Желая супругу приятного ужина в «Уайтсе», она недрогнувшей рукой продолжала вышивать павлиний хвост и ни единым движением не выдала своих чувств. Перед уходом сэр Перран разглядывал ее с каким-то особенным любопытством, и, пожалуй, в эту минуту она бы почувствовала себя плоховато, сохранись в его отношении к ней хоть малая толика участия или доброты. Теперь же она без особого волнения встретила его пристальный взгляд и невозмутимо продолжила вышивание.
Только когда с улицы донесся стук отъезжающей кареты, Джулия встала и поспешила в свою спальню. Сердце ее замирало от волнения и страха. По дороге она подумала, не сообщить ли на всякий случай сестрам, куда она едет, – но тут же решила, что это ничего не даст, только навлечет на них гнев сэра Перрана. Лучше пусть они ни о чем не знают. Девушкам велено было упражняться в пении и игре на музыкальных инструментах, и их голоса все еще доносились из Малиновой гостиной. Скорее всего они знали, что сэр Перран уехал, но не могли прервать занятий: их учитель, получая от баронета хорошее жалованье, всегда ревностно относился к своим обязанностям.
В половине восьмого, набросив поверх зеленого бархатного платья черный шелковый плащ и прикрыв золото волос черным капюшоном, Джулия опустилась на сиденье, и наемный экипаж покатил сквозь туман вечерних лондонских улиц в сторону Баркли-сквер.
* * *
Из окна своей дорожной кареты, стоявшей в ряду точно таких же карет у крыльца большого особняка, сэр Перран видел, как нанятый его женой экипаж, покачиваясь, завернул за угол и выехал на площадь, и велел форейтору ехать следом. На его губах играла самодовольная улыбка. Один из лакеев сообщил ему, что к леди Блэкторн приходил посыльный от леди Тревонанс. Подслушать, что он ей передал, шпиону не удалось, поскольку Григсон в продолжение всего разговора почему-то не отходил от дверей Желтого салона, и баронету оставалось лишь догадываться, о чем шла речь. Он имел основания предполагать, что маркиза хочет свести Джулию с Эдвардом.
Сэр Перран никогда не числил леди Тревонанс среди своих друзей. Она относилась к нему с явным, хотя и сдерживаемым, презрением. По всей видимости, он когда-то ненароком ее обидел, хотя понятия не имел, когда и чем. А посему, считал баронет, при первой же возможности она только рада будет устроить его жене и племяннику тайное свидание.
Если все произойдет в соответствии с его расчетами, то уже сегодня у него в руках окажется мощное оружие, которое поможет ему покарать Джулию и перечеркнуть все ее планы на успех в высшем обществе. Ибо одно дело, когда замужняя женщина имеет любовника, и совсем другое, когда собственный супруг застает ее с ним в момент нарушения супружеской клятвы. Словом, баронет возлагал на предстоящее свидание своей жены немалые надежды.
Подъезжая к дому на Баркли-сквер, он откинулся на мягкую спинку сиденья и удовлетворенно вздохнул. Очень скоро, возможно, завтра, он увезет свою жену обратно в Бат.
* * *
Стоя на пороге строгой гостиной леди Тревонанс, Джулия смотрела на Эдварда и не верила своим глазам. Дворецкий маркизы уже уведомил ее о том, что самой леди Тревонанс дома нет, но что майор Блэкторн – с ведома ее милости – ожидает леди Блэкторн в Голубой гостиной.
Портьеры на окнах были задернуты. Эдвард стоял у камина, опершись одной ногой на прогретый кирпич, и глядел на красные угли. Дворецкий не докладывал об ее приходе, а Эдвард, по-видимому, глубоко задумался, так как до сих пор не замечал ее. Почему-то он был не во фраке, а в синем сюртуке, начищенных ботфортах и бриджах цвета буйволовой кожи, словно собрался в дорогу.
Присмотревшись внимательнее, Джулия заметила в его лице странную сосредоточенность. На его скулах ходили желваки, он был явно чем-то встревожен, и его тревога тотчас передалась ей.
– Что случилось, Эдвард? – Быстрыми шагами она пересекла гостиную и приблизилась к нему.
Эдвард обернулся, и в ту же секунду она шагнула в его объятия.
– Слава Богу, что ты приехала, – шепнул он ей в ухо, крепко прижимая ее к себе.
– Я не знала, что ты здесь, ведь посыльный был от леди Тревонанс.
– Это чтобы не создавать тебе лишних осложнений, – сказал он и погладил ее щеку. Серые глаза жадно смотрели на нее. Не говоря больше ни слова, он нагнулся и приник к ней губами.
Силы тотчас покинули Джулию, и она при всем желании не смогла бы его оттолкнуть. И, как всегда, когда его руки смыкались у нее на спине, ей показалось, будто они, обнявшись, падают со скалы, и она крепче вцепилась в него и разомкнула губы, чтобы он мог завладеть ее ртом. Муж, сестры, общество с его правилами – ничего этого не было сейчас для нее; только Эдвард и любовь к нему. Зачем она не дождалась его тогда, в июле? Зачем поддалась на уговоры сэра Перрана, посулившего ей удобства и покой? Ведь, если бы не это, она могла бы теперь быть женою Эдварда.
