Дано ли было когда-нибудь бедной, несчастной девушке иметь более добрых друзей?
Она смотрела на изображение крестного пути Христа, тонувшее в полумраке церкви, когда услышала донесшийся с улицы стук колес подъехавшей коляски. Софи стремительно обернулась и увидела, как Кристи поднял голову от книги. Значит, не послышалось, действительно коляска. Благодарю тебя, господи, мысленно произнесла она, но тут же укорила себя. Кристи сказал, что бог простил ее, но ей недоставало его оптимистической веры. Она не могла молиться с тех пор, как узнала, что беременна.
На церковном крыльце раздались шаги. Кристи подошел к ней в боковой придел и встал рядом; она благодарно сжала его руку и устремила взволнованный взгляд на двери.
Когда Коннор вошел, Софи едва его разглядела, видя лишь бледное лицо и белое пятно рубашки в темноте у дверей, и на один ужасный миг испугалась, что он кого-то прислал вместо себя, свое доверенное лицо. Но это был Коннор, с непроницаемым выражением шагающий к ней обычной походкой по боковому приделу. Он остановился перед ним, поклонился Софи и протянул руку Морреллу. Мужчины церемонно пожали руки, и Коннор сказал:
– Преподобный Моррелл, прежде чем мы начнем, я бы хотел поговорить с вами наедине.
– Я сам собирался предложить вам это, – мягко ответил Кристи. Они извинились и направились к ризнице, оставив Софи одну.
Софи ужасно волновалась, не зная, о чем они говорят, уединившись в ризнице. Но она испытала такое облегчение после долгого нервного ожидания, что почувствовала слабость и вынуждена была сесть. Ее била дрожь, в голову лезли глупые мысли: не растрепались ли волосы, обратил ли он внимание на ее платье?
Вернулись мужчины. Софи поднялась, заметив, что вид у Коннора стал умиротворенный.
– Я только схожу за Энни. Через минуту вернусь, – предупредил Кристи и вновь зашагал к ризнице.
Чтобы нарушить гнетущее молчание, Софи быстро заговорила:
– Энни будет свидетелем… Кристи сказал, что достаточно одного. Она сейчас с Элизабет, ее маленькой дочкой. Она простудилась, я имею в виду, Элизабет простудилась, поэтому Энни сейчас с ней. Если бы не это… – она глубоко вздохнула, – если бы не это, она была бы здесь. Энни, я имею в виду. Ждала бы вместе со мной. – Нет, подумала она, лучше помолчать.
– Ты очень красива, Софи.
У нее дрогнуло сердце, и она самым глупым образом покраснела.
– Спасибо. – Не глядя на него, она смущенно разгладила юбку простого зеленого платья. – Как доехал?
– Я сел на поезд до Плимута, а там взял коляску, правил сам.
– Понимаю.
– Как ты себя чувствуешь, Софи? Я не спросил тебя тогда, в Эксетере.
Она поняла, что он интересуется ее состоянием, благополучно ли протекает ее беременность.
– Я чувствую себя прекрасно.
– Я рад.
Она искоса взглянула на него. Коннор сидел, сунув руки в карманы, – ни малейшей напряженности или отчужденности во всем облике. На нем был темный костюм, дешевый, но совершенно новый. Волосы подстрижены, и это почему-то тронуло ее.
– Спасибо, что приехал, – вырвалось у нее.
– Неужели ты думала, что я могу не приехать?
– Нет, но…
– Но тем не менее беспокоилась.
– Последнее время это у меня получается лучше всего.
Они почти улыбнулись друг другу.
– Я приехал бы раньше, но не знал, нужен ли тебе. Я хочу сказать, чтобы помочь в чем-то. Были ли у тебя затруднения… может, кто-нибудь…
– Нет-нет, – поспешила уверить его Софи, – никаких затруднений не возникло. Никто ничего не знает, так что… – Она замолчала, потом добавила:
– Но все равно спасибо.
– Не стоит благодарности. Вновь воцарилось молчание.
– Что ты сказал Кристи? – полюбопытствовала Софи, чтобы прервать затянувшуюся паузу. – Если только это не что-то личное. Извини, ты не обязан…
– Нет, это не личное. Я принес ему извинения за то место в статье, где упоминалось о нем. Я не писал его. – Он провел рукой по волосам. Этот жест, выдававший волнение или сомнения, нравился ей все больше. – Нет, я, конечно, написал о нем, но кто-то добавил еще несколько строк с намеком на его безответственность. Я объяснил, что у меня в мыслях не было писать подобное. Он принял извинения.
