Вне всякого сомнения, он был самый красивый из всех присутствующих мужчин. Неудивительно, что юные дамы, стоявшие поблизости, без конца строили ему глазки.
– Он здесь, – прошептала Джулия, наклонившись к маркизе.
Леди Тревонанс проследила за ее взглядом.
– Да, и Веллингтон тоже. Какие они оба красавцы! Представьте, даже у меня сердце трепещет в груди от волнения. Идемте. Вам следует познакомиться с человеком, от которого зависит карьера Блэкторна.
Джулия направилась к Эдварду.
Он стоял возле камина в одной из последних комнат анфилады. В соседней гостиной играл оркестр, но звуки вальса перекрывались окружающими голосами. Эдвард смеялся, видимо, над какой-то остротой Веллингтона. Как он умопомрачительно красив! – подумала Джулия. Интересно, наскучит ли ей когда-нибудь смотреть на него? Вряд ли.
Она улыбнулась. Он все еще не замечал ее. Насколько ей было известно, он не знал об ее приезде в Брюссель. Она продолжала писать ему письма, но ни разу не обмолвилась о том, что намерена воспользоваться приглашением леди Тревонанс. Что он подумает, когда увидит ее? Рассердится или нет?
Взглянув на собеседника Эдварда, она несколько смутилась: герцог Веллингтон рассматривал ее оценивающе и, кажется, весьма одобрительно. Какая у него обаятельная улыбка, невольно подумала она. Герцог был высокого роста, у него были голубые глаза, каштановые волосы и бронзовое, как у Эдварда, загорелое лицо. Крупноватый нос, по мнению Джулии, совсем не портил его. Поймав ее взгляд, герцог с улыбкой наклонил голову, после чего обернулся и что-то шепнул Эдварду.
Увидев ее, Эдвард вздрогнул и, кажется, произнес ее имя. В следующее мгновение он уже представлял леди Блэкторн его светлости герцогу Веллингтону.
Приседая перед знаменитым полководцем, Джулия испытывала весьма странное чувство. Стоявшему перед нею человеку скоро предстояло во главе объединенных армий сразиться с тем, кто совсем недавно покорил чуть ли не всю Европу. От него веяло уверенностью и добродушным спокойствием, и, непонятно почему, Джулии казалось, что она смотрит в лицо собственной судьбе. Ей наконец сделалось не по себе, так что по спине пробежали мурашки.
Он что-то говорил ей.
– …слышал, что вы женщина здравомыслящая и сильная духом. Из вас вышла бы прекрасная жена офицера. – Он слегка улыбнулся, и в углах его глаз собрались морщинки. – Майор Блэкторн здорово сглупил, что упустил вас в свое время. – Сказав это, он внимательно посмотрел на Эдварда, потом скользнул взглядом по лицу Джулии и обернулся к леди Тревонанс, чтобы пригласить ее на танец.
Джулия почти с благоговением смотрела ему вслед.
– Понятно, почему ты так ревностно выполняешь все его распоряжения, – шепнула она Эдварду. – Я еще ни разу в жизни не сталкивалась с такими людьми, как он.
– Таких, как он, больше нет, – услышала она ответ Эдварда.
Ей хватило одного взгляда на него, чтобы убедиться, что он не простил. Если бы у нее оставались какие-либо сомнения на этот счет, то уже следующая его фраза внесла полную ясность.
– Не могу уразуметь, зачем ты приехала, – заметил он довольно язвительно. – Верно, из любопытства, как все? Публика обожает поглазеть, как армии готовятся к войне.
Джулия лихорадочно подыскивала ответ. Первой ее мыслью было сказать Эдварду, что его дядя – вернее, отец – явился в Брюссель с недобрыми намерениями. Но, поразмыслив, она решила пока от этого воздержаться: ведь хотя сэра Перрана многие видели в городе, он до сих пор не показывался в обществе и, видимо, не спешил с осуществлением своих намерений, каковы бы они ни были. Все остальные ответы, приходившие ей на ум, были еще менее удачными и вряд ли помогли бы ей смягчить гнев Эдварда.
В конце концов она решила свести разговор к шутке.
– Ты просто видишь меня насквозь, – сказала она, кокетливо потупив взор и обмахиваясь веером. – Конечно, я приехала из любопытства. Зачем же еще? – И, сделав книксен, она неторопливо двинулась прочь.
Она знала, что он не пойдет за нею, и догадывалась, что ее неожиданное появление несколько выбило его из колеи. С этого момента она начала кокетничать со всеми мужчинами, которые проявляли к ней интерес. Она беспрестанно танцевала, изощрялась в остроумии так, что в конце концов ей самой сделалось тошно от собственных острот, и болтала без умолку по-французски, по-итальянски и по-немецки, благо прилежно изучала эти языки много лет.
Но, предаваясь таким образом веселью, она постоянно видела Эдварда хотя бы краем глаза и точно знала, что в момент ее выхода на контрданс он покинул бальную залу, к концу контрданса вернулся и что сам танцевал каждый третий тур, если не чаще. Время от времени она ловила на себе его угрюмый взгляд, но за весь вечер он так ни разу и не подошел к ней.
