Пруденс сморщила носик и проснулась, разбуженная дразнящим ароматом чая, коснувшимся ее ноздрей. Она поудобнее устроилась на жестком вересковом матрасе, согретом теплом ее тела, как в уютном гнездышке. Все еще цепляясь за соблазнительный покой сна, она перевернулась на спину и почувствовала, что кто-то теребит ее длинные пряди. Пруденс подняла руку и собрала воедино разметавшиеся по подушке волосы, но встретила неожиданное сопротивление. Острый, как иголка, коготь вонзился ей в локоть. Девушка испустила вопль боли. Открыв глаза, она была на мгновение сбита с толку, обнаружив над головой не вышитый полог своей кровати, а закопченный каменный потолок.
Пара озорных золотисто-зеленых глаз с любопытством взирала на нее. Пруденс села, пошевелила ногами и убедилась, что не спит. Комок серого меха, крадучись, прополз вдоль ее тела и прыгнул на пальцы ног с яростью настоящего льва.
Она засмеялась и подхватила кота Себастьяна на руки, прижав его к щеке. Озорник вытянул лапу и зацепил хозяйку за волосы. Пруденс поцеловала мохнатое брюшко своего любимца, затем смущенно оглядела башню. Огонь весело трещал за железной каминной решеткой.
Она окончательно отряхнулась ото сна.
— Кажется, наш таинственный благодетель желает остаться неизвестным.
Пруденс опустила ноги на пол, протирая заспанные глаза. Холодная серая пелена дождя застилала свет, но в комнате было тепло и уютно. Она без труда обнаружила источник бодрящего аромата: пузатый блестящий медный чайник был повешен на железном крючке над огнем. Надтреснутая фарфоровая чашка согревалась на камнях очага. Пруденс изумленно покачала голевой и прислушалась.
Сквозь монотонный шум дождя она различала странный звук — равномерные удары заступа о мерзлую землю. Девушка подошла к окну. От ее теплого дыхания стекло запотело, и она протерла его рукой. Но из узкой бойницы окна ее взору открылись лишь блестевшие под дождем серые скалы. Пруденс открыла окно, высунулась наружу, и только тогда ей удалось разглядеть кусочек грязного двора позади замка.
Себастьян копал, вгоняя тяжелую лопату глубоко в землю и отбрасывая комья грязи и снега через плечо. Промокшая рубашка облепила спину. Волосы свисали на лицо тонкими, слипшимися от дождя прядям. Он отбросил их назад одним резким движением, открывая угрюмо сведенные на переносице брови.
Пруденс прижала руку к горлу, разглядев на земле рядом с ним стянутый кожей сундук.
Себастьян отложил в сторону лопату, повернулся к сундуку и, схватившись за ручки, одним рывком поднял его и бросил в яму.
Пруденс захлопнула окно, не сдержав истеричного смешка. Он закапывает это! В ее памяти всплыли произнесенные Джейми слова: «Жаден, как скотт. Никогда не забывай об этом…»
Равномерный скрежет железа о камни возобновился. «Одной причиной для страха стало меньше», — с облегчением подумала Пруденс. К тому времени, когда Себастьян достанет сундук из его грязной могилы, он получит все, что так ему необходимо, от Мак-Кея и не будет больше нуждаться в золоте д'Артана, нажитом нечестным путем. И в ней.
Тоска сдавила горло, и она опустилась на теплые камни очага. Кот Себастьян уткнулся головой ей в колени. Пруденс вздохнула, бросив взгляд на пустую кровать. Себастьян не пришел к ней в течение ночи. Он все еще злится на нее? Или ночь в пещере удовлетворила его любопытство? Возможно, он посчитал ее неуклюжей и неловкой? Она не знала ни одного искусного трюка, которые, как уверяла Триция, сохраняют заинтересованность мужчины более, чем на одну ночь.
Пруденс согревала озябшие пальцы теплом фарфоровой чашки, размышляя над превратностями судьбы. Триция в Эдинбурге, а она здесь. Она в Данкерке. С Себастьяном. И она обладает одним талантом, который не каждому дан, — талантом делать себя необходимой. Это свойство ее натуры срабатывало на дряхлых мужьях Триции и срабатывало на ее отце. Уже в три года она ковыляла к нему с его потерянными очками, зажатыми в пухлых маленьких ручках. Довольно простая задача разыскать пропажу, ибо она сама прятала их.
Загадочная улыбка заиграла в уголках рта Пруденс. Она выплеснула в очаг остатки чая из кружки и принялась одеваться.
Себастьян ссутулившись, устало брел по грязному двору под проливным дождем. Пока он закапывал сундук, движение согревало его, но теперь пронизывающий зимний холод пробирал до костей.
Он обошел могилу отца, даже не взглянув на нее. Его взгляд был устремлен вверх, к каменной башне, влекомый волнующими воспоминаниями о потрескивающем в очаге жарком огне и Пруденс, раскинувшейся на вересковом матрасе.
Себастьян заморгал, стряхивая с ресниц тяжелые дождевые капли. Подушка. Он должен попросить Джейми украсть для нее настоящую подушку.
