Хорошо еще, что правительство оплачивало майору дорожные расходы, иначе после одного такого путешествия он бы уже вылетел в трубу.
Проследив глазами за чайкой, которая описала круг над гостиницей и улетела в сторону залива, он сунул руку в карман и нащупал кольцо с изумрудом, выигранное накануне вечером у лорда Делабоула. За кольцом шлейфом потянулись неприятные воспоминания о вчерашнем вечере у сэра Перрана: после третьей бутылки портвейна виконта совсем развезло, потом он впал в пьяное оцепенение и вообще перестал что-либо соображать. Когда в критический момент игры виконт поставил на кон кольцо с изумрудом, майор, имевший основания подозревать, что кольцо принадлежит Джулии, а отнюдь не ее отцу, сказал себе, что должен выиграть его – и это ему удалось. Он улыбнулся. Вчера во время игры он думал только о том, чтобы вернуть изумруд его законной владелице, однако по дороге в Корнуолл он решил, что лучше всего будет сделать Джулии сюрприз и преподнести ей кольцо в день их свадьбы.
Но как быть с виконтом? С досадой наблюдая за его безрассудной, даже вовсе бездумной игрой, Блэкторн очень хотел отозвать своего дядю в сторонку и умолить его сделать что-нибудь, пока его гости не обобрали несчастного пьяницу дочиста, – однако выручать проигравшего в этом случае было против правил, и дядя бы все равно его не послушал. Поэтому, дождавшись, пока виконт неверной рукой нацарапает десятка два долговых расписок, майор попросту вытащил его из-за стола, пообещал, что «все будет хорошо», затолкал в карету и велел кучеру ехать домой. Он бы сам доставил его домой, чтобы убедиться, что все в порядке, но на это уже не было времени. Тотчас после отбытия лорда Делабоула майор, извинившись перед гостями, сообщил дяде, что его ждут дела в Корнуолле, и уехал.
И вот теперь он прибыл на место назначения, но вместо того, чтобы обдумывать поимку французского шпиона, снова грезил о Джулии. Когда он достал кольцо из кармана, зеленый камень, неожиданно вспыхнувший в тусклом свете пасмурного дня, напомнил ему глаза Джулии, и его охватила невыносимая тоска по ней. Хотелось, чтобы эта досадная разлука поскорее кончилась и чтобы Джулия снова оказалась в его объятиях. Ничего, думал он, скоро они начнут проводить вместе целые дни; он будет заниматься ее делами, заботиться об ее счастье, целовать и любить ее; и, кстати, постарается подготовить ее к непростой роли офицерской жены.
Когда в Европе наконец воцарится мир, Блэкторн рассчитывал завершить свою карьеру в Индии, где в свое время начинал Веллингтон. Он мечтал собственными глазами увидеть эту чудесную страну, мечтал жить в ней, служа при этом Англии. В том, что Индия понравится Джулии, он нисколько не сомневался. Хотя неприятности и наложили отпечаток на ее характер, все же та старая любовь к приключениям навсегда осталась при ней, это он знал точно. Да, Индия ей понравится.
Но до Индии еще было далеко. Надо было сперва выполнить приказ Веллингтона и навести порядок в хатерлейском имении.
* * *
Перед рассветом французский агент, который со вчерашнего вечера прятался в расщелине между камнями, наблюдал за тем, как майор Блэкторн и его грузный компаньон наконец-то покидали свою вахту. Зевая и чертыхаясь, сыщики выбирались из-под перевернутой лодки, и их раздраженное ворчание на фоне предрассветной тишины и мирного плеска волн сладостной музыкой ласкало французскую душу.
Забавнее всего было смотреть на мистера Моулза. Бедняга, с улыбкой подумал агент, сомнительное удовольствие просыпаться в такую рань от пинков майора и его спутника. Просидев несколько часов в полном одиночестве, тщедушный Моулз в конце концов свернулся калачиком прямо на холодных камнях и вскоре громко захрапел. Вместе все это смахивало на фарс, и зритель искренне потешался, особенно ввиду того, что сам он предусмотрительно прихватил с собою одеяло, бутылку вина, четвертинку сыра и буханку хлеба.
К тому же теперь он выяснил все, что его интересовало, а именно: что таможенники таки перехватили Моулза с документами и что племянник сэра Перрана явился в Монастырскую усадьбу не затем, чтобы после стольких лет молчания выказать наконец любовь к родному дяде, а по приказу своего командира.
В последнем, впрочем, не было ничего удивительного.
В конце концов, обнаружение лазутчика во вражеском стане – не более чем вопрос времени. Да и то сказать, разве он сам мог предположить несколько лет назад, что ему удастся так долго прослужить у сэра Перрана, не возбудив ни в ком и тени подозрения?
