Может быть, Майкл пошел к Дейзи навестить Гэджета? Какое-то движение в верхних ветвях ивы привлекло ее внимание. Что-то ярко-красное… его новый зонтик! Сара похолодела, замерла на две секунды, потом сквозь полуоткрытое окно закричала:
– Майкл!
В этот самый момент он сорвался, и ее крик смешался с его собственным. Его тело ударилось о нижний сук, зацепилось на миг, соскользнуло и рухнуло на землю. Никакого звука не было слышно, но Саре показалось, что все кругом содрогнулось от удара. Ее как будто прошибло электрическим током.
Она не заметила, как оказалась во дворе. Она ослепла. Струи дождя, хлеставшие по лицу, заставили ее очнуться от столбняка. Не слыша своего крика сквозь гул в ушах, Сара бросилась на колени в мокрой траве рядом с его неподвижным, безжизненным телом. Холодные и мокрые руки Майкла казались резиновыми, лицо стало землистым. Сара крепко прижала его к груди и стала звать на помощь, запрокинув голову в бездумной панике, захлебываясь криком, слезами и дождевой водой.
Время как будто остановилось; она так и не узнала, сколько часов спустя Дейзи ее нашла. Просто вдруг, откуда ни возьмись, Дейзи оказалась рядом – опустилась на колени, схватила ее за плечо, встряхнула и что-то закричала ей в ухо. Потом Сара вновь осталась одна. Постепенно до нее, как сквозь воду, дошел смысл слов Дейзи: она собиралась позвать доктора.
Мысль об этом вернула ее к жизни. Сара подняла на руки отяжелевшее непослушное тело Майкла, по-прежнему не подающее признаков жизни, с трудом распрямилась и побрела к дому. Дейзи встретила ее на пороге, подхватила ноги мальчика – тонкие, как прутики, с ободранной в кровь левой коленкой. Они общими усилиями дотащили его до гостиной и уложили на кушетку.
– Доктор сейчас будет, он сказал, что уже выходит. Он сильно ушибся?
Сара этого не знала. Она начала плакать. Дейзи остановила ее беспомощные метания над телом Майкла и осмотрела его сама.
– Руки не сломаны, – изрекла она, сгибая и разгибая их. – Ноги тоже целы.
– Почему он не приходит в себя? – рыдала Сара. Она погладила его мокрые спутанные волосы и нащупала шишку величиной с теннисный мячик на левой стороне головы.
– О мой бог! – простонала она в ужасе.
– Я думаю, все не так уж плохо, – поспешила успокоить ее Дейзи.
Стянув со спинки кушетки вязаный шерстяной плед, она укрыла Майкла.
– А теперь сядьте, Сара, и успокойтесь. Как бы вам самой не заболеть! Делать больше нечего, остается только ждать. Честное слово, я уверена, что все не так уж и страшно!
Но Сара так и осталась на месте – застыла на коленях рядом с Майклом, держа его за руки. Его лицо казалось пепельно-серым, губы побелели. Все ее внимание было сосредоточено на его узкой груди, едва заметно приподнимающейся и опадающей при каждом неглубоком вдохе.
– Дорогой… – шептала она, а потом принималась бессмысленно повторять: – Господи, господи, господи помилуй!
Пришел доктор. Его имени Сара не расслышала. Он вежливо попросил ее отойти в сторону, и она отползла вбок на несколько дюймов. Доктор подтянул стул поближе к кушетке и сел. Он был крупным, дородным, седовласым, внушительным господином, и Сара вздрагивала всякий раз, как его огромные руки с короткими туповатыми пальцами прикасались к телу Майкла.
– Ого, какая шишка! – проворчал он, осторожно ощупывая шишку на виске у Майкла кончиками пальцев. – Ни дать, ни взять гусиное яйцо. Пожалуй, голова у него немного поболит с таким украшением.
Сара до крови искусала костяшки пальцев; она не могла задать прямой вопрос, потому что боялась услышать ответ.
