https://wodolei.ru/brands/Roca/
Делабоул не должен был умирать – он должен был жить, чтобы воочию убедиться в полной победе Блэкторнов. Жить, черт возьми, и испытать на собственной шкуре, каково это – лишиться всего, чем дорожил в этой жизни!..
Отдаваясь волне слепой ярости, сэр Перран вскочил на ноги и рывком опрокинул стол, вместе со всеми изысканными кушаньями, фарфором и хрусталем. Посыпались осколки; куски мяса и овощей, печенье и фрукты полетели в жирную лужу черепахового супа на ковре.
– Будь проклят Делабоул и все его исчадья! Будь они все прокляты! – Он подхватил с пола письмо и яростно скомкал его обеими руками. Обернувшись, он уперся взглядом в выпученные глаза и побелевшее от ужаса лицо лакея. – Попробуй только проболтаться хоть одной живой душе о том, что ты сейчас видел, – процедил он. – Если до меня долетит хоть одно словечко – так и знай: будешь уволен без рекомендательного письма и до конца жизни не найдешь себе другого места! Я об этом позабочусь. И запомни: это ты во всем виноват. Ты споткнулся и перевернул стол, понятно?
Лакей с лихорадочной поспешностью закивал.
– Убрать все, живо! И никому ни слова! – повторил сэр Перран и, забыв о своей хромоте, размашисто зашагал к двери.
Через час, когда он сидел в кресле у себя на террасе, гнев его уже остыл. Разгладив на коленях письмо, он перечитал его еще несколько раз. Все так, Джулии больше незачем выходить за него, и никакие ухищрения уже не смогут склонить ее к этому шагу. Никакие. Впрочем…
Сэр Перран поставил локоть на подлокотник и задумчиво подпер подбородок ладонью; пальцы его другой руки безостановочно барабанили по измятому письму. Нет, он должен, должен добиться своего, вопреки этой нелепой выходке Делабоула! Джулии сейчас понадобится помощь…
Внезапно губы его тронула недобрая улыбка. Хорошо же, он постарается ей помочь. Он очень постарается. Он поможет ей понять, что ее единственным спасением от бремени отцовских долгов будет брак с ним, сэром Перраном.
Наконец он вздохнул с облегчением. Иногда простейшие решения оказываются самыми верными. Давешнее довольство начало мало-помалу возвращаться к нему. Что ж, пожалуй, даже лучше, что Делабоул больше не будет путаться под ногами, решил он.
* * *
Следующие несколько дней Джулии пронеслись как странный сон, в котором картины сменяют одна другую без всякой связи и посреди озерной глади может вдруг возникнуть образ рыцаря, повергающего дракона. Каждый час с нею что-нибудь происходило: то она стояла рядом с плачущими сестрами, закутанная, как и они, в черный креп, и слушала, но не слышала слова священника, который провожал лорда Делабоула в мир иной; сцена похорон неожиданно обрывалась, и она уже принимала соболезнования многочисленных знакомых, приехавших в Хатерлей по случаю печального события. Потом она вдруг без всякого перехода оказывалась на кровати в своей спальне, и слезы безостановочно лились у нее из глаз; вот она переодевалась к ужину, не имея ни малейшего желания ужинать; потом говорила с сэром Перраном о сдаче имения внаем; потом спала. На другое утро она выслушивала соболезнования торговцев, прекрасно зная, что на самом деле они озабочены только судьбой своих неоплаченных счетов; потом отвечала на вопросы слуг: к сожалению, пока ничего нельзя сказать с полной определенностью, но скорее всего дом тоже будет сдан внаем и вся прислуга останется на прежних местах… И в продолжении этих сменяющих друг друга разговоров ей все время хотелось, чтобы поскорее приехал Блэкторн и утешил ее.
В то же время сквозь призрачную дымку полуреальности-полусна перед нею маячил другой вопрос: где лорд Питер? Почему он до сих пор не приехал к ней?
Дело в том, что одновременно с письмом к сэру Перрану Джулия отправила посыльного в гостиницу «Белый олень»: сообщив лорду Питеру о постигшем ее несчастье и о том, что похороны состоятся во вторник, она просила его немедленно приехать в Хатерлей.