После полуночи она начала следить за ним еще внимательнее, потому что ей надо было уйти одновременно с ним. Он не охладел к ней, она это знала; но он словно бы отгородился от нее каменной стеной. Возможно, побыв с ним хоть несколько минут наедине, она смогла бы пробить брешь в этой стене.
Было около двух часов ночи, когда он подошел к Веллингтону и что-то ему сказал: попрощался, догадалась Джулия. В ту же секунду она объявила своему партнеру по вальсу, что у нее разболелась голова и что ей необходимо переговорить с леди Тревонанс.
Когда молодой человек подвел ее к маркизе и ретировался, Джулия шепотом сообщила ей, что Эдвард уезжает и что ей тоже пора. Больше объяснять ничего не понадобилось: леди Тревонанс улыбнулась и пожелала ей удачи.
Она догнала Эдварда в передней, когда дворецкий уже отворял перед ним дверь, и вышла вслед за ним.
У крыльца он сразу же поднялся на подножку наемного экипажа и, придерживая дверцу, коротко объяснил форейтору, куда ехать. Джулию он подчеркнуто не замечал, однако в самый последний момент, когда лошади уже трогались с места, она метнулась к дверце экипажа и, толкнув Эдварда на сиденье, легко вскочила на подножку.
– Джулия! – вскричал он, но дверца уже захлопнулась за нею. – Какого черта?..
Он привстал, видимо, желая остановить экипаж, но Джулия не дала ему этого сделать: она уже целовала его. Вдохнув запах его кожи, она замерла, потерлась щекой о его щеку и застонала. Эдвард схватил ее за плечо и попытался оттолкнуть от себя, однако экипаж слегка накренился на повороте, и он потерял равновесие.
Пальцы Джулии скользнули под мундир и ощутили сквозь тонкую ткань рубахи тепло его кожи. Она счастливо засмеялась. Пока она целовала его шею и ловила зубами мочку уха, он не отвечал ей, но от самой его близости по всему телу Джулии пробегали сладостные волны.
– Перестань, прошу тебя, – шептал он, пытаясь высвободиться и сесть удобнее. – Ты ведь знаешь, что все это совершенно бессмысленно… Скажи, где ты остановилась, я отвезу тебя домой.
Она водила языком по изгибам его ушной раковины, и его дыхание постепенно учащалось. Наконец он перестал ее отталкивать.
– Будь же благоразумна, – пробормотал он.
– Я благоразумна, – тихо ответила она. – И самое благоразумное, что я могла сделать, – это приехать в Брюссель, чтобы быть с тобой.
– Быть – или побыть? – спросил он и, приподняв за подбородок, повернул к себе ее лицо. Его глаза смотрели на нее из полутьмы экипажа серьезно, почти сурово.
– Не знаю, – медленно проговорила Джулия. – Сейчас я могу обещать… только вот это. – Она снова приникла к нему губами и подумала, что хотя бы эти несколько мгновений может быть счастливой.
Теперь, когда у нее на губах был вкус его губ и его кожи, а его горячее тело жгло ее сквозь тонкий шелк платья, Джулии казалось, что больше уже не нужно ничего. Это было похоже на возвращение домой.
Наконец, словно сдаваясь и принимая то единственное, что она могла ему сейчас дать, он обнял ее и притянул к себе.
– О Господи, Джулия, как же я соскучился по тебе, – прошептал он сдавленно, спуская с плеч фонарики ее рукавов. – Каждый день я брался за перо, чтобы ответить на твои письма, но всякий раз уговаривал себя: нет, я должен забыть ее, и как можно скорее!..
Его руки сначала гладили ее шею и спину, потом соскользнули по ее оголенным плечам к груди. От прикосновений Эдварда голова у него пошла кругом, и она начала словно погружаться в него. На сиденье было слишком тесно, и она не могла обнять Эдварда, как ей хотелось, поэтому она гладила его руки от кисти до плеча. Дважды нитка жемчуга на ее запястье задевала за обшлаг его рукава и натягивалась. В третий раз, когда Джулия подняла руку, чтобы погладить его лицо, нитка порвалась, и блестящие жемчужины посыпались на его лицо и запрыгали с сиденья на пол. Смех Эдварда показался Джулии волшебным.
– Это лучшее из того, что я сегодня слышала. – Она снова поцеловала его. – Лучше всякой музыки. Знаешь, я иногда смотрела на тебя… украдкой. Ты был такой мрачный. Ты все еще сердишься на меня?
– Я не хотел, чтобы ты приезжала, – сказал он и провел кончиками пальцев по ее щеке. Приподнявшись, он поцеловал ее губы, потом шею, потом грудь, наполовину скрытую от него зеленым шелковым лифом.
Вдвоем на узком сиденье было тесно. Эдвард попытался расстегнуть пуговки у нее на спине, но из-за того, что рукава были приспущены с плеч, ткань и так уже слишком натянулась, и от малейшего усилия платье, пожалуй, расползлось бы по швам.
– Я хочу тебя, – прошептал он, прижимая ее к себе. – Хочу тебя и ничего не могу с этим поделать.
