Служанка забралась следом и уселась рядом с хозяйкой. Элли с удивлением обнаружила, что глаза Сары полны слез, но не стала ничего выяснять — ей было не до того.Элли приказала кучеру трогать, тот поплотнее запахнул свой потрепанный плащ, и его грязный облупленный кеб, выкрашенный желтой краской, тронулся в путь. Внутри стоял тошнотворный, застоявшийся запах пива, который не мог прогнать даже ветер, гуляющий между неплотно прикрывающимися дверцами.Элли сидела, отвернувшись к окну, раздираемая грустными мыслями о несчастном, запутавшемся кузене. Внезапно до нее донеслось сдавленное всхлипывание, и она поняла, что без расспросов не обойтись.— Что случилось, Сара?Сара снова негромко всхлипнула.— Ах, мисс, я совершила ужасную ошибку! Мне нужно было все рассказать еще тогда, когда вы брали меня на службу. И почему только я этого не сделала? Неблагодарная свинья, вот кто я!Элли удивленно взглянула на свою служанку.— Я не понимаю, о чем ты. К тому же, если помнишь, я сама приказала тебе тогда замолчать и никогда больше не возвращаться к рассказам о прошлом. Так что же ты утаила тогда?Пошел мелкий дождь, застучал по кожаной крыше кеба, тонкими струйками побежал с низко опущенных полей шляпы на спину кучера, поднявшего по такому случаю воротник плаща.Сара еще пару раз всхлипнула, затем решительно вытерла нос.— Если вы помните, мисс, меня выгнали за связь с дворецким. Так вот, это был не дворецкий, а сам хозяин! Господи, какой же дурой я была!Она вновь уткнулась в носовой платок, плечи ее тряслись от рыданий, и у Элли болезненно сжалось сердце.«Господи, есть ли на свете хоть одна девушка — неважно, служанка или госпожа, — у которой не было бы своего горя?» — подумала она и негромко сказала:— Ты должна рассказать мне все. Пожалуйста, вдохни поглубже, возьми себя в руки и перестань плакать.Сара послушалась совета и, стараясь не смотреть на хозяйку, начала свое повествование. Элли узнала, что последний год ее жизни был сплошным кошмаром. Ведь она позволила себе ни много ни мало, как влюбиться в знатного человека. И поверить ему.— А как можно не поверить человеку, если он барон? — горестно воскликнула Сара. — Вот и ваша жизнь теперь разбита, мисс. А все этот Крессинг! Он!Элли и раньше подозревала, что Сара подслушала их разговор с Джорджем, теперь же была в этом уверена. Она отвернулась к окну и принялась наблюдать за струйками дождя, стекающими со шляпы кучера, поплотнее запахнула свою пелерину. Холодный ветер гулял не только между неплотно прикрытыми дверцами кеба, он пробивался еще и снизу, сквозь многочисленные щели в полу, и вместе с ним влетали капельки воды и грязи с мостовой.Элли негромко сказала:— Ну вот, теперь тебе все известно. И в самом деле, виновник всех моих бед Крессинг.Сара резко повернулась к ней.— Нет, мисс! Вы меня не поняли. — Она шмыгнула покрасневшим от слез носиком, смахнула капельки с мокрых щек и посмотрела Элли прямо в глаза. — Прошлым летом я работала прислугой в доме Крессинга. До самого Рождества.В глазах Сары застыла боль — старая, непреходящая, — и Элли подумала, что ее служанка не скоро излечится от этой боли.— У Крессинга? — переспросила она шепотом и напряженно стала ждать продолжения.Но Сара не торопилась. Она снова прижала к лицу промокший от слез платок и несколько раз всхлипнула Ненадолго в кебе наступила тишина, в которой раздавался лишь шум дождя, негромкое цоканье копыт и старый голос кучера, понукавшего свою старую лошадь:— Да шевелись же ты, мешок с костями! Давай, давай, дохлая!Наконец Сара несколько раз глубоко вздохнула, начиная понемногу успокаиваться, и снова заговорила:— Ах, мисс, если бы вы только знали, что он за человек! Никогда в жизни не встречала таких мерзавцев. Уж чего он только мне не обещал! Говорил, что будет любить меня всю жизнь, что мы с ним никогда не расстанемся… Но вскоре экономка заметила, куда у нас с ним дело идет, и тут же выставила меня на улицу, без всяких рекомендаций. Я — к нему. А он что? Только рассмеялся и приказал мне убираться. Вот такие дела…Элли не знала, что и сказать своей несчастной служанке, как помочь ей забыть об этом мерзавце.Крессинг! Элли хотелось убить его своими собственными руками. Ее и до этого душил гнев, стоило ей подумать о бароне, укравшем табакерку Равенворта. Но сейчас, после того как ей стала известна история Сары…Элли знала, что нет таких слов, которые могли бы утешить Сару, и потому перестала их понапрасну искать. Вместо этого она уставилась в окно и крепко задумалась. Постепенно ее новый план начал приобретать все более определенные очертания. Она немного приободрилась и крепко сжала руку Сары.