Но Равенворта, похоже, нимало не заботили ни эти взгляды, ни шепотки за спиной. Он наклонился к Элли и негромко сказал:— Все, что я делаю, я делаю для собственного удовольствия, а не ради удовольствия твоей тетушки или этих глупых зевак.Сердце Элли учащенно забилось. Прикрывшись на всякий случай веером, она искоса, но внимательно посмотрела на лорда Равенворта и тихо, чтобы никто не смог услышать, шепнула:— Но у вас были все основания подозревать меня в самом худшем. И я знаю: вы верили в то, что я причастна к тому случаю в Воксхолле.В колеблющемся свете свечей бездонные глаза виконта мерцали и были похожи на августовские крупные звезды. Он легко положил ладонь на руку Элли, желая успокоить ее. Затем, подведя Элли к надменно взиравшей на них леди Барроу, низко поклонился ей и громко, торжественно произнес:— Пожелайте нам счастья, леди Барроу! Мы с мисс Дирборн собираемся пожениться.Элли задохнулась от неожиданности и принялась лихорадочно освобождать свою руку. Леди Барроу тоже была ошарашена. Она плотно сжала губы, на щеках ее показались алые пятна.— Право, не знаю, как воспринимать ваши слова, милорд. Во всяком случае, сама мисс Дирборн выглядит так, словно впервые об этом услышала.— В самом деле… — запинающимся голосом начала было Элли, но Равенворт прервал ее:— Да, в самом деле, она взволнована. Но не от моих слов, а от всеобщего осуждения за то, что она навестила мистера Фентона, хотя всем же известно, что они родственники, более того, знают друг друга, можно сказать, с колыбели, выросли вместе. Аично я не вижу ничего особенного в том, что мисс Дирборн навестила своего кузена. И мне непонятно, почему вокруг этого нужно поднимать столько шума.Лицо леди Барроу заметно обмякло, а затем — о чудо! — ее губы сложились в некое подобие улыбки — во всяком случае, с некоторой натяжкой и при хорошо развитом воображении это можно было бы так назвать. Затем она проплыла мимо Элли и Равенворта — несколько поспешно для своей комплекции, — пожелав на прощание виконту пригрозить своей будущей жене изгнанием в деревню, если она только не будет слушаться его.Лорд Равенворт, сияя улыбкой, повел было Элли дальше, но она остановила его:— Что вы задумали, милорд? Вы не можете жениться на мне после всех пакостей, которые я натворила! Должно быть, вы просто сошли с ума…Равенворт послушал немного, затем решительно потянул Элли за собой и очень убедительно сказал:— Прошу вас, мадемуазель, не употребляйте впредь этого слова — «милорд», когда обращаетесь ко мне. Я думаю, что «Джеффри» было бы куда естественнее. — Он немного понизил голос: — А еще лучше — «мой дорогой», например, или «мой милый». Что-нибудь в этом роде. Ради бога, можете сами решить, я не настаиваю, чтобы это было именно «мой дорогой» и никак иначе!Элли не могла удержаться от улыбки. Глаза ее немного потеплели, мягко засветились. Как ей приятно было вот так разговаривать с виконтом — легко, весело…А он тем временем продолжал:— Как ты полагаешь, куда это с такой резвостью помчалась леди Барроу? Бьюсь об заклад — побежала делиться последними новостями с миссис Кроуфорд и всеми ее гостями.Они вновь вышли на лестницу и принялись спускаться на первый этаж, в бальный зал, откуда долетала музыка — с каждым шагом вальс все плотнее обволакивал их. Оказавшись внизу, виконт немедленно подхватил Элли и потащил в самую гущу танцующих пар, чтобы закружить ее в вальсе по светлому, залитому светом свечей паркету.Они делали круг за кругом. Лица, платья, свечи — все смешалось перед их глазами, превратилось в пеструю вьющуюся ленту. А вальс все звучал и звучал — волнующий, трепетный, громкий…Наконец он закончился, и вместо музыки зазвучали голоса, а пестрое кольцо распалось на отдельные пятна. Платья дам переливались всеми цветами радуги, и на каждом сияла своя маленькая радуга от падающего на драгоценные камни света свечей.Лица, лица, лица… Элли плохо различала их, потому что перед ее глазами стояло лишь одно лицо — влюбленное, любимое лицо Равенворта. Вспомнив о только что отзвучавшем вальсе, Элли улыбнулась:— Как все-таки хорошо ты танцуешь!Равенворт прошептал ей в ответ:— А я удивляюсь, как далеко мы продвинулись с тобой за последние недели! Кто бы мог подумать, что будет так! Господи, как же безобразно я когда-то обращался с тобой…Он нахмурил брови, пытаясь в подробностях припомнить то недавнее время, но не смог. Да и не хотел. Ведь жизнь его тогда не имела смысла, потому что в ней не было Элли. Теперь без этой девушки он своей жизни просто не мыслил.Немного отдышавшись, они вышли в холл, все еще слыша в ушах аплодисменты и восторженные восклицания, которыми их наградили все, кто видел их танец. Их вальс!