Из огромного зала Монтуанского замка широкая каменная лестница вела в галерею и богато убранные покои. Элиза попыталась идти по ступеням неторопливо, но как только шаги Мишеля затихли вдалеке, она бросилась бегом. Достигнув двери, она распахнула ее и захлопнула за собой так, как будто за ней гнался дьявол.
Это неправда, напомнила себе Элиза, дьявол уже схватил ее и…
«Я дома. В собственном замке. Я герцогиня Монтуанская, и он никогда не осмелится вновь прикоснуться ко мне. Здесь вся власть в моих руках…»
Бесполезные уговоры, подумала она с вновь нахлынувшими раздражением и яростью. Всю жизнь ее учили держаться с достоинством. Она привыкла, чтобы ее слушались с первого слова. Поскольку она была добра и справедлива, ей служили, не задавая вопросов.
Она знала, что даже самого сильного рыцаря можно покорить лукавой улыбкой. Генрих пообещал ей власть над собственной судьбой.
А теперь… все исчезло. Брайан Стед отнял у нее все. Он дал ей понять, что достоинство мало что значит для мужчины, если он желает женщину, но самое страшное — дал ей понять, что женщина может быть совершенно беспомощна…
Судя по словам посыльного, Брайан Стед «видел» ее. Значит, он вернулся в Шинон. По-видимому, он наконец-то узнал, кто она такая, и это не произвело на него никакого впечатления. Элиза увезла кольцо Генриха, давая ему право обвинить ее в воровстве, что он и сделал.
Он погубил ее жизнь, а теперь признавался только, что «видел» ее!
— О, Боже! — простонала Элиза, прислонившись к двери. — Боже, дай мне забыть его! Прогони его из моих воспоминаний прежде, чем я сойду с ума от унижения и ярости…
Ее страстный шепот был прерван тихим стуком в дверь.
— Миледи?
Элиза быстро обернулась и открыла дверь. Джинни поклонилась и отступила, а несколько слуг внесли в комнату тяжелую бронзовую ванну. Позади них шли служанки с огромными кувшинами горячей воды. Слуги поздравили свою госпожу с прибытием домой и поспешили покинуть комнату. С Элизой осталась только Джинни.
Крепко стиснув зубы, Элиза подумала, что от расспросов Джинни избавиться будет не так-то легко. Воля Джинни была железной, под цвет седеющих волос. Эта хрупкая женщина обладала упорством каменной башни. Для Элизы она стала второй матерью, и Элиза знала, что Джинни беззаветно предана ей. Элиза была благодарна за эту любовь и платила ей тем же. Как и Мишель, Джинни служила в доме уже несколько десятков лет, а горничной Элизы стала, едва той исполнилось восемь.
Джинни была не из тех горничных, которых можно смутить высокомерием, даже самым искусным и внушительным.
Дверь в комнату закрылась. Джинни стояла у порога, положив морщинистые руки на узкие бедра, и пристально оглядывала Элизу.
— Ты выглядишь недурно, дитя. Так где же ты была?
— Ехала домой, — сердито ответила Элиза. — Джинни, у меня страшно болит голова. Мне не нужна помощь…
— Нет, так легко ты от меня не отделаешься, Элиза де Буа! — решительно заявила Джинни, проходя по большой и роскошной комнате.
Когда-то эта комната принадлежала родителям Элизы, на что указывала массивная, высокая кровать. Ее шелковый полог отец Элизы привез с Востока, из последнего крестового похода. В Святой Земле Уильям нашел время выторговать немало ценных вещей. Полы устилали персидские ковры, тяжелые гобелены украшали стены. Изящные столики работы немецких мастеров стояли у высоких окон, шкаф длиной в двадцать футов тянулся вдоль левой стены. В изножье кровати стояли два турецких сундука: в одном хранился запас тонкого льняного белья, а в другом — самые различные виды мыла и ароматических снадобий для ванн.
