https://wodolei.ru/catalog/dushevie_kabini/100x100/s-nizkim-poddonom/
Ему не нужно было ни о чем ее спрашивать – он и так видел, что ей пришлось перенести здесь все муки ада, и он почувствовал, как у него от жалости к ней сдавило горло.
А стоящий за ее спиной Молодой Бык тем временем объяснял ему:
– Она не говорить – чокнутая. Ты увозить женщина и сказать Хейуорт – только одна. Он давать еда, давать табак – белый вождь обещал!
– Послушайте, я… – начал он, понимая, что слишком обессилен, чтоб ей помочь, но, еще раз взглянув на нее, провел языком по потрескавшимся, обветренным губам и неуверенно пообещал: – Я постараюсь кого-нибудь прислать за вами, ну а сейчас… извините.
Глаза у нее расширились, она заморгала, чтобы удержать слезы, и ему стало очень стыдно.
– Я не в состоянии… не в форме… – его голос упал почти до шепота, и он отвел глаза в сторону. – Пришлю кого-нибудь другого, я не забуду…
– Нет! – воскликнула Энни. – Вы не можете уехать и оставить меня! Вы моя последняя надежда!
Бросившись к нему, она ухватилась одной рукой за его ногу, а другой уцепилась за руку и, поставив ногу в мокасине на его ботинок, принялась карабкаться вверх. На какое-то мгновение она повисла в таком положении, и оба они, опасно покачнувшись, едва не упали. Затем каким-то чудом ей удалось закинуть ногу на спину лошади, после чего, с трудом удерживая равновесие, она устроилась за седлом и наклонилась вперед. Натянув на себя свое одеяло, она продела руки под его куртку и ухватилась за пояс, на котором висела кобура.
Молодой Бык, потрясенный тем, что она заговорила, потянулся к ней рукой, но она от него отклонилась и крикнула у самого уха Хэпа:
– Поехали!
Ее нога ткнула Реда в бок, и конь сорвался с места, выдернув поводья из руки индейца. Хэп успел ухватиться за луку седла и удержался.
Молодой Бык некоторое время ошеломленно смотрел им вслед, а затем наконец пришел в себя и крикнул вдогонку:
– Ты сказать белый вождь. Молодой Бык не брать женщина плен – обязательно сказать! Говорить ему – давать еда!
– Черта с два, – пробормотал Хэп вполголоса, и в этот момент ее колено уткнулось в его больную ногу, так что у него потемнело в глазах от боли.
– У меня неважно с ногой – даже дотронуться нельзя. С ней нужно поаккуратнее. Не могу ступить на нее…
Чувствуя, как его качает в седле, она крепко его обхватила, сцепив свои тонкие пальцы у него на животе, и поддерживала, чтобы он не свалился. Даже под толстой курткой из бизоньей шкуры тело его было холодным, как лед, а рубашка мокрой, словно он только что вылез из воды.
– Вы больны, мистер? – спросила она.
Он хотел было ответить, что нет, но очередная волна тошноты поглотила готовые прозвучать слова.
– В общем-то, да, хотя вы и сами не выглядите слишком здоровой, – пробормотал он наконец. – Нам чертовски повезет, если удастся добраться до места.
– Надо добраться. А далеко до агентства?
– Не знаю, – произнес он сквозь стиснутые от боли зубы.
В голове у него была одна мысль – как бы найти в себе силы, чтобы дотянуть. Но он смертельно устал и чувствовал страшную слабость. Он готов был уснуть в любую минуту, но спать было нельзя. Ему нужно чем-то отвлечь себя.
Усиленно моргая, чтобы развеять туман в голове, он попытался сосредоточить свои мысли на сидящей за его спиной женщине.
– Меня зовут Уокер, Хэп Уокер, – пробормотал он, но ветер унес его слова.
– Что, что? – прокричала она.
– Хэп Уокер! – повторил он погромче.
Имя ей показалось знакомым, хотя уверенности у нее не было – прошло столько времени с тех пор, как она слышала родную речь. И она поспешила назвать себя:
– А я – миссис Брайс, Энни Брайс!
