Покончить со старым врагом им мешало лишь влияние Молодого Быка и традиционное гостеприимство команчей, запрещающее убивать своих гостей.
Энни так долго молчала, погрузившись в свои мысли, что он даже вздрогнул, когда она наконец заговорила:
– Мне кажется, Хэп, нам пора возвращаться домой.
Хэп давно уже ждал этих слов, но в то же время ему было ее бесконечно жаль.
– Нам не обязательно торопиться домой, Энни, – мягко произнес он. – Да и лето еще не закончилось.
– Нет, считай что закончилось. Знаешь, ты был с самого начала прав: она, скорее всего, не смогла пережить ту первую и самую ужасную зиму.
– Но, Энни…
– Ничего, Хэп, со мной все в порядке. Теперь, когда я сделала все, чтобы ее отыскать, мне остается жить, довольствуясь этим сознанием.
– Да, конечно, и все же…
Он не знал, что ей сказать в утешение. Позднее, когда она будет лежать в его объятиях, он постарается найти нужные слова, которые могли бы хоть как-то облегчить ее боль, но в эту минуту он таких слов не находил. Взяв ее за руку, он молча шел рядом с ней к типи, поставленному для них Утренней Зарей. Оставаться здесь больше не имело ни малейшего смысла – это только продлило бы страдания Энни.
– Отправимся завтра на рассвете, – решил он.
– Да, – безжизненным голосом отозвалась она.
Он крепко сжал ее руку, снова чувствуя пальцами перстень отца, и сказал:
– Теперь мы должны думать о нашем ребенке. Когда вернемся домой, попытаюсь соорудить для него колыбельку. Я понимаю, – продолжал он, – что не слишком часто говорил с тобой о Сюзанне, но это вовсе не значит, что она мне безразлична. Я был бы очень рад, если бы у меня была дочь. Хочу, чтобы ты это знала, Энни.
– Да, – все так же вяло произнесла она.
– Мне всегда хотелось иметь детей, хотя я никогда всерьез не думал, что это когда-нибудь случится. Прости меня. Я знаю, как тебе сейчас плохо, и все же не могу не сказать: у меня такое чувство, что теперь у меня есть все, о чем только может мечтать мужчина. Возможно, я просто старый дурак, но мне не терпится увидеть, каким он будет, мой ребенок, как он будет расти, ну и, конечно же, кем он окажется – девочкой или мальчиком.
– Разумеется, тебе хочется мальчика?
– Для меня это не имеет большого значения. Сказать по правде, если ребенку суждено унаследовать мои волосы, то пусть уж лучше будет девочка.
– Не могу понять, почему ты так не любишь свои волосы. Мне они всегда очень нравились – они придают тебе самому мальчишеский вид. И потом, я не вижу ничего плохого, если…
Она замолчала на полуслове и остановилась как вкопанная, увидев стайку весело плескавшихся в воде полуголых индейских детишек. На какое-то мгновение в ее взгляде проглянуло выражение острой тоски, но она тут же опомнилась и неуверенно пробормотала:
– Ты знаешь, мне почудилось…
Он бросил на маленьких индейцев натренированный временем взгляд, но ни одного белого лица среди них не увидел.
– И что же тебе почудилось?
– Даже не знаю. То, как эта девочка повернула голову, показалось таким знакомым… – Она вздохнула и, понурившись, пробормотала: – Но теперь я вижу, что ошиблась.
– Скорее всего, да.
– Мне столько верилось: «Ну вот, на этот раз я у цели!», что глаза мои стали принимать желаемое за действительное.
– Увы, Энни, среди них нет ни одной, кто был бы хоть отдаленно похож на тебя.
– Я знаю.
– Тебе, наверно, стоило бы прилечь и слегка отдохнуть.
– Так я и сделаю. Но сперва пойду и скажу Молодому Быку, что мы уезжаем.
– Да, тем более, что он собирался догонять свой военный отряд, – вспомнил Хэп.
– Думаю, он не сделал этого раньше лишь по одной причине: боялся, что в случае его отъезда Меткий Стрелок не выберется отсюда живым. – Немного помолчав, она со вздохом добавила: – Я не хочу, Хэп, чтобы солдаты убили Молодого Быка. Нетрудно понять, что случившееся в Форт-Силле и было главной причиной его отрицательного отношения к резервации, но тем не менее ему обязательно нужно туда вернуться, и я собираюсь ему об этом сказать.
Увидев рядом с палаткой Молодого Быка его жену Утреннюю Зарю, она остановилась и сказала:
– Я скоро вернусь – пойду попытаюсь уговорить и ее.
Итак, их путешествие подходит к концу. У него было такое ощущение, что с его плеч свалилась гора. Теперь он мог ехать домой с чистой совестью и сознанием исполненного долга. Да, он не нашел Сюзанну Брайс и не убил Ветвистого Дуба, зато привезет жену домой целой и невредимой, а это для него самое главное. Подойдя к своему временному жилищу, он приподнял служившую дверью откидную полу и нырнул внутрь типи. Что ж, он вдоволь насладился обществом индейцев, и если до конца дней ему не суждено больше увидеть ни одного краснокожего, горевать он сильно не станет.
