– Хорошо, – обернувшись, ответил он и увидел, что она снимает с крючка фонарь. – Ты тоже собираешься выйти?
– Надо нарвать зелени. Она растет на заднем дворе, сразу за черным входом.
– Понятно.
Выйдя через заднюю дверь, он обошел вокруг дома и, сев на переднем крыльце, стал втирать мазь в суставы пальцев. Затем медленно направился к хлеву, хотя и знал, что все там уже сделал. Оказавшись внутри, он подошел к стойлу Реда и, опершись на дверцу, заговорил с ним, пытаясь тем самым отвлечь свои мысли от Энни:
– Ну вот, утром мы отправляемся в путь. Теперь, должен сказать, уже не будет, как раньше – только ты да я.
Ред фыркнул и, подойдя ближе к дверце, свесил над нею голову. Хэп почесал ему между глазами и продолжал:
– Да, я знаю, ты думаешь, что я просто старый осел. И ты, наверно, считаешь, что если я проделал такой долгий путь, сумев обойтись без жены, то мог бы пройти без нее и оставшийся. В самом деле, ведь я не уставал повторять себе, что у меня слишком непоседливый характер, чтобы оставаться в Ибарре у Клея, и вот теперь вдруг решил обосноваться на этой маленькой ферме. Не очень-то последовательно, не правда ли?
Вместо ответа огромный чалый конь ткнулся ему в руку носом, требуя, чтоб его продолжали почесывать, и Хэп снова положил на его костлявый лоб руку и стал поглаживать короткую жесткую шерстку.
– Знаешь, я поступаю с ней не совсем честно. Лучше было бы забраться в гнездо с гремучими змеями, чем отправляться к команчам на поиски ее дочери, заранее зная, что из этого ни черта не выйдет. И легче набрести на золотую жилу в Калифорнии, чем найти девчонку, пробывшую у индейцев так много лет. Но теперь никуда не денешься – я все равно должен ехать, потому что это единственная причина, по которой она вышла за меня замуж. Будь все проклято, но, наверно, я и в самом деле старый дурак!
Он не уходил из сарая до тех пор, пока не почувствовал, что достаточно владеет собой и может возвращаться в дом. Ему не хотелось предстать перед ней этаким сладострастным сатиром, готовым гоняться за ней с высунутым от похоти языком. Ему нужно было от нее нечто большее, и прежде всего уважение. Так, по крайней мере, он говорил себе, но в глубине души ему больше всего хотелось, чтобы она любила его. Если бы можно было повернуть время вспять и начать жизнь сначала, то он хотел бы стать Итаном Брайсом, – но, разумеется, до того, как к ним нагрянули эти чертовы команчи.
Когда он вышел во двор, было совсем темно, и воздух стал удушливым и тяжелым. Он глубоко вздохнул и почувствовал смешанный запах идущего из трубы дыма и влажной пыли, что обычно предшествует дождю. Если ветер не разгонит туч, то к утру будет гроза. Уже сейчас, взглянув на небо, он мог заметить слабые вспышки зарниц на горизонте. Впрочем, вряд ли дождь будет таким уж сильным, подумал он. Только слегка прибьет пыль.
Возле колодца он остановился, вытащил из воды плотно закрытый глиняный горшок с бобами и взял его с собой. У двери его встретил запах жарящегося бекона и кукурузных лепешок, гостеприимно приглашая в дом. Вот для какой жизни господь предназначил человека, и сегодня, перед самым отъездом, Хэп был намерен по-настоящему насладиться атмосферой семейного счастья.
Но стоило ему оказаться на кухне, где Энни колдовала над плитой, и увидеть стройную фигуру и пряди волос, прилипшие к вискам и изящной шее, как от его решимости держать себя в руках и следа не осталось. Одно лишь сознание, что это его жена, выбило у него из головы все веские доводы, почему он не должен прикасаться к ней. И все-таки, напомнил он себе в который раз, он обязан держать себя в узде. Ей нужно дать время.
