Покупал тут Водолей ру
— Боже мой, я ведь только что любил тебя, но по какой-то непостижимой причине опять жажду твоего тела. Мне хочется наслаждаться тобой, ангел мой, трогать тебя, целовать снова и снова.
Она только кивнула в ответ, но взгляд ее был более чем красноречив. Он притянул ее к себе, зарылся лицом в ее растрепанные волосы, на самом затылке. У ее кожи был сладостный вкус, с чуть заметным привкусом соли.
— А ты знаешь, что это очень хорошая примета — если жених в первую брачную ночь целует невесту вот сюда? Да-да, так оно и есть. — И он коснулся губами ее груди сбоку. — И сюда… — Губы его приблизились к соску. — А уж сюда… это само собой разумеется.
Один поцелуй вел к другому, и она сама не заметила, как оказалась вся осыпана поцелуями, и только смеялась, слушая, как он с серьезным видом перечисляет все места на теле невесты, которые всякому жениху следовало перецеловать на счастье. Он целовал и покусывал и нашел у нее восхитительно чувствительное место на изгибе талии, от одного прикосновения к которому она сразу так и изогнулась.
— И бока… бока — самое что ни на есть благоприятное место… и пупок… и восхитительные мочки ушей… и ямки под коленями… Какие у тебя дивные колени! Такие чувствительные. Не вертись, Чарити. И пальцы ног… очень везучее место. — И с лукавой усмешкой он принялся легко покусывать подушечки пальцев ее ног.
— Ой, Рейн, прекрати — щекотно же!
Он ухмыльнулся, толкнул ее обратно на постель и продолжил искать счастливые места на внутренней стороне ее ноги.
— И ты подумай, ведь это еще только с одной стороны тебя! — И он двинулся выше, покрывая ее поцелуями. — Жених, который доберется сюда, может считать себя счастливейшим из смертных…
— Рейн, ой! — Она завертелась всерьез, сообразив, куда должно привести это путешествие по ее телу ради обретения благодетельной удачи. — Рейн, не станешь же ты…
Он поднял голову и насмешливо поиграл бровями.
— Не стану, говоришь? Сейчас сама увидишь, как я не стану! — Он с вызовом засмеялся, а она ахнула и покраснела как маков цвет. — А впрочем, ты лучше не смотри, ангел мой. Закрой глаза и ощущай. — Но у Чарити был такой перепуганный вид, что он решил отменить первоначальный план. — Доверься мне, ангел мой. — Усмешка его смягчилась, стала ласковой. — Я не стану делать ничего, что могло бы показаться тебе постыдным. Закрой глаза и позволь мне любить тебя.
На лице ее промелькнуло сомнение, однако она подчинилась. Чувствуя, как напряжены ее ноги, он улыбнулся и продолжил покрывать поцелуями ее бедра, медленно продвигаясь вверх, обогнул покрытый пушком бугорок между ног и принялся целовать прекрасный живот. Она сразу же расслабилась. Она доверилась ему… а он честно выполнил обещание. И когда он приподнялся, готовясь лечь на нее снова, она встретила его счастливой улыбкой.
Двигаясь медленно, но со все большей силой, он соединил их тела в одно. От ее расслабленности не осталось и следа. Возбужденная его игрой в счастливые поцелуи, она откликнулась мгновенно. Мышцы его широких плеч играли, тело напрягалось. И он, и она были так сосредоточены на акте любви, что чувственность их поднялась до нового уровня. Влажный жар его губ, впивающихся в ее рот, плавная ритмичность движений словно врезывалась — глубоко, навсегда — в ее взбудораженный ум.
Прежде она с радостью принимала его — теперь же требовала его присутствия. Ее жадные поцелуи, руки, торопливо шарящие по его телу, — ему пришлось призвать на помощь все свое самообладание. Она обхватила его ногами, прижимая к себе еще теснее, изгибаясь навстречу ему смело и соблазнительно. Мужская выдержка дала слабину, он яростно сжал ее в объятиях, и оба они погрузились в бурлящие воды желаний.
Они достигли пика вместе, словно были единым организмом — с одной душой и общими органами чувств. Все вокруг перестало существовать для них, осталось только ощущение бесконечного наслаждения соединенных тел. Они двигались как единое целое. Их сердца бились в унисон. Невозможно было различить, где ее чувства, а где его, исчезла граница между их телами. И мышцы, и чувства, и желания слились в яростном пыле страсти и сформировали единство, сплав духа и плоти, прошлого и будущего. Когда их чувства не могли более выдерживать накала, а их тела выгнулись и задрожали, не в силах вмещать долее безграничное наслаждение, пришло освобождение, могучее, как вулканический выброс, одновременное для обоих. Раскаленная чувственность поднимала их выше и выше на гребне ослепительного вихря страсти.
Буря утихла, оставив за собой лишь сладостную дымку, которую быстро развеял освежающий дождик удовлетворения. Под его шум Чарити, уютно устроившись в объятиях Рейна, потихоньку уснула.