Брайс. У него было впечатление, что он должен знать это имя. Энни Брайс… Наморщив лоб, он попытался пробиться сквозь пелену тумана, заволакивающую сознание… Итан Брайс… На мгновение в голове у него прояснилось, и он увидел себя стоящим на пороге пустого дома, а перед ним был двор, на бельевой веревке висели, развеваясь на ветру, простыни, и он чувствовал себя совершенно беспомощным. Да, он вспомнил, когда это случилось, ясно вспомнил.
– Жаль, чертовски жаль, – пробормотал он и вдруг, потеряв равновесие, чуть не свалился с лошади, но в последний момент удержался: – Черт подери!
Не на шутку встревоженная Энни на минутку выпустила Хэпа из рук, чтобы закутать в одеяло его плечи. Пытаясь закрепить одеяло, заткнув за воротник, она случайно нащупала пульс у него на шее. Он был слабым и неровным.
– Мистер, вам нужен врач, и немедленно.
– Только бы добраться – добраться любой ценой, остальное неважно, – заплетающимся языком проговорил он и, огромным усилием воли заставляя себя не терять сознание, распрямил плечи и упрямо проговорил: – Со мной все в порядке.
Но он знал, что это не так. Он болен, болен настолько серьезно, что может и умереть.
Ветер к этому времени немного стих, зато снег повалил крупными хлопьями, устилая белым ковром тонкий слой льда. Если начнется вьюга и они заблудятся, то никакой надежды ни для него, ни для нее не останется. Она нащупала под одеялом поводья и взяла их из его ослабевших рук.
Она не имела ни малейшего представления, где они находятся, но лошадь, похоже, сама придерживалась какой-то дороги, так что она ослабила поводья, полностью положившись на нее. Рано или поздно, но куда-нибудь она их вывезет. Ну а пока единственное, что оставалось делать, – это не давать Хэпу Уокеру упасть с лошади и молить бога о помощи. Если он свалится с седла, Энни уже никак не сможет помочь ему.
Казалось, они ехали сквозь слепящую пелену снега уже целую вечность. Энни так долго держала Уокера, что у нее онемели руки, но она боялась их разжать. Наконец, когда ей стало совсем невмоготу от усталости, она слегка наклонилась в сторону и попыталась выглянуть из-за его спины.
– Вы что-нибудь видите? – озабоченно спросила она.
Но он ничего не ответил.
– Мистер Уокер, вы меня слышите? – прокричала она громче.
Молчание.
Не на шутку испугавшись и не в состоянии ничего вокруг себя разглядеть, она остановила лошадь и, пытаясь спешиться, наклонилась вправо. В этот момент он вдруг съехал всем телом набок, и оба комом рухнули на засыпанную снегом землю. Энни оказалась придавленной, и ей стоило большого труда выбраться из-под него. При этом она перекатила его на спину, и он так и остался лежать. Шатаясь от слабости, она поднялась на ноги и внимательно посмотрела на него. Глаза его были закрыты, лицо приобрело пепельно-серый цвет.
– Мистер, вставайте! Вы должны подняться!
Наклонившись над ним, она ухватила его за плечи и попыталась приподнять, но не смогла: он, словно куль с мукой, повалился назад и так и лежал, не двигаясь. Ее охватила паника, и она стала лихорадочно высматривать вокруг себя какие-нибудь признаки жизни. Неужели она проделала весь этот путь только затем, чтобы погибнуть в снежную бурю вместе с незнакомым ей человеком?! Слезы отчаяния и досады застилали ей глаза, и, когда она попыталась их сморгнуть, ей вдруг показалось, что она что-то видит перед собою. Она провела по лицу рукой, не веря своим глазам, но сомнений быть не могло: сквозь кружащийся вихрем снег смутно проступали очертания нескольких строений. Значит, им все-таки удалось добраться, пусть и не до самого конца.
Она зачерпнула рукой горсть снега и принялась растирать Хэпу Уокеру лицо, пытаясь привести его в чувство.
– Послушайте, мне кажется, я вижу агентство, – громко сказала она. – Поднимайтесь, прошу вас, мы почти на месте!
Веки его слегка дрогнули, но глаза остались закрытыми.
– Идите сами, – едва слышно пробормотал он, – я не могу…
– Но вы должны!
Никакого результата. Было похоже, что ей не удастся заставить его сдвинуться с места. Она расправила ноющие от усталости плечи и поплотнее натянула на них одеяло, а затем, ухватив поводья, попыталась подтащить лошадь к камню, чтобы сесть на нее верхом. Но животное не послушалось, и справиться с ним у нее не было сил. Лошадь стояла, опустив над Уокером голову, словно охраняя его.