С тех пор, однако, прошло уже три дня. Джулия не понимала, что происходит. Лорд Питер не только не приехал на похороны, он не прислал ей даже записки с выражениями соболезнования или участия. Где он? Неужели он не понимает, что именно сейчас его помощь и поддержка для нее так необходимы?
В четверг днем, выслушав замечание сэра Перрана о том, что съемщиков для больших имений, таких, как Хатерлейский парк, приходится иногда искать месяцами, Джулия наконец не выдержала ожидания и велела заложить карету. Она должна была ехать в гостиницу и поговорить с ним, должна была выяснить, почему он не приехал к ней в тяжелую минуту. По всей вероятности, теперь он и сам уже раскаивался, и она готова была даже простить его, но сначала ей нужно было понять, почему он не приехал.
В вестибюле гостиницы она подошла к портье и, с трудом сдерживая дрожь, осведомилась у лысого коротышки, нельзя ли поговорить с лордом Питером.
– К сожалению, мисс Вердель, вы опоздали. – Оказывается, коротышка знал ее. Впрочем, ничего удивительного: сестер Вердель знал весь Бат.
– Простите, как вы сказали? – Джулия слышала слова портье, но они словно утонули в какой-то вязкой каше, неожиданно образовавшейся у нее в голове.
– Лорд Питер уехал вчера утром. Вам как его другу могу лишь передать то, что он сам сказал мне: маркиза Тревонанса пригласили погостить несколько недель в королевской резиденции в Брайтоне, и он пожелал явиться туда вместе с сыном. Лорд Питер, разумеется, был принужден выполнить просьбу почтенного родителя. – Голубые глаза портье смотрели на нее с явным состраданием. – Поверьте, мы все очень огорчены его отъездом. Его милость всегда был у нас желанным гостем.
Джулия все еще не могла поверить услышанному.
– Так он уехал в Брайтон? – бессмысленно повторила она.
– Да, мисс Вердель, и, помнится, перед отъездом заметил, что вряд ли в ближайшее время вернется в Бат. – Откашлявшись, он продолжал: – Позвольте вам также сказать, что весть о вашей утрате потрясла нас всех. Лорда Делабоула тут все помнят: он часто навещал друзей в нашей гостинице. Душевный был человек, щедрый, даже чрезмерно – раздавал чаевые всем без разбора… Да, его тут очень хорошо помнят.
Джулия молча кивнула, попрощалась и вышла из гостиницы. По дороге домой она ни о чем не думала – вероятно, эта сумятица в ее голове поглотила все мысли. Она смотрела в окно кареты, но ничего не видела перед собой. Лорд Питер оказался химерой, и теперь все ее надежды на благополучный исход развеялись как дым, а ее сердце, только что узревшее впереди некое подобие гавани, снова качалось на волнах бесконечно далеко от берега.
Впрочем, чем она сама лучше лорда Питера? Она хотела выйти за него замуж не по любви, а потому, что надеялась получить от него желаемое. Правда, взамен она собиралась стать ему хорошей женой и постараться его полюбить. Хватило бы этого для счастья или нет, теперь уже никто не мог сказать, потому что лорд Питер уехал и скорее всего исчез из ее жизни навсегда.
Вернувшись домой, Джулия прежде всего поднялась в Зеленый салон и попросила принести себе бокал хересу. Пожалуй, она могла еще час предаваться отчаянию, но через час она просто обязана была взять себя в руки и сосредоточиться на решении навалившихся на нее вопросов.
Джулия уже допивала свой бокал, когда со стороны аллеи она услышала стук подъезжающего экипажа. Интересно, что за ранний гость спустя всего два дня после похорон? Поднявшись со стула, Джулия подошла к окну. В тот миг, когда она отдернула муслиновую занавеску, перед крыльцом остановилась знакомая двуколка, и мужчина, одетый в черную шляпу и синий редингот, легко спрыгнул на землю.
Эдвард!..
При виде его сердце Джулии рванулось прочь из груди. Передав вожжи подоспевшему лакею, Эдвард бросился к дому.
Джулию охватило лихорадочное волнение и вместе с тем чувство вины: ведь после разговора с Эдвардом в пятницу вечером она успела завоевать и снова потерять лорда Питера. Вправе ли она высказывать прежнюю нежность к Эдварду, если только что считала себя невестой другого?
