Потом, что-то бормоча себе под нос – Грей не стала вникать в смысл недовольной тирады, – сложила рубашку и повесила ее на спинку стула.
– А когда должен появиться ребенок, миледи? – спросила служанка как бы мимоходом.
Прямота вопроса застала Грей врасплох, и она испуганно вскинула глаза на Мелли.
Служанка развела руками, насмешливо извиняясь.
– Все об этом знают, – сообщила она. – У барона Бальмейна не было других причин для общения с Чарвиками, хотя странно, что первым делом он связался с вами.
Спасительный гнев помог преодолеть замешательство.
– Где он? – спросила она, спуская ноги на колючий тростник.
Ворчун неохотно сел на пол, уставившись на хозяйку глазами, полными обожания.
– Уехал, – заявила Мелли, подходя к Грей. Ее взгляд скользнул по спокойно сидевшей неподалеку собаке. – Поднялся до рассвета и ускакал.
Сердце сжалось от боли, но Грей притворилась, что ее очень интересует Ворчун. «Все к лучшему», – подумала она, лаская влажную морду пса.
– Наряды не слишком хороши, – выразила свое мнение Мелли, раскладывая одежду, предназначенную для Грей. – Но тут уж ничего не поделаешь, подождем, пока не привезут ткани, за которыми послал барон.
Грей удивилась:
– Он заказал для меня ткани?
– Да, – Мелли передернула плечами. – Сегодня утром он сказал управляющему, чтобы тот сделал это срочно. У нас с вами будет много дел, когда ткани доставят. Вы ведь умеете шить, да?
Грей кивнула:
– Да, это я умею.
Мелли хихикнула, что-то ей показалось смешным.
– Ну ладно, – сказала она, поворачиваясь к своей новой хозяйке с рубашкой в руках. – Поднимите руки.
С самого детства никто не помогал Грей одеваться, и ей показалось, что поздно вновь приобретать такую привычку. А главное, неудобно было обнажаться перед этой женщиной.
– Я могу одеться сама, – сказала она, протягивая руку за одеждой.
Нахмурившись, Мелли отдернула руку, в которой держала рубашку.
– И скажете барону, что я не выполняю своих обязанностей.
– Уверяю тебя, он ничего от меня об этом не услышит, – Грей снова потянулась за рубашкой, но служанка еще дальше отвела руку.
– Не беспокойтесь, миледи, – резко ответила Мелли. – Я не против того, чтобы оказать вам такую услугу. Кроме того, мне придется увидеть гораздо больше, когда я буду помогать вам мыться. А теперь – поднимите руки, если, конечно, не хотите продолжать пререкания вместо того, чтобы быстренько одеться.
Конца препираниям видно не было, и Грей выпустила из рук одеяло. К счастью, рубашка была надета без промедления.
– Поздней весной, может быть, в начале лета, – предположила Мелли, оглядывая фигуру Грей.
Та поняла, что она имеет в виду появление младенца, так как ее тело уже приобрело округлые формы. Возмущение вспыхнуло неожиданно.
– Это тебя не касается, – отрезала Грей, протягивая руку за нижней юбкой.
Мелли, казалось, с удовольствием предоставила своей новой хозяйке самой закончить одевание. С преувеличенной осторожностью она обогнула спокойно взиравшую на них собаку и стала застилать постель.
– Леди Лизанна тоже ждет ребенка, – сообщила служанка.
Руки Грей, зашнуровывавшей платье, замерли. Почему-то ей стало обидно, что Гильберт не рассказал о беременности сестры, особенно учитывая предстоящее ему самому отцовство.
Она затянула шнурки.
– И когда же ждут появления ребенка? – спросила она, надеясь, что вопрос звучит непринужденно.
– Ранней весной, миледи, – сообщение сопровождалось прочувствованным вздохом. – Как бы мне хотелось быть с нею в это трудное время.
Грей повернулась, чтобы взглянуть на служанку.
– А почему ты не сможешь? Уголки губ Мелли опустились.
– Я надеялась, что поеду к ней, как только погода улучшится, но барон решил, что будет лучше, если я побуду с вами, миледи.
Несмотря на свое удрученное состояние, Грей не могла не посочувствовать служанке.
– Тогда я понимаю, почему ты с такой неохотой согласилась прислуживать мне. Извини, что тебе пришлось выполнять такие обязанности.
Мелли пожала плечами.
– У вас есть головная повязка? – спросила она, резко меняя тему разговора и разглядывая лицо и волосы Грей, в беспорядке разметавшиеся по плечам.
Грей напряженно застыла.
– Нет, я не ношу повязку.
– Гм, – Мелли вгляделась в лицо хозяйки более пристально. – Было бы очень кстати, если бы вы прикрыли это пятно, – размышляла служанка, не обращая внимания на то, что Грей залилась румянцем. – Нам бы тогда не пришлось возиться с волосами. Знаете, я не очень ловко управляюсь с ними. Леди Лизанна не слишком часто поручала мне прически…
– Мне не понадобится головная повязка, – Грей отчеканила каждое слово.
Брови Мелли взлетели вверх.
