Если бы только все было по-другому, пожаловалась Грей самой себе. Если бы она выросла, окруженная родительской любовью, и ей позволили выбрать самой свою судьбу. И Гильберт совсем иначе думал бы о ней, и эта всепоглощающая ненависть никогда не возникла бы в его душе. Наверное, у них была бы возможность быть вместе? Смог бы он любить ее, как она любит его?
Слезы начали щипать глаза, и Грей решительно переменила ход мыслей. Облизнув большой и указательный пальцы, она потушила фитилек свечи, потом направилась вокруг кровати, чтобы прикорнуть с той стороны, где ей было оставлено месте.
– Ох! – тихо воскликнула девушка, наткнувшись на сапог, оставленный Гильбертом у кровати, и, наморщив нос, проследовала дальше уже с большей осторожностью.
Вытянутая рука остановила Грей, когда она собиралась лечь, не задев спящего.
– Тебе полагалось спать! – воскликнула она, увертываясь от руки, старавшейся схватить ее.
– Я и спал, – ворчливо ответил Гильберт, обвивая рукой ее пополневшую талию и втаскивая на постель. – Это ты любишь притворяться спящей, а не я.
– He желая вступать в борьбу с превосходящим по силам противником, Грей позволила уложить себя на кровать. Мысли в то же время лихорадочно метались, она терялась в догадках, какие намерения мог таить в себе Гильберт.
– Ты любишь спать на спине или на боку? – спросил он, притягивая ее поближе.
Грей изумилась неожиданному вопросу.
– На… на боку, – прошептала она.
Гильберт решительно прижал ее к себе и, натянув одеяло, обнял, пристроив свою руку в узкой впадине между ее грудью и животом.
Как Грей ни пыталась, но не могла расслабиться, когда он так держал ее; она медленно возвращалась к тому, как соприкасаются их тела. Она явственно ощущала выпуклые мускулы на его широкой груди, к которой прижималась ее спина, слышала стук его сердца.
Почувствовав дрожь ее тела, Гильберт еще сильнее прижал Грей к себе, хотя, по правде говоря, между ними уже не оставалось свободного пространства.
– Не бойся, – сказал он, – я не кусаюсь.
– Я и не думаю, что ты кусаешься, – огрызнулась Грей, которой стало неловко из-за способности этого человека читать ее мысли.
– Хмм, – проворчал он, явно не веря ей. Положив руку на живот Грей, Гильберт больше не передвигал свою ладонь.
Затем последовала долгая ночь.
ГЛАВА 18
– Как поживает сэр Майкл? – спросил сэр Ройс барона Бальмейна за обедом. Ему пришлось повысить голос, чтобы разговаривать среди проголодавшихся шумных воинов и рыцарей. – Я не вижу его в холле. Он еще состоит у вас на службе?
Поднося очередной кусок ко рту, королевский посланник заметил, каким неожиданно холодным и суровым стал взгляд его собеседника. Тягостная тишина наступила в холле, а вопрос так и остался без ответа, что вызывало подозрения.
Нож, которым Гильберт разрезал мясо, застыл в воздухе. Барон перевел взгляд с сэра Ройса на своих людей. Они резко прекратили все разговоры, что и вызвало ту ужасную, выжидающую тишину, разрядить которую мог только он. Нахмурившись, наблюдал Гильберт, как многие взгляды скользят то по нему, то по леди рядом с ним, которую он полчаса тому назад вытащил в холл против ее воли.
В следующий момент Гильберт тоже посмотрел на Грей. У нее был такой вид, словно она полностью отрешилась от всего и от всех. Девушка спокойно сидела, отхлебывая из кубка, одной рукой поглаживала ножку сосуда, пальцы другой скользили по ручке ножа. Словно не подозревая обо всех обращенных на нее взглядах, она смотрела на деревянную доску для хлеба и мяса, которая лежала между ней и Гильбертом.
Грей не только категорически возражала против своего присутствия в холле за обедом с людьми короля, но и отказывалась вымолвить хоть слово, сидя рядом с ним за столом. Она даже глаз не подняла.
Гильберт не понял ее нежелания участвовать в общей трапезе, потому что она постоянно ела в холле вместе со всеми. Нельзя сказать, что проснулась Грей в плохом настроении, потому что, когда утром при пробуждении обнаружила Гильберта в своей постели, отнеслась к этому вполне благодушно. А когда он стал массировать больную ногу, предложила свою помощь. Гильберт, конечно, отказался.
Однако Грей заупрямилась, когда он предложил ей присоединиться к нему для того, чтобы приветствовать гостей. Она ясно дала понять, что не собирается сопровождать его в холл и он должен пойти туда без нее.
Гильберт не понял причины возражений и продолжал настаивать. Грей даже отвернулась и стала одеваться сама. И, без сомнения, ее появление в холле потребовало немало храбрости, потому что она была уверена: придется испытать определенное унижение в присутствии сэра Ройса.
