тряхнул головой, чтобы прогнать видение.
– Я должен явиться сюда не позднее чем сегодня вечером.
– Лишний час или два – какое это имеет значение? Скажете им, что вы по той или иной причине задержались. – Она тронула рукой его колено. – Итак?
Включая зажигание, Синди недоумевала: что заставило ее взять с собой на прием это живое ископаемое? Но она помнила, что Тодд Ремингтон становился весьма задиристым, если выпивал лишнего. Добрая ссора, по мнению Синди, всегда оживляет вечеринку и чаще всего дает какую-нибудь пикантную подробность для ее колонки. Этот спившийся ветеран изнывал от желания быть упомянутым в «Новостях от Синди», и не исключено, что она сможет оказать ему такую услугу.
– Когда мой брат вернулся из Вьетнама, – рассказывал Ноа, – я занимался на подготовительных курсах при медицинском колледже. Он пробыл в Денвере уже целый месяц, прежде чем я смог с ним повидаться. Когда же я приехал домой на рождественские каникулы, то пришел в ужас от его вида. Я просто не узнал брата. В колледже Рэнд был признанным спортсменом, он выступал за местную футбольную команду и два года подряд участвовал в панамериканском турне. Во Вьетнам его отправили настоящим здоровяком, и весил он без малого двести пятьдесят фунтов. Ко времени нашей с ним встречи в те рождественские праздники он похудел до ста пятидесяти фунтов.
– Что же с ним случилось, Ноа? – мягко спросила Сьюзен.
Ноа отпил глоток скотча. Ледяные кубики в стакане уже давно растаяли.
– Ему пришлось пройти там через настоящий ад, но, конечно, в этом он не был одинок. Я пытался заставить его разговориться, думал, что, поделившись с кем-нибудь пережитым, он сможет избавиться от кошмаров. Рэнд лишь рассмеялся в ответ, если только это можно назвать смехом. Знаете, что он сказал мне тогда?
– Я слушаю, Ноа.
– Что если бы он рассказал мне обо всем, чему ему пришлось быть свидетелем, то я скорее всего лишился бы рассудка. Рэнд все же поведал мне кое-что. Это случилось в самом конце войны. Как раз тогда мы начали использовать напалм, чтобы превратить часть территории Северного Вьетнама в мертвую зону. На глазах Рэнда огонь охватил одну из деревень. Мужчины, женщины и дети горели заживо. Он попытался спасти хотя бы детей и вытаскивал их из огня, пока сам почти весь не обгорел. И что же? – У Ноа вырвался резкий смешок; на мгновение он забыл о присутствии Сьюзен, погрузившись мыслями в прошлое. – Вы, наверное, думаете, что Рэнд удостоился за свой поступок благодарности от начальства? Ничего подобного. Сразу же после выписки из госпиталя его отправили домой как непригодного к службе в действующей армии – не потому, что стал инвалидом, а потому, что, спасая детей, тем самым оказывал поддержку врагу.
Сьюзен была взволнована до глубины души. После минутной паузы она спросила:
– От чего умер ваш брат, Ноа?
– От передозировки. Он вернулся из Вьетнама законченным наркоманом. Как и многие его приятели, пристрастился к героину. Я слышал, что купить наркотики там гораздо проще, чем алкоголь. Вот почему у него был такой болезненный вид в то Рождество, но я оказался слишком глуп, чтобы это понять. Рэнд, в сущности, жил на одном героине.
– Я читала о том, что многие ветераны той войны вернулись домой наркоманами.
– Да, таких людей тысячи.
– Не смерть ли брата заставила вас специализироваться на лечении наркомании?
Ноа какое-то время молчал, уставившись на пустой стакан.
– Отчасти – да, но не только это. Моя мать так и не смогла смириться со смертью Рэнда. Она стала много пить, хотя всегда плохо переносила спиртное. Отец делал для нее все, что было в его силах, и даже пытался убедить ее пройти курс лечения в каком-нибудь медицинском центре. Но мама отказалась, сказав, что не хочет навлекать позор на всю нашу семью. – Он коротко усмехнулся. – И вот однажды ночью, когда папы не было дома, она напилась и в таком состоянии села за руль. Произошел несчастный случай: она врезалась с разгона в опору моста. Ни папа, ни я так и не смогли решить, сделала она это умышленно или нет.
