— Вон окно, вон!
Поднос начал съезжать, и прямо на него. Когда краем глаза он заметил наконец это опасное скольжение, было уже поздно. Край подноса врезался ему в грудь, горячий бульон выплеснулся из миски, чайник опрокинулся прямо на него. Грудь обожгло, как жидким огнем, и потекло ниже, к животу.
Чарити услышала его вопль из соседней комнаты, где она сидела у постели все еще пребывавшего в забытьи Стивенсона и штопала белье. В мгновение ока она была на ногах и мчалась в комнату Рейна.
Рейн, приподнявшись на одной руке в постели, которая представляла собой мешанину опрокинутой посуды, мокрого белья и моря пролитого бульона и чая, другой рукой рвал ворот рубахи, от которой валил пар и которая все норовила прилипнуть к его обожженным груди и животу.
— О-о, я ошпарился!
— Господи! — Чарити быстро обежала кровать. Что произошло, догадаться было нетрудно. Она мгновенно собрала посуду на поднос, который поставила на пол. Снова обернулась к раненому, оттягивавшему влажную ткань подальше от обожженной кожи. Забыв о прочих соображениях, Чарити дала волю благотворительным инстинктам.
— Это все из-за птицы… птица, черт бы ее побрал, влетела в окно.
Она взялась за его рубаху, приподняла мокрую ткань, и он, сам того не замечая, принялся елозить и извиваться, помогая ей скорее стянуть с него проклятую тряпку.
— Вот, а теперь вытягивайте руки из рукавов, — велела она. Он сделал, как было приказано, вытащил сначала одну руку, затем другую, понимая только одно: с него стягивают чертову рубаху, и горячая мокрая ткань не будет больше касаться его обожженного тела.
— А потом птица залетела под полог, не могла вылететь и начала биться здесь, и я повернулся, чтобы погнать ее к окну. — Он примолк ненадолго, так как она как раз стала стягивать рубаху ему через голову, затем швырнула ее на пол, прошла в противоположный угол к умывальнику и намочила небольшое полотенчико в холодной воде. Он же между тем продолжал свой рассказ: — Эта несчастная птица так билась под потолком, и тут я заметил, что поднос-то поехал вниз. Проклятый чай был просто кипяток крутой, а не чай!
— Но, ваше сиятельство, чай принято заваривать кипятком и подавать горячим… — Она поспешно приложила прохладную мокрую тряпицу к его покрасневшей груди. Он приподнялся на руках повыше, чтобы ей легче было добраться до его обожженного живота, а она присела на край кровати, ловко орудуя обеими руками. Ее тонкие пальцы прижали прохладную ткань к его мускулистой груди. Он закрыл глаза.
— Боже, какое блаженство!
Едва эти слова, которые можно было истолковать и в неблагопристойном смысле, сорвались с его губ, как он замер. Пальцы девушки на его груди тоже остановились. Сердце его стукнуло, глаза раскрылись. Их разделяло всего несколько дюймов, она прикасалась к нему, и они смотрели в лицо друг другу.
Постепенно до обоих дошло, в каком положении они оказались. Он только что позволил снять с себя единственный предмет одежды, облекавший его, и теперь лежал перед ней во всей своей наготе, если не считать простыни, довольно ненадежно прикрывавшей нижнюю часть его тела, и старательно подставлял ей голую грудь и живот. Она сидела рядом с его обнаженным бронзовым телом и прикладывала тонкие прохладные руки к его груди, стараясь утишить боль.
Прямо под одной ее ладонью бухало его сердце. Она была не в силах двинуться. Он был такой теплый, жесткий, могучий, был так не похож на всех прочих людей, которых ей доводилось видеть на своем веку. Ночь за ночью она, лежа в кровати, давала волю своему воображению, которое рисовало перед ней его широкую спину, и мучилась вопросом… каков же он спереди. Оказалось, столь же великолепен. Мышцы горными хребтами бугрились на плечах. Грудь также была гладкой, бронзовой и мускулистой, с плоскими сосками и легким пушком черных волос, который спускался до талии и еще ниже, становясь все гуще… Пальцы ее словно сами собой выпустили тряпицу и двинулись по этой завораживающе пространной мускулистой равнине, исследуя и успокаивая.
Его большая ладонь поднялась, и жесткие крепкие пальцы легко коснулись ее раскрасневшейся щеки. Она была такая прохладная, мягкая, гладкая. По мере того как ее пальцы пробирались все дальше и дальше по просторам его обожженного тела, его рука также увеличивала диапазон действия, лаская ее шелковистые губы, стройную шею, соблазнительные плечи. Вот пальцы его спустились по ее мраморной коже к нежным округлостям, которые маняще выпирали из корсажа платья, помедлили в эротичной ложбинке между ними.
Он боялся, что она сейчас вскочит, напуганная всепобеждающей откровенностью его взгляда, его прикосновения. Но она продолжала сидеть, и ее пальцы все бродили по его телу. И он не стал менять позы, желая этих прикосновений, даже нуждаясь в них.
