OCR Roland
«Оазис»: АСТ; Москва; 1999
ISBN 5-237-01455-0
Аннотация
Любовь – оазис нежности и страсти в суете повседневности. Ноа Брекинридж и Сьюзен Ченнинг… Они предназначены друг для друга судьбой, но первая их встреча – встреча врагов. Потому что у Сьюзен есть свои причины ненавидеть то, чем занимается Ноа. Решительная красавица собирается любой ценой уничтожить роскошную клинику, в которой работает ее недруг. Но война не на жизнь, а на смерть оборачивается страстной, непреодолимой любовью…
Патриция Мэтьюз
Оазис
Глава 1
Белый «роллс-ройс» плавно затормозил перед спрятанным от посторонних глаз входом в двухэтажное, песочного цвета здание, словно сросшееся с ландшафтом, стойко сопротивляющимся засухе.
Высокий чернокожий шофер открыл дверцу, и из автомобиля вышла женщина. Вуаль и длинная бежевая накидка едва ли могли ввести кого-то в заблуждение – несмотря на то что Лейси Хьюстон выглядела похудевшей и осунувшейся, невозможно было не узнать прославленную актрису, пусть даже ее красота казалась сейчас такой призрачной за дымкой вуали.
Лейси кивнула шоферу:
– Благодарю вас, Теодор. Будьте так любезны, проследите за тем, чтобы чемодан перенесли в мою комнату, – чуть слышно попросила она хрипловатым голосом.
– Я сам этим займусь, мисс Лейси, – сказал Теодор Уилсон. – И я снял себе номер в мотеле «Холидей инн», чтобы быть рядом, если вам что-нибудь понадобится.
Лейси еще раз кивнула и вошла в медицинский центр Хейнмана. Она слегка вздрогнула, ощутив контраст между освеженным кондиционерами воздухом внутри здания и изнуряющим зноем, который царил за его стенами. Завернувшись поплотнее в широкую накидку, она остановилась у самого порога, не зная, куда идти. Оглядевшись, Лейси увидела молодого человека, крупными шагами приближавшегося к ней по длинному коридору. На нем не было ни пиджака, ни галстука, воротник его спортивной рубашки был расстегнут. Лейси отметила, что он среднего роста, коренаст и передвигается с изяществом атлета. Когда мужчина подошел, она обратила внимание на его густые, непокорные черные волосы. С серьезного, славянского типа лица на нее смотрели проницательные темные глаза.
Незнакомец улыбнулся чарующей улыбкой, которая смягчила суровость его черт.
– Мисс Хьюстон! Добро пожаловать в нашу Клинику, – произнес он низким голосом и крепко, ободряюще пожал ее руку. – Я – доктор Ноа Брекинридж.
Лейси ответила немного нервным смешком.
– Я не была уверена в том, кто передо мной… – Она сделала неопределенный жест рукой. – Доктора, как правило, носят белые халаты или….
– Или костюм и галстук? – Брекинридж ладонью взлохматил и без того уже взъерошенные волосы – ей показалось, что он сделал это совсем по-мальчишески. – Мы здесь не слишком склонны придерживаться формальностей. В конце концов, мы находимся в самой глубинке Южной Калифорнии.
– Это с вами я разговаривала по телефону, не так ли?
– Да, со мной. – Он взял ее сумку с вещами и подхватил ее под локоть. – Регистратура находится у другого входа, но я сам провожу вас в вашу палату…
Доктора прервал пронзительный вопль, эхом отразившийся от стен коридора. Лейси замерла на секунду и чуть было не бросилась обратно под надежную защиту «роллса».
– Все в порядке, мисс Хьюстон. – Брекинридж слегка сжал ее локоть. – Вам не о чем тревожиться. Иногда кто-нибудь из новых пациентов приходит в себя после лекарств, чувствует страх, оказавшись в непривычной обстановке, и издает непроизвольные крики.
«Проклятие, – подумал Ноа, – почему это случилось именно сейчас, в такой момент?» Он был уверен, что знает, кто только что кричал. Билли Рипер, этот маленький поганец. Время от времени Рипер испускал вопли – не от боли или испуга, чувства отчужденности или даже дезориентации, но просто чтобы в который раз поднять шум и заставить сиделку броситься к нему, лишь бы выместить на ком-нибудь свою досаду от вынужденного заключения. Ноа проклинал тот день, когда рок-звезду поместили в Клинику.
Он посмотрел на женщину, стоявшую рядом. Ноа почувствовал, как задрожала ее рука, и понял, что она вот-вот потеряет самообладание. Лейси Хьюстон – кинозвезда, секс-символ, известный во всем мире. Возможно, не первой свежести, но все еще достаточно красивая, чтобы вызывать желание у доброй половины мужчин земного шара и зависть почти у всех женщин. Но сейчас она казалась напуганной и уязвимой, и ее рука была такой хрупкой.
– Уверяю вас, – повторил Брекинридж, – вам абсолютно не о чем тревожиться, мисс Хьюстон.