– О, Ноа, как это, должно быть, тяжело для вас! – Сьюзен коснулась его руки. – Мне так жаль!
– Во всяком случае, именно тогда моя жизнь круто изменила направление. Вместо того чтобы заниматься общими проблемами медицины, я избрал полем своей деятельности лечение алкоголизма и наркомании. Я не смог спасти жизнь Рэнду и маме, но мне казалось, что я еще в состоянии помочь другим…
Он замолчал. Девушка смотрела куда-то в сторону отсутствующим взором.
– Эй, Сьюзен! Вы, похоже, меня не слушаете.
– А! – Она вздрогнула. – Я просто задумалась. У нас с вами, оказывается, есть кое-что общее.
– И что же это?
– Моя мать умерла от алкоголизма. Но это не было мгновенной смертью. Она медленно угасала в течение многих лет. Есть и еще одна разница. – Губы ее изогнулись в горькой усмешке. – Мой отец даже не пытался ей помочь. Он просто позволил ей погубить себя бесконечными запоями. В сущности, он сам и был главной причиной ее болезни.
Ноа покачал головой, печально улыбнувшись:
– Ни один человек не может превратить другого в алкоголика, Сьюзен. Все это сказки. Я бы не хотел задевать память вашей матери, но ее проблема заключалась в ней самой. Она испытывала психологические трудности. Правда, какое-то конкретное событие или лицо могут привести к запою или вызвать тягу к наркотикам, но все же корень наших бед следует искать в нас самих.
Сьюзен сразу словно ощетинилась.
– А к вашей матери это тоже относится? Или к вашему брату?
– Как ни жаль мне это признавать, да. Алкоголики или наркоманы обычно полагают, что не в состоянии сами справиться со своими проблемами, они страдают от чувства собственной неполноценности и потому прибегают к наркотикам или спиртному. Как ни странно, часто это объяснение применимо и к тем людям, которые добились немалого успеха в жизни. Внешне они могут казаться уверенными в себе, но на самом деле это далеко не так.
– Как в случае с вашей Лейси Хьюстон?
Ноа поставил стакан на столик.
– Я никогда не обсуждаю своих пациентов с посторонними, Сьюзен.
Девушка бросилась с места в карьер:
– И с другими в вашей Клинике, богатыми и знаменитыми? Так вот как вы лечите их, исцеляете их души? Открываете им глаза, раскладывая по полочкам все их слабости?
– Мне не нравится, какой оборот принял наш разговор, Сьюзен.
Она наклонилась вперед, теперь уже не скрывая возмущения.
– Лучше объясните мне вот что, доктор Брекинридж. Вам никогда не приходило в голову, что вы понапрасну тратите жизнь, возясь с состоятельными алкоголиками и наркоманами? Неужели нет других людей, которые отчаянно нуждаются в вашей помощи?
– Конечно, есть! – возразил Ноа, уязвленный ее словами. – И они получают в нашем центре тот же уход, что и все остальные. Я не делаю различия между…
– Ах, оставьте! Я вам не верю. Кинозвезды, сливки общества! Я ни на минуту не поверю, что вы не стараетесь во всем им угодить. Иначе они бы не стекались сюда, чтобы исцелиться от своих пороков и принести скверну в наш город!
– Скверну? Почему вы так решили? – Он на глазах отдалялся от нее – как физически, так и духовно. – Кажется, я тут подвергаюсь атаке. Не за этим ли меня пригласили?
Сьюзен покраснела, ее негодование улеглось.
– Разумеется, нет. Вас пригласили потому, что вы работаете в этом месте. Сейчас многие настроены против него, и Зоя решила, что между нами, противниками Клиники, и ее сотрудниками может возникнуть плодотворный диалог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47