– У меня почти все готово, – сказала она ему через плечо. – Между прочим, я уже думала, что ты заблудился.
– Я просто взглянул, все ли там в порядке, и прикинул, что еще нужно сделать перед нашим отъездом. Может, тебе помочь?
– Не надо. Я уже и тарелки поставила на стол. Кстати, ты Паучка там не видел?
– Его там и близко не было.
– Боюсь, как бы он не потерялся, – вздохнула она. – Не хотелось бы уезжать, оставив его одного.
– Вот поем и пойду поищу, – снова пообещал он.
Если бы после ужина его спросили, какие блюда он ел, ему нечего было бы ответить. Стараясь не смотреть на Энни, он одним духом проглотил все, что она перед ним поставила, вскочил из-за стола и, ухватив фонарь, проговорил:
– Если задержусь, не жди меня. У тебя был нелегкий день.
– Можно подумать, у тебя был легче.
– Ну, я к этому привык. Так все-таки, что нужно делать, чтобы прибежал твой котенок?
– Просто зови его «кис-кис-кис» как можно громче.
– Понятно. – У двери он неуверенно остановился и проговорил: – Послушай, можешь не беспокоиться насчет сегодняшней ночи. Я буду спать в другой комнате.
– Правда?
– Ничего другого у меня и в мыслях не было, – кривя душой, сказал он.
– Я знаю. Ты хороший человек, Хэп, и я тебя недостойна.
– Не говори глупостей, – сказал резко он. – Это была не твоя вина.
– Нет, ты заслуживаешь кого-то лучше, чем я.
– Но ведь ничего страшного с тобой не случилось, Энни. Во всяком случае, ничего такого, чего бы не смогло излечить время.
И он, не дожидаясь ответа, распахнул дверь и выскочил из дома. Держа перед собой фонарь, он принялся ходить по двору, то и дело произнося «кис-кис-кис», и довольно скоро почувствовал себя полнейшим идиотом. Время от времени он останавливался и прислушивался, но ничего, кроме доносящегося откуда-то издалека одинокого завывания койота, не слышал. Зарницы все еще поблескивали на краю неба, но с такого расстояния даже не было слышно грома. «Кис-кис-кис!» Черт возьми, куда подевалось это глупое существо? «Кис-кис-кис! Где ты, кошка? А ну-ка иди сюда!»
Он прекрасно понимал всю нелепость происходящего. И в самом деле: решив наконец жениться, он проводит первую в своей жизни брачную ночь, бродя в кромешной тьме по кишащей гремучими змеями ферме в поисках какого-то черного котенка! Слава богу, хоть его никто не видит в эту минуту. Вдруг, проходя мимо тополя у могилы Итана, Хэп услышал шелест листьев. Он поднял фонарь и посмотрел вверх. С ветки на него взирала, моргая круглыми, как блюдца, глазами, большая сова.
Ему хотелось надеяться, что к тому времени, когда он вернется в дом, Энни уже будет в постели. Тогда он избежит необходимости смотреть на нее, и ему не нужно будет бороться с неодолимым искушением раздеть ее, чтобы ласкать эту нежную, шелковистую кожу во всех, даже самых потаенных местах. Нахлынувшее на него желание никак не отпускало его. Отыскав в темноте насос у колодца, он стал энергично работать скрипящей ручкой, затем подставил под струю воды голову, пытаясь охладить свой пыл.
В ее комнате еще горел свет. Проклятье! Ну почему она не ложится спать?! Он видел, как она подходит к окну и открывает его, чтобы впустить свежий воздух. Ее белая ситцевая ночная рубашка затрепетала от повеявшего в комнату легкого ветерка. Она не сразу отошла от окна, а некоторое время стояла, наслаждаясь ночной прохладой. Затем взяла щетку для волос и стала расчесываться на фоне горящей сзади керосиновой лампы.