Отставив бокал на камин, она ждала. На ней было черное шелковое платье – сестрам Вердель предстояло теперь ходить в черном не менее шести месяцев. Она машинально поправила волосы, но тут же подумала, что глупо поправлять выбившуюся прядь, когда скорбь оставила неизгладимые следы на ее лице: веки покраснели, под глазами легли темные круги, углы рта горестно опустились вниз.
Снизу послышались шаги – он взбегал по лестнице, перескакивая через ступеньку, и вскоре дверь распахнулась, и Эдвард, швырнув на ближайший диван шляпу с перчатками, бросился к Джулии и заключил ее в объятья.
– Я только приехал домой, – не успев отдышаться, заговорил он, – как дядя сообщил мне о твоем несчастье. Я тотчас примчался.
– Тотчас примчался, – повторила она, вспоминая лорда Питера. Боже, какие они разные! По щекам ее заструились слезы. – Не плачь, моя хорошая!.. Я здесь, я с тобой.
– Где ты был? – В голову лезла какая-то чушь: Корнуолл, контрабандисты. Что, если подозрения сэра Перрана верны?.. Впрочем, какая разница.
Эдвард слегка отклонился назад и отвечал, не размыкая рук:
– В Корнуолле. К несчастью, поездка оказалась не очень удачной: дело не выгорело, и с этим еще придется что-то решать… Но, клянусь, это никак не повлияет на наши с тобой отношения. Скоро я все улажу и тогда смогу целиком посвятить себя тебе и сестрам. А теперь, прошу тебя, расскажи мне все.
Усадив ее на тот самый диван, на котором всего пять дней назад лорд Питер просил ее руки, Эдвард стал задавать вопросы, и она говорила: о том, как умирал отец, как после его смерти к ней сразу же зачастили торговцы и как трудно оказалось сдать внаем Хатерлейский парк.
– Папины кредиторы пока разговаривают со мной очень учтиво, но скоро, я уверена, они потребуют от меня уплаты долгов. Ах, Эдвард, я не знаю, что мне делать!.. До сих пор у меня была хотя бы одна драгоценность, которую мне вот уже несколько лет приходилось прятать от отца, но в последний день он каким-то образом разыскал ее и забрал… чтобы играть вечером у сэра Перрана. Твой дядя очень добр к нам, он помогает мне искать съемщика для Хатерлея, но и ему, как выяснилось, папа задолжал пять тысяч фунтов. Я, разумеется, должна отдать ему долг, но как?
При этих ее словах на скулах у Эдварда заходили желваки, и его серые глаза вспыхнули гневом.
– Это сэр Перран виноват в случившемся! Я был там и видел все собственными глазами. Он должен был остановить игру задолго до окончания вечера.
Джулия пожала плечами.
– Какой смысл винить кого-то в том, что мой отец ступил на порочный путь?
– Идущего по любому пути можно остановить или подтолкнуть, – отвечал Эдвард, не сводя с нее глаз.
– Идущий волен сам свернуть с дороги, когда убедится, что она ведет его не туда. Нет, я не хочу ни в чем винить сэра Перрана. Знаешь, после папиной смерти он проявил к нам такое участие – даже предложил оплатить какой-то из папиных долгов… Разумеется, я отказалась.
Эдвард, которому нечего было на это возразить, лишь молча поднес к губам ее тонкие пальцы, потом легонько притянул ее к себе и поцеловал в губы. От чувств, которые всколыхнулись при этом у нее в груди, глаза Джулии снова наполнились слезами.
Наконец, оторвавшись от нее, Эдвард сказал:
– Боже, как я соскучился по тебе за эти дни! Ты не представляешь, с каким тяжелым сердцем я расставался с тобою в пятницу! Мучительно было уезжать, зная, что я так нужен тебе здесь.
Он снова наклонился к ней, но Джулия, положив ладонь ему на грудь, не позволила себя поцеловать.
– Эдвард, я должна тебе кое-что сказать.
Он нахмурился.
– Что-нибудь серьезное?
– Да… думаю, что да. Знаешь, в пятницу после папиного обморока и после того, как ты сообщил мне о своем отъезде, я приняла одно решение. В тот вечер на балу, как раз перед тем, как папе стало плохо и ты нашел его на тротуаре под дождем, лорд Питер попросил моего позволения приехать в Хатерлей и переговорить с моим отцом.