Майор, приехавший в Монастырскую усадьбу десять дней назад, произвел на него известное впечатление. Во-первых, от этого атлета, словно нарочно созданного для сражений, веяло силой и здоровьем. Во-вторых, он, в отличие от всех окружающих, взирал на дядины богатства совершенно равнодушно. И если поначалу агент отнесся к майору несколько свысока, полагая, что кавалерист может знать толк в лошадях, но хитросплетения бумажной войны вряд ли будут ему по зубам, однако вскоре он переменил мнение. Все-таки не стоило недооценивать того, кто сумел выбраться живым из многих сражений. Глупец попросту не продержался бы так долго.
Однако важнее всего было, пожалуй, не то, глуп Блэкторн или умен, но его страстная воля к победе. Судя по всему, майор считал избавление Европы от Бонапарта делом всей своей жизни и не раз повторял, что Франция не может рассчитывать на мир и покой, покуда бывший император находится так близко от ее границ.
Вот такие натуры, страстные и убежденные, и делают в конечном итоге судьбы мира, думал французский агент. Сомнительно, однако, чтобы британский офицер признавал такую же страстную волю к победе за бонапартистом. А между тем всякий истинный бонапартист ради своего императора готов был пойти на смерть, и если противник этого не понимал, то тем хуже для противника.
Когда Блэкторн и его помощник увели с места действия незадачливого Моулза, француз еще долго не покидал своего укрытия. Лишь ближе к полудню, убедившись, что в течение нескольких часов в бухту не заглядывала ни одна живая душа, он встал, свернул одеяло и пешком отправился назад, в маленький домишко милях в трех от Фалмута. В одежде рыбака он представлял собою весьма невзрачную фигуру, и никто бы не заподозрил в нем слугу самого сэра Перрана. Придя, он переоделся в дорожное платье, а через час к дому подъехала двуколка, нанятая еще накануне в Пенрине. На ней он намеревался доехать до ближайшей почтовой станции.
Лишь откинувшись на сиденье почтовой кареты, агент наконец-то вздохнул свободно. Теперь ему ничто не угрожало.
Однако, когда карета уже отъезжала от постоялого двора, им овладело почти непреодолимое желание крикнуть форейтору, чтобы разворачивал лошадей и ехал в порт, вместо того чтобы направляться в Монастырскую усадьбу. Агент всеми фибрами души чувствовал, что в его миссии настал переломный момент и что дальнейшее пребывание в Англии может закончиться для него весьма и весьма плачевно. Поэтому лучше всего сейчас было сесть на первое попавшееся суденышко и уплыть подобру-поздорову как можно дальше от этой страны. Он уже высунулся из окна, чтобы отдать необходимые распоряжения, однако в последнюю секунду передумал.
Он не мог сейчас уехать. В субботу, перед самым своим отъездом в Фалмут, он наткнулся в рабочей комнате секретаря на три новые бумаги, значение которых для Бонапарта трудно было переоценить. Одна из них свидетельствовала о том, что Россия и Пруссия пришли к известному взаимопониманию по вопросу территориальных притязаний. Не исключено, что рассекречивание этого заговора союзников поможет Наполеону снова утвердиться на французском престоле.
Нет, уехать сейчас из Англии он никак не мог. Сначала нужно было завладеть тремя бесценными бумагами и договориться о том, чтобы надежное судно в назначенный день дожидалось его в гавани Полперро. Да, именно так он и сделает. На всякий случай – если вдруг Блэкторн что-то заподозрит и начнет за ним следить – надо будет сказать Сюзанне, что он хочет пару дней отдохнуть в Фалмуте.
Была и еще одна причина, которая влекла французского агента в Монастырскую усадьбу. Ему хотелось до отъезда увидеть Сюзанну и хотя бы еще только раз вкусить сладость ее объятий. Бедняжка, после безвременной кончины предыдущего секретаря она так боялась за свою жизнь, что из нее можно было вить веревки.
11
В тот же день около полудня сэр Перран стоял у накрытого в библиотеке стола в предвкушении восхитительного обеда. Над волшебными ароматами йоркширской ветчины, палтуса под белым соусом с устрицами, ростбифа, жареной утки и гарниров из зеленого горошка, картофеля, брокколи и капусты – над всем этим великолепием царила супница с дымящимся черепашьим супом. Стоявшие чуть дальше тарелки с цукатами и печеньями, вазочки с разноцветным желе и фрукты, затейливо разложенные на большом блюде, обещали приятное завершение трапезы. На отдельном столике ждала бутылка превосходного шампанского, перед нею в позе готовности застыл лакей.
Предвкушения трапезы составляли приятнейшую часть жизни сэра Перрана. В подобные минуты он испытывал ни с чем не сравнимое довольство.
