Он повернул ее к себе, затем встал так, что оба они оказались к зеркалу в профиль. Они так интимно прижимались друг к другу, так эротично выглядели изгибы их спин, круглящиеся ягодицы… и тонкая граница, отделявшая его темное тело от ее белого… ее груди, прижатые к его груди… его мускулистые бедра, прижимающиеся к ее животу, стройным ногам. Это было соблазнительно… бесстыдно… захватывающе.
— Посмотри, как мы дополняем друг друга, — хрипло шептал он ей в ухо, сжимая ее все крепче, притягивая к себе все ближе и яростнее. Он обхватил ее ягодицы, приподнял ее. — Ангел мой, откройся… люби меня. Ты создана для того, чтобы любить меня.
— Рейн… я хочу тебя. — Инстинктивно она подалась навстречу ему, и он ощутил жар ее нежной плоти. Отражение их соединяющихся тел в зеркале вспыхнуло в ее мозгу, когда он приподнял ее и заполнил собой.
Мышцы Рейна напрягались, перекатывались, и, не в силах больше терпеть, он отнес Чарити на кровать и проник глубоко внутрь ее. Тела их двигались в лихорадочном согласии, плоть впивалась в плоть, мягкость поглощала твердость, бронза загара набегала на бледный мрамор. Они двигались, поднимаясь все выше на восходящих потоках наслаждения, привнося новые краски в палитру обжигающей страсти, добавляя новые узоры в ткущуюся материю волшебства. Пик пришел с бело-голубым взрывом страсти и сотряс их напрягшиеся тела. Прижимаясь друг к другу, они потеряли ощущение, что являются двумя раздельными существами, они слились на ином уровне бытия… затерялись в пространстве, друг в друге… заблудились в своей любви.
Наконец Рейн перевернул ее на бок, погладил по раскрасневшимся щекам. Она смотрела на него мечтательно, с нескрываемой любовью, она вновь стала его Чарити. Но вот надолго ли?
— Я люблю тебя, Чарити. — Она коснулась пальцами его губ, он поцеловал ее пальцы. — Я собираюсь прожить с тобой всю жизнь и любить тебя всем сердцем. Но мне необходимо, чтобы ты была со мной постоянно. Приглашения на балы, развлечения, путешествия, работа — что бы ни приготовила нам жизнь, ты должна быть рядом.
— А что, если я наделаю глупостей? Если во всяком доме, где я появлюсь, начнется череда несчастий? Если… — Она смолкла на полуслове, потом набралась мужества и продолжила внезапно охрипшим голосом: — Что, если из-за меня что-нибудь ужасное произойдет с тобой? Как уже случилось с моим отцом. — В голосе ее было столько печали по покойному отцу, что он не заметил в ее вопросе намека на то, что она считает себя виновной в смерти отца.
— Чарити, я не могу пообещать, что буду жить вечно, как не мог пообещать тебе и твой отец. Но я готов поручиться чем угодно, что ты не выкинешь на людях такой глупости, которой бы я в свое время уже не совершил. Только одно может встать между нами. И оно в твоей власти. — Он почувствовал, что жена напряглась всем телом, и нежно сжал ее руку. — Это твои страхи, Чарити.
Она попыталась отодвинуться, но он держал ее крепко.
— Твое проклятие существует только в твоем воображении, но ты боишься, и страх дает этому призрачному проклятию вполне реальную власть над тобой… над нами обоими. Ты едва не выскочила замуж за человека, которого не любила, ты боишься делать то, что тебе делать хочется и что делать нужно. Ты не можешь любить меня безоглядно, не в силах строить новую жизнь здесь, со мной. — Слезы полились из ее глаз, и он ласково погладил жену по щеке. — Как там говорил твой отец? Страх принижает человека. Ты сама сказала это. И, Богом клянусь, твой отец был прав. Страх — как ледяная рука, которая переворачивает все внутри тебя…
Это правда. Она словно услышала слова своего отца, донесшиеся из-за пределов этого мира. «Страх отнимет у тебя жизнь, если ты поддашься ему, — это орудие дьявола, — сказал он как-то. — Страх принизит тебя, сделает одинокой. И он всегда оказывается хуже того, что его вызывает». Только сейчас она поняла, почему отец с такой горячностью внушал ей это.
Горькие слезы лились по ее щекам; муж прижал ее к своей широкой груди.
— Я ведь тоже знаю, что такое страх, Чарити. Перед пауками. Боялся, что я недостаточно хорош. Страшился остаться одиноким. — Он прижимал жену к себе, чувствуя, как дрожат ее хрупкие плечи, и мог только надеяться, что хотя бы часть его слов проникнет в ее сознание, что его любовь к ней и физическая близость, которая их объединяет, поможет ей обрести душевное равновесие. — Верь в меня и в мою любовь. Или в себя и в свое доброе сердце. Или в ночное волшебство, которое мы с тобой творим вместе. Любовь — это очень сильное волшебство, способное победить все несчастья.