– Эк, сподобился! – усмехнулся Блэкторн. – Надеюсь, ты ему отказала?
Как странно, подумала Джулия, он как будто не видит непомерной тяжести свалившихся на них испытаний. Не видит или не хочет видеть? Ему тяжело было уезжать в Корнуолл, зная, что он нужен ей здесь, – пусть так, но ведь он уехал. Уехал, предоставив ей бороться в одиночку, – и она боролась как могла.
– Думаю, вряд ли ты сможешь меня понять, но… я не отказала ему.
Эдвард долго молчал, потрясенно глядя на нее.
– Ты права, – наконец проговорил он. – Я не могу этого понять.
Джулия встала и отошла к камину. Мысли ее путались и метались. Эдвард уязвлен? Но разве она уязвлена меньше? А ему как будто нет до этого дела…
Эдвард тоже поднялся с дивана и встал рядом с Джулией. Лицо его было угрюмо, серые глаза, казалось, пронзали ее насквозь.
– Разве мы с тобою не решили, что сообща мы в конце концов найдем выход из положения?
– Это решил ты, а не я, – просто ответила она. – Да, ты много раз говорил, что найдешь выход, и я много раз верила тебе, а потом приходила домой и узнавала о новой папиной выходке. Мне… мне ничего не оставалось делать. Я должна была принять предложение лорда Питера.
Опустив глаза, она принялась рассматривать зеленые и золотистые узоры ковра у Эдварда под ногами. На нем были начищенные до блеска сапоги с черными отворотами. Господи, зачем он уехал тогда, в пятницу?
Наконец, собравшись с мыслями, она снова перевела взгляд на его лицо и продолжала:
– Я не могла ему отказать, потому что мне было слишком страшно. В субботу мы с лордом Питером договорились, что он встретится с папой и попросит у него моей руки, а когда все формальности будут соблюдены, мы объявим о нашей помолвке. Но в воскресенье перед рассветом, вернувшись от сэра Перрана, папа застрелился. – Как странно, что она могла так спокойно, почти равнодушно произносить эти слова. – За два дня я послала лорду Питеру три письма, но почему-то не получила ответа. Во вторник на похоронах было много людей, среди них даже те, кого я вовсе не знала, но лорд Питер так и не приехал. Мне это показалось странным – ведь он должен был знать о случившемся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Отдаваясь волне слепой ярости, сэр Перран вскочил на ноги и рывком опрокинул стол, вместе со всеми изысканными кушаньями, фарфором и хрусталем. Посыпались осколки; куски мяса и овощей, печенье и фрукты полетели в жирную лужу черепахового супа на ковре.
– Будь проклят Делабоул и все его исчадья! Будь они все прокляты! – Он подхватил с пола письмо и яростно скомкал его обеими руками. Обернувшись, он уперся взглядом в выпученные глаза и побелевшее от ужаса лицо лакея. – Попробуй только проболтаться хоть одной живой душе о том, что ты сейчас видел, – процедил он. – Если до меня долетит хоть одно словечко – так и знай: будешь уволен без рекомендательного письма и до конца жизни не найдешь себе другого места! Я об этом позабочусь. И запомни: это ты во всем виноват. Ты споткнулся и перевернул стол, понятно?
Лакей с лихорадочной поспешностью закивал.
– Убрать все, живо! И никому ни слова! – повторил сэр Перран и, забыв о своей хромоте, размашисто зашагал к двери.
Через час, когда он сидел в кресле у себя на террасе, гнев его уже остыл. Разгладив на коленях письмо, он перечитал его еще несколько раз. Все так, Джулии больше незачем выходить за него, и никакие ухищрения уже не смогут склонить ее к этому шагу. Никакие. Впрочем…
Сэр Перран поставил локоть на подлокотник и задумчиво подпер подбородок ладонью; пальцы его другой руки безостановочно барабанили по измятому письму. Нет, он должен, должен добиться своего, вопреки этой нелепой выходке Делабоула! Джулии сейчас понадобится помощь…
Внезапно губы его тронула недобрая улыбка. Хорошо же, он постарается ей помочь. Он очень постарается. Он поможет ей понять, что ее единственным спасением от бремени отцовских долгов будет брак с ним, сэром Перраном.