Вскоре они оказались в гостиной миссис Кроуфорд, и сидящие там юные леди, похожие на голубых и розовых бабочек, немедленно запорхали, встрепенувшись при виде Равенворта. Они мечтали привлечь его внимание, но не добились ни малейшего успеха. Даже не взглянув на них, лорд Равенворт провел Элли к камину и сказал искренне и мягко:— Ты должна простить меня за Воксхолл, Элли. Я очень виноват перед тобой. Я ведь действительно на какое-то время поверил, что ты причастна к тому случаю! Я должен был лучше знать тебя, больше тебе верить… А извинить меня может только то, что я тогда не успел забыть еще об одном ночном приключении.Элли покачала головой:— Нет, это я во всем виновата. Если бы я с самого начала не ввязалась в пари с Джорджем…— На табакерку?— Да. — Элли покрутила в руках свой сложенный веер и продолжала, не поднимая глаз: — Я так глупо себя вела! Ничего не соображала. Поначалу, когда кузен предложил мне это пари, оно показалось мне сущим пустяком, забавной игрой… — На глазах ее показались слезы. — Как я могла быть такой дурой? Такой бессердечной дурой! И ведь я очень скоро начала подозревать, что Джордж… — Она прикусила губу. — Но только когда выяснилось, что мой кузен причастен к той краже в Воксхолле, я поняла, что мои прежние подозрения меня не обманули. Ах, Джефф, если бы ты только знал, как это больно, мучительно больно — узнавать правду! И еще… еще мне хотелось сгореть от стыда.— Элли. — Он нежно прикоснулся к ее подбородку, заставляя посмотреть ему в глаза. — Ты не должна, ты не смеешь стыдиться того, что сделал твой кузен или этот… Крессинг. Ты виновата только в том, что слишком доверчива.Элли смахнула с ресниц слезинку, заглянула в глаза Равенворта и поняла, что он говорит искренне. Только она с тревогой вспомнила о том, зачем, собственно, приехала на этот бал. Как странно развиваются сегодня события! Она никак не рассчитывала на то, что Равенворт простит ее, более того — предложит стать его женой. Все глубоко спрятанные чувства Элли пробудились, голова ее шла кругом, слабели колени. Она не знала, что ей теперь делать, на что решиться.А Равенворт по-прежнему внимательно смотрел ей в глаза.— Время позднее, Элли, — негромко сказал он. — Лучше всего сейчас было бы отправиться домой. Не делай больше глупостей, довольно.Элли замерла, словно пораженная молнией. Нет, он положительно умел читать ее мысли! Иначе как он мог догадаться, что ее собственная игра с этим человеком еще не закончена?Элли растерянно обвела глазами зал. Ей очень хотелось отказаться от своих намерений. Всем сердцем хотелось! Но в то же время она знала, что, заварив эту кашу, должна сама ее расхлебывать. Чего бы ей это ни стоило.Элли всегда считала себя человеком слова, а в следующую секунду поняла, что пора стать человеком дела: именно в эту секунду она заметила вошедшего в гостиную лорда Крессинга. Он остановился возле двери и пристально посмотрел на Элли, словно что-то подсчитывая в уме. Затем вытащил из кармана табакерку виконта, демонстративно повертел ее в руке, криво ухмыльнулся и вернул табакерку на место, в карман своего сюртука.Как же она ненавидела его светлость лорда Крессинга! Ненавидела в нем буквально все — начиная от его жирных, блестящих, густо набриолиненных волос и кончая его мерзкой усмешкой, его циничным отношением к женщинам, которых он соблазнял, чтобы потом втоптать в грязь.И тут с холодной ясностью Элли поняла, что покончить с этим человеком должна она сама — и никто другой. Это ей судьба предназначила положить конец его гнусным выходкам! Элли бросила на Равенворта последний взгляд — прощальный взгляд, от которого у нее в груди все похолодело, и шепнула:— Чем бы ни закончился сегодняшний вечер, Джефф, знай: я люблю тебя. Люблю и буду любить до последнего моего вздоха.И она, не дожидаясь ответа, боясь обернуться, поспешила прочь, удивляясь тому, что ее сердце до сих пор еще не разорвалось от боли.Собираясь на сегодняшний вечер к миссис Кроуфорд, Элли остановила свой выбор на простом белом атласном платье, надела одну — только одну! — нитку аметистов и добавила к этому фиолетовые — в тон камням — перчатки. Стоя в этом наряде перед бароном, она показалась ему удивительно похожей на юную девочку, едва ли не школьницу — невинную и свежую.Собственно, на нечто подобное Элли и рассчитывала. Она даже усмехнулась про себя, когда лорд Крессинг с наслаждением приложился губами к ее руке, а затем выпрямился и любезно осведомился, чем может быть полезен прелестной леди. «Прелестная леди» многозначительно посмотрела на него и ответила:— На пару слов, милорд, если позволите. Я действительно кое-что хотела бы попросить у вас.