В стенах аббатства у нее была нелегкая жизнь.
Гильберт упустил тот момент, когда его сердце начало смягчаться. Он сразу же поспешил обрести твердость духа, вызвав в памяти воспоминание о возмутительном обмане, учиненном Грей.
– Хоть я никогда не встречалась с ее отцом, – продолжала мать Силия, – но много слышала о бароне Эдуарде Чар…
– Он больше не барон, – не замедлил известить ее Гильберт.
Женщина кивнула:
– Это мне известно. Хоть в жилах Грей и течет кровь ее отца, но она совсем другая.
Полный решимости не менять своего мнения о Грей, рыцарь молча смотрел на мать Силию, размышляя, какую осведомленность окажет она далее, чтобы убедить его поверить ее словам.
– У меня были большие надежды на то, что она обретет счастье в вашем мире, барон, – призналась настоятельница, твердо глядя на молодого рыцаря. – Понимаете, я всегда знала, что в ее сердце не было желания присоединиться к числу монахинь…
– Тогда почему же она согласилась принять постриг? – прервал ее Гильберт, хотя сразу же пожалел, что снова оборвал речь настоятельницы.
Женщина не стала упрекать его за грубость.
– У нее не было выбора, отец пожелал, чтобы она стала монахиней.
– Почему?
Мать Силия пожала плечами.
– Пятно на ее лице, – она коснулась пальцем своего виска. – Хотя я знаю, что это всего лишь родимое пятно, находятся люди, которые верят, будто так ее пометил дьявол. Так считал и ее отец, и, я думаю, поэтому он и решил, что умилостивит Бога, если предложит Ему Грей.
Обдумывая услышанное, Гильберт посмотрел в окно и увидел во дворе девушку, с ног до головы закутанную в длинный черный плащ. Он сразу же понял, что это Грей. Сам того не замечая, барон затаил дыхание, наблюдая, как она пыталась подманить недоверчивую птичку, не желавшую слетать с крыши. Но, не в силах устоять против предлагаемой корки хлеба, птичка скоро спорхнула вниз.
Наблюдая за Грей, барон не только чувствовал, как смягчается его сердце, но понимал, что начинают рушиться стены, которыми он оградил свою душу. Разум снова напомнил об обмане, но теперь этот главный довод не подействовал. Кажется, она вовсе не собиралась опутывать его брачными узами, как совсем недавно он пытался убедить сам себя, но все-таки использовала его, чтобы не принимать монашеские обеты. После жестокой внутренней борьбы, которая – он сознавал это – оставила на сердце не менее страшные раны, чем те, что были на его теле, было, наконец, достигнуто равновесие между душой и рассудком. Мучительная смесь противоречивых чувств и страстного желания – допустить этого Гильберт не мог.
– Сколько месяцев длится ее беременность? – спросил он, досадуя, что не может разглядеть фигуру Грей под широким плащом.
– Почти пять месяцев со времени ее возвращения в аббатство, – сообщила настоятельница, приближаясь к Гильберту, все так же стоявшему у окна. – Не меньше, уверяю вас.
Желваки играли на сжатых челюстях Гильберта, пока он провожал взглядом Грей, пересекавшую двор. Ему хотелось, чтобы она обернулась и он мог лучше рассмотреть ее и снова полюбоваться утонченно красивым лицом девушки. Гильберт был весьма разочарован, когда, словно угадав его желание, минуту спустя она обернулась. Он не смог разглядеть ее черты под низко надвинутым капюшоном.
– Она не принадлежит к числу сестер-монахинь, – прошептала настоятельница, стоя рядом с Гильбертом. – Леди Грей принадлежит вашему миру.
– Да, – согласился Гильберт. – Она не подходит для здешней жизни.
Придвинувшись к молодому человеку, наставница поймала его взгляд:
– Значит, вы согласны жениться на ней и дать свое имя ребенку?
Гильберт не колебался, отвечая на это странное предложение.
– Я не могу жениться на ней, – заявил он. Нахмурившись, мать Силия сделала шаг назад.
– Я не вижу ничего невозможного, – возразила она, так как имела верные сведения о его личной жизни, полученные в результате недавних расследований. – Мне сказали, что у вас нет жены. Может быть, вы обручены?
Она заметила, что Гильберт метнул яростный взгляд на Грей, снова повернувшуюся к ним спиной.
– Нет, – проворчал он, устремляя свой огненный взор на настоятельницу. – Если бы я задумал жениться на дочери Чарвика, – он буквально выплюнул это имя, – то ничто не помешало бы мне сделать это. Но я никогда не приму такого решения, поэтому, боюсь, следует поискать другой выход.
Необыкновенная проницательность матери Силии и стала основой для назначения ее на самый высокий пост в монастыре. И сейчас, изучая барона, она воспользовалась своим даром.
– Мне ничего не известно о вашей ссоре с Чарвиками, барон Бальмейн, – сказала она, – но я посоветовала бы вам не перекладывать грехи семьи на леди Чарвик. Она не виновата ни в каких злодеяниях, совершенных ими против вас.