— Это только доказывает, что примета верна, — прошептала она, продолжая смотреть в серебристые глубины его глаз, в которых она бродила как потерянная.
— Какая примета? — спросил он, не отрываясь от ее милых глаз.
— Если птица залетает в дом, это к несчастью. — Она нервно сглотнула. Он дотронулся до нее рукой! Не огнем ли загорелась ее кожа от этого прикосновения? Восхитительная, ледяная и вместе с тем пламенная дрожь пробежала по позвоночнику.
— Я не верю в приметы.
— А во что вы верите? — Взгляд ее скользнул к его губам в ожидании ответа. Тело ее заполняло блаженное тепло, оно становилось необыкновенно гибким от его нежных касаний.
— В тяжелый труд. В наличные деньги. В то, что торговаться надо до последнего. А… — Он чуть было не добавил: «А любить такую, как ты». Но скоропалительный роман был ему сейчас некстати. Его снедало желание получить от жизни что-то совсем иное, новое, сладостное. Ему хотелось не спеша смаковать и эту девушку, и головокружительный жар, который возникал в его теле от прикосновения ее любознательных пальцев. — И в нежную кожу, — объявил он с излишней откровенностью. Провел большим пальцем по чистой линии ее подбородка. — Я верю в нежную кожу.
Чарити не могла вздохнуть. Он говорил о ее коже; она видела это по его глазам, чувствовала всем своим существом. Ему нравится, что у нее такая нежная кожа… как ей приятно его жесткое тело…
— Боже всемогущий! — раздался сдавленный вопль. В проеме двери стояла леди Маргарет, с лицом серым, как пепел. Старуха покачнулась, схватилась за сердце. Чарити сидела на постели злосчастного виконта, едва не нос к носу с ним, причем последний был в чем мать родила, а девчонка его чуть ли не облапила!
В мгновение ока Чарити отпрянула и убрала руки. Рейн также рванулся назад, повалился на кровать и стал натягивать на себя простыню. Она вскочила на ноги, красная, как свекла, лепеча какую-то чушь, он же, заливаясь багровым румянцем, стал выкрикивать невнятные объяснения. Птица в комнату залетела… поднос с горячим… она хотела помочь ему…
Леди Маргарет стоя выслушала эту путаную историю, соображая в то же время, что же предпринять. Было ясно как божий день, что оба говорят чистую правду. Однако давешняя беседа с Чарити принесла больше вреда, чем пользы. Старуха негодующе фыркнула и приказала внучке идти вниз.
Чарити закусила губу и кивнула, умирая от стыда и избегая смотреть в сторону Рейна. Он этого, впрочем, не заметил — слишком уж озабочен был тем, как бы не встретить случайно ее взгляда, к тому же следовало как-то объяснить свой дикий поступок: надо же, он предстал во всей отвратительной наготе перед очаровательной молодой девушкой, при том, что успел дать себе клятву держаться от нее подальше.
Когда Чарити вышла, грозная старуха обернулась к нему. Однако вместо того, чтобы обрушить на его голову жестокие упреки и обвинения, она просто уставилась на него пугающе пристальным взглядом немигающих карих глаз.
— Усвойте важный урок, ваше сиятельство. Вы самый невезучий молодой человек в мире. В жизни ничего подобного не видела. И если вы хотите остаться в живых и в будущем использовать свой раненый зад по назначению, то вам следует держаться на приличном расстоянии от моей внучки. — Старуха помолчала и добавила тише: — Я не допущу, чтобы эта кровь пала на ее голову. — И, произнеся эту загадочную угрозу, старуха вышла, хлопнув дверью.
Спустившись вниз, в кухню, леди Маргарет приказала Мел-вину оттащить сундук его сиятельства, только что доставленный из гостиницы, наверх и одеть этого типа во что-нибудь приличное. А потом принести виконту еще один поднос. Бернадетта разогрела бульон, заварила свежий чай. Когда Мелвин, отволочив наверх сундук, поплелся туда снова с подносом, а Бернадетта пошла искать чистое белье, чтобы перестелить постель его сиятельства, тревожный взгляд леди Маргарет остановился на внучке.
— Извини, бабушка. — Чарити решила, что взгляд этот означает порицание. — Это все правда… он действительно обжегся. И я просто хотела помочь ему. — Но, произнося эти слова, она знала, что было кое-что еще. Но разве обязательно признаваться в том, что ты испытывала возбуждение и наслаждение и была очарована?
— Чарити Энн Стэндинг, тебя воспитывали как приличную девицу, и я запрещаю тебе всякие вольности. Он человек светский, с титулом, привык к тому, что условности соблюдаются, а девицы ведут себя подобающим образом. А ты? Взяла и пошла любоваться на него голого…
— Но не совсем же голого, бабушка, — запротестовала Чарити.
— Ну и то слава Богу, — буркнула леди Маргарет. — Послушай, дитя мое. — Она взяла руки Чарити в свои. — Если ты станешь трогать его руками, смотреть на него или думать о нем, то все это плохо кончится. Он страшно невезучий. А из-за тебя ему еще хуже придется.