– Как пожелаете, миледи, – пробормотала она. Стараясь взять себя в руки, Грей повернулась спиной к служанке и принялась натягивать плотные чулки. Да, мысленно призналась она самой себе, Гильберт прав. Есть у меня коготки.
Целую лигу отмахали они, прежде чем Гильберт натянул поводья.
– Проклятье! – выругался он, удивляя свой отряд. Без лишних разговоров барон повернул коня обратно.
На всем обратном пути до Медланда он ругал себя за слабость, посылал проклятия небесам, и если бы Господь мог слышать его в громыхании копыт, то, несомненно, покарал бы на месте.
Черт бы побрал ее сердитые глаза, ее колдовской рот, ее изящный носик. Будь проклят изгиб ее шеи, ее теплые бедра, крепкие груди. Будь проклята ее наивность, ее обман…
Она оплела его неодолимыми чарами, сила которых не ослабела после того, как она оттолкнула его этой ночью. Нет, он все больше хотел обладать ею. Хоть и попытался удовлетворить страсть с непривередливой служанкой, но не преуспел в этом и в предрассветной мгле опять пришел в комнату Грей. Он удивился, обнаружив, что она спит нагая; лунный свет, проникавший в окно, освещал округлости ее тела, тела будущей матери.
Гильберт не смог сдержать желания положить руку на живот Грей. Она пошевелилась от его прикосновения, но не проснулась. Усевшись на край кровати, он так и не отнял своей руки, а остался в комнате, удивляясь трепетным движениям своего ребенка в чреве матери, пока – слишком быстро – не наступил рассвет. Только тогда Гильберт вышел из комнаты.
Нет, он не мог оставить ее. Не мог вернуться без нее в Пенфорк.
Ланселин, которого предупредили о приближении всадников, встретил Гильберта на подъемном мосту.
– Молчи! Ничего не говори! – потребовал барон, проезжая мимо рыцаря.
С понимающей улыбкой на лице Ланселин молча проследовал за своим лордом в замок. У главной башни Гильберт торопливо спешился и поднялся по ступенькам в холл.
Ланселин придержал его коня, ожидая появления барона. Тот не замедлил снова выскочить на крыльцо.
– Где она? – требовательно спросил он, шагая через две ступеньки. – Ей-богу, если ты позволил ей улизнуть…
Ланселин посмотрел на барона Бальмейна и сделал недовольную гримасу при виде блуждающего взгляда, растрепанных волос и краски гнева, поднимавшейся от шеи к лицу.
– В часовне, милорд, – сказал он.
– Ланселин! – прорычал Гильберт.
Тот всегда помнил, что ходит по тонкой кромке, отделяющей положение друга от положения вассала. Вот и сейчас он поднял руки ладонями кверху.
– Но я лишь повиновался вашим указаниям, милорд.
– Тогда повинуйся и этому, – велел Гильберт, – сотри эту дурацкую улыбку с лица.
Недовольно урча, он прошествовал мимо рыцаря и, припадая на больную ногу, вернулся во внешний двор.
Со дня своего столкновения с Грей он не заходил в часовню. Живые воспоминания о том разговоре заставили его помедлить, прежде чем войти.
Боже, как он был тогда жесток! Гильберт провел по лицу загрубевшей рукой, словно стирая воспоминания, ранящие, как острый клинок. Если бы можно было исправить хоть что-то из роковых ошибок того дня…
Все было как и в прошлый раз, когда он впервые вошел в часовню. Грей стояла на коленях у алтаря, но, конечно, на ней не было белого одеяния монахини.
Предпочитая свет тени, Гильберт не стал закрывать за собой дверь. Он не понимал, почему часовни должны быть обязательно промозглыми и мрачными. Ведь говорят же, что небеса лучезарны и открыты.
Прихрамывая, рыцарь прошел по центральному проходу, прислушиваясь к латинским молитвам, которые приглушенным голосом произносила Грей.
«Почему она не обернулась?» – задавался вопросом Гильберт. Ведь, конечно, она понимала, что в часовню кто-то вошел. Нахмурившись, он остановился рядом с ней и, когда Грей ничем не подтвердила, что заметила присутствие постороннего, сам нехотя опустился на скамеечку для молитв. Его нога касалась ее колена, он смотрел на ее склоненную голову и удивлялся странным словам, слетавшим с ее губ.
Обычно Гильберт не отличался большим терпением, но сейчас поймал себя на мысли, что безропотно ждет, не прерывая молитв, как бы ему этого ни хотелось.
Когда, в конце концов, Грей перекрестилась и взглянула на Гильберта, на лице ее отразилось изумление. Побледнев, она резко повернулась в его сторону.
Встревоженный Гильберт обнял ее, прижал к себе.
– Грей…
– Ты вернулся, – прошептала она, глядя на него снизу вверх большими настороженными глазами.
– С тобой все в порядке? Что случилось?
– Ты вернулся, – повторила Грей, щеки ее снова порозовели, на губах появилась улыбка.
Все хорошо. Вздохнув, Гильберт отвел прядь волос с ее глаз.
– Да, я вернулся за тобой.
– За мной? Но почему?
– Я забираю тебя в Пенфорк.