Энни чувствовала себя вконец обессиленной, но теперь ей нужно было забыть об этом. Если она не заставит себя пройти эти несколько метров, оба они погибнут. Нет, не для того она столько вынесла, чтобы вот так умереть. Бросив на Хэпа Уокера еще один исполненный отчаяния взгляд, она собрала последние силы и побрела в том направлении, где, как она надеялась, было Агентство по делам индейцев.
Мокасины скользили по льду, и она старалась выбирать те места, где снег был поглубже. Ветер сбрасывал с ее головы одеяло и без устали хлестал по лицу. Сосредоточившись на одном – во что бы то ни стало дойти до агентства, она, не поднимая головы, упрямо делала шаг за шагом. А потом еще шаг. И еще один шаг.
В тот момент, когда она ступила шатаясь во двор агентства, из конюшни вышел индеец и увидел ее. Слишком обессиленная, чтобы оказывать ему сопротивление и сообразить, почему он здесь оказался, она ринулась мимо его протянутой руки и упала в сугроб. Собрав остатки воли, она ползком дотащилась до двери и в полном изнеможении привалилась к ней. Индеец дотянулся до двери над головой лежащей Энни и постучался костяшками пальцев. Дверь отворилась, и она ввалилась в комнату.
– Бог ты мой, что случилось?!
Она приподняла голову и, увидев стоящего в комнате белого человека, с трудом, почти задыхаясь, выговорила:
– Там остался мистер Уокер… Хэп Уокер… но я…
– Хэп Уокер!
Судорожно вздохнув, она кивнула и продолжала:
– Должно быть… должно быть, он уже мертв. Я не смогла ему помочь…
У нее перехватило дыхание, она не в состоянии была говорить дальше.
Кто-то поднял ее и перенес в кресло-качалку у огня. Когда с нее соскользнуло одеяло, женский голос воскликнул:
– Господи, вы только гляньте на нее: одна кожа да кости!
У нее не было сил, чтобы отвечать; она повернула голову и прижалась щекой к твердой спинке кресла.
3
В карете «Скорой помощи» было ужасно холодно, и ее брезентовые борта оглушительно хлопали, словно крылья гигантской птицы. Энни, плотно укутанная в шерстяные одеяла, лежала совсем тихо, борясь с тошнотой от подступающего к горлу мясного бульона, миску которого ей дали в агентстве. Капрал Нэш, сопровождающий карету санитар, сидел между нею и Хэпом Уокером и следил за тем, чтобы носилки, на которых они лежали, не ерзали в неуклюже переваливающейся по снегу повозке.
Происходящее с ней сейчас казалось ей чем-то нереальным. После долгих месяцев, сложившихся в целые годы, прожитые в мечтах об этом дне, – сколько раз она представляла его в мельчайших подробностях! – ею владела какая-то странная отрешенность, непостижимая подавленность и печаль. Радость, которую она испытывала вначале, поблекла, сменившись сознанием того, что все теперь будет не так, как раньше, что она навеки потеряла Итана и Джоуди и что ей придется возвращаться домой без Сюзанны. Она будет жить одна, и ей так или иначе придется общаться с соседями. У нее не было иллюзий насчет того, как они отнесутся к ее пребыванию у команчей.
Нет, она и дальше должна жить надеждой найти Сюзанну, как жила все эти годы в плену. Если эта надежда умрет, умрет и она сама. И она должна верить, что власти Техаса или армия Соединенных Штатов помогут вернуть ей дочь. Без Сюзанны жизнь для нее не имеет смысла.
В глубине ее сознания всегда таился страх, что индеец, в плену у которого оказалась Сюзанна, может убить ее точно так же, как Ветвистый Дуб убил Гретхен Хальзер. Бедняжка Гретхен! Ветвистый Дуб рассчитывал на то, что предание земле бедной девушки задержит настигающих его солдат, и это даст ему шанс спастись. Энни разделила бы ее участь, если бы сидела, оцепенев от ужаса, и покорно ждала, когда ей нанесут смертельный удар, но она, исторгая пронзительные вопли, стала бросаться на него, как дикая кошка, отчего он решил, что она сошла с ума. Несмотря на свою подлую натуру и необузданную жестокость, он страшился мира духов и считал, что если убьет одержимую, то злой дух вселится в него самого.
