— ..и, видите ли, дочь продолжала громко жаловаться, что на нее напал отчим и приставал к ней с определенными намерениями. Самое интересное, что ее отчим был импотентом уже много лет. Оказалось, что дочь пыталась таким образом защитить мать от злобных сплетен. В их загородном клубе посмеивались над ним, а мать очень переживала. Обвинив своего отчима в сексуальных домогательствах, дочь наивно пыталась доказать, что он был кое на что способен в постели.— И что же вы предприняли на этот раз?— В конце концов мы нашли решение. Я отыскал хирурга, способного помочь парню, и теперь, похоже, отчим и вправду охотится за девочкой.Кристиан слышал смех Элизабет и чувствовал, как ее очарование струится как бы сквозь него, согревая. Медленно он поставил кофейную чашку.— Полагаю, Элизабет, вы достаточно наслушались моих профессиональных историй.— Не знаю, — ответила она, глядя ему прямо в лицо. — Согласитесь, что иногда уклончивость — необходимое условие спасения души и рассудка.— Верно, но вы ведь хотите знать, не так ли?— Да, хочу.— О, да в сущности все очень просто. Я знаю, что вы не убивали своего мужа.Слова были произнесены с такой искренностью, с такой простотой, что с минуту она могла только смотреть на него.— Но как вы можете быть настолько уверены? Он неторопливо закурил трубку.— Я слышал все концерты, которые вы когда-либо давали. Вы творите, интерпретируете, порождаете красоту и чувства. Вы живете своей внутренней жизнью и, будь ваша воля, так и прожили бы свою жизнь, обратив свой взор внутрь себя. Я не верю, что люди когда-нибудь имели для вас значение, что они когда-нибудь затрагивали глубинную внутреннюю сторону вашей натуры до такой степени, чтобы вызвать в вас ненависть столь сильную, чтобы это могло закончиться убийством. Вы никого не смогли бы убить — для вас это было бы бессмысленным актом. По правде говоря, я готов держать пари, что вы не смогли бы заставить себя и паука убить.На минуту он замолчал, посасывая трубку, но не услышал ее ответ.— Видите ли, — продолжал он мягко, — вам даже непонятна идея покушения на чужую жизнь. Она вам столь же чужда, как мне мысль о том, чтобы снять одежду и попытаться изнасиловать женщину-ассистента.Элизабет изучала свою кофейную чашку.— Вы заставляете меня ощущать себя каким-то бесчувственным созданием, убившим в себе человечность ради искусства, так, будто в моих генах есть нечто, сделавшее меня странной, иной, отличной от других.— Конечно, иной. Чтобы достичь совершенства в любой области, нужна огромная концентрация внутренних сил и еще напористость. Поэтому некоторые стороны нормального человеческого развития и не могли в вас проявиться. Для них не осталось места. Я думаю, что, даже будучи подростком, вы не испытали тех ужасных судорожных порывов, которые юные девушки испытывают к противоположному полу. Она улыбнулась.— Ну, по правде говоря, кое-что было. Однако воля моего отца была сильнее влияния гормонов. Я думаю, он убедил меня, что здоровая доза презрения — единственный достойный ответ юным искателям.— Так вот почему вы вышли замуж за Тимоти Карлтона! Искали в нем некое подобие сильной личности отца?Он заметил, что она отшатнулась, и быстро сказал:— Простите. Я вовсе не собирался проявлять нескромность и излишнее любопытство. Думаю, сработала профессиональная привычка: психоаналитик всегда пытается узнать о людях как можно больше, чтобы понимать их лучше. Гены въедливости. Думаю, вы могли бы назвать их по своей доброте. Но иногда это похоже на несносное любопытство.— Нет, все верно. Возможно, вы правы. Собственно, я никогда не пыталась проанализировать, почему я вышла замуж за Тимоти. Во всяком случае, не по молодой наивности, это уж точно, девчонкой я уже не была. Так что не в незрелости дело. Я и сейчас не могу ответить: почему? — Она опустила глаза в надежде, что он не заметит по ним, что она лжет. Никогда никому она не признается, почему вышла за Тимоти.Кристиан спокойно набивал трубку — отец всегда называл это “ритуалом успокоения”.— Вам это помогает собраться с мыслями?— Что? Ах, трубка! Вероятно, да, вполне вероятно.— Послушайте, доктор, а ведь вы не уверены, что я не убивала своего мужа. Вы произносили слова, звучащие удивительно логично, и все же это были только слова. Никто не знает, что заставляет человека совершать те или иные поступки, в том числе — насилие. На процессе говорилось, что на орудии убийства нашли отпечатки моих пальцев, и предполагалось, что у меня есть мотив.— То есть желание стать богатой наследницей?— Да, и, конечно, желание освободиться от омерзительного брака со стариком.— Вы никогда бы не совершили такой глупости.