– Рвота была?
Она в ответ замотала головой.
– Вот и хорошо, это добрый знак. Так-так, а это что такое?
– Где? – прохрипела она.
– Вот, смотрите. Он сломал ключицу, видите? Ну-ну, не надо отчаиваться. Это дело поправимое, до свадьбы заживет.
Врач оглянулся на Дейзи и многозначительно взглянул на нее. Она подошла к Саре и обняла ее за плечи.
– С ним все будет в порядке, милая, доктор говорит, что он поправится. Ну постарайтесь взять себя в руки и хоть немного успокоиться.
Сара собрала все свое мужество. Ее голос дрожал, но она все-таки сумела выговорить, что хотела.
– Почему он не приходит в себя? Прошу вас, умоляю, скажите мне правду!
– Тихо, Сара, дайте доктору послушать Майкла.
Доктор прижимал стетоскоп к узкой груди мальчика. Потом он оттянул веко и начал вглядываться в зрачок. Осмотрел зубы, осторожно подвигал челюсть, потом повернул голову из стороны в сторону, ощупал позвонки на шее.
– Так о чем это вы? – рассеянно переспросил он, закончив осмотр, и взглянул на нее, спустив очки на кончик носа. – Почему малыш не приходит в себя? Всему свое время. Скоро он очнется, вы не волнуйтесь. А теперь отойдите немного, я собираюсь вправить эту кость.
Именно эта манипуляция доктора заставила Майкла очнуться и завопить от боли. Его пронзительный крик едва не вызвал у Сары новый приступ истерики. Она стряхнула с плеча руку Дейзи и бросилась к сыну, не обращая внимания на ворчанье доктора.
– Ну-ну, не надо так нервничать. Ладно, я здесь больше не нужен.
Ее слезы высохли сами собой при виде слез Майкла. Сара осушила их пальцами и поцелуями, потом улыбнулась сыну.
– Как ты себя чувствуешь, солнышко? Ты помнишь, что случилось?
– Упал с дерева.
– Точно. Между прочим, это было довольно глупо, правда?
Он кивнул и тут же поморщился.
– Голова болит, мам.
– Я знаю. – Сара нежно, очень нежно поцеловала его в лоб. – А теперь лучше?
– Да.
Майкл попытался улыбнуться, но его глаза закрылись сами собой, и он опять лишился чувств.
Сара бросила панический взгляд на доктора.
– Все в порядке, – успокоил он ее, укладывая медицинские принадлежности в черный чемоданчик. – Парень упал с дерева, стукнулся головой и сломал ключицу. Через шесть недель будет носиться по всей округе, как индеец, вступивший на тропу войны.
Врач посоветовал Саре оставить Майкла до утра на кушетке. Утром он заглянет еще раз и наложит повязку, чтобы зафиксировать плечо. А тем временем мальчику нужен полный покой, и комнату следует держать затемненной. Звонить немедленно в случае рвоты, конвульсий или сильной головной боли. Нет-нет, ничего подобного он не ожидает, просто речь идет о симптомах, на которые она должна обратить внимание. Если мальчик проголодается, можно дать ему все, что он попросит. Но скорее всего он проспит до самого утра, и для него это самое лучшее лекарство.
Когда доктор ушел (она наконец-то уловила его фамилию – Бьюэлл), Сара придвинула стул к изголовью кушетки и села, чтобы дежурить возле сына. Дейзи немного посидела с ней, но Сара была не в состоянии разговаривать и уж тем более проглотить хоть кусочек съестного. Поэтому, сделав несколько безуспешных попыток развлечь ее, Дейзи попрощалась и ушла домой.
Немного погодя Сара заставила себя подняться и позвонить Бену. Его не было ни в клубе, ни на работе; она наконец дозвонилась до него домой, куда, по его словам, он отправился, чтобы захватить кое-какие нужные бумаги. Известие о несчастном случае с сыном Бен воспринял равнодушно: возможно, потому, что Сара, измученная и пребывавшая в каком-то отупении от горя, не сумела донести до него весь ужас случившегося. Она была рада повесить трубку и вернуться к Майклу.