Так что он оставил ее в живых, бросив в поросшем низким кустарником овраге, и к тому времени, когда она с трудом выкарабкалась из него, полицейский отряд успел уже уйти дальше. Как это ни странно, они не заметили тела Гретхен Хальзер и не услышали криков Энни о помощи. Оставшись одна посреди пустыни, она попыталась выбраться оттуда пешком, отправившись в противоположную сторону, с тем чтобы ее не нашел Ветвистый Дуб. Она считала, что если пройдет достаточно большое расстояние, то обязательно набредет на какой-нибудь форт или, по крайней мере, на белого поселенца. Но она ошибалась.
Она шла и шла, потеряв всякое представление о времени; шла, пока ее несли ноги, и когда в конце концов ее нашли команчи из племени пенетака, минуло, должно быть, не меньше двух или трех дней. Ей никогда не забыть горького чувства безысходности, испытанного при этом, и, когда к ней подошел вождь племени, уродливый, широкогрудый, кривоногий Молодой Бык, она, собрав остатки сил, бросилась на него и стала царапать ему лицо, извергая одновременно потоки брани, в надежде, что это его так же напугает, как и Ветвистого Дуба.
Но, несмотря на отталкивающую внешность, Молодой Бык отличался от Ветвистого Дуба настолько, насколько индеец может отличаться от другого индейца. Он никогда не брал с собой пленников, и ему, в отличие от многих других, не доставляло удовольствия подвергать людей пыткам. Для него борьба с белыми людьми означала просто войну, и ничего больше, а из-за пленников, как он считал, только возникают проблемы, хотя с врагами, по его мнению, нужно расправляться по возможности быстро и эффективно. По меркам его соплеменников, он был воплощением гуманности.
И поэтому, вместо того чтобы оставить Энни там, где нашел ее, он сжалился над нею и сказал, что она может следовать за ним и доедать все, что остается после его семьи. Он даже выделил ей из своего стада малорослую, костлявую лошаденку, которую тут же привязал к дереву возле нее. Окончательно расставшись с надеждой выбраться к белым, она вскарабкалась на лошадку и покорно потащилась за индейцами-пенетаками, так и не произнеся ни единого слова из страха, что Молодой Бык может усомниться в ее сумасшествии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
А стоящий за ее спиной Молодой Бык тем временем объяснял ему:
– Она не говорить – чокнутая. Ты увозить женщина и сказать Хейуорт – только одна. Он давать еда, давать табак – белый вождь обещал!
– Послушайте, я… – начал он, понимая, что слишком обессилен, чтоб ей помочь, но, еще раз взглянув на нее, провел языком по потрескавшимся, обветренным губам и неуверенно пообещал: – Я постараюсь кого-нибудь прислать за вами, ну а сейчас… извините.
Глаза у нее расширились, она заморгала, чтобы удержать слезы, и ему стало очень стыдно.
– Я не в состоянии… не в форме… – его голос упал почти до шепота, и он отвел глаза в сторону. – Пришлю кого-нибудь другого, я не забуду…
– Нет! – воскликнула Энни. – Вы не можете уехать и оставить меня! Вы моя последняя надежда!
Бросившись к нему, она ухватилась одной рукой за его ногу, а другой уцепилась за руку и, поставив ногу в мокасине на его ботинок, принялась карабкаться вверх. На какое-то мгновение она повисла в таком положении, и оба они, опасно покачнувшись, едва не упали. Затем каким-то чудом ей удалось закинуть ногу на спину лошади, после чего, с трудом удерживая равновесие, она устроилась за седлом и наклонилась вперед. Натянув на себя свое одеяло, она продела руки под его куртку и ухватилась за пояс, на котором висела кобура.
Молодой Бык, потрясенный тем, что она заговорила, потянулся к ней рукой, но она от него отклонилась и крикнула у самого уха Хэпа:
– Поехали!
Ее нога ткнула Реда в бок, и конь сорвался с места, выдернув поводья из руки индейца. Хэп успел ухватиться за луку седла и удержался.
Молодой Бык некоторое время ошеломленно смотрел им вслед, а затем наконец пришел в себя и крикнул вдогонку:
– Ты сказать белый вождь. Молодой Бык не брать женщина плен – обязательно сказать! Говорить ему – давать еда!