Сдерживая дрожь, Себастьян нырнул в сырой холл, на ходу снимая мокрую рубашку, и застыл при виде слабого огонька, лизавшего горсточку палок в очаге. Сырое дерево шипело и плевалось.
— О, черт!
Краткое ругательство сорвалось с его губ. Пруденс стояла на цыпочках на расшатанной скамейке и сметала паутину длинной палкой, увенчанной куском ткани, подозрительно напоминающим атласную нижнюю юбку. По ее старому домашнему платью в панике разбегались свергнутые со своих недоступных вершин пауки. Влажный локон выбился из слабого узла и игриво подпрыгивал в такт ее движениям. От усердия она по-детски высунула кончик языка и зажала его между зубами.
Руки Себастьяна безвольно опустились. Капризная память перенесла его из холодного каменного холла в старую хижину арендатора, в летнее утро, благоухающее ароматом жимолости, наполненное щебетом птиц и жужжанием пчел.
Пруденс слегка подпрыгнула и смахнула непокорного паука. Скамейка покачнулась и опасно накренилась. Вырванный из своей задумчивости, Себастьян в три шага пересек холл и обхватил девушку за талию, когда скамейка со сломанной ножкой с треском рухнула на пол.
Он медленно опустил ее, наслаждаясь теплом гибкого тела рядом со своим, озябшим и продрогшим на зимнем холоде.
Одной рукой она все еще удерживала оплетенный паутиной импровизированный веник. Другой рукой, сжатой в кулачок, Пруденс оттолкнула его.
— Прошу прощения за скамейку, — сказала она, слегка задыхаясь.
Себастьян небрежно пнул поломанную вещь.
— Лучше ножка скамейки, чем твоя нога. Как ты развела огонь?
— Я поймала дракона за хвост и любезно попросила его об этой услуге.
Себастьян не принял шутку, и ей пришлось признаться.
— Я принесла головню из моего очага.
Смущенно улыбаясь, она подула на обожженный палец.
Себастьян поймал ее руку и развернул ладошкой вверх. На подушечке указательного пальца красовался розовый ожог. Он поднес руку Пруденс к своим губам, но она решительно отдернула ее и спрятала в складки юбок.
— С этого момента, если тебе понадобится развести огонь, ты подойдешь ко мне. Понятно? — сказал он сердито.
Пруденс присела в реверансе и, подражая его говору с дьявольским мастерством, ответила:
— Ага, мой лаэрд. Как пожелаешь.
Себастьян прикусил щеку изнутри, чтобы скрыть улыбку. Если бы только в своих словах и поступках она была искренна! Он желал ее до боли, но у него не хватило смелости подхватить ее на руки, отнести в постель и любить страстно все утро напролет.
Пруденс потупила взгляд, словно прочла все грешные мысли в его сверкающих глазах.
Внезапно ее глаза запылали фиалковым огнем, губы задрожали от гнева, и из горла вырвался протестующий вопль. Себастьян отскочил назад. Пруденс взмахнула палкой и ткнула его в грудь.
— Прочь! Прочь отсюда немедленно!
Он попятился, ошарашенный ее внезапной горячностью. Не станет ли он единственным в истории Шотландии лаэрдом-горцем, умерщвленным разбушевавшейся женой?
Она грозно надвигалась на него.
— Как ты посмел? Только посмотри на это! У тебя привычки дикаря! Стыд, позор…
Перейдя не бессвязное шипение, Пруденс опустила палку и гневно указала ему на сапоги.
Себастьян посмотрел вниз, ожидая увидеть под каблуком извивающееся тело гадюки. Глина облепляла потрескавшиеся кожаные сапоги, и дорожка грязных следов была проложена им от двери по свежевымытому полу.
Себастьян вскинул руки и безропотно позволил Пруденс выпроводить себя во двор. Тяжелая дверь захлопнулась перед его носом.
Он потянулся к ручке, намереваясь ворваться внутрь и ей назло протоптать еще одну грязную дорожку. Но тяжелые, как жернова, сапоги притягивали его к крыльцу. Глина медленно оплывала, оставляя на каменной плите безобразные отпечатки.
Себастьян свирепо посмотрел на залепленные грязью сапоги, затем наклонился и снял их. Вода просочилась сквозь трещины в коже и намочила шерстяные чулки. Он решительно направился к двери, но услышал предостерегающее от опрометчивых поступков хлюпанье и, подпрыгивая сначала на одной ноге, затем на другой, стянул вымокшие чулки, все время при этом тихо ругаясь.
Распахнув дверь, он остановился на пороге: босоногий, мокрый, злой.
Пруденс даже не взглянула на него. Она подтянула пустую бочку к перекосившемуся столу и восседала на ней, как на гиппендейлском стуле в гостиной своей тети. Ее ноги свисали, не касаясь пола, и Себастьян увидел, что подошвы ее белых чулок стали черными от грязи, полтора десятилетия оседавшей на полы Данкерка. Она казалась такой холодной и сдержанной, как будто это была уже совсем другая женщина, не та разъяренная фурия, которая с позором выгнала его за дверь.