— Глупости? Вы имеете в виду отпечатки пальцев на дурацком серебряном ноже для колки льда? Или то, что у меня не было алиби на то время, когда Тимоти убили?— Чем вы занимались в тот вечер?— Да просто гуляла в Сентрал-парке, приглашая воришек совершить на меня нападение, но никто не покусился на мой кошелек — к счастью или к несчастью, — все зависит от того, как посмотреть.— Я слышал, что вам следовало быть на каком-то благотворительном вечере?Элизабет склонила голову набок.— Да, а как вы узнали?— Да ведь на процессе говорили об этом.— Я многое забыла из того, что произошло. Действительно, получилось так, что я туда не пошла. Какая жалость! Окружной прокурор лишился возможности заявить, что я наняла убийцу.— В вашем голосе все еще слышится горечь.— А вы бы что чувствовали?— Да, конечно, но у меня в отличие от вас главным было бы желание отомстить, расквитаться. Например, я бы постарался заткнуть грязный рот Кэтрин Карлтон. Эта молодая женщина представляет угрозу, правда, больше для себя самой, чем для других.На минуту он замолчал.— Я читал о вашей стычке с ней в ресторане.— Было такое. Кэтрин — печальный случай.— Я слышал, что она не очень разборчива по части мужчин.— Как, ради всего святого, вам удается разузнать так много, Кристиан? Он ответил не спеша:— Вы не читали о Чэде Уолтерсе?— А кто это?— Если выражаться вульгарно, то он настоящая находка для дам — жеребец, да и только, обслуживает богатых дам. Кроме того, распродает наркотики. Он мертв, предполагается, что его убили товарищи по ремеслу. Мерзкое дело.— Человек, с которым Кэтрин была в тот вечер в ресторане?— Да.— И он убит.— Не большая потеря для общества, вы не находите?Элизабет почувствовала, как по всему ее телу от шеи до пальцев ног пробежали мурашки, и задумчиво произнесла:— Думаю, его смерть кое-кому была выгодна.— Его образ жизни предполагал риск.— А у Кэтрин есть алиби?— Конечно. Как я слышал, она отдыхала в Нассау, когда все произошло. Нечто вроде коротких каникул.Они оба помолчали с минуту — каждый думал о своем. Наконец Кристиан сказал:— Не сыграете для меня, Элизабет?— Конечно, сыграю, если вы мне скажете, почему вы это сделали.— Но я сказал.— Нет, вы только поманили, но даже не приоткрыли завесу. Почему, Кристиан? Я должна знать.— Я потерял все свои деньги и в ближайшие пятьдесят лет собираюсь шантажировать вас.Она сделала попытку улыбнуться, но губы лишь сложились в болезненную гримасу.— Ну, это я по крайней мере могла бы понять. Она все еще ждала, но больше Хантер ничего не сказал.Элизабет поднялась и подошла к своему роялю, но не села на стул, а медленным жестом провела рукой по блестящему черному дереву, целиком поглощенная этим занятием.— Элизабет, — услышала она голос за спиной. — Неужели вы никогда никому не доверяли беззаветно, полностью, бесповоротно?— Да, со мной это было, но теперь уже можно сказать, что я ошиблась в этом человеке. Я была просто дурой.Элизабет села за фортепьяно и тронула клавиши. Она заиграла “Патетическую сонату”, и комната наполнилась яростными аккордами.Но когда она перешла ко второй части, в ее исполнении появилась другая тональность — печаль, сожаление, пронзительная тоска. Ее голова вздрагивала в такт бегающим по клавишам пальцам, а на глазах появились слезы.Кристиан сидел, не шевелясь. Вторая часть сонаты трогала его, но он отказывался верить, что трагическая музыка сама по себе могла вызвать у Элизабет такую реакцию.— Как насчет носового платка? — спросил он, как только прозвучал последний аккорд.— О нет, благодарю. — Элизабет слегка засмеялась. — Я не пользуюсь косметикой, и мне не грозят подтеки от туши.И она перешла к третьей части, отыграв ее мастерски, но уже без эмоций.Все еще тяжело дыша, но улыбаясь Хантеру, Элизабет задумчиво произнесла:— Когда мне было десять лет, я только начала разучивать эту сонату, повторяя ее снова и снова, а мой отец кричал на меня, что переименует эту сонату из “Патетической” в “Жалостливую”. Последующие шесть месяцев он потратил на то, чтобы объяснить мне смысл и пафос произведения, а я так по-настоящему и не поняла, зато хорошо усвоила, что означает “жалостливая”. У меня ушли годы на то, чтобы научиться играть ее без ошибок.— А теперь, я думаю, никто бы не потребовал от вас ее понимания. Благодарю вас, Элизабет, вы доставили мне огромное удовольствие. Но уже поздно. Могу я увидеть вас в понедельник вечером? Андре Гарро играет Моцарта в Линкольн-центре. Мне было бы очень приятно разделить эту радость с вами.— Да, — ответила она, медленно поднимаясь с места. — С удовольствием. Гарро — прекрасный исполнитель.