Внутри было темно, тесно и душно. Некоторое время он стоял, держась за опорный столб, пока его глаза не привыкли к полумраку, затем осмотрелся и, подойдя к седельной сумке, достал из нее блокнот. За эти последние месяцы его работа над книгой почти не сдвинулась с места, хотя у него было теперь по меньшей мере две причины, чтобы писать ее дальше: вскоре должен был появиться на свет ребенок Клея, а к концу этого года или в начале следующего появится и его собственный.
Кладя сумку на место, он заметил, что из узла с вещами Энни выглядывают желтые волосы. Это была кукла, которую он нашел в тот памятный сентябрьский день. Энни возила ее с собой, и Паучок, как видно, обнаружил ее и успел уже немного погрызть. Хэп вынул ее из узла, пригладил ей волосы, расправил новое ситцевое платьице, которое надела на нее Энни, затем снова положил в узел. Это была очень красивая кукла, и, возможно, когда-нибудь с ней будет играть его собственная дочь.
– Как насчет того, чтобы прогуляться на свежем воздухе, а? – спросил он у котенка.
Вместо ответа тот потянулся всем телом, выпустил когти и, вцепившись в штанину Хэпа, стал перебирать лапами. Хэп, сунув в карман карандаш и взяв блокнот под мышку, подхватил котенка и вышел из типи наружу. Теперь, чтобы наверстать упущенное время, придется хорошенько потрудиться. Хотя поначалу ему казалось, что воспоминания не займут и двадцати страниц, в дальнейшем у него появилась потребность записывать все новые и новые подробности.
Устроившись на берегу речки, он привязал поводок котенка к своему поясу, открыл блокнот и, послюнив кончик карандаша, принялся писать, начиная с того места, на котором остановился. Котенок то и дело карабкался по нему или резвился на земле, но он не обращал на него внимания, полностью уйдя в воспоминания.
Оторвался он от блокнота лишь когда затекла рука и, подняв голову, увидел неподалеку около десятка коричневых ребятишек, которые завороженно наблюдали за Паучком. Он поднял с земли котенка и, держа его в вытянутой руке, показал, как его нужно гладить. Паучок начал мурлыкать, и Хэп, обратившись к ближайшему ребенку, проговорил:
– А ну-ка, попробуй ты.
Малыш потянулся к котенку, осторожно коснулся его мягкой шубки и тут же испуганно отдернул руку. Из-за его плеча выглянула девочка, и когда Хэп увидел ее, ему на мгновение показалось, будто мир вокруг него замер. Хоть она и была шоколадного цвета, а из ее смазанных жиром и заплетенных в косички волос торчали в качестве украшения перья, глаза у нее были такими же голубыми, как у Энни.
– Сюзанна? – неуверенно спросил он.
Она несколько раз моргнула, затем, показав на себя, сказала:
– Т'сана.
Сердце у него так и заколотилось. Т'сана. Сюзанна. Звучало достаточно похоже. Возможно, девочка до сих пор помнила свое имя.
– Подожди-ка здесь, – велел он ей и, чтобы дети не разбежались, достал из кармана целую пригоршню медяков. – Вот вам, держите.
Ребятишки принялись делить между собой как снег на голову свалившееся богатство, а Хэп, не теряя времени, схватил котенка и бегом побежал к типи. Там он быстро привязал котенка к одному из опорных столбов, снова достал маленькую фарфоровую куклу с золотистыми шелковыми волосами и поспешил назад к реке.
Но когда он туда добежал, у него сразу же упало сердце: дети были уже не одни – рядом с девочкой, положив ей на плечо руку, стояла индианка. Глубоко вздохнув, он все же подошел к ним и протянул девочке куклу. Глаза у той стали круглыми (то ли от удовольствия, то ли оттого, что она узнала свою игрушку, – Хэпу трудно было сказать), она выхватила из его рук куклу и бросилась бежать. Индианка крикнула ей вслед что-то резкое, но девочка не остановилась. Закончилось тем, что ее догнал мальчик и после недолгой борьбы отобрал игрушку. Индианка, приняв неумолимый вид, велела ему отдать куклу Хэпу.
– Т'сана? – спросил Хэп, показывая на девочку.
– Т'сана, – кивнула индианка.
Каким-то образом надо было их удержать, и он, ткнув себя в грудь, произнес:
– Хэп… Тондехвахка.
– Тондехвахка, – словно эхо, повторила она и кивнула головой с таким видом, будто ей это имя известно.
– Верно. А ты кто?
Она некоторое время колебалась, затем, легко коснувшись своей груди, произнесла:
– Асабети.
– Асабети, – старательно проговорил он непривычно звучащее имя, надеясь, что запомнит его. – Асабети.
Ему хотелось спросить, как далеко она отсюда живет, но индианкам не положено разговаривать с белыми мужчинами, поэтому он ограничился тем, что, протянув ей куклу и показав в сторону ребенка, произнес, старательно выговаривая слова:
– Это Т'сане.
Индианка отрицательно покачала головой, но он повторил еще раз:
– Т'сане – от Тондехвахки. Ты дай ей.