– Паучок! – прокричал Хэп сердито. – Кис-кис-кис! Где ты прячешься, черт тебя подери?
Услышав его раздраженные выкрики, Энни выглянула из окна и насмешливо проговорила:
– Хэп, если бы ты меня подзывал подобным образом, я бы сбежала от тебя куда глаза глядят.
– Когда я звал его по-хорошему, он все равно не спешил выходить, – пробормотал Хэп в ответ.
– Наверно, даже с фонарем мало что видно?
– Да уж, немного.
– Если он только не попал кому-нибудь в лапы, то утром объявится, – решила она. – Тогда и поищу его. А тебе уже пора спать.
– А ты сама разве не собираешься ложиться?
– Собираюсь.
– Тогда в чем же дело?
Его тон поразил ее.
– Сейчас лягу. Я лишь хотела расчесать волосы.
– Думаю, ты уже с этим справилась. Послушай, Энни, я не зайду в дом до тех пор, пока ты не закроешь свою дверь, понятно? Я как-никак живой человек, а не какой-то там святой.
У Энни широко раскрылись глаза, и она отошла от окна.
– Хорошо, сейчас закрою.
Это было далеко не то, что он хотел бы от нее услышать, но ничего не поделаешь – раз он заключил с ней сделку, надо держать свое слово. Обойдя дом с другой стороны, он вошел через переднюю дверь. Свет в ее комнате уже не горел, и во всем доме было темно. Освещая путь фонарем, он прошел к другой спальне, поставил фонарь на стол, сел на край кровати и снял ботинки.
«Наверно, она считает тебя величайшим на свете глупцом, Хэп Уокер, – шепнул ему внутренний голос. – Тебя еще долго будет испепелять огонь страсти, прежде чем она соизволит взглянуть на тебя так, как тебе того хотелось бы».
Все еще оставаясь в черных брюках и теперь уже влажной белой рубашке без воротника, он прилег на кровать и уставился на причудливую живую картинку из теней, отбрасываемых на потолок мерцающим пламенем фонаря. Когда дело касалось преследования индейцев или нарушителей закона, думал Хэп, то он мог проявлять настоящие чудеса терпения. Если он хочет добиться ее любви, придется быть не менее терпеливым.
Ему совсем не хотелось спать, и он в конце концов встал с постели и пошел за блокнотом. Найдя его в своих вещах, он возвратился к кровати, сел, придвинул поближе фонарь и, намочив языком кончик карандаша, принялся писать. Если он будет продолжать в той же сжатой манере, как начал, то изложит всю свою жизнь на каких-нибудь двадцати страницах, подумал он. Хотя, с другой стороны, рассказав о главном, он сможет потом наполнить эту канву живыми деталями, которые будет интересно прочесть любому мальчишке. Например, описать детские годы на ферме, где он вырос. Или дать читателю представление, что это на самом деле такое – провести полжизни в седле.
Его разбудил оглушительный грохот – словно в комнате выстрелили из винтовки. Он резко привстал в кровати, и в тот же миг небо осветилось ослепительной вспышкой молнии. Ветер взвыл за окном и сильным порывом надул занавеску, словно парус. Первой его мыслью было, что на ферму обрушился один из тех смерчей, которые порой проносятся по Техасу. Он быстро вскочил с кровати и метнулся к окну, захлопнув его как раз в тот момент, когда с неба обрушилась сплошная стена воды.
Разбушевавшийся ветер ревел, как гигантская паровая машина, и весь дом до самого основания сотрясался, а крыша над головой стонала и скрежетала. Пробираясь ощупью в темноте, он поспешил в комнату Энни.
– Это, наверно, торнадо! – прокричал он, стараясь перекрыть шум стихии. – Скорей под кровать!
В темноте он схватил ее за руку, но она стала отчаянно сопротивляться.
– Черт возьми, Энни, да это же я – Хэп!
