Она рассмеялась:
— Храбрец, никогда не упускающий случая показать свою власть…
— Над сварливой женой, — перебил Брайан. — Я ни к чему тебя не принуждаю, кроме того, что ты обязана делать. Однако, жена, клянусь, мое терпение лопнет, если…
— Не прикасайся ко мне! — прошипела Элиза, вырываясь из его рук и поворачиваясь к Брайану спиной. Трясущимися пальцами она сняла украшения и сбросила одежду к ногам. Слезы жгли ей глаза, ей хотелось броситься на Брайана, избить его изо всех сил, пока он не поймет…
Что? Она не знала. Она сама не понимала себя. Он думал, что она замыслила убежать к Перси; но Элиза даже не помнила, что когда-то любила его.
И все-таки ей хотелось сбежать от Брайана. Хотя, если бы он отпустил ее, Элиза испытала бы еще более глубокое отчаяние…
Ее рубашка упала на пол. Еще дрожа, она нетерпеливо стащила сетку и распустила волосы, яростно прогоняя выступающие на глаза слезы. Почти задыхаясь от негодования, она забралась в прохладную постель, отвернулась и закрыла глаза. Как глупо было бороться с Брайаном, заранее зная, что победа останется за ним!
Однако еще более глупым казалось дотронуться до него, выдать, что, несмотря на оскорбление и гнев, она жаждет его. Может, даже сильнее, чем прежде, ей хотелось оказаться в его объятиях, убедиться, что Брайан не может быть отцом ребенка Гвинет. Элиза надеялась, что в такую минуту она сможет вырвать у Брайана признание. Она, должно быть, лишилась рассудка…
Элиза вонзила ногти в подушку, не позволяя себе открыть глаза или пошевелиться.
Брайан прошелся по комнате, задувая свечи. Она услышала, как он ложится рядом.
Верный своему слову, он держался на расстоянии. Элиза слышала его дыхание в ночной тишине, ей казалось даже, что она слышит, как бьется его сердце…
Ее собственное отчаянно колотилось в груди. Она напряженно ждала, но проходили секунды, сливались в минуты, а те тянулись бесконечно долго. Он не шевелился. Элиза поднесла руку ко рту и прикусила пальцы: она сгорала от желания…
Но она не хотела этого.
Противоречивые желания создали настоящий хаос в ее душе, и хаос этот был слишком мучителен. Чувства отказывались подчиняться ей, накатывая, как океанские волны, заливающие прибрежные земли. Она просто не могла оставаться в постели, иначе она бы закричала или вспыхнула, как сухое полено в очаге.
Проведя ладонью по щекам, она почувствовала на них влагу. Она попыталась дышать ровно и глубоко, но вместо этого у нее вырвалось сдавленное рыдание.
— Элиза…
Наконец он подвинулся ближе, отвел рукой ее волосы и коснулся шеи.
— Нет! — с отчаянием вскричала она.
— Но ты плачешь…
— Я злюсь! — возразила она, и вся ее сдержанность мгновенно исчезла. Она обернулась, чуть не запутавшись в простынях, и упала к нему на грудь. Он не отстранился, а прижал ее к себе. Он коснулся губами ее щек и ощутил слезы и тут же понял, что нежность соперничает в нем со страстью, которую постоянно возбуждала в нем Элиза. Он положил ее на спину и, забыв про свое обещание, собрал губами соленые капли с ее щек, а потом нашел ее губы. К удивлению Брайана, она жадно приняла его поцелуй, радостно прижимаясь к нему всем телом.
Элиза обнаружила, что гнев может вызвать желание яростное и бурное. Еще никогда она не желала Брайана сильнее, чем сейчас.
Внезапно он отстранился. Их окружала темнота, в которой виднелся только слабый отблеск догорающих в камине дров. Брайан начал зажигать свечи у постели.
Вернувшись к Элизе, он взглянул ей в глаза и опустился рядом.