Улыбка Грей поблекла, потом исчезла. Недоверчиво моргая, она отстранилась от него.
– Я не понимаю.
Он хотел, чтобы улыбка снова вернулась на лицо Грей и, поглаживая ее подбородок, посмотрел в недоверчивые глаза.
– Ты должна быть там.
Грей ждала и молилась, чтобы Гильберт Бальмейн произнес слова, которые ей так хотелось услышать – слова, которые нашли отклик в ее сердце и разуме, когда она глянула на него и увидела, что непримиримый барон Бальмейн стоит рядом с нею на коленях. Борясь с собой изо всех сил, она любила его. Любила этого гиганта, хотя у него редко находилось для нее доброе слово.
– В качестве твоей жены? – отважилась спросить она.
Гильберт отодвинулся.
– Я хочу, чтобы мой сын родился в Пенфорке, – сказал он.
Грей сжалась, как будто ее ударили. Конечно, он вернулся не за ней, а за своим ребенком. Какая глупость с ее стороны думать, будто он когда-нибудь сможет чувствовать что-то, кроме ненависти к одной из Чарвиков. Сможет ли он забыть, что их ребенок принадлежит и ей тоже, презренной дочери Эдуарда Чарвика? Примечательно, что не гнев, а печаль можно было услышать в этих его словах.
– Ты помолишься со мной? – спросила Грей. Гильберт быстро поднялся с колен.
– Нет, – ответил он и повернулся, собираясь уходить. – Я подожду тебя снаружи.
Грей обернулась и, не вставая со скамейки, проводила его взглядом.
– Гильберт, – окликнула она рыцаря, когда тот уже стоял на пороге.
Он снова повернулся к ней. Яркий дневной свет у него за спиной не позволял разглядеть лицо.
– Да?
– Я поеду с тобой, – сказала Грей, – но пока ты не признаешь это дитя, я не лягу с тобой в постель.
Гильберт сжал кулаки:
– Я не просил тебя об этом.
– Пока еще не просил.
ГЛАВА 14
Тонкий силуэт белоснежного замка отчетливо вырисовывался на фоне сумеречного неба, темневшего перед наступлением ночи. Сидя перед Гильбертом на его белом скакуне, Грей порадовалась, что он не может видеть ее удивленного лица. Пенфорк совсем не похож на Медланд. По сравнению с этим замком их жилище казалось лачугой.
Грей поморщилась. Какое, должно быть, отталкивающее впечатление произвел на Гильберта замок Чарвиков, когда он впервые там оказался. Просто поразительно, что он решил спасти его от пожара, а не дал сгореть дотла несколько месяцев тому назад.
– Что ты думаешь о своем новом доме? – неожиданно раздался у ее уха голос Гильберта.
В отместку за волнение, которое вызывала его близость, Грей воздержалась от похвалы, которая могла бы сорваться с губ.
– Выглядит вполне прилично, – высказала она свое мнение, не поворачивая головы.
– Только и всего?
Его разочарование, вызванное столь лаконичным ответом, заставило ее улыбнуться. Несомненно, Гильберт гордился Пенфорком, так как это, разумеется, настоящая жемчужина, но сама она не польстит ему подтверждением этой истины.
– А что еще ты хотел от меня услышать? – спросила Грей, пожимая плечами.
Гильберт помолчал немного, прежде чем ответить.
– Он гораздо более приспособлен для жилья, чем Медланд. Здесь тебе будет удобнее.
– Значит, раньше у меня удобств не было?
Снова молчание, а затем неожиданно раздался смех – рокочущие звуки, поднимавшиеся из его сотрясавшейся груди, так что Грей чувствовала спиной это содрогание.
– Да ты смеешься надо мной, Грей Чарвик. Ее решение не давать рыцарю возможности видеть ее лицо вдруг куда-то улетучилось. Обернувшись, она заметила дьявольски поблескивавшие искорки в его глазах.
– Смеюсь над тобой?
– Да, в точности, как Лизанна. У тебя характер помягче, чем у моей сестры – хотя я и не видел еще подтверждения этому, – но ты все же во многом похожа на нее.
Не только сравнение с той, другой женщиной задело Грей, но и неожиданное изменение настроения Гильберта. Как ей сражаться с человеком, чей неожиданный смех согревал, а в глазах отражалось нечто, противоположное презрению?
– Я бы попросила не сравнивать меня с трусливой женщиной, которая пустила стрелу в спину моему брату, – отрезала она, резко отворачиваясь от Гильберта.
Грей должна была бы удовлетвориться тем, как воспринял ее выпад гордый рыцарь: тело его напряглось, и между ними возникла отстраненность, которой до этого не было. Она понимала, что зашла слишком далеко, но идти на попятную было поздно. Грей решительно устремила взгляд вперед, на возвышавшийся вдали замок.
Во время долгого пути она со страхом думала о приезде в родовое гнездо Бальмейнов, но сейчас обнаружила, что сгорает от нетерпения – что же скрывается за массивными стенами замка?
Когда всадники въехали во внутренний двор, она не почувствовала того разочарования, которое испытала, возвращаясь в Медланд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40