– А как же те злодеяния, что она сама совершила против меня? – подхватил он, все более распаляясь.
– Не знаю, о каких злодеяниях вы говорите, барон, и не могу представить себе, чем могла леди Грей навлечь на себя ваш гнев. Но если вы обвиняете ее, то я посоветовала бы вам подумать о своем собственном поведении.
Гильберт негодующе откинул назад голову.
– О моем поведении? – прорычал он.
– Да, – она коротко кивнула, будто не замечая ярости рыцаря. По правде говоря, настоятельница была больше озабочена, как бы сдержать свои эмоции, а не тем, как обуздать гнев неистового барона.
– Леди была целомудренна, когда покидала аббатство, и утратила невинность, которая не была увенчана супружеством, как выяснилось после ее возвращения к нам. Значит, вас можно обвинить в соблазнении молодой невинной девушки из знатной семьи, безупречного поведения, которую затем вы возвращаете церкви с ребенком, растущим в ее чреве!
Гильберт едва смог сдержать свое потрясение. Его лицо омрачилось под укоризненным взглядом настоятельницы монастыря. Так, значит, это он соблазнил Грей.
– Итак, она обвинила меня в том, что я соблазнил ее, – выпалил он, сжимая кулаки с такой силой, что ногти вонзились в загрубевшую кожу ладоней. – Удивительно, как она еще не назвала это изнасилованием.
Веки настоятельницы дрогнули, и она снова подняла взор на барона:
– Нет, как я уже сказала вам, леди Грей ни в чем вас не обвиняет, барон Бальмейн. Хотя сначала я думала иначе, но она ясно дала понять, что она не… подвергалась насилию.
Но намекнула, будто ее соблазнили, сделал вывод Гильберт. Было ясно, что настоятельница не верит, будто Грей способна на какой-то обман или коварство. Горький смешок, сопровождающий протест, едва не прозвучал в тишине комнаты, но Гильберт вовремя подавил его. Какую бы ложь ни наплела здесь эта девица, он никому не поведает истинные обстоятельства ее падения… хотя, разумеется, она недостойна такого уважения.
Голос матери Силии прервал ход его мыслей.
– Я прошу вас обдумать все как следует и жениться на леди Грей.
– Она из Чарвиков, – отрезал Гильберт, – и такая же коварная и подлая, как ее отец и брат.
Нет, я не свяжу свою жизнь с такой особой, как она.
Настоятельница оставила свои попытки сохранить спокойствие.
– В таком случае, вы просто замыслили лишить ее невинности, чтобы отомстить Чарвикам? – с жаром обвинила она его, рассерженная несговорчивостью барона.
Казалось, рыцарь был ошарашен ее вопросом.
– Нет, – сказал он, помолчав. – Уверяю вас, месть здесь ни при чем.
Мать Силия долго не сводила с него задумчивого взгляда, потом резко отвернулась и принялась мерить шагами комнату. Все шло не так, как она наметила…
Гильберт снова стал смотреть во двор. Он был уверен, что, высказав свое мнение, укрепил свою решимость остаться свободным и не дать оплести себя шелковыми путами, которые настоятельница ему навязывала. Не увидев в монастырском дворе никого, кроме нескольких птиц, отыскивающих крошки, которые, быть может, проглядели другие, Гильберт почувствовал разочарование. Куда же она пошла? Гнев рыцаря стал утихать.
– Значит, вы не хотите жениться на ней… – сказала настоятельница.
Гильберт не обернулся на голос собеседницы, надеясь, что Грей вернется во двор. Однако минуты проходили, а она не появлялась. Гильберт снова повернулся к матери Силии, которая была настроена весьма решительно.
– Дело решается очень просто, – сказала она, натянуто улыбаясь. – Вы должны найти другого человека, который взял бы ее в жены.
Нахмурившись, Гильберт отошел от окна и остановился перед монахиней. Она была не такой хрупкой, как Грей, и он не возвышался над этой женщиной подобно исполину.
– Это не так просто, как вам кажется, – ответил он. – Перед ее возвращением в аббатство я нашел человека, который мечтал жениться на ней, но она отказала ему.
Гильберт не стал рассказывать, что если бы Грей приняла предложение сэра Майкла, то он сам, наверное, не дал бы согласия на их союз. Даже тогда, когда он был полностью уверен в ее коварстве, мысль о том, что другой мужчина будет обладать ею, приводила его в бешенство.
Настоятельница, казалось, совсем не смутилась тем, что мужчина подошел к ней недопустимо близко.
– Тогда, вероятно, ее сердце отдано другому, вам не кажется?
Гильберт недоверчиво посмотрел на нее.
Глаза настоятельницы монастыря сверкали, как ему показалось, озорством. Она коснулась его руки.