— Сегодня… сегодня мы увидим друг друга. Ты будешь держать глаза открытыми, будешь звать меня по имени.
Она не ответила. В их глазах яростное желание постепенно сменилось наслаждением.
Потом Элиза свернулась рядом с ним и, утомленная душевно и телесно, заснула.
Брайан долго лежал без сна, глядя, как догорают свечи, но не решаясь затушить их.
Он размышлял, что могло привести его жену в столь бурное состояние. Неужели она способна смотреть ему в глаза, грезя о глазах другого мужчины?
Вскоре ему предстоит уехать. Времени остается слишком мало. Брайан не верил, что у Гвинет ребенок от него, но решить все могло только время. Элиза… она слишком горда. Она никогда не простит его. Возможно, как только он уедет, она вновь попытается бежать, и успешнее, чем прежде.
Наконец он вздохнул и поднялся, чтобы затушить свечи. Он помедлил, прежде чем задуть последнюю из них. Элиза была прекрасна в шелку собственных волос, но лицо ее казалось искаженным болью, а брови хмурились даже во сне. Пока он смотрел на нее, Элиза перевернулась и что-то пробормотала.
Загасив пальцами последнюю свечу, он лег рядом, нежно обнял ее и притянул к себе.
Гвинет и Перси уехали утром. Брайан и Элиза провожали их вместе, махая руками до тех пор, пока всадники не скрылись за ближайшим холмом.
Элиза пробормотала, что ее ждут дела, и ушла. Брайан сжал губы и тоже направился по делам — обучать новоиспеченных воинов и руководить постройкой стены.
Дни проходили слишком быстро, в беспокойном и слишком молчаливом перемирии. В поместье заготавливали еду на зиму, в погребах росли запасы эля и дров. Несколько дней Брайан провел на охоте; Элиза вместе с домашними слугами делала сальные свечи.
Каждую ночь Брайан обнимал свою жену и лежал, не в силах заснуть, размышляя о том, кого он держит в руках.
Наконец наступил неизбежный день отъезда. В последний раз Брайан удовлетворенно оглядел неуклонно поднимающуюся стену и отряд, в который превратилось недавнее сборище неумелых крестьян.
В покоях стало чисто и уютно. Элиза послала за гобеленами и резной мебелью, бельгийскими кружевами и восточными коврами. Их жилище превратилось в настоящий дом.
Недоставало только тепла его обитателей.
В последнюю ночь Элиза сама пришла к нему. Брайана всегда изумляло, как удавалось столь холодной и горделивой женщине по ночам становиться такой ласковой и страстной. Ночь… его последняя ночь.
Его охватило отчаяние, не успев утихнуть, его желания пробуждались снова. Он стал страстным и настойчивым, неутомимым и ненасытным. Она не пыталась возразить, напротив, возбуждала его своим неутихающим желанием.
На рассвете он стал одеваться, так и не сомкнув глаз за всю ночь.
Прицепив к поясу ножны, он опустился на край постели. Под глазами Элизы появились тени, она побледнела. Лучи рассветного солнца проникали сквозь окна, играли в ее волосах, — казалось, она окутана золотисто-алым шелком.
Брайан взял ее за руку и рассеянно повертел сапфировое кольцо. Взглянув ей в глаза, он проговорил:
— Кто же ты, герцогиня? Вправду ли ты принадлежишь мне? Или ты навсегда закрыла от меня свою душу, заперла ее на замок тайны?
Ее глаза блеснули — бирюзовые озера, которые угрожали пролиться и утопить его. Она покачала головой.
— Не надо ссориться с Гвинет из-за меня, — мягко попросил Брайан.
— Еще одна угроза, милорд, или просто предупреждение?
— Просьба, а не угроза и не предупреждение. — Его улыбка вдруг стала горькой. — Мне незачем угрожать: Перси едет со мной.