Она проснулась некоторое время спустя, и первое, что увидела, — его нежную улыбку и полные любви глаза. Она улыбнулась, подняла руку, коснулась его опухших от поцелуев губ.
— Я же говорил, что колени у тебя ужасно счастливые. Теперь-то ты мне веришь? — Он провел ладонью по ее животу, груди. Эта ласка была самой что ни на есть бесстыдной взяткой, и она приняла ее.
— Колени приносят счастье. И локти. И пальцы ног. И омела… И пуговицы, которые я тебе расстегивала… — Она прикрыла его ладонь своей, наслаждаясь радостью его прикосновения, облизнула губы и подняла на него взгляд. — Никогда раньше не слыхала про такую примету — что на счастье надо расстегивать жениху пуговицы.
— Ну, у тебя же никогда раньше не было первой брачной ночи, — парировал он.
У тебя тоже это первая брачная ночь. Так откуда ты мог узнать про пуговицы?
— Мы, женихи, такие ушлые… имеем свои источники информации.
Она подозрительно прищурила глаза.
— А я думала, что ты не веришь в приметы, везение и все такое, — перешла она в наступление.
— Не верю.
Он так просто сказал это, что она забеспокоилась. Пытливо всмотревшись в дерзкие, обрамленные черными ресницами глаза, она увидела, что милой беззаботности в них больше нет — они полны решимости. Какая-то идея закопошилась на краю сознания, про которую она совершенно забыла, увлекшись сладостной любовной идиллией. Теперь она боролась с ней, зная, что мысль все равно придет.
— Но если ты не веришь в приметы, везение и талисманы, то почему?..
— Потому что знаю, что веришь ты. — Он прикрыл глаза, следя за ней из-под ресниц. Ладонь его легла ей на талию и сжала ее, нога тихонько легла ей на бедро. Он был готов к тому, что должно последовать. — Теперь ты носишь амулеты.
У нее мурашки побежали по коже. А то, что маячило на краю сознания, зашелестело, как налетевший порыв ветра, стремительно захватывая центр. Звук этот показался ей знакомым — печальный, как тревожный вздох. Как дыхание надвигающейся беды.
— Ты развесила омелу на столбах моей кровати. — Он поймал ее взгляд, и его тело сразу напряглось. — И ты сыпала соль на мой порог. И поставила старые башмаки возле камина. Прежде ты никогда так не делала.
У нее пересохло во рту, сердце отчаянно забилось.
— Ты решила выйти за этого Пинноу, хотя тебе противны его прикосновения. Что с тобой случилось, Чарити? Почему ты так изменилась? Что такое ты узнала, неизвестное тебе раньше?
Она пристально посмотрела на него и похолодела. Он знает.
Сердце сжалось, мороз побежал по коже. Он знает, что она джинкс. Но откуда? Это бабушка! Чарити чуть не задохнулась, словно ей ледяной водой в лицо плеснули. И тут же начала бешено извиваться, стремясь спрятаться от его все понимающих глаз, вырваться из его собственнических объятий.
— Чарити? — Он в отчаянии навалился на нее всем телом.
— Отпусти меня!
— Чарити, посмотри на меня! — приказал он, встряхнув ее за плечи.
Она отворачивала лицо, и глаза ее были зажмурены крепко-накрепко, но все же ей пришлось капитулировать перед его физической силой. Постепенно она перестала трепыхаться под ним: сопротивление было загнано внутрь. Он видел, как на ее лице, которое она старалась отвернуть, появилось выражение ужаса и отвращения к себе. Тоска стеснила ему грудь.
— Чарити! — Он рискнул выпустить ее запястье ради того, чтобы повернуть ее лицо к себе. — Ангел мой, посмотри на меня. Ты не джинкс. Никаких джинксов не существует.
Эти слова, произнесенные таким спокойным тоном, так уверенно, так решительно, были для нее как нож по сердцу. Она открыла глаза и посмотрела на него темным, исполненным стыда взглядом. Она так надеялась, что этот момент никогда не наступит!
— Нет я действительно джинкс! — прошептала она в отчаянии, глядя прямо в лицо мужа. — Или ты слепой? Неужели ты не заметил, что несчастья и беды следуют за мной по пятам как тень? И помоги Боже тому, на кого эта тень упадет! Гэр и Перси, барон, Вулфи, мой отец… ты! — От душевной муки горло ей сдавило, голос пресекся.
Он ласково коснулся ладонью ее лица, погладил по дрожавшему подбородку. Они сумели на несколько мгновений отгородиться от мира, и жена снова стала прежней —его любящей и чувственной Чарити. Но теперь в ее глазах застыл ледяной ужас.
— Ангел мой, я не могу поверить, что…
— Я не твой ангел! — Она пыталась скрыть наворачивающиеся слезы. — Травмы, несчастные случаи, беды… Неужели ты не замечаешь, что происходит всякий раз, когда я вхожу в какой-нибудь дом или комнату? Предметы начинают валиться с полок, люди падают с лестниц, или давятся за столом, или спотыкаются на ровном месте. У стульев подламываются ножки, лошади пугаются и несут, все проливается или загорается… и это происходит у тебя на глазах! Это случилось с тобой!