Крессинг удивленно поднял бровь:— Не скрою, я заинтригован. И прежде всего тем, что вы не боитесь разговаривать со мною, старым развратником, да еще на глазах у своего… э-э-э… приятеля. Впрочем, простите, теперь уже, кажется, жениха.Элли не ответила и прошла в отделанный мрамором зал, примыкавший к гостиной. Когда Крессинг вышел следом, она сказала:— То, что вы слышали, — всего лишь слух, милорд, и ничего более.Крессинг рассмеялся — негромким плотоядным смехом, который сам барон, очевидно, считал обольстительным.— До чего же интересным и насыщенным выдался нынешний сезон! И в первую очередь благодаря вам и вашему кузену, мадемуазель.Элли стиснула зубы и, игнорируя последний намек Крессинга, процедила:— Давайте перейдем к делу, сэр. Мне нужны три вещи.— Понятно, — кивнул он и удовлетворенно, самодовольно вздохнул. — Приятная штука — жизнь, доложу я вам! Особенно когда сумел ухватить ее за хвост. Ну-с, а что вы можете предложить мне взамен? Надеюсь, что-нибудь стоящее?— Я полагаю, вы любите деньги, милорд. Так что вас, очевидно, заинтересует мое наследство.Крессинг поднял бровь:— Сказать честно, моя личная философия основана на том, чтобы никогда не отказываться от денег. Если они, разумеется, приходят мне в руки честным путем.Элли опустила глаза. Ну, вот он и настал, решающий момент! На мгновение ей показалось, что весь окружающий мир окутал густой туман, но она поборола свою слабость и твердо сказала:— В таком случае я предлагаю вам себя.Крессинг ахнул, и такая реакция с его стороны была столь неожиданной, что Элли поразилась. Она всмотрелась в темно-карие глаза барона. Да, их выражение не могло обмануть. Он хочет ее, а значит, можно начинать торги и игру.— Однако, — негромко заметил Крессинг, — любопытно было бы знать, что же вы хотите взамен.Его тонкие опытные пальцы скользнули по бархату занавесей, потом как-то незаметно переместились на плечо Элли и принялись поглаживать ее обнаженную руку — чуть выше перчатки.Элли непроизвольно сделала шаг назад и почувствовала, что дальше ее не пускает оконная рама. Прикосновение Крессинга было мучительно для нее.— Милорд, — прошептала Элли. — Прошу вас, уберите руку.— Никто не заметит, уверяю вас! Я уже не раз прибегал к этому трюку. Срабатывает безотказно.Элли все-таки умудрилась сбросить с себя его пальцы и, нахмурившись, сказала:— Я хочу получить письмо моего кузена — то самое, в котором он предоставляет вам право использовать Хэмпстед для ваших… для вашего бизнеса.Крессинг оскалил зубы:— Так вам об этом известно? О моем маленьком бизнесе?— Да. И я надеюсь положить ему конец. Мне больно думать, что мой родной дом используется в таких целях. А если вы станете упорствовать, я ни за что не отвечаю. Мой характер вам известен.Она говорила с таким жаром, что барон рассмеялся:— Да, характер ваш я знаю достаточно хорошо. И, должен сказать, восхищен им. Итак, письмо, Хэмпстед… Что еще?— Табакерка Равенворта.— Ах, Фентон, Фентон… Болтун! Значит, вам известно действительно все.— Все.Он наклонился вперед так, что Элли почувствовала на щеке его дыхание, от которого по коже побежали мурашки.— Я согласен на первые два условия. Что же касается табакерки… — Он помолчал и пошевелил в воздухе тонкими пальцами. — Ее я намерен оставить у себя. Навсегда. По личным соображениям, простите.Элли посмотрела в его тонкое лицо, заглянула в черную бездну глаз. Крессинг улыбнулся, и она впервые заметила, какие у него плохие зубы — неровные, желтоватые. Да, она знала эти его «личные соображения» и была готова именно к такому ответу. Но Элли знала и еще кое-что — страсть барона к азартным играм.— На табакерку я готова сыграть, — сказала она, изогнув тонкую бровь. — В пикет. Три партии. Без этого вы не получите ничего.Крессинг взглянул на нее с неподдельным восхищением и уважением — так смотрит игрок на другого игрока, разделяя и понимая его страсть. Он вынул из кармана табакерку, открыл крышечку, достал щепотку табачной смеси, все это время неотрывно глядя в лицо Элли, но не стал нюхать — просто ссыпал табак тонкой струйкой на пол.— А вы хорошо изучили меня, Азартный Игрок. Я думаю, что нам с вами будет весело вместе. — Он звонко щелкнул крышечкой и вернул табакерку на место, в жилетный кармашек. — Ну, что ж! Сыграем в пикет на табакерку его светлости, а потом… Что вы скажете насчет Парижа? Подходящее место, чтобы именно там приступить к нашей настоящей игре?Элли помедлила: ей вдруг стало страшно. Оставался последний шанс все отменить, все переиграть. И никто ее за это не осудил бы. Ведь она женщина, в конце концов, а все женщины непредсказуемы, как любит говорить леди Вудкотт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43