Давно привыкнув к причудам своей госпожи, Джинни подошла к сундукам и, пренебрегая хмурой гримасой на лице Элизы, начала выбирать вещи, необходимые для купания. Она выложила на кровать льняные полотенца и мыло, порылась в сундуке и извлекла пустую вазу, в которой некогда хранился египетский мускус. С невинным лицом приблизившись к Элизе, Джинни протянула ей вазу.
— В чем… — начала Элиза.
— Разбей ее, — посоветовала Джинни. Глаза ее ярко блестели, несмотря на преклонный возраст.
— Разбить?
— Да, да, разбей! Швырни так, как только хватит сил! Пусть разлетится вдребезги!
Элиза хотела было осадить служанку и выслать ее из комнаты, ибо даже Джинни не могла ослушаться приказа, но внезапно рассмеялась. Это был горький, неприятный звук, но по крайней мере его можно было назвать смехом. Она взяла вазу и швырнула ее об стену изо всех сил.
— Отлично! — Джинни захлопала в ладоши. — Вот теперь тебе стало лучше.
— Да, пожалуй, — согласилась Элиза.
— Купание поможет тебе успокоиться, — улыбнулась Джинни. Она сняла с Элизы плащ, и Элиза со вздохом сбросила обувь, грубую шерстяную тунику и шагнула в воду.
Вода была такой горячей, что обжигала кожу. Но она прогоняла напряжение из мышц Элизы, а горячий пар смягчал острую боль в висках. Прикрыв глаза, а затем вновь открыв их, Элиза увидела, что Джинни стоит рядом с мочалкой и большим куском розового мыла.
— Спасибо, — пробормотала Элиза, принимая и то и другое. Джинни отошла, уселась на стул с высокой спинкой и устремила взгляд за окно, на расстилающиеся вокруг замка поля. Элиза взглянула на горничную, перевела взгляд на мыло и мочалку, а затем с яростью принялась мыться. Она терла кожу так, будто стремилась стереть с нее воспоминания о Брайане Стеде.
— Неужели вы отдали сердце вору, миледи? — наконец произнесла Джинни.
Изумленная Элиза на миг прервала свое занятие.
— Не говори глупостей, Джинни! — раздраженно отозвалась она.
Джинни помолчала и вздохнула.
— Если так, я рада, миледи. Однако знатные дамы иногда пренебрегают условностями своего сословия и влюбляются в нищих крестьян. И поскольку вы были бы в этом не первой, то вам нелишне узнать, каковы могут быть последствия этого опрометчивого поступка.
— Не бойся, — холодно ответила Элиза, окуная голову в воду, а затем вновь поднимая ее. — Уверяю, мое сердце отдано сэру Перси и никому иному.
— Гм… — Джинни задумалась. — Значит, ты считаешь, что сумеешь одурачить Перси?
Элиза прикрыла глаза и крепко сжала зубы.
— Джинни, сейчас лучше не раздражать меня, я слишком устала, и…
— Элиза, мне прекрасно известно, что я испытываю твое терпение! Но ты должна вытерпеть хотя бы из почтения к моему возрасту и многолетней службы твоей семье. А также ради будущего Монтуа.
— Монтуа? Джинни, что ты несешь? — Элиза раздраженно выпустила из рук мочалку, не замечая, что мыло течет по ее волосам. Если она будет пахнуть розами, ее перестанет преследовать острый мужской запах этого рыцаря…
— Миледи, вы можете дурачить старика вроде Мишеля, стражники и вовсе танцуют под вашу дудку, но я женщина, к тому же старая, и слишком многое повидала. Вы вернулись в чужой одежде, одна, на коне, который может принадлежать только рыцарю или вору, укравшему его у рыцаря. В ваших глазах пылает ярость, вы стремитесь остаться одна. Мой опыт подсказывает, что причина всему этому может быть лишь одна, и эта причина — мужчина.