В восемь часов он снова проснулся и попросил пить. Сара дала ему воды и уговорила съесть кусочек хлеба. Глядя, как он жует, она почувствовала неимоверное облегчение, словно кто-то снял камень с ее души.
– Я хотел, чтобы птички не промокли, – сонно пробормотал Майкл.
– Что, милый?
– На дереве есть птичье гнездо, мам. Я держал над ним зонтик, чтобы птички не промокли под дождем.
С этими словами он снова уснул.
Десять минут Сара лила слезы, потом ей захотелось смеяться, и это ее напугало. Уж не истерика ли? Она встала и направилась в кухню в поисках какой-нибудь еды, но еще в коридоре услыхала стук у парадного входа, а выйдя в прихожую, узнала силуэт за стеклянной дверью. Ее шаги участились, она распахнула дверь.
– Алекс! Слава богу!
Такого приветствия он не ожидал.
– Мне следовало сначала позвонить, – начал Алекс. – Я не стану входить, я только хотел увидеть вас и сказать…
– Ради всего святого, зайдите.
Сара схватила его за рукав и втянула внутрь, чтобы никто не увидел его с улицы: ведь его приход мог ее скомпрометировать. Только теперь он разглядел ее лицо – раскрасневшееся от слез, несчастное, со вспухшими веками и сведенным судорогой ртом.
– В чем дело, Сара, что случилось?
– Это Майкл! Он расшибся, но с ним все будет в порядке, он поправится.
Заметив испуг в его глазах, она взяла Алекса за руку, и впервые за долгие часы страха, волнения и томительного ожидания ей в душу проникло немного утешительного тепла.
– Идемте, взгляните на него. Прошу вас, разве вы не хотите его навестить? Он в задней гостиной.
По какой-то необъяснимой причине ей было важно, чтобы Алекс его увидел. Не отпуская его руку, Сара провела Алекса по коридору в заднюю часть дома.
Она накинула шаль на лампу, стоявшую на столе, чтобы приглушить свет. В уютном желтоватом полумраке они оба склонились над кушеткой, глядя на спящего Майкла. Взволнованным шепотом Сара сбивчиво изложила Алексу всю страшную историю. Слова страха и отчаяния, не приходившие ей на ум, когда она говорила с Беном, теперь выплеснулись наружу.
Алекс почувствовал, как леденящий холод проникает ему в душу. Он крепче стиснул руку Сары. Ему не хотелось думать о самом страшном, но жуткие мысли сами собой лезли в голову: он невольно представлял себе не счастливую, а роковую развязку.
– Жаль, что меня здесь не было, – вот и все, что он смог сказать, когда она закончила свой рассказ. Сара тотчас же откликнулась:
– Мне тоже хотелось, чтобы вы были здесь.
Она наклонилась, чтобы откинуть волосы со лба сына.
– Говорят, человек не знает, как будет вести себя в критической ситуации, пока не угодит в нее, – заметила Сара, выпрямляясь. – Ну что же, теперь мне известно, чего я стою: ровным счетом ничего. Я впала в панику, Алекс. От меня не было никакого толку. Если бы не Дейзи, я бы до сих пор укачивала его на руках во дворе. Под дождем.
– Нет, не думаю. Вы взяли бы себя в руки и сделали бы все, что нужно.
– Откуда вы знаете?
– Просто знаю, и все.
– Это не ответ.
Но у нее стало несравненно легче на душе. Она в последний раз поцеловала Майкла. Алекс тоже наклонился и поцеловал мальчика с трепетной нежностью, которой Сара от него не ожидала. Она была удивлена и растрогана.
– Я как раз собиралась вскипятить чай. Выпьете со мной чашечку? – предложила она.