— Не вини себя в этой истории. Ты была наивной девочкой, а Крессинг — человек опытный и коварный. Ведь я и сама только сегодня разобралась в том, что он собой представляет на самом деле. Поздно разобралась, но, как говорится, лучше поздно, чем никогда. Ты очень вовремя все рассказала мне, и я уверена: теперь мы справимся с этим… с этим… с этой тварью!Поднявшись наверх, в свою спальню, Элли вытащила из сумочки кошелек Равенворта, и у нее сжалось сердце — слишком много воспоминаний сразу же шевельнулось в нем.Затем она разделась и юркнула в постель, снова и снова проклиная себя за то, что согласилась заключить это дьявольское пари, в которое по ее вине оказались втянутыми ни в чем не повинные люди. Боже, что, если Ра-венворт не поверит ей, никогда не сможет простить ее?! Элли вспомнила, как он в первый раз отказался отдать ей свою табакерку. Ведь он пытался при этом объяснить — вежливо и деликатно, — что она ведет себя неподобающим образом, что ввязалась в опасную игру. А она не захотела услышать, понять его…Элли передернула плечами. Как могло случиться, что эта маленькая серебряная коробочка заслонила ей весь белый свет, заставила ее забыть обо всем?Итог размышлений был очень прост: Элли поклялась себе, что вернет табакерку Равенворту — чего бы ей это ни стоило. 20 — А ты уверен, что это была именно Элли? — спросил лорд Равенворт. — И она выходила из квартиры Фентона? Нет, она не могла совершить такую глупость!Они ехали по Гайд-парку вдвоем — Барроу на своем любимом Аполлоне и Равенворт на черном скакуне. Барон глубоко вздохнул:— Ньютон еще мог ошибиться — он плохо ее знает. Но Уитни… Этот не мог. А он тоже видел ее. И весь Лондон теперь об этом знает.— О боже!— Не кипятись, Джефф. Ты должен поговорить с ней. Мало ли зачем она могла прийти к своему кузену…Некоторое время они в молчании ехали по направлению к Роттен-роу. Равенворт неотступно думал об Элли и о том вечере в Воксхолле, который так печально закончился. Да что там — печально… Кошмарно он закончился, вот что!Старые мысли, старые подозрения ожили в нем. Теперь она заполучила его табакерку, тем самым, вероятно, выиграв какое-то пари. И что дальше? А впрочем, не в табакерке дело. Просто между ними отныне все кончено… Но неужели она оказалась такой превосходной актрисой? Это надо же — так сыграть! Эта грусть, эта боль в глазах, и сочувствие, и мягкое прикосновение затянутой в перчатку руки к щеке…Он вспомнил, чем закончился для него тот вечер разочарований. А закончился он необычно: Равенворт позволил себе то, чего не позволял никогда, — он напился. В «Уайтсе». Напился оттого, что не мог иначе справиться с противоречивыми чувствами, разрывавшими его сердце. С одной стороны — отчаянное, безнадежное желание поверить в невиновность Элли, с другой — тяжелые, неопровержимые доказательства ее лжи.А самое отвратительное — за секунду до того, как он ткнулся головой о стол, перед ним возникло лицо лорда Крессинга — торжествующее, искаженное сатанинской ухмылкой. Он смеялся над Равенвортом — громко, на весь клуб. Непонятно: чего он, собственно, так обрадовался?..Равенворт вернулся мыслями к событиям в Воксхолле. Нет, не похоже это нападение на те, прежние попытки Элли завладеть его табакеркой. Они были обставлены так по-детски, так легко разгадывались — и тот случай с больной ногой, и попытка похищения с помощью подкупленного слуги… Нет, это были какие-то ненастоящие покушения, они не столько сердили, сколько забавляли.Вчерашнее нападение было другим — более жестко и тщательно продуманным, более… мужским, что ли. В нем не чувствовалась озорная, но такая простодушная натура Элли.Скорее это могло быть делом рук Фентона. А еще вернее — Крессинга.Жеребец заволновался под виконтом, пошел боком, угрожая столкнуться с Аполлоном, и барон поспешил отъехать в сторону. Равенворт потуже натянул поводья, наклонился к своему вороному и шепнул ему на ухо несколько ласковых слов. Жеребец повел ушами и успокоился, а Равенворт, выпрямляясь в седле, с неожиданной отчетливостью осознал — кто на самом деле напал на него вчера в зимних садах Воксхолла.Он вспомнил, что, когда Крессинг смеялся над ним в «Уайтсе», в руках у него была табакерка. Его, Равен-ворта, табакерка! А еще точнее — табакерка покойного Эверетта…До него долетел голос лорда Барроу:— Смотри-ка, а вот и они сами! Подъедем?Равенворт быстро оглянулся и тоже увидел приближающийся экипаж леди Вудкотт. Сегодня, по причине теплой погоды, это было открытое ландо. Фанни, заметив лорда Барроу, приветственно махнула ему рукой. Сидящая рядом с нею Элли не шевельнулась и продолжала смотреть куда-то в сторону с самым несчастным и отрешенным видом.