Гильберт слишком поздно понял, какую ошибку совершил, настаивая на послушании. Любопытные взгляды, которые бросали украдкой на Грей люди короля, окончательно убедили его в том, что она пыталась внушить ему в спальне. К любопытству обитателей Пенфорка она уже привыкла, но это было совсем другое дело. Грей была не только невенчанной знатной женщиной, беременной незаконным ребенком, но и открыто сидела на людях с человеком, который являлся отцом этого ребенка – человеком, не имевшим никакого намерения уладить такое неловкое положение, женившись на ней.
Не раз после этого своего открытия Гильберт пожалел, что не позволил ей остаться наверху. Особенно сейчас, когда сэр Ройс затронул тот последний болезненный вопрос, который совсем не хотелось обсуждать за трапезой.
Тяжело вздохнув, он обратился к королевскому посланнику:
– Поговорим об этом потом, – и в тоне его голоса чувствовалось больше, чем можно было сказать словами.
Трапеза сразу лее пошла своим чередом, десятки разговоров слились в ровный гул.
– Милорд, – окликнула Грей барона. Она подняла глаза от деревянной дощечки, разглядывая сидевших за остальными столами. Лишь некоторые посмотрели в их сторону.
Гильберт наклонился поближе.
– Почему сэра Майкла нет среди твоих дружинников? – спросила Грей. – Он провинился перед вами?
Нахмурившись, она глянула на него своими милыми светлыми глазами.
Так, значит, она не совсем равнодушна к происходящему вокруг, сделал вывод Гильберт. Ему не слишком понравилось, что она загоняет его в угол. Не место и не время начинать этот нелегкий разговор, и Гильберт всеми силами старался избежать объяснения. Попозже он останется наедине с Грей и тогда сможет рассказать ей о смерти юного рыцаря.
Как можно непринужденнее он попробовал предложить ей кусочек мяса.
– Нет, – отказалась Грей, качнув головой. -Я не хочу есть.
– Но ты бы поела, если бы я послал Мелли с подносом в твою комнату, – возразил Гильберт, осмеливаясь отрицать, что она потратила много усилий, чтобы убедить его поступить именно таким образом.
– Я бы предпочла как раз это! – отрезала Грей. Потом, вспомнив, что они не одни, огляделась вокруг – не вызвал ли их обмен репликами излишнего интереса. Никто, казалось, не проявил чрезмерного любопытства.
– Перестань дуться, Грей, – шепотом увещевал ее Гильберт, – и ешь, чтобы наш ребенок вырос сильным и здоровым, раз уж он отваживается заявиться в этот жестокий мир.
Веки молодой женщины затрепетали, потом она резко вскинула голову:
– Известно ли тебе, о чем они думают?
– Я точно знаю, о чем они думают, – тихо ответил Гильберт, приближая свое лицо к ее лицу. – Они завидуют – большинство из них.
Грей посмотрела в его голубые глаза, искрившиеся смехом.
– Да, завидуют, – последовал горький ответ. – Завидуют, что у них нет шлюхи, которая согревала бы им постель, как у тебя.
Не следовало этого говорить: глаза Гильберта сразу же утратили веселый блеск, потемнели, и взгляд стал жестким. Грей внутренне сжалась, заметив, как подействовали на него ее слова, поняла, что зашла слишком далеко. Затаив дыхание, она ждала, какая кара обрушится на нее теперь.
Бесконечно долго тянулись мгновения, пока Гильберт с непроницаемым лицом пристально смотрел на нее. Затем, словно не доверяя словам, он плотно сжал губы и протянул ей кинжал с кусочком мяса.
Грей повиновалась и потянулась к мясу, насаженному на острие лезвия. Однако Гильберт не удовольствовался этой маленькой уступкой.
– Нет, – хриплым голосом произнес он, и рука Грей застыла в воздухе над предложенным кусочком. – Зубами.
Гнев Грей вспыхнул заново.
– Ты испорченный человек! – прошептала она.
– Да, и не забывай об этом.
При других обстоятельствах Грей дала бы волю своей ярости, но сейчас мудро сдержалась. Сделав глубокий вдох, она разомкнула зубы и склонилась к Гильберту.
На лице барона не появилось торжествующе-злорадного выражения, которое она ожидала увидеть, когда он поднес мясо ей ко рту. С каменным лицом он снова взял с дощечки очередной кусочек для нее.
Кипя от негодования, Грей молча жевала.
Гильберт, казалось, был доволен таким послушанием, и когда порция была проглочена, кинжал снова оказался у ее рта.
– Я могу поесть сама, – возмутилась она.
– Да, но наш ребенок не может, – заметил Бальмейн, подталкивая следующий кусок.
Вздохнув, она съела и этот, ожидая, что в любой момент появится еще один. Однако, видно, Гильберт понял, что урок пошел ей впрок. Вложив кинжал в руку девушки, он вернулся к своей собственной трапезе.
– И не вздумай ничего скармливать этой своей зверюге, – предупредил он, завидев на колене Грей большую голову Ворчуна.