Она наконец смягчилась и разрешила девочке принять подарок, затем, по всей видимости, велела им с мальчиком отправляться домой. Дети бросились бежать и вскоре исчезли за одним из типи, но он все же успел заметить, как девочка держит куклу. Не так, как стала бы держать индианка, а как белая, бережно прижимая к груди.
Он тут же отправился разыскивать Энни. Оказалось, она все еще разговаривает с Утренней Зарей. Не желая говорить лишнее в присутствии жены Молодого Быка, он ограничился тем, что спросил:
– Скажи, Т'сана – это команчское слово?
– Да, оно переводится как «роза».
– Ах, вот оно как…
– Точнее, как «желтая дикая роза», – добавила она и, видя, насколько он разочарован, поинтересовалась: – А почему тебя это интересует?
– Помнишь детей, которых мы видели у реки?
Лицо ее как-то сразу застыло.
– Да, помню. А что? – едва слышно прошептала она.
– Отойдем-ка лучше в сторонку.
Извинившись перед Утренней Зарей, она последовала за Хэпом.
– Так вот, Энни, та девочка белая.
– Белая? – широко раскрыв глаза, переспросила она.
– Да, у нее голубые глаза. – Ему уже и самому не верилось в это, и он, видя, как она взволнована, отвел в сторону взгляд. – Я ей дал куклу.
– Что, что? – Хотел посмотреть, что она будет с ней делать – узнает ли ее.
– Понятно.
Она попыталась собраться с мыслями. Итак, он утверждает, что нашел белую девочку по имени Т'сана. Неужели это может быть правдой? У нее даже перехватило дыхание. Она должна в этом как можно быстрее убедиться.
– Где? Где ты ее нашел?
– Там же, у реки. Но не будем спешить с выводами. Ты должна сама ее увидеть.
– И все-таки ты думаешь, что это была Сюзанна?
– Даже не знаю, Энни. Может быть, мне просто очень хотелось, чтобы это была она. Хотя, по правде сказать, я почти уверен, что не ошибся. Она так держала куклу, будто делала это и раньше, причем много раз.
– Хэп, я должна ее увидеть. И как можно скорее!
Не в силах больше ждать ни минуты, она, забыв обо всем на свете, почти бегом бросилась к тому месту у реки, где раньше видела детей. Но их уже и след простыл. Там были только две женщины, бродившие в мелкой холодной воде.
– А ты не знаешь, куда они могли деться? И в каком направлении пошли? – нетерпеливо спросила она и, не дожидаясь ответа, приблизилась к женщинам и стала расспрашивать их, не видели ли они маленькую девочку по имени Т'сана и что они знают о ней. Индианки подозрительно посмотрели на Энни и отрицательно покачали головой.
– Мать семейства зовут Асабети, если, конечно, я правильно произношу, – подсказал Хэп.
– Асабети? – переспросила она и увидела по глазам женщин, что имя это им явно знакомо. Тогда она прошлепала по воде к одной из индианок и попросила показать, где искать Асабети. Затем, возвратившись к Хэпу, указала в сторону тех типи, куда, как он и видел, убежала девочка.
– Они тоже квахади, но из другого племени, и прибыли сюда совсем недавно, – говорила она, едва не задыхаясь от волнения. – Их пятеро: Асабети, ее муж, которого звать Васека, мальчик, девочка и грудной младенец.
И она, прошептав: «Боже милосердный, молю тебя, сделай так, чтобы это оказалась Сюзанна!» – поспешила в указанном индианками направлении.
– Только ничего им не говори, – предупредил Хэп, едва поспевая за ней. – Глянешь на нее, и достаточно. Не дай бог они узнают, зачем ты хочешь ее увидеть.
Им повезло: девочка, поджав под себя скрещенные ноги, сидела перед типи, украшенным огромным ярко-красным диском, очевидно, изображающим солнце, и, прижимая к себе куклу, гладила ее волосы и что-то тихо напевала ей по-индейски. Когда они подошли поближе, девочка подняла голову, и по всему телу Энни пробежала дрожь, а сердце сжалось и мучительно-сладостно затрепетало. Она подступила к малышке еще ближе и, заставляя себя говорить спокойно, чтобы не испугать ее, тихо спросила:
– Т'сана?
Затем, сказав девочке, что это очень красивое имя, опустилась на колени и, коснувшись фарфорового лица куклы, спросила, как ее зовут. Девочка недоуменно покачала головой, и Энни подсказала: – Молли.
– Мойи?
– Нет, Молли.
– Мол-ли, – старательно повторила девочка. – Мол-ли.
Трудно было сказать, пробуждаются ли в памяти ребенка хоть какие-нибудь воспоминания, но у Энни не было ни малейших сомнений, что перед ней ее дочь. Она всматривалась в каждую черточку родного лица, узнавая голубые глаза, мягкую линию щеки, характерную форму подбородка, унаследованную от Итана. Она протянула трясущуюся руку и коснулась хрупкого плеча дочери.
– Сюзанна, ты меня помнишь? Я твоя мама. Ах, боже мой, ты слышишь меня, Сюзанна? Я твоя настоящая мама.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38