Друзья подъехали ближе: лорд Барроу с одной, а Равенворт — с другой стороны ландо. Теперь Равенворт мог разглядеть лицо Элли — оно было мертвенно-бледным и безучастным. Воплощение вины и отчаяния!Виконт поклонился леди Вудкотт и терпеливо выслушивал все ее банальные глупости на тему погоды, которая, нужно согласиться, сегодня и впрямь была чудесной. Затем наклонился к руке Элли, и она наконец подняла на него свои синие глаза, полные страдания. Равенворту мучительно захотелось поцеловать ее и поцелуем стереть печаль с этого прекрасного лица. Да, это, пожалуй, было бы самым разумным поступком, но увы… Не мог он себе этого позволить, во всяком случае — здесь и сейчас. Элли протянула ему руку, и он удивился, почувствовав вместо мягкой перчаточной замши что-то твердое, плотное.Его кошелек!Элли выпустила его из пальцев и слабым голосом прошептала:— Булавка там, внутри. Простите меня, Равенворт. Я очень хотела бы заслужить ваше прощение, но боюсь, что мои попытки заранее обречены на провал.Элли очень старалась говорить тихо, но леди Вудкотт все-таки услышала ее.— Что ты там такое говоришь, Элинор? Извиняешься? За что? — Она оглядела бледное, безжизненное лицо племянницы и добавила, явно адресуясь при этом не к ней, а к стоящему рядом Законодателю Мод: — Ты выглядишь совсем больной. Фанни, радость моя, боюсь, что у Элинор опять начинается приступ мигрени. Не лучше ли нам вернуться домой?— Пожалуй, тетушка, — сказала Элли, безучастно глядя куда-то в пустоту. — Я… Я действительно плохо себя чувствую.Ландо тронулось. Равенворт следил за ним взглядом до тех пор, пока не мелькнули в последний раз, скрываясь за углом, ленты на шляпке Элли и ее раскрытый зонтик. Но и тогда он не двинулся с места, безуспешно пытаясь проглотить подступивший к горлу комок.Табакерку Элли ему не вернула, но он точно знал, где следует ее искать…Проклятье! Гром и молния! Крессинг — мошенник и вор! Удачливый — поскольку его до сих пор никто не поймал за руку, — но тем не менее вор.Эмоции Равенворта передались его рысаку, и он затанцевал под седоком. А может быть, просто сам виконт, пребывая в ярости, слишком туго натянул поводья, слишком сильно стиснул ногами круп жеребца? Так или иначе, рысак встал на дыбы, Аполлон шарахнулся в сторону, а сидевший на нем лорд Барроу воскликнул:— Проклятье, Джефф! Что за бес вселился в твоего жеребца? Весна, что ли, на него так действует?Равенворт быстро справился с вороным, извинился перед другом, а затем коротко рассказал ему об ограблении в Воксхолле и о том, что видел свою табакерку в руках Крессинга в «Уайтсе».— Да этого мерзавца… Да по нему петля плачет! — в гневе закричал барон.— Полностью согласен с тобой, Чарльз.— Но цель? Какова цель, я не могу понять!— Очень просто: приданое Элли. Крессинг и Фентон наверняка в сговоре. Она сказала, что нападавших в Воксхолле было двое. Значит, все сходится: табакерка оказалась у Крессинга, а у Фентона Элли получила назад мой кошелек. Но охотились-то они не за ним, а только за табакеркой.— Но почему?— Я подозреваю, что Элли ввязалась в какое-то идиотское пари со своим кузеном. И пари это связано с табакерками — твоей, моей и Крессинга. Ну а ставка… У меня есть основания предполагать, что ставкой является рука Элли. Или, говоря проще, ее наследство.Лорд Барроу удивленно присвистнул.— Уму непостижимо! Но как же она согласилась?.. — Он тут же смутился и принялся извиняться.— Боюсь, что ты прав, Чарльз, — прервал его Равенворт. — Это и впрямь уму непостижимо.— И что ты намерен делать?— Могу вызвать Крессинга на дуэль. Да ведь только он не примет вызов, улизнет, трус поганый. Я опасаюсь одного: как бы Элли не задумала что-нибудь. Она наверняка узнала правду от Фентона, когда нанесла ему тот неосторожный визит. А по выражению ее глаз я понял, что она сейчас размышляет о том, как бы покрепче зацепить Крессинга.— Но этого нельзя допустить! Крессинг страшный человек. Я слышал, что одну женщину, которая поверила ему, он завез в Париж, после чего сбежал от нее.— Господи боже! Когда же это было? И почему его до сих пор терпят в приличном обществе?— Когда было? Пару лет назад. А насчет общества… Ты же знаешь, что у этих людей, как правило, нет ни мозгов, ни памяти. — Милейший барон откашлялся после непривычно длинной речи и продолжил: — Джефф, ты должен знать еще одну вещь. Это касается Эверетта. И Крессинга.Лицо Равенворта мгновенно застыло и напряглось, как только он услышал имя брата.— Ты даже не представляешь, как давно и как сильно я хочу посчитаться с Крессингом за Эва. Проклятье! Ведь этот человек убил моего брата — неважно, на дуэли или нет, но убил! — Он пристально заглянул в глаза барона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43