– Тяжкую ношу предстоит вам нести, барон Бальмейн, – обратилась она к рыцарю, – но если вам удастся узнать, кому отдала свое сердце леди Грей, то так вы и найдете для нее мужа. И все ваши затруднения будут устранены, – мать Силия пожала плечами. – А если вам не удастся заставить Грей раскрыть свое сердце, то поищите любого подходящего мужа для нее. Но будьте осторожны, выбирая человека, которому предстоит растить вашего ребенка. И не забывайте, ей всегда будут рады в Арлеси, если ноша сия покажется вам непосильной и вы не сможете взять на себя ответственность найти отца своему ребенку. Гильберт понимал, что настоятельница поддразнивает его, но покорно снес удар, хотя ни единой минуты не верил в то, что произнес:
– Вы полагаете, леди Грей воображает, будто влюблена в меня?
Мать Силия рассмеялась:
– Нет, барон, я никогда такого не предполагала, особенно теперь, когда познакомилась с вами и убедилась в вашей черствости. Конечно, она любит кого-то другого.
Чрезвычайно раздраженный смелыми высказываниями монахини, Гильберт все же сдержал свой гнев. Нельзя отрицать, мать Силия права. Человек он грубый. Каждый день его жизни омрачен последствиями того зла, что причинили Чарвики ему и его семье. Однако вмешательство настоятельницы монастыря в его дела ему совсем не нравилось, и Гильберту не терпелось поскорее покончить с этим.
Он схватил свой плащ и закрепил его простой застежкой.
– Проследите, чтобы она была готова к отъезду через час.
Гильберт распахнул дверь и собрался выйти из комнаты, но слова настоятельницы заставили его остановиться.
– Арлеси – это ее убежище, барон Бальмейн. Гильберт обернулся в дверях и посмотрел на монахиню, с нетерпением ожидая, что она скажет.
– Если леди Грей не захочет ехать с вами, ни вы, ни я не сможем заставить ее тронуться с места.
Тогда вы, может быть, возьмете на себя труд убедить ее каким-то другим способом.
Гильберт так стремился поскорее покинуть аббатство, что даже не допускал мысли о несогласии Грей ехать с ним. Ему действительно не приходило в голову, что она не пожелает оставить монастырскую жизнь. Но в этом случае он не сможет заставить ее подчиниться и увезти силой. Покровительство церкви, простиравшееся над Грей, лишало его этого права. И хотя он мог бы рискнуть, вызвав гнев церкви, но прогневить короля барон бы не решился.
– Пойдемте, – позвала его настоятельница. – Я отведу вас к ней.
Гильберт вышел в коридор вслед за матерью Силией, которая шла впереди. В молчании они прошли через двор в сад, где, очевидно, мать Силия надеялась найти Грей, но ее нигде не было видно.
– Подождите здесь, – настоятельница взмахом руки указала на беседку в стороне. – Я пошлю за ней.
Кивнув, Гильберт отступил в укрытие, но садиться на скамью не стал. «Как примет она меня?» – раздумывал рыцарь, и сердце его билось все сильнее при мысли, что сию минуту перед ним окажется Грей. Это к лучшему, сказал он сам себе. Наконец-то сможет он изгнать эту леди из каждой своей мысли и найдет успокоение.
Через некоторое время появилась мать Силия и сообщила:
– Она молится, но я попросила сестру Софию прислать ее сюда.
– Она будет знать, зачем ее зовут?
Настоятельница отрицательно покачала головой:
– Нет, я не стала говорить, почему хочу ее видеть. Вскоре она сама узнает о вашем приезде.
Гильберт промолчал. Он повернулся лицом к тропинке, на которой должна была появиться Грей, чтобы увидеть, как она будет себя вести, увидев его в этом месте.
Время шло, а Грей все не было. Гильберт потерял терпение.
– Не очень-то она исполнительна, – заметил рыцарь, поглядывая на настоятельницу, стоявшую рядом.
– Как я и говорила вам, – отозвалась та, – это существо из вашего мира.
Гильберт нахмурился.
– Кроме того, – добавила она, – малыш немного беспокоил ее…
– Что-нибудь не так? – он ухватился за это замечание, вдруг почувствовав страшное напряжение.
Мать Силия чуть не рассмеялась при виде такой озабоченности, но постаралась скрыть удовольствие за тонкой улыбкой.
– Не думаю, – сказала она. – Это обычное недомогание, которое испытывают многие беременные женщины.
Грей осторожно шла по замерзшей земле, ступая с опаской, чтобы не поскользнуться. Из-за длинной, узкой садовой изгороди доносился голос настоятельницы. Мать Силия с кем-то беседует?
Ускорив шаг, Грей побранила себя за то, что забыла в часовне перчатки. Руки быстро замерзли на холодном воздухе, но Грей не прятала их под плащом, а вытянула на всякий случай перед собой, чтобы смягчить возможное падение.
Тихое, настойчивое шевеление в животе напомнило ей о необходимости замедлить шаг. Улыбаясь, Грей прижала руку к животу и последние шаги сделала с еще большей осторожностью.
В беседке стояли двое – хорошо знакомая ей настоятельница и еще один человек, облик которого вызывал живой отклик в сердце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40