– Черта с два, – пробормотал Хэп вполголоса, и в этот момент ее колено уткнулось в его больную ногу, так что у него потемнело в глазах от боли.
– У меня неважно с ногой – даже дотронуться нельзя. С ней нужно поаккуратнее. Не могу ступить на нее…
Чувствуя, как его качает в седле, она крепко его обхватила, сцепив свои тонкие пальцы у него на животе, и поддерживала, чтобы он не свалился. Даже под толстой курткой из бизоньей шкуры тело его было холодным, как лед, а рубашка мокрой, словно он только что вылез из воды.
– Вы больны, мистер? – спросила она.
Он хотел было ответить, что нет, но очередная волна тошноты поглотила готовые прозвучать слова.
– В общем-то, да, хотя вы и сами не выглядите слишком здоровой, – пробормотал он наконец. – Нам чертовски повезет, если удастся добраться до места.
– Надо добраться. А далеко до агентства?
– Не знаю, – произнес он сквозь стиснутые от боли зубы.
В голове у него была одна мысль – как бы найти в себе силы, чтобы дотянуть. Но он смертельно устал и чувствовал страшную слабость. Он готов был уснуть в любую минуту, но спать было нельзя. Ему нужно чем-то отвлечь себя.
Усиленно моргая, чтобы развеять туман в голове, он попытался сосредоточить свои мысли на сидящей за его спиной женщине.
– Меня зовут Уокер, Хэп Уокер, – пробормотал он, но ветер унес его слова.
– Что, что? – прокричала она.
– Хэп Уокер! – повторил он погромче.
Имя ей показалось знакомым, хотя уверенности у нее не было – прошло столько времени с тех пор, как она слышала родную речь. И она поспешила назвать себя:
– А я – миссис Брайс, Энни Брайс!
Брайс. У него было впечатление, что он должен знать это имя. Энни Брайс… Наморщив лоб, он попытался пробиться сквозь пелену тумана, заволакивающую сознание… Итан Брайс… На мгновение в голове у него прояснилось, и он увидел себя стоящим на пороге пустого дома, а перед ним был двор, на бельевой веревке висели, развеваясь на ветру, простыни, и он чувствовал себя совершенно беспомощным. Да, он вспомнил, когда это случилось, ясно вспомнил.
– Жаль, чертовски жаль, – пробормотал он и вдруг, потеряв равновесие, чуть не свалился с лошади, но в последний момент удержался: – Черт подери!
Не на шутку встревоженная Энни на минутку выпустила Хэпа из рук, чтобы закутать в одеяло его плечи. Пытаясь закрепить одеяло, заткнув за воротник, она случайно нащупала пульс у него на шее. Он был слабым и неровным.
– Мистер, вам нужен врач, и немедленно.
– Только бы добраться – добраться любой ценой, остальное неважно, – заплетающимся языком проговорил он и, огромным усилием воли заставляя себя не терять сознание, распрямил плечи и упрямо проговорил: – Со мной все в порядке.
Но он знал, что это не так. Он болен, болен настолько серьезно, что может и умереть.
Ветер к этому времени немного стих, зато снег повалил крупными хлопьями, устилая белым ковром тонкий слой льда. Если начнется вьюга и они заблудятся, то никакой надежды ни для него, ни для нее не останется. Она нащупала под одеялом поводья и взяла их из его ослабевших рук.
Она не имела ни малейшего представления, где они находятся, но лошадь, похоже, сама придерживалась какой-то дороги, так что она ослабила поводья, полностью положившись на нее. Рано или поздно, но куда-нибудь она их вывезет. Ну а пока единственное, что оставалось делать, – это не давать Хэпу Уокеру упасть с лошади и молить бога о помощи. Если он свалится с седла, Энни уже никак не сможет помочь ему.
Казалось, они ехали сквозь слепящую пелену снега уже целую вечность. Энни так долго держала Уокера, что у нее онемели руки, но она боялась их разжать. Наконец, когда ей стало совсем невмоготу от усталости, она слегка наклонилась в сторону и попыталась выглянуть из-за его спины.
– Вы что-нибудь видите? – озабоченно спросила она.
Но он ничего не ответил.
– Мистер Уокер, вы меня слышите? – прокричала она громче.
Молчание.