Наконец он вздохнул с облегчением. Иногда простейшие решения оказываются самыми верными. Давешнее довольство начало мало-помалу возвращаться к нему. Что ж, пожалуй, даже лучше, что Делабоул больше не будет путаться под ногами, решил он.
* * *
Следующие несколько дней Джулии пронеслись как странный сон, в котором картины сменяют одна другую без всякой связи и посреди озерной глади может вдруг возникнуть образ рыцаря, повергающего дракона. Каждый час с нею что-нибудь происходило: то она стояла рядом с плачущими сестрами, закутанная, как и они, в черный креп, и слушала, но не слышала слова священника, который провожал лорда Делабоула в мир иной; сцена похорон неожиданно обрывалась, и она уже принимала соболезнования многочисленных знакомых, приехавших в Хатерлей по случаю печального события. Потом она вдруг без всякого перехода оказывалась на кровати в своей спальне, и слезы безостановочно лились у нее из глаз; вот она переодевалась к ужину, не имея ни малейшего желания ужинать; потом говорила с сэром Перраном о сдаче имения внаем; потом спала. На другое утро она выслушивала соболезнования торговцев, прекрасно зная, что на самом деле они озабочены только судьбой своих неоплаченных счетов; потом отвечала на вопросы слуг: к сожалению, пока ничего нельзя сказать с полной определенностью, но скорее всего дом тоже будет сдан внаем и вся прислуга останется на прежних местах… И в продолжении этих сменяющих друг друга разговоров ей все время хотелось, чтобы поскорее приехал Блэкторн и утешил ее.
В то же время сквозь призрачную дымку полуреальности-полусна перед нею маячил другой вопрос: где лорд Питер? Почему он до сих пор не приехал к ней?
Дело в том, что одновременно с письмом к сэру Перрану Джулия отправила посыльного в гостиницу «Белый олень»: сообщив лорду Питеру о постигшем ее несчастье и о том, что похороны состоятся во вторник, она просила его немедленно приехать в Хатерлей.
С тех пор, однако, прошло уже три дня. Джулия не понимала, что происходит. Лорд Питер не только не приехал на похороны, он не прислал ей даже записки с выражениями соболезнования или участия. Где он? Неужели он не понимает, что именно сейчас его помощь и поддержка для нее так необходимы?
В четверг днем, выслушав замечание сэра Перрана о том, что съемщиков для больших имений, таких, как Хатерлейский парк, приходится иногда искать месяцами, Джулия наконец не выдержала ожидания и велела заложить карету. Она должна была ехать в гостиницу и поговорить с ним, должна была выяснить, почему он не приехал к ней в тяжелую минуту. По всей вероятности, теперь он и сам уже раскаивался, и она готова была даже простить его, но сначала ей нужно было понять, почему он не приехал.
В вестибюле гостиницы она подошла к портье и, с трудом сдерживая дрожь, осведомилась у лысого коротышки, нельзя ли поговорить с лордом Питером.
– К сожалению, мисс Вердель, вы опоздали. – Оказывается, коротышка знал ее. Впрочем, ничего удивительного: сестер Вердель знал весь Бат.
– Простите, как вы сказали? – Джулия слышала слова портье, но они словно утонули в какой-то вязкой каше, неожиданно образовавшейся у нее в голове.
– Лорд Питер уехал вчера утром. Вам как его другу могу лишь передать то, что он сам сказал мне: маркиза Тревонанса пригласили погостить несколько недель в королевской резиденции в Брайтоне, и он пожелал явиться туда вместе с сыном. Лорд Питер, разумеется, был принужден выполнить просьбу почтенного родителя. – Голубые глаза портье смотрели на нее с явным состраданием. – Поверьте, мы все очень огорчены его отъездом. Его милость всегда был у нас желанным гостем.
Джулия все еще не могла поверить услышанному.
– Так он уехал в Брайтон? – бессмысленно повторила она.
– Да, мисс Вердель, и, помнится, перед отъездом заметил, что вряд ли в ближайшее время вернется в Бат. – Откашлявшись, он продолжал: – Позвольте вам также сказать, что весть о вашей утрате потрясла нас всех. Лорда Делабоула тут все помнят: он часто навещал друзей в нашей гостинице. Душевный был человек, щедрый, даже чрезмерно – раздавал чаевые всем без разбора… Да, его тут очень хорошо помнят.