— Я верю в тебя, правда. — Она посмотрела на него сквозь слезы. — В твою силу, доброту. В то, что ты любишь меня. — В глазах ее снова появилось страдальческое выражение. — И я хочу делить с тобой и твою жизнь, и твое волшебство. Рейн, я буду очень стараться. Я поеду на этот бал и на все званые вечера и постараюсь быть любезной с герцогом… и будь что будет. И я преодолею страх, если ты будешь рядом.
Он подождал немного, затем со вздохом обнял ее. Она действительно любит его. И всякий раз, когда он ласкает жену, он отвоевывает у зловредного проклятия новый кусочек ее души, ее сердца. И в один прекрасный день, пообещал он себе, и душа ее, и сердце будут принадлежать ему одному.
Вечером того же дня леди Маргарет нанесла еще один визит. Было уже темно, однако луна еще не взошла, когда старуха юркнула в довольно подозрительный переулок на окраине Лондона. Это был район, где предместье перенаселенного города плавно переходило в деревенские просторы, и здесь почти постоянно разбивал шатры цыганский табор. Шатры стояли прямо посреди поля, недалеко от дороги. В центре круга горел большой костер, бросавший блики и на шатры, и на деревья вокруг. Знакомые запахи — жира, сырых дров, чеснока — витали в воздухе.
Обнаружить место, где пребывала прославленная цыганская княжна Янова, мудрейшая из старух и прорицательница, не знающая себе равных в толковании лунных знамений, оказалось довольно просто. Какой-то цыганенок за мелкую монету провел леди Маргарет к шатру, стоявшему несколько на отшибе. Там ее встретила молодая цыганка, правнучка княжны-прорицательницы, и ей леди Маргарет изложила свое дело. После того как с девушкой было обговорено, насколько ценный подарок надлежит вручить княжне за ее любезную помощь, леди Маргарет провели внутрь тускло освещенного шатра, и старухе показалось, будто она шагнула в свое детство. Восхищение и благоговение охватили ее.
В полумраке тесного шатра на груде пуховых подушек сидела сама княжна-прорицательница. Это была древняя старуха. Все стенки шатра вокруг княжны были изрисованы знаками и символами доброй удачи, и леди Маргарет несколько перепугалась, сообразив, что узнает только некоторые из них. Княжна Янова впилась в леди Маргарет темными глазами, и та, ежась под этим взглядом, изложила суть своего дела. Старая цыганка слушала внимательно, изредка кивая головой и делая рукой особые знаки. Когда пожилая дама закончила свой рассказ, княжна долго сидела, погрузившись в задумчивость. Лоб ее бороздили глубокие морщины, глаза были полуприкрыты тяжелыми веками. Наконец она заговорила прокуренным голосом:
— Подлинный джинкс — это страшно, но очень большая редкость. Джинкс рождается раз в сто лет, а то и реже. И об этом всегда можно узнать по лунным знамениям. — Старая цыганка прищурилась и знаком приказала девушке принести ей огня для трубки.
Леди Маргарет чувствовала себя несмышленым ребенком, замершим возле общего костра.
— Видите ли, я почти уверена, что моя внучка джинкс. Я уже говорила про вороных коней; кони боятся ее до беспамятства. А всякие несчастья и невзгоды следовали за ней по пятам, когда она была еще совсем крошкой. Я перепробовала все известные мне средства. — В голосе старухи зазвучало отчаяние. — Неужели нет способа избавиться от этого?
Цыганская княжна взглянула на нее мрачно. Затем наклонилась вперед, и золотые обручи-серьги в ее ушах тяжело закачались.
— Есть только один способ… когда речь идет о настоящем проклятии, — проговорила цыганка страшным шепотом, от которого волосы у леди Маргарет встали дыбом, а горло перехватило. — Жизнь за жизнь, — прошипела цыганка. — Жизнь, которую отдают из любви. Жертва любящего сердца. Так природа восстанавливает баланс везения.
Леди Маргарет, спотыкаясь и ничего не видя перед собой от ужаса, вышла из шатра. Лучше бы она вовсе не приходила сюда… и никогда не пробовала толковать лунные знамения. Жизнь за жизнь. Старуха плотнее натянула шаль на свои похолодевшие плечи и побрела к дороге, где ее ждал наемный экипаж.
Старая же княжна не без труда выбралась из шатра и стояла у входа, глядя вслед леди Маргарет, пока та не растворилась во тьме.
— Никчемные дилетанты, жалкие любители, — фыркнула княжна. — Явятся в табор, посидят чуток у костра… и воображают, что уж и знамения луны им теперь ясны. Жизни не хватит, чтоб научиться читать по луне. — Княжна сделала оберегающий знак и плюнула на землю.
Давешняя девушка подошла с огнем, разожгла старухину трубку, подала ей. Молодая цыганка смотрела на мрачную княжну почтительно.
— Прабабушка, а что, та девушка и правда подлинный джинкс?