Не на шутку испугавшись и не в состоянии ничего вокруг себя разглядеть, она остановила лошадь и, пытаясь спешиться, наклонилась вправо. В этот момент он вдруг съехал всем телом набок, и оба комом рухнули на засыпанную снегом землю. Энни оказалась придавленной, и ей стоило большого труда выбраться из-под него. При этом она перекатила его на спину, и он так и остался лежать. Шатаясь от слабости, она поднялась на ноги и внимательно посмотрела на него. Глаза его были закрыты, лицо приобрело пепельно-серый цвет.
– Мистер, вставайте! Вы должны подняться!
Наклонившись над ним, она ухватила его за плечи и попыталась приподнять, но не смогла: он, словно куль с мукой, повалился назад и так и лежал, не двигаясь. Ее охватила паника, и она стала лихорадочно высматривать вокруг себя какие-нибудь признаки жизни. Неужели она проделала весь этот путь только затем, чтобы погибнуть в снежную бурю вместе с незнакомым ей человеком?! Слезы отчаяния и досады застилали ей глаза, и, когда она попыталась их сморгнуть, ей вдруг показалось, что она что-то видит перед собою. Она провела по лицу рукой, не веря своим глазам, но сомнений быть не могло: сквозь кружащийся вихрем снег смутно проступали очертания нескольких строений. Значит, им все-таки удалось добраться, пусть и не до самого конца.
Она зачерпнула рукой горсть снега и принялась растирать Хэпу Уокеру лицо, пытаясь привести его в чувство.
– Послушайте, мне кажется, я вижу агентство, – громко сказала она. – Поднимайтесь, прошу вас, мы почти на месте!
Веки его слегка дрогнули, но глаза остались закрытыми.
– Идите сами, – едва слышно пробормотал он, – я не могу…
– Но вы должны!
Никакого результата. Было похоже, что ей не удастся заставить его сдвинуться с места. Она расправила ноющие от усталости плечи и поплотнее натянула на них одеяло, а затем, ухватив поводья, попыталась подтащить лошадь к камню, чтобы сесть на нее верхом. Но животное не послушалось, и справиться с ним у нее не было сил. Лошадь стояла, опустив над Уокером голову, словно охраняя его.
Энни чувствовала себя вконец обессиленной, но теперь ей нужно было забыть об этом. Если она не заставит себя пройти эти несколько метров, оба они погибнут. Нет, не для того она столько вынесла, чтобы вот так умереть. Бросив на Хэпа Уокера еще один исполненный отчаяния взгляд, она собрала последние силы и побрела в том направлении, где, как она надеялась, было Агентство по делам индейцев.
Мокасины скользили по льду, и она старалась выбирать те места, где снег был поглубже. Ветер сбрасывал с ее головы одеяло и без устали хлестал по лицу. Сосредоточившись на одном – во что бы то ни стало дойти до агентства, она, не поднимая головы, упрямо делала шаг за шагом. А потом еще шаг. И еще один шаг.
В тот момент, когда она ступила шатаясь во двор агентства, из конюшни вышел индеец и увидел ее. Слишком обессиленная, чтобы оказывать ему сопротивление и сообразить, почему он здесь оказался, она ринулась мимо его протянутой руки и упала в сугроб. Собрав остатки воли, она ползком дотащилась до двери и в полном изнеможении привалилась к ней. Индеец дотянулся до двери над головой лежащей Энни и постучался костяшками пальцев. Дверь отворилась, и она ввалилась в комнату.
– Бог ты мой, что случилось?!
Она приподняла голову и, увидев стоящего в комнате белого человека, с трудом, почти задыхаясь, выговорила:
– Там остался мистер Уокер… Хэп Уокер… но я…
– Хэп Уокер!
Судорожно вздохнув, она кивнула и продолжала:
– Должно быть… должно быть, он уже мертв. Я не смогла ему помочь…
У нее перехватило дыхание, она не в состоянии была говорить дальше.
Кто-то поднял ее и перенес в кресло-качалку у огня. Когда с нее соскользнуло одеяло, женский голос воскликнул:
– Господи, вы только гляньте на нее: одна кожа да кости!
У нее не было сил, чтобы отвечать; она повернула голову и прижалась щекой к твердой спинке кресла.