– И что… такое здесь часто случается? – спросила Лейси.
– Нет, даю вам слово. Мы здесь не подвергаем людей пыткам.
Она невесело улыбнулась:
– Наверное, нет, но люди, оказавшиеся в таком положении, проходят через свою собственную пытку. Видите ли, для меня все это не новость.
– Знаю. Но вы сами приняли решение обратиться к нам. Это очень важный шаг и к тому же требующий незаурядной храбрости.
– Храбрости? Вовсе нет, доктор. Если бы я обладала настоящим мужеством, я бы справилась с этим сама, без посторонней помощи.
Одним взмахом руки Лейси откинула вуаль, и ее поразительная красота впервые так близко и живо предстала перед глазами Ноа. У него перехватило дыхание. Одно дело – видеть ее лицо воспроизведенным на кинопленке или на страницах журналов и газет и совсем другое – находиться всего лишь в нескольких дюймах от живой легенды. Лейси Хьюстон была не первая актриса, обратившаяся за помощью в Клинику, но чаще всего они казались ему лишь бледными копиями своих фотографий. Однако Лейси камера ни в коей мере не льстила – скорее наоборот. Поскольку звезде было не меньше сорока лет, Ноа заключил, что она, по всей вероятности, делала пластическую операцию и работа оказалась на редкость удачной. На лице Лейси можно было заметить разрушительные следы потребления наркотиков и алкоголя, однако они почему-то только подчеркивали ее очарование. А эти блестящие темные волосы и огромные зеленые глаза, в которых, как утверждал один журналист, можно был легко утонуть… Да, подумал Ноа, этот парень не преувеличил – он сам испытывал почти непреодолимое желание броситься с головой в омут, и к черту последствия!
– Вы осуждаете меня, доктор?
– Осуждаю? – переспросил он недоуменно.
– Прославленная красавица, боготворимая всеми кинозвезда, за спиной которой четыре брака и столько же разводов, обладающая огромным состоянием, не говоря уже об известной всему свету коллекции драгоценностей, вынуждена пройти курс лечения из-за злоупотребления спиртным и наркотиками.
– Не мое дело выносить моральные оценки, – произнес врач несколько натянуто. – Я здесь для того, чтобы лечить.
– Ах, не лукавьте, доктор Брекинридж! Вы должны испытывать определенную долю презрения к развалине вроде меня.
– Вы вовсе не кажетесь мне развалиной, мисс Хьюстон. – Ноа позволил себе расслабиться, на лице его появилась легкая улыбка. – Я восхищен вашей искренностью. Большинство здешних пациентов категорически отрицают тот факт, что они попали в зависимость от алкоголя или наркотиков и нуждаются в лечении. Или же делают вид, будто согласились быть помещенными в Клинику лишь потому, что им нужен отдых.
Ноа открыл дверь в отделение и остановился, ожидая, пока Лейси войдет внутрь. Он заметил, что актриса побледнела и руки ее сильно дрожат. Оставив дверь распахнутой, он подошел к ней.
– Вы хорошо себя чувствуете, мисс Хьюстон?
– Превосходно. – Она нервно рассмеялась и взглянула на него. На ее лбу выступили капельки пота. – Нет, это неправда. Мне кажется, я вот-вот закричу, как тот человек минуту назад.
– Когда вы в последний раз принимали наркотики?
– Вчера вечером. Нет, я не стану вам лгать. – Она глубоко вздохнула, ее безупречной формы грудь высоко поднялась и опустилась всего лишь в нескольких дюймах от него. – Сегодня утром я дважды затянулась кокаином в одном из отелей Лос-Анджелеса. Но, Боже мой, я чувствую себя так, словно это было много дней назад!
– Тем лучше для вас! Первый урок, который вам предстоит усвоить, – никогда не обманывайте себя относительно вашей зависимости. Я встречал здесь людей, от которых несло, как от винной бочки, и при этом они готовы были поклясться, что уже неделю не брали в рот спиртного. – Он пожал ей руку. – Только держитесь.
Ноа обернулся и, повысив голос, позвал:
– Кэти!
Стройная девушка в накрахмаленном халате, с пышной копной каштановых волос, перехваченных лентой, поспешила к ним.
– Да, доктор?
– Это мисс Лейси Хьюстон. Она будет жить в палате номер сто двенадцать. Проводите ее туда, пожалуйста, и помогите устроиться на новом месте. А потом дайте ей…
Доктор вынул из кармана блокнот, торопливо набросал на нем какой-то рецепт, оторвал страничку и передал его медсестре.
Кэти Марлоу бросила беглый взгляд на листок бумаги.
– Хорошо, доктор. Пожалуйста, пройдемте со мной, мисс Хьюстон.
Когда медсестра уже собиралась ее увести, Лейси задержалась в коридоре.
– Доктор!
– Да, мисс Хьюстон?
– Мой шофер, Теодор, скоро придет сюда с моим чемоданом. Не могли бы вы распорядиться, чтобы его проводили ко мне?