— Удобно, не правда ли?
Он пожал плечами.
— На мой взгляд — да.
— И ты предлагаешь мне быть любезной с твоей любовницей!
— Просто дружить с ней по-соседски. Здесь мы отрезаны от остального мира, а она ждет ребенка.
— Ах да! Разве ты не хочешь, чтобы эта плодовитая соседка поменялась местами с твоей женой?
— Она гораздо добрее, — заметил Брайан. — И, признаюсь, в этом случае я был бы уверен, что после возвращения найду свою жену дома. Догадываюсь, что ты намерена покинуть дом, едва пыль осядет на мои следы.
— Бежать в Монтуа? — спросила Элиза. — Боюсь, меня там ждет не слишком радостный прием. Твои друзья и люди короля держат в кулаке герцогство, ныне ставшее твоим.
— Оно не только мое, но и твое.
— Не бойся, — пробормотала она, поворачиваясь к нему спиной. — У меня нет желания вновь тащиться через всю страну.
— Или же ты просто ждешь, что крестовый поход возьмет свою дань жизнью воинов?
— Я не желаю тебе смерти.
— Понятно, ждешь только моего отсутствия.
— Прежде ты рвался в бой не меньше, чем Ричард.
— А тебе не терпелось дождаться моего отъезда.
— Ричард еще в Англии.
— Да… и, вероятно, я еще успею побывать дома, прежде чем мы отправимся на континент.
— Это предупреждение, милорд?
— Просто утверждение. Может, я сделаю это из любопытства. — Он потянулся, легко приподнял ее голову за подбородок двумя пальцами и взглянул ей в глаза. — Больше всего я удивлюсь, если ты и в самом деле дождешься меня.
— Будущее обещает быть удивительным, верно? — пробормотала она, и Брайан, как обычно, уловил в ее словах насмешку.
— Невероятно удивительным. Я буду особенно рад услышать о твоем здоровье, прежде чем мы отправимся в Святую Землю.
— Мое здоровье? Оно всегда в порядке…
— Надеюсь, что тебя будет тошнить каждое утро.
На ее щеках проступил румянец.
— Тогда тебе следовало жениться на Гвинет — она и сейчас ждет тебя, страдая так каждое утро!
Он встал и направился к двери, не желая уезжать в пылу ссоры.
На пороге он остановился:
— Я не жалею о нашем браке, герцогиня.
Дверь тихо закрылась за ним, через несколько минут послышалось цоканье копыт — отряд Брайана покинул поместье.
В комнате стало прохладно; дом опустел.
Элиза содрогнулась от страшной пустоты в душе.
Глава 20
Осенние ливни сменились снегопадами, и к середине декабря поместье превратилось в ледяной дворец на вершине снежной горы.
Элиза отменно управлялась с работой. Стражники стали твердо помнить о своем долге, домашняя прислуга была расторопной и умелой, крестьяне с радостью принимали новый порядок. Пусть хозяин поместья уехал: они быстро узнали, что леди Элиза умеет быть и доброжелательной, и суровой, справедливой и милосердной и высоко ценит честность. Каждое утро зал переполняли крестьяне с прошениями, и, если закон не давал твердого ответа в затруднительном случае, Элиза предоставляла пяти выбранным мужчинам принять решение. В общении со своими людьми, даже ближайшими из слуг, Элиза сохраняла твердость и спокойствие.
Но саму ее терзали чувства, угрожая свести с ума. Самым досадным было то, что Элиза даже не понимала их причину.
С каждым проходящим днем она все сильнее желала Брайана. По вечерам она ложилась и долго лежала без сна в пустой и холодной постели. Она страстно жаждала его.
Но, просыпаясь утром, Элиза мечтала убить мужа. Обезглавить, разорвать на куски.
Какие бы оправдания ни пыталась находить Элиза, вспоминая о Гвинет и ее ребенке, она чувствовала, как ее охватывает гнев. В такие минуты ей хотелось упасть ничком и заплакать.