Алекс согласился, и они прошли на кухню. Сара разожгла газовую плиту, чтобы поставить чайник, но руки у нее тряслись так сильно, что она едва не уронила чашки и блюдца, пока накрывала на стол.
– Сядьте и позвольте мне это сделать, – приказал Алекс, отодвинув ее от буфета.
– Ладно, но мне что-то не сидится на месте, – призналась Сара.
Она обхватила себя руками, ее знобило.
– Вам холодно?
– Да нет, я бы не сказала. Здесь душно.
– Но если у вас озноб…
– Нет, здесь и правда душно. Будьте добры, откройте дверь.
Алекс открыл дверь, и запах влажной земли проник сквозь защитную сетку. Дождь прекратился, но в канавах все еще тихо журчала вода.
Сара объяснила Алексу, где найти сахар и сливки, жестяную коробку с бисквитным печеньем, тарелки и салфетки, извинилась, что в доме нет лимона. Он действовал быстро и ловко, явно ощущая себя в родной стихии. Сара не ожидала такого от мужчины. Она не сомневалась, что большинство из них не сумело бы так хорошо справиться с работой на кухне. Ей нравилось смотреть на его руки – сильные и артистичные… руки художника.
– Вы сами себе готовите?
– Иногда.
– Между прочим, Майкл в восторге от вашего жилища. Вы знаете, что две недели назад он проделал весь путь до вашего дома на своем велосипеде? Чтобы оставить вам записку насчет нашей прогулки. Ну конечно, вы это знаете, ведь вы же получили записку!
Она торопливо говорила, будто опасалась наступления тишины.
– С чем вы пьете чай?
– С сахаром. Я сама… о, спасибо. Да, один кусочек. Бен кладет четыре – представляете? А Майкл иногда пьет просто кипяток с сахаром и лимоном. Он называет это «горячим лимонадом».
– Может быть, все-таки сядете и выпьете? – спросил Алекс, протянув ей дымящуюся чашку.
– С вашего позволения я выпью его стоя. Простите, я… слишком взвинчена.
Сара оставила блюдце на столе и обхватила горячую чашку ладонями: пальцы у нее совсем заледенели.
– Мне кажется, я все еще в шоке.
Алекс не сомневался, что так оно и есть. Он отхлебнул глоток горячего крепкого чая.
– Когда мне было лет восемь, Сара, я все время думал, что было бы здорово вскочить на платформу товарного поезда, который медленно (очень медленно, как мне казалось) проходил мимо огорода моего деда ежедневно около полудня. Однажды я так и сделал.
– И что случилось?
– Я сломал ногу в двух местах, раздробил бедренную кость и проколол легкое.
– Алекс!
– Но три месяца спустя я был уже как новенький. Никаких следов не осталось, словно ничего и не было.
Сара осторожно поставила чашку на стол.
– Я знаю, у детей все быстро заживает. Доктор меня уверяет, что через шесть недель Майкл будет совершенно здоров. Все это мне известно, я знаю, что рано или поздно любой ребенок может что-то себе сломать или повредить и что нельзя по этому поводу отчаиваться. Но мне все равно больно. Так больно, что просто сил нет. О господи, ну вот опять. Терпеть не могу слезы.
Она вытерла щеки тыльной стороной руки.
– Знаю, знаю, я слишком сильно его опекаю. Я плохая мать.
– Не говорите глупости.
– Нет, это правда. Я слишком сильно его люблю, и это не идет ему на пользу. Когда я думала, что Майкл сильно поранился, когда мне казалось, что он может умереть, мне тоже хотелось умереть. Потому что, кроме него, у меня никого нет. Поэтому я… стараюсь оградить его по мере сил, встать между ним и окружающим миром. Знаю, это неправильно, но я ничего не могу с собой поделать. Он такой хороший, такой добрый и любящий…
Сара старалась не плакать, но ей трудно было справиться с собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46