Джулия молча кивнула, попрощалась и вышла из гостиницы. По дороге домой она ни о чем не думала – вероятно, эта сумятица в ее голове поглотила все мысли. Она смотрела в окно кареты, но ничего не видела перед собой. Лорд Питер оказался химерой, и теперь все ее надежды на благополучный исход развеялись как дым, а ее сердце, только что узревшее впереди некое подобие гавани, снова качалось на волнах бесконечно далеко от берега.
Впрочем, чем она сама лучше лорда Питера? Она хотела выйти за него замуж не по любви, а потому, что надеялась получить от него желаемое. Правда, взамен она собиралась стать ему хорошей женой и постараться его полюбить. Хватило бы этого для счастья или нет, теперь уже никто не мог сказать, потому что лорд Питер уехал и скорее всего исчез из ее жизни навсегда.
Вернувшись домой, Джулия прежде всего поднялась в Зеленый салон и попросила принести себе бокал хересу. Пожалуй, она могла еще час предаваться отчаянию, но через час она просто обязана была взять себя в руки и сосредоточиться на решении навалившихся на нее вопросов.
Джулия уже допивала свой бокал, когда со стороны аллеи она услышала стук подъезжающего экипажа. Интересно, что за ранний гость спустя всего два дня после похорон? Поднявшись со стула, Джулия подошла к окну. В тот миг, когда она отдернула муслиновую занавеску, перед крыльцом остановилась знакомая двуколка, и мужчина, одетый в черную шляпу и синий редингот, легко спрыгнул на землю.
Эдвард!..
При виде его сердце Джулии рванулось прочь из груди. Передав вожжи подоспевшему лакею, Эдвард бросился к дому.
Джулию охватило лихорадочное волнение и вместе с тем чувство вины: ведь после разговора с Эдвардом в пятницу вечером она успела завоевать и снова потерять лорда Питера. Вправе ли она высказывать прежнюю нежность к Эдварду, если только что считала себя невестой другого?
Отставив бокал на камин, она ждала. На ней было черное шелковое платье – сестрам Вердель предстояло теперь ходить в черном не менее шести месяцев. Она машинально поправила волосы, но тут же подумала, что глупо поправлять выбившуюся прядь, когда скорбь оставила неизгладимые следы на ее лице: веки покраснели, под глазами легли темные круги, углы рта горестно опустились вниз.
Снизу послышались шаги – он взбегал по лестнице, перескакивая через ступеньку, и вскоре дверь распахнулась, и Эдвард, швырнув на ближайший диван шляпу с перчатками, бросился к Джулии и заключил ее в объятья.
– Я только приехал домой, – не успев отдышаться, заговорил он, – как дядя сообщил мне о твоем несчастье. Я тотчас примчался.
– Тотчас примчался, – повторила она, вспоминая лорда Питера. Боже, какие они разные! По щекам ее заструились слезы. – Не плачь, моя хорошая!.. Я здесь, я с тобой.
– Где ты был? – В голову лезла какая-то чушь: Корнуолл, контрабандисты. Что, если подозрения сэра Перрана верны?.. Впрочем, какая разница.
Эдвард слегка отклонился назад и отвечал, не размыкая рук:
– В Корнуолле. К несчастью, поездка оказалась не очень удачной: дело не выгорело, и с этим еще придется что-то решать… Но, клянусь, это никак не повлияет на наши с тобой отношения. Скоро я все улажу и тогда смогу целиком посвятить себя тебе и сестрам. А теперь, прошу тебя, расскажи мне все.
Усадив ее на тот самый диван, на котором всего пять дней назад лорд Питер просил ее руки, Эдвард стал задавать вопросы, и она говорила: о том, как умирал отец, как после его смерти к ней сразу же зачастили торговцы и как трудно оказалось сдать внаем Хатерлейский парк.
– Папины кредиторы пока разговаривают со мной очень учтиво, но скоро, я уверена, они потребуют от меня уплаты долгов. Ах, Эдвард, я не знаю, что мне делать!.. До сих пор у меня была хотя бы одна драгоценность, которую мне вот уже несколько лет приходилось прятать от отца, но в последний день он каким-то образом разыскал ее и забрал… чтобы играть вечером у сэра Перрана. Твой дядя очень добр к нам, он помогает мне искать съемщика для Хатерлея, но и ему, как выяснилось, папа задолжал пять тысяч фунтов. Я, разумеется, должна отдать ему долг, но как?