Наконец, оторвавшись от нее, он взял ее за плечи и заставил смотреть себе в глаза.
– Скоро, а точнее, завтра рано утром, я уезжаю в Брюссель. Джулия, я хочу, чтобы ты поехала со мной. Ты нужна мне. Я не знаю, что ждет меня во Франции, когда я вернусь и вернусь ли вообще. Знаю только, что раз Наполеон опять на троне и союзники объявили ему войну, то сражение неизбежно. Веллингтон полагает, что оно должно произойти через два месяца, в июне. Прошу тебя, поедем со мной в Брюссель! Мы будем там вместе – я все устрою.
Джулия зажмурилась изо всех сил. Ехать с ним, быть с ним ей хотелось больше самой жизни; но она не могла.
– То, о чем ты просишь, невозможно. Совершенно невозможно. Я не понимаю, как мы с тобою там можем быть вместе… Но дело не в этом. Сестры – что станется с ними? Думаешь, узнав о нашем с тобой побеге, твой дядя будет и дальше великодушно заботиться о них?
Серые глаза наполнились невыразимой тоской.
– Я забыл все, кроме моей любви к тебе, Джулия, – прошептал он. – Я хочу только быть с тобой… Хочу знать, что всегда, что бы ни случилось, ты будешь ждать меня.
– Боже, как я хочу ответить тебе «да»!.. Быть твоей женой…
Он снова начал целовать ее, и теперь она могла думать только о том, какие у него нежные губы и сильные руки и как его ноги, прижатые к ее ногам, жгут ее сквозь платье. Возможно, она прощалась с ним сейчас в последний раз, и от этого каждое его прикосновение, каждый поцелуй на ее лице, шее, губах, каждое движение его языка дарило ей невыразимое блаженство и вместе с тем причиняло невыносимую боль.
Дышала ли она? Она не знала. Касались ли ее ноги ковра? Она не чувствовала этого. Был ли то день или ночь, весна или осень, апрель или сентябрь? Она не знала, забыла. Время словно остановилось и, однако, мчалось вперед с пугающей быстротой. Вся ее жизнь провалилась куда-то, остались только слова любви, которые Эдвард шептал ей на ухо. В эту минуту он один существовал для нее, и она льнула к нему, гладила ладонью его лоб и щеки, чувствовала его сильное гибкое тело под тканью сюртука. Его руки ласкали ее там, где было нельзя, но она не запрещала ему ничего и думала лишь о том, увидятся ли они снова. Нестерпимо острое желание пронзило все ее существо.
Снизу, вероятно, с первого этажа, до нее словно сквозь туман долетели какие-то едва различимые звуки. В дальнем углу сознания шевельнулась смутно тревожащая мысль, но поцелуи Эдварда и вкус его любви на губах были сейчас гораздо важнее.
Звуки, на сей раз голоса, послышались ближе. Она уже пообещала себе, что этот поцелуй будет последним, но звон в ушах все усиливался, и она позволила ему целовать себя снова, и его губы огнем обжигали ее щеку, ухо, шею.
Наконец, когда она уже пыталась высвободиться, шепча, что ей пора, дверь гостиной рывком распахнулась. Джулия в этот момент упиралась ему руками в грудь, но ее ноги были по-прежнему прижаты к его ногам, а Эдвард одной рукой удерживал ее за плечо, чтобы она не уходила, другой гладил ее щеку.
При виде мужа и с ним дворецкого леди Тревонанс, у которого лицо было неестественно красное, кровь вдруг словно похолодела у Джулии в жилах.
– Прелестно, просто прелестно! – Опираясь на трость, сэр Перран переводил взгляд с жены на племянника и обратно. – Так вот как вы держите свое слово? – патетически воскликнул он, поймав взгляд Джулии. – По дороге в «Уайтс» я вспомнил, что забыл свою табакерку, пришлось вернуться за нею на Гроувенор-сквер. Каково же было мое удивление, когда, подъезжая, я увидел собственную жену, которая садилась в наемный экипаж. Любопытно, сказал я сам себе, куда же она направляется? Любопытство, друг мой, вот что заставило меня поехать за вами – и увы, вот к чему оно меня привело! Вы, по всей видимости, считаете меня глупцом? Что ж, скоро мы увидим, кто из нас окажется глупее. Смею вас уверить, что патронессы Дома Алмака вряд ли пожелают видеть в числе своих гостей молодую замужнюю даму столь легкого поведения. Я, со своей стороны, позабочусь о том, чтобы принцесса Эстергази была осведомлена о вашей сегодняшней «прогулке». Думаю, нет нужды сомневаться, что приглашения, которыми вы так дорожили, будут завтра же объявлены недействительными. – И, назидательно качнув головой, баронет перевел взгляд на своего племянника.
При этом в его глазах сверкнула такая неприкрытая ненависть, что Джулия еще больше похолодела, но все же попыталась вмешаться.