— Правильно, я зла на мужчину, — сдавленно пробормотала Элиза.
— Тебя изнасиловали? Или соблазнили?
— Джинни!
— Можете ударить меня, миледи, но я не возьму своих слов обратно. Я забочусь о твоем будущем, Элиза, потому что люблю тебя.
Откуда она узнала, раздраженно удивлялась Элиза, неужели на лбу у нее написано, что она делила ложе с черноглазым дьяволом? Неужели и Перси все узнает? Что же делать? Признаться ему? Да, Перси надо признаться — это единственный выход. Но что, если Перси вызовет Стеда на поединок?
Стед заслуживает смерти, заслуживает того, чтобы ею пытали на дыбе, четвертовали, повесили, выпустили потроха, обезглавили…
А если погибнет Перси? Нет, этого она не вынесет…
Неужто она сошла с ума? Признаваться Перси нельзя ни в коем случае!
— Значит, за этого мужчину вы не можете выйти замуж, миледи? — тихо спросила Джинни.
— Замуж! — Элиза вздрогнула, схватила мочалку и уставилась на Джинни. — Никогда!
— Но если он овладел вами…
— Не совсем так.
— Это не важно. Даже если он соблазнил вас, его можно привести к алтарю. Конечно, Генрих умер, но Ричард должен поступать справедливо — и пусть Бог простит ему то, что Ричард свел в могилу своего отца! Вам принадлежит герцогство. Жаль, конечно, будь вы обычной девушкой…
— Джинни, ты ничего не понимаешь. Я не хочу выходить замуж за этого человека! Я ненавижу его! Я выйду за Перси — так, как и хотела. Я влюблена в Перси Монтегю, а Перси влюблен в меня.
— Интересно, будет ли он влюблен, если окажется, что вы носите чужого ребенка? Или вы этого не боитесь?
Молчание Элизы убедило ее горничную в правоте собственных слов. Элиза погрузила голову в воду, тщательно прополаскивая спутанные волосы. Она еще чувствовала прикосновения Стеда, особенно теперь, после слов Джинни. Она молча принялась намыливаться.
— Элиза, расскажи мне все, — тихо попросила Джинни. — Объясни, что произошло? Кто этот человек? Как получилось…
— Прекрати, Джинни! Я не могу рассказать тебе больше того, о чем ты уже догадалась. Я не в силах говорить и не буду! Тебе придется удовлетвориться догадками, ибо я больше ничего не скажу! — И Элиза с удвоенной яростью принялась втирать мыло в кожу.
— Ты не сможешь смыть его, — возразила Джинни.
— Тогда смою его запах, — кратко отозвалась Элиза.
Джинни вздохнула.
— Кажется, он произвел на тебя большее впечатление, чем ты стараешься показать.
— Да, незабываемое впечатление, — горько призналась Элиза.
— Вылезай, детка. Я причешу тебя, и мы поговорим. Обещаю, я ни о чем не стану тебя расспрашивать. Я просто помогу тебе предвидеть будущее, поскольку что сделано, то сделано.
Элиза прикусила губу. Вероятно, так будет лучше всего. Джинни никогда не предаст свою госпожу. Элиза понимала, что ей следует справиться с собой и разобраться в собственных мыслях, прежде чем придется встретиться с Перси.
— Да, — кивнула она.
Джинни приготовила огромное полотенце, разложила на постели платье из нежного шелка. Спустя несколько минут Элиза уже сидела перед туалетным столиком, глядя в огромное овальное серебряное зеркало. Джинни принялась расчесывать ее спутанные влажные волосы.
— Я уверена, что ребенка не будет, — произнесла Элиза, немного успокоившись. — Время для этого неподходящее.
— Ты уверена?
— Да. И я никогда не выйду замуж за такого человека.