При этих ее словах на скулах у Эдварда заходили желваки, и его серые глаза вспыхнули гневом.
– Это сэр Перран виноват в случившемся! Я был там и видел все собственными глазами. Он должен был остановить игру задолго до окончания вечера.
Джулия пожала плечами.
– Какой смысл винить кого-то в том, что мой отец ступил на порочный путь?
– Идущего по любому пути можно остановить или подтолкнуть, – отвечал Эдвард, не сводя с нее глаз.
– Идущий волен сам свернуть с дороги, когда убедится, что она ведет его не туда. Нет, я не хочу ни в чем винить сэра Перрана. Знаешь, после папиной смерти он проявил к нам такое участие – даже предложил оплатить какой-то из папиных долгов… Разумеется, я отказалась.
Эдвард, которому нечего было на это возразить, лишь молча поднес к губам ее тонкие пальцы, потом легонько притянул ее к себе и поцеловал в губы. От чувств, которые всколыхнулись при этом у нее в груди, глаза Джулии снова наполнились слезами.
Наконец, оторвавшись от нее, Эдвард сказал:
– Боже, как я соскучился по тебе за эти дни! Ты не представляешь, с каким тяжелым сердцем я расставался с тобою в пятницу! Мучительно было уезжать, зная, что я так нужен тебе здесь.
Он снова наклонился к ней, но Джулия, положив ладонь ему на грудь, не позволила себя поцеловать.
– Эдвард, я должна тебе кое-что сказать.
Он нахмурился.
– Что-нибудь серьезное?
– Да… думаю, что да. Знаешь, в пятницу после папиного обморока и после того, как ты сообщил мне о своем отъезде, я приняла одно решение. В тот вечер на балу, как раз перед тем, как папе стало плохо и ты нашел его на тротуаре под дождем, лорд Питер попросил моего позволения приехать в Хатерлей и переговорить с моим отцом.
– Эк, сподобился! – усмехнулся Блэкторн. – Надеюсь, ты ему отказала?
Как странно, подумала Джулия, он как будто не видит непомерной тяжести свалившихся на них испытаний. Не видит или не хочет видеть? Ему тяжело было уезжать в Корнуолл, зная, что он нужен ей здесь, – пусть так, но ведь он уехал. Уехал, предоставив ей бороться в одиночку, – и она боролась как могла.
– Думаю, вряд ли ты сможешь меня понять, но… я не отказала ему.
Эдвард долго молчал, потрясенно глядя на нее.
– Ты права, – наконец проговорил он. – Я не могу этого понять.
Джулия встала и отошла к камину. Мысли ее путались и метались. Эдвард уязвлен? Но разве она уязвлена меньше? А ему как будто нет до этого дела…
Эдвард тоже поднялся с дивана и встал рядом с Джулией. Лицо его было угрюмо, серые глаза, казалось, пронзали ее насквозь.
– Разве мы с тобою не решили, что сообща мы в конце концов найдем выход из положения?
– Это решил ты, а не я, – просто ответила она. – Да, ты много раз говорил, что найдешь выход, и я много раз верила тебе, а потом приходила домой и узнавала о новой папиной выходке. Мне… мне ничего не оставалось делать. Я должна была принять предложение лорда Питера.
Опустив глаза, она принялась рассматривать зеленые и золотистые узоры ковра у Эдварда под ногами. На нем были начищенные до блеска сапоги с черными отворотами. Господи, зачем он уехал тогда, в пятницу?
Наконец, собравшись с мыслями, она снова перевела взгляд на его лицо и продолжала:
– Я не могла ему отказать, потому что мне было слишком страшно. В субботу мы с лордом Питером договорились, что он встретится с папой и попросит у него моей руки, а когда все формальности будут соблюдены, мы объявим о нашей помолвке. Но в воскресенье перед рассветом, вернувшись от сэра Перрана, папа застрелился. – Как странно, что она могла так спокойно, почти равнодушно произносить эти слова. – За два дня я послала лорду Питеру три письма, но почему-то не получила ответа. Во вторник на похоронах было много людей, среди них даже те, кого я вовсе не знала, но лорд Питер так и не приехал. Мне это показалось странным – ведь он должен был знать о случившемся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55