Она высвободилась из рук Брайана и принялась отбиваться от него, нанося беспорядочные удары в его лицо и грудь. Брайан поймал ее руки, стиснул их и резко произнес:
— Элиза!
Она не расслышала ярости в его голосе. Ее проклятия перемежались пронзительным визгом — только спустя некоторое время она поняла, что этот визг исходит от нее.
Она не помнила себя, и тут Брайан повернул ее к себе лицом и отвесил пощечину. Элиза ощутила во рту привкус крови. Сознание стремительно покинуло ее, и она, как тряпичная кукла, обвисла на руках Брайана.
Перекинув ее через плечо, Брайан вышел из комнаты и начал спускаться, не оглядываясь назад. Он вышел в зал, пересек его и оказался во дворе, где ждали лошади. Уот и Мишель стояли здесь же, вид у обоих был весьма смущенным.
Брайан улыбнулся им.
— Похоже, герцогиня согласилась отправиться со мной, — мягко произнес он. — Дай мне повод ее кобылы, Уот, и проверь, крепко ли привязана вьючная лошадь.
Уот поспешил исполнить приказ. Брайан тихо присвистнул, остановившись рядом со старым Мишелем.
— Чудесная ночь для поездки, верно, Мишель? — спросил Брайан, улыбаясь, будто не было ничего странного в том, что герцогиня висела на его плече, как мешок с пшеницей, который несут на мельницу.
— Да, сэр, — ответил Мишель, пытаясь, в свою очередь, не смотреть ни на своего нового повелителя, ни на герцогиню, перекинутую через его плечо.
Уот вернулся. Перебросив Элизу через спину жеребца, Брайан уселся в седле позади ее. Он кивнул Мишелю и Уоту.
— Мишель, надеюсь вскоре увидеть тебя на Корнуолле. Бог свидетель, мне понадобится твоя помощь. И ты приезжай, Уот. Мой оруженосец погиб от легочной хвори, еще когда был жив старый король, с тех пор у меня нет оруженосца. Пожалуй, ты подойдешь мне, если только ты не против последовать за мной в крестовый поход.
— Да! — воскликнул Уот, польщенный таким предложением. — Да, милорд! Спасибо вам, герцог Брайан, да благословит вас Бог!
Брайан махнул рукой юноше и старому управляющему и тронул поводья. Ворота Монтуа открылись, и он выехал в ночь.
Глава 16
Очнувшись, Элиза вгляделась в темноту и почувствовала неудобство своей позы. У нее болели бока, и она сообразила, что боль вызвана постоянными ударами о луку седла Брайана, а также синяками на руках — там, где за них брался Брайан.
Едва открыв глаза, она поняла, где находится. Под ней двигались огромные копыта жеребца, при виде которых Элиза съежилась. Попытавшись повернуться, она уткнулась носом в колено Брайана, и вновь беспомощно повисла, отчаянно страдая от боли во всем теле.
По-видимому, Брайан заметил ее движение, ибо остановил жеребца, спешился и подхватил Элизу, когда та мешком валилась на землю, слишком измученная, чтобы удержаться на ногах. Повесив голову, Элиза равнодушно спросила:
— Сколько времени мы ехали?
— Три или четыре часа, — ответил Брайан таким же безучастным тоном. Элиза напряглась в его руках.
— Я уже могу стоять сама, — холодно объяснила она. Брайан пожал плечами и отпустил ее. Элиза стала медленно оседать — ноющие мышцы ног не держали ее.
— «Могу стоять сама»! — раздраженно фыркнул Брайан и вновь подхватил ее.
Слишком усталая, чтобы протестовать, она уронила голову ему на плечо. Она чувствовала смертельную усталость.
Брайан усадил ее на ствол поваленного дуба и отправился за жеребцом. Элиза слышала, как Брайан ведет лошадей, но не обратила на это внимания. Казалось, вся она окружена болью. В горле у нее пересохло и першило, кожа была словно содрана от головы до ног. Элизе не хватало сил даже подумать о том, что она проиграла последнюю битву.
Наконец, услышав хруст опавших листьев под копытами, она подняла голову. Брайан расседлал жеребца и ее кобылу, снял мешки с вьючной лошади. Расчистив небольшую яму в земле, он развел огонь. Вскоре над очагом вспыхнуло алое пламя, цвет которого вскоре сменился желтовато-оранжевым. Брайан следил за огнем, подкладывая хворост до тех пор, пока он не разгорелся и пламя не охватило толстые сучья. Присев на корточки, он оглянулся на Элизу.
— Что ты делаешь? — вяло спросила она. Она не могла узнать место, где они находились. Вокруг не было и признаков жизни.
— Развожу огонь, — ответил Брайан.
Она с трудом глотнула, понимая, что Брайан решил остановиться здесь на ночлег. Но разве теперь это важно, слабо удивилась она. Будут они ехать всю ночь или нет, — теперь она его жена и его пленница. Разве так важно время, когда ей наконец придется смириться с этим?
— Мы останемся здесь… ночевать? — спросила она, раздражаясь при звуках своего слабого голоса.
— Да. Услуги здесь плохие, зато постель чистая.