— Со мной? Любимая, единственное несчастье, которое обрушилось на мою голову, — это что моя жена настолько упряма и глупа, что верит во всякую чепуху и пытается не подпускать меня к себе! Чарити, я люб…
— Нет! Не произноси этих слов! Никогда! — Глаза ее наполнились слезами. Ей так хотелось услышать от него признание в любви, даже сердце щемило, но нельзя было позволить ему сказать эти слова: они навлекут на него настоящее цунами злоключений. — Как раз ты-то должен понимать, что на мне лежит проклятие. Ведь это из-за меня разбился твой фаэтон…
— Не говори глупостей, Чарити! Я гнал как ненормальный, по скверной дороге…
— И я выскочила прямо перед тобой и перепугала твоих лошадей, — прохрипела она.
— Ну выскочила. И что из этого?! — Он нахмурился, приподнялся над ней. — Колесо треснуло, потому что попало в рытвину, лошади испугались, и я упустил вожжи…
— И с этой самой минуты, — страдальчески прошептала она, — несчастья преследовали тебя по пятам. Ты получил пулю в…
— В меня стреляли эти два шута гороховых.
— Но они совсем не хотели попасть в тебя, Рейн! — простонала она. — А потом тебя отнесли в Стэндвелл…
— Прямо в твои нежные объятия, — буркнул он.
— Рейн… — Он не желал слушать, не хотел понимать. Такое упрямство свидетельствовало о его нежных чувствах, однако она должна как-то отрезвить собственного мужа! — Потом ты свалился с кровати, опрокинул на себя горячий бульон и чай, и ступню еще порезал в ту же ночь…
— Из-за твоего блохастого пса, между прочим, черт бы его взял! Стоило мне шаг сделать, как эта скотина бросалась на меня. Вот кто на самом деле приносит несчастье! Не собака, а ходячее бедствие!
— Но ты то и дело стукался головой и спотыкался на ровном месте! — перешла она в атаку.
— У меня была огнестрельная рана! На ягодице! — взревел он. — И бедро, и нога почти не слушались! Как же мне было не спотыкаться? И я все время так возбуждался, глядя на тебя, что ничего не соображал! Твой дурацкий джинкс здесь ни при чем, дело в моей похоти!
— Но не из-за твоей же похоти званый чай у леди Кэтрин закончился ужасным скандалом в день нашего прибытия? — заорала она.
— Нет, скандал произошел из-за этого дурака Вулфрама! — закричал он в ответ. — И что вообще значит «ужасный»? Тут все зависит от того, как посмотреть! По-моему, это было смешно!
Договорив, он посмотрел на нее и вдруг слез с ее обмякшего тела. Его так и скручивало от отчаяния, мысли метались. Молчание, повисшее между ними, становилось все более зловещим.
«Все зависит от того, как посмотреть», — эхом прозвучало в его голове. И тут вдруг ему припомнился разговор с Мектоном и Харрисоном, тогда, в клубе. Ведь порой события, которые в первый момент кажутся катастрофой, впоследствии оказываются благодетельными. Именно в результате тех неприятностей, которые казались ему унизительными, он очутился сначала в руках, а потом и в объятиях Чарити.
— Послушай, Чарити. — Он сел на край кровати рядом с ней, притянул ее к себе. Лицо его и голос выражали желание убедить любой ценой. — Везение или невезение — это такая штука, что многое зависит от того, как смотреть на вещи. Несчастные случаи и недоразумения происходят потому, что люди ведут себя слишком беззаботно или недальновидно. Либо, понимая предусмотрительность превратно, творят во имя ее всякие глупости — например, ставят все хрупкие предметы на каминную полку или пускают бегать без присмотра здоровенного пса, не имеющего ни капли здравого смысла в своей собачьей голове. — Он увидел, что глаза ее недоверчиво блеснули, и скрипнул зубами.
— Ты не понимаешь. Это происходило со мной всю жизнь. — Голос ее пресекся; слезы, которым она не давала пролиться, душили ее. Не могла же она рассказать ему обо всех бессмысленных несчастьях и катастрофах, которые происходили рядом с ней! Да он бы тут же нашел рациональное объяснение им всем.
Досада и отчаяние омрачили его лицо, плечи напряглись, кулаки сжались. Ей так хотелось коснуться его, утешить, приласкать… Глаза ее наполнились страданием.
— Прошу тебя, Рейн. Позволь мне вернуться домой, в Стэндвелл, — прошептала она.
— Нет! — Он вскочил. Мысль о том, что она вернется в этот ветхий дом, похоронит себя заживо в этой дыре, приводила его в ярость.
— Рейн. — Она подползла к краю кровати на коленях. Слезы брильянтами сверкали на ее ресницах. — Прошу тебя. Если я останусь, с тобой случится что-нибудь ужасное.
Его словно пронзило насквозь. Она любила его и была в ужасе от этого. Впервые он понял всю глубину противоречий, разрывавших ее сердце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53