Старуха княжна вздохнула, опустилась на скамеечку у порога.
— Кто ее знает. Но эта старая дура уже объявила, что ее внучка джинкс. Одно это слово может натворить много странных дел.
Но девушка смотрела все так же непонимающе, и тогда старуха взмахом руки приказала ей сесть рядом на скамеечку.
— Когда про человека или вещь объявляют, что это, мол, то-то и то-то, то люди вокруг начинают видеть этого человека или эту вещь именно таким образом, и не важно, было объявленное правдой или нет. А со временем объявленное и в самом деле становится правдой. Ты сама увидишь, дитя мое, когда начнешь читать по руке и гадать на картах, что люди видят то, что ожидают увидеть… и слышат то, что рассчитывают услышать.
Цыганская княжна вновь обратила сморщенное лицо в сторону, где исчезла леди Маргарет.
— Эта глупая женщина поверила в то, что прочитала по луне о рождении проклятия. Очень может быть, что она своей верой действительно создала его.
Глава 21
В следующие несколько дней в Оксли-Хаус, слава Богу, не происходило никаких событий. Рейн предложил воздержаться от всяких визитов до субботнего бала у Сазерлендов, и Чарити охотно согласилась с мужем. Леди Кэтрин вдруг проявила великодушие и согласилась принимать — и вежливо отправлять восвояси — визитеров, которые шли в Оксли-Хаус косяком. Леди Маргарет было заперлась в своей комнате, ссылаясь на радикулит. Чарити сначала слегка встревожилась, тем более что выражение лица у бабушки было что-то очень уж мрачное, но скоро успокоилась, так как леди Маргарет недолго усидела взаперти и принялась встревать в светские затеи леди Кэтрин. Таким образом, Чарити и Рейн могли по нескольку часов в день быть вдвоем.
Он устроил для нее прогулку в карете по Лондону и продемонстрировал все те достопримечательности, о которых рассказывал еще в бытность свою ее пациентом в Стэндвелле. Затем отвез ее в порт, где все бурлило и кипело, показать свою контору, завернув кстати и к двум мастерицам-шляпницам, чтобы Чарити могла пополнить гардероб. Кроме того, они стали каждый день вместе выводить Вулфрама на прогулку в парк. Поначалу Рейн был против, но громадина пес вел себя, против ожиданий, вполне прилично: только настораживал ухо и норовил пуститься вскачь. Пес старался слушаться команд Рейна, и когда они в очередной раз благополучно вернулись с прогулки домой, Рейн даже не удержался и, заглянув в веселые карие собачьи глаза, умилился и почесал зверюгу за ухом.
Противоестественная размеренность этой жизни начала действовать на нервы Чарити. Означало ли это, что Рейн прав и что сила его любви, их с Рейном любви, способна противостоять злокозненности джинкса? Или это только затишье перед бурей?
Расположенный в центре фешенебельного района, окруженный собственным парком, дом герцога Сазерленда каждую весну на одну волшебную ночь превращался как бы во врата большого света. Все, кто представлял собой хоть что-то в глазах высшего общества, получали приглашения посетитьэ тот прекрасный особняк георгианского стиля и отпраздновать окончание очередного лондонского сезона. А в этом году присутствие на балу виконта Оксли было не только желательно, но и обязательно, так как всеобщее любопытство сильно подогрела скоропалительная женитьба этого необычного молодого человека.
О виконте перешептывались и вздыхали, ему завидовали и на него сердились. Его брак был венцом великого любовного увлечения; нет, он всего лишь чудовищная безнравственная ошибка. Его супруга была ослепительной красоты блондинкой, и виконт пожертвовал всем, чтобы добиться ее; нет, это хитрая девица из провинции, которая мечтала повыгоднее выйти замуж и окрутила виконта, воспользовавшись его общеизвестной слабостью к женскому полу. Виконт женился на ней, так как она преданно ухаживала за ним во время болезни; нет, девица опоила его приворотным зельем. Виконт явился прямо в церковь и увел свою будущую супругу из-под венца, так сказать, вырвал из рук предыдущего жениха; нет, он освободил бедную девушку от постылого мужа, за которого ее отдавали против воли.
Эти истории передавали из уст в уста, их расцвечивали, приукрашивали. Скоропалительный брак виконта вдруг показался скучающему светскому обществу необыкновенно привлекательным… вообще-то свет не терпит отступлений от им же установленного этикета, но когда нарушение так романтично, проделано с таким размахом, как его не простить? И темнолицый страстный виконт вдруг оказался принят в лоно высшего света с распростертыми объятиями.
Вечер был необыкновенно знойным для мая, воздух казался густым и словно давил своей тяжестью страусовые перья, мял крахмальное белье… и действовал на нервы. К тому времени когда громадная карета с большими стеклами, медленно продвигавшаяся в ряду других экипажей к подъезду герцогского дома, свернула наконец к крыльцу, все разговоры давно смолкли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53