– Ваш чемодан? – повторил Брекинридж озадаченно. – Мисс Хьюстон, я, по правде говоря, не думаю, что вам понадобится так много одежды. В конце концов тут у нас не светский клуб.
– О, в нем вовсе не одежда, а мои драгоценности.
Он оторопело уставился на нее:
– Ваши драгоценности?
– Разумеется. Я никогда и никуда без них не выезжаю.
Лейси повернулась и последовала за медсестрой, даже не дав Ноа возможности ответить. Всего лишь мгновение назад он испытывал нечто вроде восхищения искренностью и силой духа этой женщины. И вот на тебе! Являться в лечебное учреждение с целым состоянием! Драгоценности! Он уже знал из какой-то газетной статьи о знаменитой коллекции Лейси Хьюстон – да и кто о ней не слышал? – и там действительно говорилось, что, куда бы звезда ни отправлялась, драгоценности всегда находятся при ней. Ноа смутно припомнил, как в одном из телевизионных интервью ведущий программы не без язвительности заметил, что эти драгоценности, вероятно, служат ей своего рода залогом безопасности. Вместо того чтобы опровергнуть его слова, Лейси признала: «Наверное, в этом есть доля правды, но эти драгоценности стоили мне долгих лет тяжелого труда, пота и слез, и мне бы хотелось иметь возможность ими любоваться».
Ноа никогда не испытывал особого уважения к большинству знаменитых пациентов Клиники, но время от времени кому-то из них удавалось его провести. Вот и теперь на какое-то мгновение ему показалось, что Лейси Хьюстон – одно из редких исключений.
Придя наконец в себя, он поспешил за ней следом.
– Мисс Хьюстон!
Лейси и медсестра остановились, поджидая его.
– У нас здесь существуют определенные правила, и исключений из них не делается ни для кого. Мне очень жаль, но вы не можете держать драгоценности у себя в палате.
– Но почему? – удивилась актриса. – Что в этом плохого?
– Это будет отвлекать вас, а мы здесь не допускаем ничего постороннего. Никаких газет или журналов. Никаких книг, телепрограмм, разве что в определенные часы. Никаких телефонных звонков, никаких посетителей, кроме как с одобрения лечащего врача, и то лишь по воскресеньям. Вы можете посчитать наши правила излишне суровыми, но опыт показывает, что это необходимо.
Она выглядела расстроенной, и Ноа почувствовал к ней жалость, однако постарался ожесточить свое сердце. Глядя вслед Лейси, когда она уходила вместе с медсестрой, Брекинридж задавался вопросом, что она подумает, когда узнает, что ей придется делить комнату с другой пациенткой и самой стелить себе постель.
Вернувшись в свой кабинет, Ноа обнаружил там записку от директора Клиники Стерлинга Хэнкса. Шапка серебристо-белых волос на голове директора напоминала театральный парик, из-за нее сотрудники Клиники, которые недолюбливали Хэнкса – а таких было много, – дали ему прозвище Серебряный Стерлинг.
Ноа питал особую неприязнь к Хэнксу, главным образом из-за его самовлюбленности и напыщенности. Не получив медицинского образования и не имея ни малейшего представления о внутренней деятельности Клиники, директор тем не менее был явно преувеличенного мнения о собственных способностях. Приходилось признавать, что Хэнкс – всегда ровный, учтивый, свободно общающийся с высокопоставленными пациентами – умел создать хороший рекламный образ для прессы, но он совершенно не интересовался методами лечения, до тех пор пока они не вступали в противоречие с имиджем Клиники, который он так старательно оберегал. Хэнкса волновал лишь конечный результат, ему важнее всего было публично объявить, что такой-то и такой-то выписался после курса реабилитации, тем самым еще раз подтверждая его эффективность.
Ноа благодарил судьбу за то, что Хэнкс редко вмешивался в повседневные дела Клиники, однако они постоянно сталкивались. Разногласия возникали по двум вопросам. Первый из них иллюстрировала записка, которую держал сейчас в руках Ноа. Вторым было то презрение, которое Хэнкс питал к простым смертным, обращавшимся в Клинику за помощью. Будь на то воля директора, на лечение принимались бы только знаменитости. Ноа вовсе не намерен был лишать последних шанса на реабилитацию, но его в не меньшей степени беспокоила судьба других пациентов, не обладавших богатством или известностью. Именно работа с такими людьми оправдывала его пребывание в Клинике.
Глядя на белый клочок бумаги, он нахмурился. Хэнкс почти всегда передавал свои распоряжения и указания записками, совершенно игнорируя телефон, как будто Александр Грейам Белл никогда не появлялся на свет. Ноа однажды упрекнул директора в том, что он использует этот способ общения, чтобы иметь доказательства своей неутомимой деятельности, которые всегда можно предъявить в случае необходимости. Хэнкс даже не потрудился опровергнуть обвинение, что и побудило Ноа добавить:
– Вы могли бы добиться того же самого результата, записывая все телефонные разговоры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47