Невезучий. А ведь бабушка права, поняла вдруг Чарити. Его сиятельство действительно имел ярко выраженную наклонность попадать в передряги. Он расшиб себе голову, получил пулю в зад, упал с кровати… А теперь еще и ошпарился!
Но в следующее мгновение она расцвела такой солнечной, счастливой улыбкой, какой леди Маргарет не доводилось видеть на лице внучки много лет. Сердце у старухи так и упало, когда упрямая Чарити, чмокнув ее в щеку, сказала:
— Что ж, значит, придется мне поделиться с ним моим везением!
Поздно за полночь, когда жар во всех громадных каменных каминах уже сгребли, а свечи почти все затушили, в ветхую заднюю дверь кухни Стэндвелла кто-то поскребся. Бернадетта пошла отворять, и две темные фигуры поспешно шмыгнули за порог и тут же принялись шикать, призывая заахавшую от изумления старую служанку к молчанию.
— Пойди позови миледи, Бернадетта, — умоляюще прошептал Перси Холл. — И поскорей.
Старуха не замедлила явиться, в ночном чепце и капоте, и грозно воззрилась на приятелей, уныло жавшихся к двери заднего крыльца. Она подняла свечу повыше. Одежда измята, рожи заросли щетиной.
— Где это, черт побери, вы шлялись? — сердито спросила леди Маргарет. — Мы вас обыскались. У нас тут наверху лежит раненый джентльмен, и мне необходима ваша помощь.
— Мы скрывались, — выдохнул Перси.
— На болотах, — скорбно добавил Гэр.
— Боже милосердный! Да вы же промерзли до костей! И еле на ногах держитесь! А ну садитесь. — Старуха взмахом руки указала на стол и лавки возле стены. — Бернадетта, согрей-ка им вина.
— — Мы одного типа застрелили, — объявил Гэр мрачно. — Нечаянно… — Он увидел, как леди Маргарет разинула рот, и поспешил добавить: — Я хотел выстрелить мимо, клянусь! Это какой-то гад из Лондона…
— Он явился требовать последний груз бренди, которое сквайр продавал ему, — подхватил Перси. — Мы сказали ему, что бренди больше нет, а он обозлился, вытащил пистолет и ну нас стращать. Мы тоже решили его припугнуть.
— Вы стреляли в какого-то типа из Лондона? — Леди Маргарет нависла над столом. — Место, место какое?
— В Рауденском лесу. Мы скумекали, что он не иначе как там проезжать будет, и…
— Нет же! Я спрашиваю, куда попали.
Перси набычился и раздраженно покосился на Гэра.
— Это Гэр попал. В корпус. Куда-то низко. Точнее не знаем: тут послышался конский топот, ну мы и дернули оттуда поскорей.
Леди Маргарет побледнела, отошла от стола и принялась нервно расхаживать по кухне, заламывая руки.
— Вот до чего дошло. Я говорила Аптону, что связываться с контрабандой бренди — страшная глупость. Но он не слушал. — Приятели переглянулись. Старуха перестала шагать взад-вперед и накинулась на них: — И вот теперь он здесь.
— Кто? — сердито спросил сбитый с толку Перси.
— Этот ваш гад лондонский. Он здесь, в этом доме. Барон Пинноу нашел его на дороге и приказал отнести сюда. Я и искала-то вас потому, чтобы вы помогли ухаживать за его сиятельством. — Старуха вдруг остановилась и уставилась в пространство.
— Господи, да как же мы можем ухаживать за ним, когда это мы его подстрелили?! Это все мисс Чарити и ее невезучесть, — прошептал Гэр с несчастным видом. — Я вдруг упал в могилу, а потом подстрелил человека. — Гэр посмотрел на Перси, и в глазах его был новый ужас. — Перси, он еще и аристократ! Пропала моя головушка!
Леди Маргарет, похоже, готова была впервые в жизни согласиться с мрачными пророчествами Гэра. Череда катастроф была внушительная. А по горькому опыту они знали, что, если уж невзгоды начали происходить по нарастающей, то поделать ничего было нельзя, следовало просто ждать, пока само пройдет.
Старуха подняла глаза к потолку, и взгляд ее сам собой устремился в том направлении, где лежал в спальне виконт Оксли, даже не подозревавший, что стал жертвой дурного везения Чарити. И старуха не сомневалась, что очень скоро злосчастный виконт падет и жертвой любви.
Попозже, когда луна поднялась в небе, Гэр и Перси выскользнули из дома и снова растворились во тьме. Леди Маргарет понаблюдала за подросшим месяцем и увидела недвусмысленные знаки того, что так же будет прибывать и взаимная страсть находившихся под влиянием луны влюбленных. И были все основания опасаться, что кончиться эта страсть может только разбитым сердцем. Старуха мрачно принялась соображать, как бы разлучить влюбленных. Она открыла дверь на заднее крыльцо и позвала тихонько:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53