Женщина окунула перо в чернильницу и сделала короткую запись на листке бумаги. Себастьян с грохотом захлопнул дверь. Он не придумал ничего умнее для того, чтобы привлечь к себе внимание.
Пруденс надменно вскинула одну бровь и поглядела на него поверх очков. Чуть тряхнув головой в знак одобрения, она вернулась к своей работе, выписывая аккуратные столбики цифр на обратной стороне разорванного конверта.
Себастьян открыл было рот, чтобы прорычать ругательство, но ее мягкий, сдержанный голос вовремя остановил его.
— Я готовлю список продуктов и вещей, которые ты должен будешь приобрести. Для начала я хотела бы иметь маслобойку, вертел, метлу, мотыгу и лопату, немного щелока, пять ведер, две козы и три цыпленка.
Пруденс встала и зашагала по комнате, выкладывая свои требования. Себастьян, как громом пораженный ее деловитостью, застыл, прикованный к месту.
Она прищурилась, глядя на список.
— Мне также нужен подробный отчет о том, сколько у нас земли и что ты намерен с ней делать. Начиная с завтрашнего дня, мы установим твердый распорядок. Завтрак будет подаваться примерно в шесть, ленч — в два, обед — в семь часов. Если ты не сможешь присутствовать на одной из этих трапез, посылай мне предупреждение, по крайней мере, за два часа и я приготовлю тебе корзину с едой. Полагаю, тебя это устраивает?
Пруденс остановилась, чтобы перевести дыхание, и искоса поглядывала на мужа, ожидая его реакции.
Себастьян вконец растерялся. Он никогда не слышал, чтобы Пруденс говорила так много и долго. Он стоял, открыв рот, понимая, что выглядит смешно, но был не в силах отвести взгляд от очаровательного темного пятнышка на кончике ее носа.
Она прокашлялась.
— Вот и прекрасно. Если тебе больше нечего делать, можешь начать ремонтировать скамейку и стол. И наколи дров на растопку. Завтра, если не будет дождя, мы сможем начать работу по восстановлению крыши над кухней и починить забор над конюшней. В понедельник, я подумала, что мы могли бы…
Себастьян откинул голову и расхохотался. Пруденс вспыхнула и вздернула нос.
— Я сказала что-нибудь смешное?
— Я представил выражение лица старика Фиша, если бы он увидел сейчас свою кроткую маленькую мисс.
Пруденс наклонила голову, скрывая непрошеную улыбку.
Он обуздал свой порыв поцеловать ее в кончик чумазого носа и взял в руки список.
— Я поеду в деревню и посмотрю, что смогу найти.
— Себастьян? — проворковала она ему вслед.
Он повернулся к ней, вопросительно приподняв брови.
— Если хочешь, чтобы тебя воспринимали как респектабельного лаэрда твои новые соседи, могу я внести предложение?
— О, пожалуйста, сделай одолжение.
Она встала на цыпочки и прошептала ему на ухо.
— Плати за каждую вещь. Не кради их.
Он порывистым жестом сдернул с головы воображаемую шляпу и отвесил низкий поклон, который сделал бы честь даже Арло Тагберту.
— Ага, ваша светлость. Как пожелаете.
Себастьян еще не успел дойти до двери, а Пруденс уже опустилась на четвереньки и принялась оттирать закопченный очаг каймой своей нижней юбки. Он осторожно прикрыл за собой дверь и прислонился к ней, сотрясаясь в беззвучном смехе.
Себастьян вытер слезы и увидел Джейми, который вышел из конюшни и направился в замок.
— На твоем месте я бы не ходил туда, — смеясь, сказал ему Себастьян и подпер дверь рукой. — Конечно, если ты не готов шесть месяцев слушать наставления и еще шесть месяцев работать.
Джейми в раздумье поскреб голову.
Себастьян зашагал через двор, насвистывая: «Парень девушку любил». Он был уже на полпути к деревне, когда с изумлением обнаружил, что забыл и про сапоги, и про лошадь.
ГЛАВА 28
Дождь в горах сменился удивительным изобилием раннего весеннего солнца. И хоть северные ветры все еще не хотели покидать так полюбившуюся им вересковую пустошь, Пруденс не давала своему мужу почувствовать холод, ибо они вместе искали средство, чтобы исправить небрежность десятилетий, и в поте лица трудились над восстановлением замка.
Под любящими руками Пруденс Данкерк расцвел. Никогда прежде она не знала удовольствия иметь свой собственный дом. Жизнь в меблированных комнатах в Лондоне, затем в бутафорском, кукольном доме Триции не подготовила ее к тем ощущениям, которые пробудил в ней Данкерк. Пруденс просто светилась от гордости. Каждый день Себастьян приносил ей новые сокровища: растрепанную метлу, дубовое ведро, кусок ценного щелока. Они были намного дороже для нее, чем бриллианты и жемчуг.
Они работали под веселую болтовню Джейми, в то время как их собственные невысказанные слова, мысли и чувства тяжким бременем нависли над ними.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51