Убедившись в решительном настрое Гильберта, она неохотно повиновалась и стала выбирать овощи, которые предпочитала любому мясу. Только начав есть, она с удивлением обнаружила, насколько на самом деле голодна.
Грей решила помедлить, прежде чем снова задать вопрос, на который Гильберт так и не ответил. Когда обеденная доска наконец опустела, она отважилась спросить снова.
– Милорд, – начала Грей, облизывая губы кончиком языка, – вы не ответили на мой вопрос насчет сэра Майкла.
Он взглянул на нее поверх доски. Складки рта стали жесткими.
– Я не забыл, – последовал четкий ответ. – Это подождет.
Он что-то скрывает от нее, поняла Грей. Ведь нет ничего плохого в том, чтобы сказать, где находится тот или иной человек. Но все-таки Грей не стала больше искушать судьбу. Не настолько она была отважна, чтобы дважды за один час дразнить зверя. Нет, дважды в день этого делать не стоило.
– Он умер, – сообщил Гильберт сэру Ройсу, который откинулся на спинку кресла.
Ройс отшатнулся, пораженный этими бесстрастными словами, словно ударом кулака.
– Умер? – недоверчиво повторил он. – Но как? Гильберт твердым взглядом ответил на взор его широко раскрытых глаз.
– Своим собственным мечом лишил он себя жизни. Но если бы он этого не сделал, я бы с радостью обеспечил ему такой же конец.
Оправившись от оцепенения, Ройс обдумывал услышанное.
– Вот как, – сказал он некоторое время спустя, – тот же случай, что и с сэром Уильямом, не так ли? Он тоже предал вас ради Чарвика.
Усевшись на стул в своей любимой позе – качаясь на двух задних ножках, – Гильберт смотрел на пустой холл, где остались только они двое.
– Да, и его предательство стоило жизни двоим крестьянам и троим моим лучшим воинам, а также была сожжена целая деревня.
– Но, как я понял, вы послали в деревню воинов для охраны, чтобы воспрепятствовать дальнейшим набегам, – заметил Ройс.
– Да, послал, но когда получил подтверждение о месте стоянки Чарвика, оставил по одному воину в каждой деревне, а большую часть дружины взял с собой в тот поход, – он провел рукой по лицу, прежде чем продолжать. – Чарвик получил предупреждение о нашем приближении еще до того, как мы добрались до него.
Ройс покачал головой.
– Значит, сэр Майкл донес ему о вашем намерении напасть на его лагерь?
– Очевидно, так оно и было.
– А предал он вас из-за леди Грей. Вздохнув, Гильберт поставил стул на четыре ножки.
– Да, он любил ее.
Грей стояла у лестницы, прижавшись к стене. Она зажмурила глаза, но не могла избавиться от чувства стыда за то, что вина только что была возложена на нее. Из-за нее погибли люди, крестьяне лишились своих жилищ – все ради мщения, которое замыслил Эдуард Чарвик, и по причине предательства сэра Майкла.
Она понимала, что нехорошо подслушивать, но оказалась здесь случайно, а слова Гильберта «Он умер» исключили всякую мысль о том, чтобы незаметно уйти или обнаружить свое присутствие. Теперь понятно, почему Гильберт не хотел говорить о сэре Майкле во время еды – это была не праздная беседа.
– Значит, Чарвик знает о ребенке, которого она носит, – сделал вывод сэр Ройс. – Если не от Ротвильда, то от сэра Майкла.
– Да, знает, и, зная, что ребенок мой, очевидно, снова постарается погубить ее, – Гильберт вскочил на ноги и принялся мерить шагами комнату.
– Сэр Майкл с большим удовольствием описал мне в точности, что Чарвик собирается сделать, – сказал Бальмейн, в третий раз проходя мимо Ройса.
Рыцарь вполне мог представить себе, что намеревался сделать кровожадный Чарвик, но постарался не давать волю воображению, эмоционально отгораживаясь от ситуации.
– Если только Чарвик не сошел окончательно с ума, то я опасался бы не только за жизнь леди Грей, а за благополучие вашего ребенка и, конечно, за вашу собственную жизнь.
Гильберт остановился и резко повернулся:
– О чем вы говорите?
Поставив локти на стол и опершись на сомкнутые руки, Ройс наклонился вперед.
– Я говорю о вашем наследнике. Старик хотел получить наследника своих владений – только по этой причине он привез леди Грей из Ар-леси. Теперь у него скоро появится внук, представляющий гораздо большую ценность, чем возможный отпрыск от союза его дочери с сэром Уильямом. Если бы он смог завладеть этим ребенком и убить вас, то получил бы владения обратно и вдобавок те земли, что принадлежат вам.
Гильберт кивнул, следя за мыслью сэра Ройса.
– Да, вы правы, именно этого он жаждет, при условии, что мозги у него еще шевелятся.
– Что вы собираетесь предпринять?
То, что собирался сделать с самого начала, подумал Гильберт. Нет, это было не совсем верно. Пока старик не попытался сжечь Грей заживо, настоящего стремления пролить кровь Чарвика у него не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40