Джинни наконец-то перестала хмуриться и разразилась смехом:
— О, Элиза, тебе несказанно повезло! Большинство знатных леди вынуждены становиться женами мужчин, которых никогда не видели, они беспомощны, как пешки на шахматной доске короля. А ты имеешь полное право сказать «да» или «нет». Иногда это беспокоит меня. Мир так груб и жесток, и часто жить бывает легче, когда не приходится полагаться на саму себя.
— Но ведь ничего не изменилось! — выпалила Элиза. — Когда-нибудь я найду способ отомстить этому негодяю! И я выйду замуж за Перси!
— Что ты хочешь сделать? — осведомилась Джинни.
— Солгать, — мрачно ответила Элиза. — О, Джинни, я не знаю, как быть! Я люблю Перси потому, что мы откровенны друг с другом. Мы с ним равны. Он уважает мои мысли и желания, он видит, что я умна и способна распорядиться своим состоянием. Мы говорим обо всем, Джинни, и я еще никогда не лгала ему…
Ее голос оборвался. Она действительно никогда не обманывала Перси, но она так и не открыла ему правду о своем рождении. Генрих предупреждал ее, что об этом не стоит говорить, и Элиза уважала его желание.
Но теперь она удивлялась, как до сих пор не понимала, что Перси не станет любить ее, если узнает правду. Происхождение значило для Перси больше, чем что-либо другое.
— Мы любим друг друга, — пробормотала Элиза и пристально взглянула на отражение Джинни в зеркале. «Что будет со мной, если я открою правду?» — задала она вопрос самой себе. Тайна ее рождения — совсем другое дело, она всегда помнила, что поклялась Генриху сохранить ее. Но лгать о себе, о том, что случилось…
— Это благородное решение, миледи, — сухо заметила Джинни, — и глупое.
— Ты права, — вздохнула Элиза. Чего она достигла ложью? Она выдавала себя за женщину, не будучи ею, и попалась в свою же ловушку. Теперь пришел черед выдавать себя за девственницу. Казалось, все вокруг перепуталось, и виноват в этом был Стед.
Похоже, Джинни прочла мысли своей госпожи.
— Есть способы одурачить таких мужчин, как Перси, Элиза, — тихо произнесла она. — Крики в брачную ночь, крохотный сосуд с бычьей кровью…
— О, Джинни, какая несправедливость! Больше всего в жизни я была благодарна за свою свободу — свободу любить и выходить замуж по своему выбору! Мне не угрожала судьба стать жертвой сделки! Мой брак должен был стать счастливым и честным. А теперь я погрязла во лжи и уловках!
Опомнившись, Элиза нахмурилась, заметив, что Джинни с отсутствующим видом подошла к узкому и высокому окну.
— В чем дело, Джинни?
Джинни обернулась с широко раскрытыми и встревоженными глазами.
— Тогда скорее придумывайте себе оправдание, миледи Элиза, ибо он уже приближается.
— Перси! — вскрикнула Элиза, вскочила с места и подбежала к окну.
— Да. Видите его знамя над холмом? Он вскоре будет здесь!
У Элизы заколотилось сердце, едва исчезнувшая боль в висках возникла с новой силой.
Нет, он прибыл слишком быстро. Она еще не готова к встрече. Не прошло еще и ночи с тех пор…
— Найди мне тунику с горностаевым воротником, Джинни, и белый головной убор — пожалуй, он хорошо пойдет к широким рукавам.
— Да, миледи, — сдавленно пробормотала Джинни.
Элиза выпрямилась и подняла подбородок. Ее губы перестали дрожать, голос звучал твердо. Она казалась спокойной и держалась с царственным величием.
Еще никогда Джинни так не гордилась своей госпожой.
Однако она боялась ее горячности. Элиза так ужаснулась мысли о необходимости солгать, пришла в такое негодование… Сможет ли она сдержаться?
«Не смей! — хотелось выкрикнуть Джинни. — Забудь о своей мести другому мужчине, совсем забудь, если хочешь спокойно выйти замуж за Перси!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64