– Я… пришла попрощаться с вашим племянником, – запинаясь, проговорила она. – Завтра утром он уезжает в Брюссель, и… мы больше с ним не увидимся.
– Вот как! – Сэр Перран насмешливо приподнял бровь и, знаком приказав дворецкому удалиться, неторопливо двинулся в сторону камина. – Что ж, очень возможно! Его ведь могут убить в сражении.
– Перран, отвезите меня домой, – собрав все свое мужество, твердо проговорила Джулия. – Дальнейшие выяснения ни к чему не приведут.
Она попыталась вырваться, но Эдвард крепко держал ее за руку.
– Не уезжай с ним, – сказал он.
– Ах, не уезжать? – язвительно воскликнул сэр Перран, остановившись в двух шагах от племянника. – Со мной – не уезжать? А с кем же, позволь спросить, ей уезжать? С тобой, у которого ни гроша в кошельке? Вот это будет чудесно! В Брюсселе ты, верно, отведешь ее в какую-нибудь жалкую лачугу, этакое миленькое любовное гнездышко… с крысами! Ах, как романтично! А ее сестры? Думаешь, сегодняшний позор Джулии не отразится на их будущем? Любопытно, где теперь ты собираешься искать им всем женихов…
– Да как вы смеете? – воскликнул Эдвард. – Вы, укравший у меня Джулию!.. Не отпирайтесь, вы украли ее у меня! В эти несколько месяцев, после той последней игры с Делабоулом, я начал понимать вас гораздо лучше. Не вы ли искушали его снова и снова, подставляли ему наполненный бокал и хладнокровно следили за тем, как уплывают остатки его былого состояния? А письма, которые я писал к Джулии? Признайтесь, не вы ли их перехватили? Как вам это удалось, сэр Перран? Сколько вы уплатили батскому почтмейстеру за то, чтобы мои письма не попали в Хатерлей?
В памяти Джулии всплыла вдруг удивительно ясная картина: сэр Перран сидит в своем кабинете за полированным столом; свет от свечей падает на пачку писем, одно из писем развернуто и лежит у него перед глазами. Сердце Джулии предательски сжалось, голова закружилась, словно от приступа дурноты, и она торопливо зажала рот рукой.
Письма Эдварда. Да, конечно, это были они.
Она сглотнула подкативший к горлу ком и приказала себе успокоиться. Она уже научилась владеть собой.
Пока Эдвард бросал своему дяде обвинения, его рука на плече у Джулии постепенно разжалась, но он даже не заметил этого. Теперь, отойдя на несколько шагов в сторону, Джулия внимательно всматривалась в лицо своего мужа.
Она наблюдала и ждала.
Письма Эдварда…
Она отметила, что на лице у баронета появился слабый румянец, щека задергалась, а грудь начала вздыматься часто и неровно. Нет, то был не праведный гнев напрасно обвиненного человека, а ненависть и злоба пойманного за руку лгуна.
– У тебя нет доказательств! – презрительно процедил он.
– Нет? А те письма, с которыми Джулия видела вас на днях? – угрожающе произнес Эдвард, делая шаг в сторону баронета.
– Ах, не все ли теперь равно? – с надменной гримасой возразил сэр Перран. – Те это письма или не те, Джулия давно уже моя жена и будет делать то, что я ей велю. Она вместе с сестрами вернется в Бат. Что же касается тебя…
Но Джулия не слушала дальше. Она уже узнала все, что ее интересовало. По всей видимости, Эдвард прав, и сэр Перран каким-то образом перехватил письма своего племянника. Страшное предательство поразило ее как громом. Пока мужчины продолжали горячо спорить между собой, Джулия выскользнула из комнаты и медленно, как во сне, начала спускаться по лестнице. Мысли ее путались и сменяли друг друга без всякой связи. Письма Эдварда должны быть у мужа в кабинете… Сэр Перран довел отца до самоубийства, только что не вложил в его руку пистолет… Как теперь она будет заботиться о сестрах?
В том же полубессознательном состоянии она сошла с крыльца, села в наемную карету и доехала до Гроувенор-сквер. Мысли ее продолжали двигаться какими-то странными скачками, и она даже не заметила, как вошла в дом. Пока Григсон расплачивался с возницей, она направилась прямиком в кабинет и, подбежав к полированному столу, выдвинула все четыре незапертых ящика. Ни в одном из них писем не оказалось; видимо, они хранились в нижнем правом ящике, который запирался на ключ. Джулия взяла со стола тяжелую бронзовую статуэтку, хорошенько прицелилась и с силой ударила ею по верхнему краю ящика – раз, другой, третий, – пока драгоценная древесина не искрошилась и язычок не выскочил из замка.
Внутри она увидела то, в чем, собственно, уже не сомневалась. Эдвард оказался прав: в ящике лежали его письма, бесследно канувшие еще прошлым летом. Теперь все встало на свои места, словно эта маленькая аккуратная пачка писем была последним кусочком головоломки, которая целых девять месяцев не давала ей покоя.
История ее замужества окончилась.
Подняв глаза, Джулия встретилась с изумленным взглядом сэра Перрана, стоявшего на пороге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55