3
В карете «Скорой помощи» было ужасно холодно, и ее брезентовые борта оглушительно хлопали, словно крылья гигантской птицы. Энни, плотно укутанная в шерстяные одеяла, лежала совсем тихо, борясь с тошнотой от подступающего к горлу мясного бульона, миску которого ей дали в агентстве. Капрал Нэш, сопровождающий карету санитар, сидел между нею и Хэпом Уокером и следил за тем, чтобы носилки, на которых они лежали, не ерзали в неуклюже переваливающейся по снегу повозке.
Происходящее с ней сейчас казалось ей чем-то нереальным. После долгих месяцев, сложившихся в целые годы, прожитые в мечтах об этом дне, – сколько раз она представляла его в мельчайших подробностях! – ею владела какая-то странная отрешенность, непостижимая подавленность и печаль. Радость, которую она испытывала вначале, поблекла, сменившись сознанием того, что все теперь будет не так, как раньше, что она навеки потеряла Итана и Джоуди и что ей придется возвращаться домой без Сюзанны. Она будет жить одна, и ей так или иначе придется общаться с соседями. У нее не было иллюзий насчет того, как они отнесутся к ее пребыванию у команчей.
Нет, она и дальше должна жить надеждой найти Сюзанну, как жила все эти годы в плену. Если эта надежда умрет, умрет и она сама. И она должна верить, что власти Техаса или армия Соединенных Штатов помогут вернуть ей дочь. Без Сюзанны жизнь для нее не имеет смысла.
В глубине ее сознания всегда таился страх, что индеец, в плену у которого оказалась Сюзанна, может убить ее точно так же, как Ветвистый Дуб убил Гретхен Хальзер. Бедняжка Гретхен! Ветвистый Дуб рассчитывал на то, что предание земле бедной девушки задержит настигающих его солдат, и это даст ему шанс спастись. Энни разделила бы ее участь, если бы сидела, оцепенев от ужаса, и покорно ждала, когда ей нанесут смертельный удар, но она, исторгая пронзительные вопли, стала бросаться на него, как дикая кошка, отчего он решил, что она сошла с ума. Несмотря на свою подлую натуру и необузданную жестокость, он страшился мира духов и считал, что если убьет одержимую, то злой дух вселится в него самого.
Так что он оставил ее в живых, бросив в поросшем низким кустарником овраге, и к тому времени, когда она с трудом выкарабкалась из него, полицейский отряд успел уже уйти дальше. Как это ни странно, они не заметили тела Гретхен Хальзер и не услышали криков Энни о помощи. Оставшись одна посреди пустыни, она попыталась выбраться оттуда пешком, отправившись в противоположную сторону, с тем чтобы ее не нашел Ветвистый Дуб. Она считала, что если пройдет достаточно большое расстояние, то обязательно набредет на какой-нибудь форт или, по крайней мере, на белого поселенца. Но она ошибалась.
Она шла и шла, потеряв всякое представление о времени; шла, пока ее несли ноги, и когда в конце концов ее нашли команчи из племени пенетака, минуло, должно быть, не меньше двух или трех дней. Ей никогда не забыть горького чувства безысходности, испытанного при этом, и, когда к ней подошел вождь племени, уродливый, широкогрудый, кривоногий Молодой Бык, она, собрав остатки сил, бросилась на него и стала царапать ему лицо, извергая одновременно потоки брани, в надежде, что это его так же напугает, как и Ветвистого Дуба.
Но, несмотря на отталкивающую внешность, Молодой Бык отличался от Ветвистого Дуба настолько, насколько индеец может отличаться от другого индейца. Он никогда не брал с собой пленников, и ему, в отличие от многих других, не доставляло удовольствия подвергать людей пыткам. Для него борьба с белыми людьми означала просто войну, и ничего больше, а из-за пленников, как он считал, только возникают проблемы, хотя с врагами, по его мнению, нужно расправляться по возможности быстро и эффективно. По меркам его соплеменников, он был воплощением гуманности.
И поэтому, вместо того чтобы оставить Энни там, где нашел ее, он сжалился над нею и сказал, что она может следовать за ним и доедать все, что остается после его семьи. Он даже выделил ей из своего стада малорослую, костлявую лошаденку, которую тут же привязал к дереву возле нее. Окончательно расставшись с надеждой выбраться к белым, она вскарабкалась на лошадку и покорно потащилась за индейцами-пенетаками, так и не произнеся ни единого слова из страха, что Молодой Бык может усомниться в ее сумасшествии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38