Разумеется, во всем была виновата ревность, но Элиза не хотела этого признать. Она продолжала убеждать себя, что ее заставили выйти замуж.
Долгие часы она проводила в догадках, где сейчас Брайан. Пускай Гвинет оставалась поблизости, на Корнуолле, но Лондон был переполнен женщинами, и Элиза знала, что в прошлом Брайан пользовался благосклонностью как крестьянок, так и знатных леди.
Всех мужчин — от Перси и ее отца и до Брайана (особенно Брайана!) — Элиза считала отвратительными животными. Генрих, ее любимый отец, обращался со своей женой по-свински, а список его любовниц был бесконечным. Перси, с которым она мечтала связать свою жизнь, оказался на поверку слабым и безнадежно лицемерным. Но мысли о Перси больше не уязвляли ее, хотя Элизе хотелось заставить Брайана верить, будто она по-прежнему любит Перси: маленькая месть за бесконечные унижения. На самом деле она с трудом представляла себе теперь даже лицо бывшего жениха.
А вот образ Стеда преследовал ее постоянно.
Элиза сердито напоминала себе, что ее муж в эту минуту может быть где угодно. Он заявлял, что не виделся с Гвинет с тех пор, как Ричард назначил их брак, но было ли это правдой? Мужчины, по-видимому, не считают себя обязанными хранить верность женам, особенно на службе у короля, когда эта служба заставляет их уезжать далеко от дома. Но, несмотря на то, что мысли о неверности Брайана больно ранили Элизу, она не могла представить его рядом с незнакомками. Она видела его рядом с Гвинет.
Закрывая глаза, она с мучительной ясностью представляла себе эту картину. Они были в комнате, озаренной тусклым светом свеч. Их ждала широкая постель со свежим бельем. Брайан не сводил глаз с Гвинет; Гвинет улыбалась, приоткрыв влажные губы, ее темные глаза страстно блестели. Оба они начинали торопливо раздеваться, Брайан издавал приглушенный стон. Он уносил Гвинет в постель, но она тут же поднималась на колени, лаская сильное тело воина; она прикасалась к его бронзовой коже, прижимала лицо к груди Брайана, слушая, как бьется его сердце, ощущала твердые мускулы, лаская его руками и губами…
Элиза внезапно очнулась и тихо застонала. Почему он не оставил ее в покое, в отчаянии спрашивала она. Она ненавидела Брайана за то, что желала его всей душой, и презирала себя за это желание. Ее соседка носила внебрачного ребенка Брайана, та самая соседка, что прежде была любовницей мужа Элизы и в будущем вновь могла делить с ним ложе.
Почему бы и нет? Брайан мечтал о ребенке, а Гвинет готовилась выполнить его мечту. Элиза представляла их вдвоем, крепко обнявшимися, трепетно прислушивающимися к жизни, которую они зачали.
Но ребенок Гвинет не сможет стать наследником Брайана! Только Элиза, его законная жена, способна подарить ему наследника…
Застыв в своем отчаянии, Элиза клялась страшными клятвами, что никогда не удостоит Брайана такой милости. Во всяком случае, пока он где-то вдалеке от нее оставляет за собой вереницу ублюдков.
Элиза задумалась: неужели нежелание подарить Брайану наследника мешает ей забеременеть? Глупо, ведь даже сейчас она терзалась в сомнениях. Ее осенило: ее ребенок будет законным.
А не внебрачным, как она сама.
Эту тайну она продолжала хранить от мужа. Конечно, сейчас это было ни к чему: никто бы не осмелился запятнать хоть словом то, что принадлежало лорду Брайану Стеду. Но кольцо по-прежнему тревожило Брайана, тайна оставалась нераскрытой, и Элиза ощущала, что эта тайна превратилась в стену, надежно защищающую ее…
От чего?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64