Ему удалось стащить ее на пол, после чего он закатился под кровать, увлекая ее за собой, и прижал извивающееся тело к полу. Она вскоре обмякла под его весом и лежала совершенно неподвижно, лишь время от времени вздрагивая. За окном что-то с треском рухнуло, и Хэпу на мгновение показалось, что сейчас развалится дом. Прикрывая ее своим телом, он ладонями пытался защитить ее голову.
Хотя, казалось, прошла целая вечность, на самом деле все это продолжалось считанные минуты. Ветер внезапно стих, и наступила пугающе мертвая тишина.
– Давай подождем немного, – прошептал он. – Возможно, это еще не все.
– О нет, – простонала она, повернув голову вбок. – Больше я не могу.
– Успокойся, Энни, прошу тебя, – проговорил он, гладя ее волосы и мокрое от слез лицо. – Все хорошо.
Он вытянулся на полу рядом с ней, привлек ее к себе и нежно поцеловал в глаза, ощущая соленый вкус ее слез.
– Теперь я буду всегда тебя защищать, клянусь, – шептал он, касаясь губами ее щеки. – Ты ведь моя жена, Энни, ты теперь миссис Уокер и должна забыть о том чудовище индейце.
Он все говорил и говорил – тихо, нежно, стараясь успокоить ее, и покрывал легкими поцелуями ее губы, глаза, подбородок. Мало-помалу она расслабилась и прильнула к его груди. Он заключил ее в объятия и так и лежал, крепко прижимая Энни к себе.
– Кажется, и в самом деле все кончилось, – сказал он наконец.
– И мне так кажется, – отозвалась она каким-то по-детски тоненьким голосом.
Он неохотно выпустил ее из объятий и выкатился из-под кровати.
– Что ж, раз с тобой все в порядке, выйду посмотрю, сильно ли накуролесила непогода, а потом пойду к себе спать. До утра осталось совсем ничего.
Он встал на ноги, затем нагнулся и протянул ей руку:
– Давай помогу.
В комнате было настолько темно, что даже ее белая ночная рубашка казалась едва различимым пятном. Поднявшись с пола, она некоторое время стояла, не выпуская его руки из своей, затем неожиданно произнесла:
– Не уходи, прошу тебя.
– Господи, Энни! – простонал он. – Ты хоть понимаешь, о чем меня просишь?
– Обними меня! Я хочу, чтобы ты остался.
У него от волнения перехватило дыхание.
– Ну, хорошо. И все-таки, разве тебе не хотелось бы знать, на прежнем ли месте наш дом?
– Меня это не волнует, Хэп. Я не хочу, чтобы ты уходил.
Он не нашелся, что на это сказать. Нащупав кровать, он осторожно опустился на нее и, отодвинувшись к другому краю, освободил место для Энни. Затем взбил кулаком пуховую подушку и лег. Расплывчатое белое пятно приблизилось к кровати, и в следующий момент Энни легла в постель рядом с ним. Да-а, в эту ночь ему вряд ли придется заснуть, подумал Хэп и, повернувшись на бок, обнял Энни. Она приникла к нему всем телом, и он почувствовал упругую округлость ее груди.
– Тебе удобно? – хриплым шепотом спросил он. – Ты уверена, что сможешь так спать?
– А я не хочу засыпать, Хэп. Не хочу снова видеть кошмары.
– Что ж, в таком случае и я спать не буду, – пробормотал он.
Его руки были такими сильными, такими надежными, а тело таким теплым, что она готова была оставаться в его объятиях целую вечность. Буря утихла, залетающий в комнату ветерок овевал ее приятной прохладой. Она лежала, слушая, как бьется его сердце, и думала, что он, наверное, самый великодушный, самый добрый человек на свете. Ей горько было сознавать, что она обманула его ожидания.
– Ах, если б я могла стать другой, – прошептала она, – и начать жизнь заново – так, чтобы были только ты да я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38