Адриан включил магнитофон, и Элизабет и Род услышали разговор Брэда с его дядей Майклом Карлтоном.— Это бессмысленная затея! — сказал Брэд.— Знаю. Похоже, что Джеймс Хьюстон — дутая фигура. Ошибка. Какая жалость, что мы не позволили нашей милой Элизабет нанять его!— Знаешь, давай продолжим этот разговор при встрече. Телефон в офисе ненадежен. Я просто хотел ввести тебя в курс дела.— Поговорим подробнее в четверг вечером в доме твоей бабушки. В то же время, Брэд.— Ладно.— Есть еще кое-что, Брэд. Девушка, на которой ты собираешься жениться… Это серьезно?Голос Брэда зазвучал иначе — в нем чувствовались насмешка и некоторая горечь.— Она дочь сенатора, и, по мнению бабушки, из нее выйдет плодовитая мать семейства. На свое несчастье, я встретил ее в Вашингтоне на одном политическом сборище и начал окручивать.— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.— О, знаю, дядя, знаю.Щелчок, означающий, что трубку положили. Тишина. Воцарилось длительное молчание. Род заговорил первым — на губах его играла легкая, но очень недобрая, даже жестокая улыбка.— Интересно знать, о чем это они. Дядюшку Майкла беспокоит, что Брэд женится на дочери сенатора, а Лоретта очень довольна таким поворотом?— Я все выясню, — небрежно бросила Элизабет.— Как? — спросил Адриан, подаваясь вперед и складывая мощные мясистые руки.— Поверьте, у меня есть возможности.— И все же очевидно, что у нас происходит утечка информации, и мы должны выяснить ее источник.— Да, — отозвался Адриан. — Взять хотя бы дело с Джеймсом Хьюстоном. Правда, на сей раз все сработало на нас.— Я надеюсь, Брэд не подслушивает наш разговор?— Нет, больше не подслушивает, Элизабет. Есть пословица: “Каждая гадость найдет свою пакость”, — а в данном случае на каждого “жучка” найдется другой “жучок”.Господи, как она ненавидела все это — притворство, лицедейство, ложь. Самое трудное, вероятно, притвориться, что она испытывает оргазм. Но в последнее свидание с Роуи ей пришлось пойти на это. Она подождала, пока Роуи достигнет вершины наслаждения, заставила себя крепко прижаться к нему, поцеловать его в плечо."Кристиан ошибся, — думала она. — Я могла бы убить другого человека”.— Элизабет, в чем дело? Снова притворство — улыбка.— Ничего, Роуи. Мне приходится о многом думать — вот и все.Он отодвинулся от нее, и все ее тело расслабилось, освободившись наконец из объятий предателя.Потом они долго молчали.— Что ты думаешь о Брэде Карлтоне и его романе с дочерью сенатора? — спросила она наконец.— Вот еще, плевать мне на них!— Нет, серьезно, Роуи, я слышала, что Брэд не очень-то рвется жениться, и Майкла Карлтона все это беспокоит.— Не знаю, — сказал Роуи. Теперь он лежал на спине, слегка почесывая живот.— Да ну же, ты рассказывал мне о том, как старые деньги липнут к старым деньгам и как грязное белье стирают потихоньку, вдали от глаз.— Хочешь услышать, какая ходит молва? Хочешь услышать еще одну не очень красивую историю? Ну, что ж! Известно, что старина Брэд имеет репутацию голубого. Но я не имею ни малейшего понятия, правда это или нет."Все сходится, — думала Элизабет. — О да, все сходится. Но таким лакомым кусочком надо распорядиться как следует”.— Как обстоят дела в банке, Роуи?Он повернулся на бок, чтобы видеть ее лицо.— Существует, живет и так далее. Я собираюсь кое-что притормозить, по правде говоря.«Ты хочешь сказать, что получишь свои заработанные миллионы от Карлтонов и удерешь из страны?»— Видишь, я снова несу околесицу. Он вздохнул.— Прости меня. Я просто устал. А как твои дела?— Забавно, что ты спросил. По правде говоря, у меня есть важные новости, которые до меня дошли только сегодня. Я должна сообщить свое решение Адриану как можно скорее. Речь идет о контракте с министерством обороны по поводу нового реактивного самолета Г-108. Хорошая мысль, тебе не кажется? Большинство моих сотрудников — “за”. И похоже, что мы изыскали доступ в министерство, заручились поддержкой влиятельных людей. Я боюсь, что без нового контракта нам пришлось бы существенно урезать производство в подразделении “Крагон-Мэтьюз”, работающем на военные нужды. А ты что думаешь?— Сложный вопрос! Может, я поспрашиваю друзей, а потом скажу тебе их мнение?— Хочешь сказать друзей, занимающих высокие посты, да?— Не совсем. Просто есть среди моих знакомых кое-какие блестящие головы, которые могут проконсультировать даже без всяких уговоров и просьб, просто по дружбе.— Ладно, я ценю твою помощь, Роуи. Сможешь сообщить мне их мнение к.., ну, скажем, к середине дня в пятницу? Глава 10 Двумя днями позже на первой странице “Уолл-стритджорнэл” появилась статья и поползли слухи. Армия категорически отрицала все, но люди продолжали говорить, спорить и высказывать догадки Ведь как ни говори, а речь шла об очень “
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44