– Конечно. Иначе и быть не могло.
– Знаешь, что он сказал мне?
Она спокойно взглянула на него.
– Могу предположить.
– Наверное, можешь. Это в основном был разговор о чести и долге и моих намерениях в отношении невесты. Он довольно легко простил меня, принял во внимание все обстоятельства.
Софи не могла понять, над кем он иронизирует, над собой или над Кристи. Прежде чем она нашлась, что ответить, появились Морреллы, всем семейством. Элизабет сладко спала, прильнув к материнскому плечу. Энни, не раздумывая, подошла к Софи и Коннору и остановилась перед ними.
– Мы еще официально не представлены, – сказала она не без вызова. – Я Энни Моррелл, Кристи – мой муж, а Софи – подруга.
Не нужно было обладать особой проницательностью, чтобы понять: она бросила ему перчатку. Коннор обезоружил ее тем, что протянул руку, и Энни ничего не оставалось, как пожать ее.
– Да, мы с вами незнакомы. Но вот с вашей дочерью я познакомился в первый же день, как прибыл в Уикерли. И я не мог решить, кто очаровательнее, Элизабет или Софи. Я до сих пор этого не знаю.
– Гм! – хмыкнула Энни, поняв, что он перехватил у нее инициативу. – Софи предупреждала насчет вас, но вы, оказывается, еще хуже.
– Намного хуже, – согласился он с улыбкой.
Энни покачала головой и бросила на Софи нарочито многозначительный взгляд, одновременно веселый и обеспокоенный, полный женской снисходительности к недостаткам мужчин.
Кристи зажег свечи на алтаре и кашлянул, давая понять, что пора приступать. Приближаясь к алтарю, Софи с грустью подумала о контрасте между этой церемонией и той, что рисовалась ей в девичьих мечтах: церковь Всех Святых полна друзей, цветов и солнца, а сама она, об руку с отцом, улыбающаяся, вызывающая у всех зависть, медленно идет к своему безымянному принцу. Сегодняшняя церемония, совершавшаяся тайком в тихой пустой церкви глубокой ночью, словно была наказанием ей за ее гордыню. За одно она только благодарила бога: что отец не видит ее.
Коннор стоял справа от нее, Энни – слева, нежно баюкая Лиззи, которая начала капризничать. Низкий волнующий голос Кристи вызвал в душе Софи благоговейный трепет, сердце ее забилось учащенно. «Мы предстали здесь пред лицом господа нашего, – начал он, – чтобы свидетельствовать и благословить соединение этого мужчины и этой женщины священными узами брака». Она отважилась взглянуть на Коннора. Никакие чувства не отражались на его словно каменном лице, но, когда он коснулся ее, взял ее руку, чтобы принести клятву верности, она почувствовала, что он тоже взволнован – рука его дрожит. Это заставило ее взглянуть на происходящее по-иному. Софи впервые попыталась поставить себя на его место. Под тихие подсказки Кристи Коннор произнес брачный обет: «Пред лицом господа нашего я, Коннор, беру тебя, Софи, в жены… отныне и навсегда… в горе и в радости, в богатстве и бедности… любить и заботиться, пока смерть не разлучит нас. Даю в том торжественный обет».
Колец не было. Прежде чем Софи успела это понять, Кристи объявил их мужем и женой, предусмотрительно опустив фразу: «Теперь можете поцеловать новобрачную», – и церемония была закончена. Тут же, в алтаре, они расписались в книге, и Энни предложила пойти к ним с Кристи отметить событие бокалом вина с кексами. Софи замялась. Коннор промолчал, и Софи пришлось отказаться, отговорившись тем, что уже поздно и все устали. Настоящей же причиной было то, что она не имела представления о дальнейшем. Не уедет ли Коннор сразу обратно в Эксетер? Или, может, он сделает это завтра? А может, останется с ней и будет ей мужем? Эта неопределенность была унизительна; она пошла бы на что угодно, лишь бы не говорить Энни – Кристи уже знал об этом, – что ей ничего не известно о планах мужа относительно нее.