Полчаса назад Бистон вручил ему письмо от Джулии – вероятно, виконт уже успел сообщить старшей дочери ее участь – и сказал, что конюх виконта ждет ответа внизу. Сэр Перран, однако, не торопился вскрывать письмо, как не торопился приступать к расставленным на столе изысканным кушаньям. Нагнувшись, он с удовольствием принюхался к несравненному аромату черепахового супа. Превосходно! Надо будет передать повару свое одобрение. Поистине великолепный обед – и это всего через два дня после великолепного карточного вечера.
В субботу все прошло как по нотам, кроме одного досадного пустяка: кольцо с изумрудом досталось майору, который скорее всего даже не догадывался о его истинной стоимости. Впрочем, это уже не имело особого значения. Главное – что кольцо уплыло из рук лорда Делабоула: ведь при ином раскладе виконт мог бы растянуть свой изумруд еще на две или три игры, тем самым отсрочивая триумф сэра Перрана.
Сразу же по окончании трапезы баронет намеревался ехать в Хатерлейский парк, дабы встретиться с будущей супругой и, по возможности, деликатно обсудить с нею кое-какие вопросы.
Довольно посмеиваясь, сэр Перран приказал лакею откупорить шампанское. Хлопок пробки наполнил его душу праздничным весельем. Он был бодр и полон сил, как перед началом увлекательнейшего приключения. Прежде всего он въедет в Хатерлейский парк, предварительно выселив оттуда лорда Делабоула. Он сам займется карьером, который в последние пять лет стал бесприбыльным до нелепости. В этом, впрочем, не было ничего удивительного: помимо прочих своих недостатков, лорд Делабоул оказался бездарным управляющим. Ничего, скоро сэр Перран все приведет в порядок. С каким удовольствием он вступит во владение всем тем, что было отнято у него больше полувека назад. И лучшим из всего, что перейдет в его руки, будет, разумеется, собственно Хатерлейский парк – ибо только на таком условии он согласится оплатить долги Делабоула. Да, отныне он законный владелец этого великолепного особняка – он и его дети.
Впрочем, с улыбкой подумал он, от такого счастья можно отдать Богу душу раньше времени.
Глубоко вздохнув, сэр Перран сел, положил письмо рядом с тарелкой и принялся обонять, смаковать и выбирать. Когда лакей по его знаку поднес бокал с шампанским, он приступил к трапезе. Глоток пенистого вина, кусочек палтуса, ломтик брокколи, ломтик картофеля. Сэр Перран умел жить и собирался научить Джулию этому искусству. Она нарожает ему сыновей, его сыновей , не меньше десятка. А почему нет? Она молода, здоровьем ее Бог не обделил, дети в их семье всегда рождались крепкими. Сам же он скорее всего доживет до девяноста с лишним и, возможно, еще увидит своих внуков.
Ломтик ростбифа, кусочек утятины, ложка черепахового супа, листик капусты. Еще глоток шампанского… Деньги давали ему власть над всем, чего он только мог пожелать.
Сэр Перран снова взглянул на письмо. Странно: почему от Джулии, а не от самого виконта? Неужели он уже успел рассказать дочери об их сделке? Глупец, зачем было так торопиться! Вряд ли известие о том, что она отдана в жены человеку втрое старше ее, могло привести девицу в восторг.
Вспомнилось, что хатерлейский конюх все еще ждет внизу. Интересно, зачем Джулии понадобился ответ?
Откушав еще ложку супа, сэр Перран наконец решил, что пора удовлетворить свое любопытство, пододвинул к себе письмо и сломал красную восковую печать.
Письмо оказалось небольшим, всего на полстранички, и он тут же охватил его глазами, все целиком.
«Вы всегда были близким другом моего отца, и мой долг сегодня сообщить вам прискорбную весть.
Череда потерь, преследовавших отца в течение многих лет, оборвалась вместе с его собственной жизнью. Он выстрелил в себя из дуэльного пистолета в воскресенье перед рассветом, после чего прожил до восьми часов сегодняшнего утра и испустил дух. Вам, нашему ближайшему другу и соседу, я сообщаю о несчастье в числе первых и заверяю, что не виню в случившемся никого, кроме самого покойного. Отпевание состоится завтра в одиннадцать часов.
Искренне ваша и т. д.
Мисс Вердель».
Вкус черепахового супа на языке сделался вдруг горьким, как желчь, и сэр Перран с отвращением сплюнул на пол.
Делабоул застрелился.
Сэр Перран снова и снова перечитывал безжалостно-ясные слова: «Он выстрелил в себя из дуэльного пистолета».
Он чувствовал себя так, словно к нему в дом забрался вор и унес все, все подчистую. Прижимая руку к груди, он пытался выровнять прерывистое дыхание. Мысли ускользали, зато гнев уже начал клубиться в его душе, как легкий дымок над поленьями, когда огонь только-только занимается. Растущие клубы гнева вскоре переполнили все его существо, и сэр Перран начал задыхаться.
Его одурачили. Провели, как последнего простака. У него отняли его месть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55