Элиза уловила добродушный юмор в его голосе и, прикрыв глаза, стала с отчаянием ждать неизбежного.
Однако он не подошел. Когда напряжение и любопытство заставили ее наконец вновь открыть глаза, она увидела, что Брайан вытаскивает из мешка одеяла, тыквенную бутыль и хлеб с сыром. Брайан протянул ей бутыль, и, принимая ее, Элиза заметила, что ее пальцы по-прежнему дрожат.
— Это вода, — объяснил Брайан. — Попей.
Она послушалась. Прохладная и чистая вода была вкуснее всякого вина, но оказалась слишком холодной. Брайан уселся на одеяло, расстеленное рядом с поваленным деревом. Склонив голову, он отрезал охотничьим ножом ломоть хлеба. Отблеск пламени играл на его черных волосах, которые казались то почти синими, то снова смоляными. Элиза поймала себя на мысли, что разглядывает густые пряди и упавший на лоб завиток.
Внезапно он поднял голову. Элиза перевела взгляд на бутыль и протянула ее обратно.
— Хочешь хлеба? — предложил он.
Она покачала головой, глядя не на Брайана, а мимо него, на густую листву и звезды над ней. Должно быть, они добрались до края земли. Если он хотел отыскать совершенно уединенное место, чтобы утвердить свои права на случай, если она станет вопить и отбиваться, как безумная, то ему это удалось: здесь за ними наблюдала только ночь.
Но в глубине души Элиза убеждала себя, что он может поступать как угодно: это не важно, потому что ее душа совсем не здесь. Она должна оставаться спокойной, отчужденной и… свободной.
Для этого ей надо только не смотреть в его сторону. Она не может позволить себе каждую минуту бороться с паникой. Она боролась и проиграла. Не важно, будет ли она сидеть спокойно или бросится прочь, он нагонит ее. Единственным ее оружием оставалась гордость, с которой следовало принять поражение, и Элиза намеревалась воспользоваться ею. Но эти долгие, тягучие минуты ожидания! Они изводили Элизу.
— Тебе надо что-нибудь поесть, — заметил Брайан.
— Я не голодна.
Он пожал плечами и бросил ей второе одеяло.
— Тогда спи. Завтра к вечеру мы должны быть у Ла-Манша.
Сердце перевернулось в ее груди, а потом медленно заняло прежнее положение. Судорожно вцепившись в одеяло, Элиза торопливо закуталась в него и осторожно завозилась, удобно устраиваясь на земле. Но она боялась даже дышать, боялась, что этот звук будет слишком громким и привлечет к ней внимание, а это может закончиться плачевно.
В конце концов ей пришлось сделать вдох. Наполовину прикрыв глаза, она заметила, что Брайан смотрит в небо и жует хлеб.
Она вновь закрыла глаза. Она слышала, как Брайан завернул остатки еды и растянулся на земле. Она ждала, но он не пошевелился. Костер постепенно догорал. Элиза заснула.
Наутро ее разбудили пронзительные крики птиц. Ночь прошла, солнце, уже поднявшееся высоко в небе, ослепляло своим блеском.
Несмотря ни на что, Элиза почувствовала прилив сил. Неподвижно лежа на земле, она впитывала тепло согревающих лучей. Она не забыла, что находится рядом с Брайаном Стелом, но радостное утро позволило ей погрузиться в мечты. Утро было многообещающим.
— Здесь неподалеку есть ручей. Я провожу тебя.
От голоса Брайана солнце словно заволокло тучей. Элиза не стала делать вид, что еще спит, и взглянула на него. Было довольно прохладно, но это не помешало Брайану раздеться и выкупаться в ручье. Он был в одних штанах, мокрые волосы блестели, по обнаженной груди стекали капли. Элиза замерла, внутренне отметив, что никогда еще не видела его таким. Его широкие плечи внушали трепет, и она подумала, что неудивительно, как ему удалось сломать дверь. Его грудь заросла кудрявыми короткими черными волосами, треугольником спускающимися до пояса и скрывающими бесчисленные шрамы, полученные в битвах. Его живот был плоским и мускулистым; увидев перекатывающиеся мышцы, Элиза снова закрыла глаза, пытаясь сдержать трепет. Он был ее мужем, а ведь еще недавно она даже не ожидала, что когда-нибудь вновь окажется в его власти…
— Элиза, нам пора в путь.
Она молча поднялась, кутаясь в одеяло, и произнесла, не поднимая глаз:
— Мне бы хотелось сходить к ручью одной.
— Сожалею, — ответил Брайан, подбоченившись, — но я не доверяю тебе.
— Если бы я хотела сбежать, то сделала бы это ночью, когда ты спал…
— В самом деле? Это было бы затруднительно, леди, поскольку ты крепко заснула задолго до того, как задремал я. Нет, вряд ли тебе хотелось сбежать прошлой ночью. Ты слишком устала, и я поймал бы тебя, прежде чем ты успела сделать хоть шаг. Так мы идем к ручью?
— Брайан, умоляю, — воскликнула Элиза, — дай мне хоть минуту побыть одной!
Минуту поколебавшись, он пожал плечами и снял свою рубашку с ветки дерева.