Когда экипаж замедлил ход и лошади встали, он спросил:
– Ты… останешься сегодня у меня?
Джулия поднялась с его колен и села рядом. В полутьме он скорее угадал, чем увидел, как она кивнула.
Эдвард собрал с пола и с сиденья жемчужины, сколько удалось отыскать, и высыпал в карман. Потом он подал Джулии руку, и они вместе поднялись по лестнице в его комнаты. Комнат оказалось две: спальня и небольшая гостиная. В гостиной, кроме камина, был лишь маленький диванчик да довольно обшарпанный письменный стол с подсвечником, чернильницей и серебряным писчим пером на подносе.
Заглянув в спальню, Джулия спросила: – А твой денщик – он должен прийти позже? – Мысль о том, что кто-то может войти в комнату, когда они с Эдвардом будут вдвоем, казалась ей невыносимой.
– Нет. – Эдвард шагнул к столу, чтобы зажечь свечи. – В те дни, когда я прихожу поздно, он идет к себе спать. Слава Богу, разуться я всегда могу и без его помощи.
Он обернулся к ней и долго с жадностью разглядывал ее лицо, волосы, шелковое темно-зеленое платье и белые туфельки.
– До сих пор не могу поверить, что ты здесь, – пробормотал он. Когда она сделала шаг к нему, он одной рукой притянул ее за талию к себе, другой начал водить по ее носу, щекам, лбу, подбородку, как делают слепые. – Джулия, любимая, останься со мной, не уходи.
– Сегодня я не уйду, – тихо ответила она.
Взяв со стола подсвечник, он повел ее в свою спальню. Так как обе руки у него были заняты, то дверь пришлось захлопнуть ногой, и стена устрашающе вздрогнула.
Спальня была меблирована так же скудно, как и гостиная. Вся ее немудреная обстановка состояла из кровати с четырьмя столбиками и занавеской из старенькой красной парчи, ширмы, за которой, по предположению Джулии, находился ночной горшок, одного стула с деревянным сиденьем, комода, небольшого платяного шкафа и столика. На столике, рядом с умывальным тазом, были аккуратно разложены бритвенные принадлежности Эдварда.
Эта аккуратность, эта спартанская обстановка почему-то неприятно поразила ее.
Перед нею была спальня офицера.
И рядом с нею был офицер. Неясный страх вдруг шевельнулся в душе Джулии. Чего она страшилась? Чтобы овладеть собою, она обернулась и стала смотреть на Эдварда. Через какое-то время это помогло.
Пока Эдвард ставил подсвечник на комод, на стене плясали тени от его рук. Но вот он с улыбкой обернулся к ней, и весь мир, Брюссель и сама эта спальня вдруг начали исчезать в его улыбке. Он стал медленно расстегивать маленькие, обтянутые зеленым шелком пуговки, которые спускались до пояса ее платья. Под платьем была лишь тонкая муслиновая сорочка.
Справившись с последней пуговицей, руки Эдварда скользнули под застежку и легли на ее грудь, прикрытую полупрозрачной тканью. Джулия откинула голову и прислонилась к нему спиной. Когда его руки двинулись вниз, она застонала от наслаждения и, повернув лицо, поцеловала его в шею. Губы Эдварда тотчас ответили ей, а руки начали высвобождать ее из платья, и вскоре оно с шелестом упало к ее ногам.
Оторвавшись от ее губ, он нагнулся, поднял платье и повесил его на спинку стула. Даже в любви стремится к порядку, подумала Джулия. Он принялся поочередно вытаскивать шпильки из ее волос и укладывать их в ряд около подсвечника; вслед за шпильками на комод легли ее жемчужные подвески и ожерелье. Потом Эдвард высвободил ее скрученные на затылке пряди, так что они рассыпались по ее спине и плечам, и наконец обнял ее. Когда его язык скользнул между ее губами, Джулии снова показалось, что она сейчас растворится в нем.
– Я люблю тебя, – хрипло прошептал он. – Люблю до безумия. Скажи, ты правда здесь или ты мне снишься?
– Мне тоже кажется, что это все сон, – едва слышно сказала она и закрыла глаза.
Эдвард опустился перед нею на колени, и его руки медленно поползли по ее ногам: вверх, вниз, снова вверх. Потом он развязал подвязки и стянул с ее ног шелковые чулки. Джулия с улыбкой открыла глаза: ее туфли уже стояли под комодом, а сверху Эдвард укладывал на них чулки и подвязки.
При виде этой армейской аккуратности ей опять сделалось страшно. Теперь она поняла, почему: она боялась его потерять.
Глаза защипало от непрошеных слез. Джулия протянула руку и тихонько погладила длинные черные волосы Эдварда. Все еще стоя около нее на коленях, он начал целовать ее ноги через легкую сорочку. Джулия почувствовала, как по его телу пробежала дрожь.
Невесть откуда явилась мысль об армиях, которые сейчас стягивались к южной окраине Брюсселя, и о том, сколько кампаний и сражений Эдварду уже пришлось пережить в этой войне. Сердце ее вновь сжалось от страха, о котором она на время забыла – или, возможно, хотела забыть?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55