— Возвращайся поскорее, Элиза, — напомнил он.
Желание сбежать преследовало Элизу на протяжении всего пути к ручью и было столь сильным, что она едва сдерживалась. Однако она понимала, что Брайан в одну минуту догонит ее, потому быстро ополоснулась прохладной водой и поспешила обратно. Ко времени ее возвращения Брайан уже успел одеться, меч покоился в ножнах, а плащ свисал с плеч. Он выложил хлеб и сыр, и Элиза молча опустилась на колени, чтобы перекусить. Брайан не присоединился к ней, и Элиза решила, что он уже успел позавтракать. Пока она ела, Брайан нетерпеливо вышагивал возле лошадей. Элиза торопливо жевала, но поняла, что и так слишком долго испытывает его терпение, когда Брайан спросил:
— Поедешь со мной, герцогиня? Или на своей лошади?
До самого полудня они ехали в молчании, пока вдали не появилась горстка хижин маленькой деревушки. Брайан остановил жеребца у одной из хижин с плетеными, обмазанными глиной стенами, и спешился, бросив поводья Элизе.
— Я посмотрю, кто здесь, и узнаю, сможем ли мы поесть чего-нибудь горячего.
Элиза кивнула с покорным видом, но внутренне напряглась от радостного предчувствия. Она следила, как Брайан пробирался по грязному двору к хижине, а тем временем в ее голове не прекращалась лихорадочная работа.
Он был добр к ней. Она уже пробовала бежать, но Брайан догнал ее, схватил, и тем не менее вел себя вполне благородно, с тех пор как ударил и увез из ее дома.
Вероятно, ей представилась последняя возможность бежать. Кобыла Элизы была резвой и выносливой, но не выдерживала никакого сравнения с жеребцом. Может быть, единственный шанс Элизы — пересесть на жеребца и бежать…
Она не стала долго раздумывать, даже пренебрегла болезненными уколами совести. Быстро соскользнув с кобылы, Элиза дождалась, пока широкая спина Брайана не скроется за дверью хижины, а затем, вскочив в седло жеребца, пришпорила его и бросилась прочь, ни разу не оглянувшись.
Перед ее глазами завертелись земля, трава и золотисто-синее небо. Она пронеслась по долине, которую они только что пересекли шагом, за считанные секунды, и вскоре слепящее солнце над ее головой скрыла густая, темная зелень высоких сосен. Элиза низко пригнулась к конской шее, чтобы избежать ударов толстых, нависающих над землей ветвей, которые ломались под напором жеребца.
Она размышляла о том, удастся ли ей благополучно править свирепым конем, и о том, что не следует двигаться по обратному пути, ибо в этом случае Брайан без труда разыщет ее. Следуя прямо по солнцу, она не заплутает. Все, что нужно, — ехать на юг, никуда не сворачивая.
Элиза выбралась из леса. Перед ней расходились две дороги: по одной она чуть раньше ехала вместе с Брайаном, огибая горы, а вторая шла прямо по склонам гор.
Поколебавшись всего секунду, Элиза избрала последнюю.
Пока тропа была ровной, Элиза пускала жеребца галопом; но вскоре тропа сузилась, на ней стали попадаться большие камни, и Элизе пришлось придержать огромного жеребца, чтобы не слишком утомить его. По мере того как тропа становилась все опаснее, конь утомленно вздыхал, его черная шкура взмокла от пота.
Элиза пустила коня шагом и наконец оглянулась, опасаясь погони. Но за ее спиной виднелся только лес. Вздохнув, Элиза продолжила путь. Ее кольнуло не вполне понятное чувство вины. Наконец-то она свободна. Ее конь очень вынослив; через день она сможет оказаться дома и на этот раз успеет подготовиться к встрече Брайана. «Я ничем ему не обязана», — убеждала себя Элиза. Она беспокойно поерзала в седле, еще раз оглянулась, но не заметила ничего подозрительного. Наверное, Брайан не понял, какой путь она избрала. Конечно, по пути через лес она оставила за собой множество сломанных веток, но тропа через горы была каменистой, местами — песчаной, и вполне возможно, что копыта жеребца не оставят на ней предательских следов.
Тем не менее предчувствие не оставляло Элизу, и в следующий раз она оглянулась только в сумерки.
Когда ее окружил непроглядный мрак, прорезаемый только серебристым лучом луны, Элиза пожалела о том, что не поискала заранее места для ночлега. Она отчаянно устала, была голодна, мучилась от жажды. Поскольку весь ее скарб несла вьючная лошадь, у Элизы не оказалось ничего. Испытывая вину при виде того, как тяжело поводит боками загнанный жеребец, Элиза тревожилась: если его не напоить, он может погибнуть.
— Как думаешь, нет ли поблизости воды? — спросила она у жеребца, потрепав его по гладкому боку; он повел ушами, будто понимая ее. Элиза вдруг сообразила, что Брайана сильнее всего возмутит жестокое обращение с его конем. Этот жеребец — великолепное животное, он верно служил своему хозяину и не заслуживал смерти только из-за того, что она, Элиза, враждовала с Брайаном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64