Последовали прощальные объятия и рукопожатия; Энни тайком всплакнула. Коннор взял Софи под руку, и они вышли из церкви на улицу, где их не встречала пожеланиями счастья и пригоршнями риса восторженная толпа, не было жаждущих поймать букетик новобрачной, ни самого букетика. Ночь была туманной, сырой, тихой. Мгновение спустя она заметила привязанный к столбу маленький кабриолет, запряженный одной лошадью, на котором приехал Коннор. Он стоял рядом с ее коляской. Ей стало не до смеха. Неужели они сейчас разъедутся в разные стороны, чтобы больше никогда не увидеться?
Коннор нахмурился, глядя на их коляски.
– Подожди секунду.
Он выпустил ее руку, сбежал по ступенькам, завернул за угол церкви и исчез из виду.
Софи осталась ждать.
Через две минуты Коннор вернулся, задыхаясь от быстрого бега, дождался, пока она сойдет по ступенькам вниз, и сообщил:
– Кристи предложил оставить твоего пони у себя на эту ночь. – Он помог ей сесть в кабриолет и поднял верх. – Я сказал, что заеду за ним утром и отвезу к тебе.
Что ж, по крайней мере, он едет к ней.
Дорога до Стоун-хауза прошла в полном молчании – после первых, ничего не значащих фраз разговор сам собою оборвался. Она почувствовала, что его не блещущие оригинальностью замечания о погоде и состоянии дороги показались ему столь же нелепыми, как и ей – собственные ответы на них, после чего ни один из них не отваживался заговорить.
Приехав в Стоун-хауз, Коннор принялся распрягать наемную коляску, Софи прошла в дом, недоумевая, что делать дальше. Был двенадцатый час ночи; миссис Болтон она сказала, чтобы ее не ждали. Домоправительница привыкла не задавать лишних вопросов; если поздняя отлучка Софи встревожила или удивила ее, она ничем не выдала своего удивления.
Как вести себя с Коннором? – размышляла Софи. Следует ли предложить мужу выпить? Или поесть, может быть, он голоден? Она обычно не держала в доме крепких напитков, но в кладовой стояло несколько бутылок вина. Она принесла вино в гостиную и как раз наполняла бокал, когда на крыльце послышались его шаги. Интересно, постучит ли он в дверь? Нет, вошел без стука и направился через холл в гостиную, словно давно тут жил. Софи постаралась взять себя в руки, и, когда он появился в дверях и подошел к ней, ничто не выдало охватившего ее волнения.
– А себе не хочешь налить? – спросил Кон, когда она протянула ему бокал.
Софи покачала головой.
– Ребенок… я подумала, что это может повредить ему. Или ей. Не знаю кому. – Продолжать дальше у нее не хватило сил. Она подошла к камину и зажгла свечи, дрожащими руками перевела стрелки часов. В зеркало было видно, что Коннор наблюдает за ней. Наконец она повернулась и спросила прямо:
– Как ты намерен жить дальше?
– Что ты имеешь в виду?
– Ты останешься на ночь?
Лицо его было непроницаемым.
– Останусь ли на ночь? – Коннор явно тянул с ответом.
– Ну да. Я не знаю твоих планов, – кивнула Софи, стараясь всеми силами скрыть снедавшее ее волнение. – Относительно всего. Настоящий ли это брак? Останешься ли ты? Или уедешь? – Она перевела дыхание и чуть ли не с мольбой попросила:
– Пожалуйста, давай не будем сегодня ссориться, Коннор. – Она первый раз произнесла его имя без тени сарказма, а скорее застенчиво. – Моя домоправительница спит внизу. Я бы хотела, чтобы наши разногласия остались между нами, если это возможно.
Он осторожно поставил бокал на низенький столик.
– Мне самому не хочется ссориться сегодня. Ты хочешь знать, каковы мои планы. Удивлен, что ты не заметила в коляске мой чемодан. Думаю, за остальными вещами можно будет послать позже. Да их не так и много.
– Позже? Значит, ты остаешься? Со мной?
– Если ты не против. Мне кажется, так обычно и происходит, когда люди женятся.
Софи отвела глаза. Последнее время она сама не всегда могла разобраться в своих чувствах – из-за беременности, полагала она. Софи вдруг расплакалась, сама не зная почему. Она слышала, как Коннор подошел к ней, и ощутила на плечах его осторожные руки.
– Почему ты плачешь?
– Не знаю.
– Ты хочешь, чтобы я уехал?
– Нет. Не понимаю, что со мной происходит. Но я не хочу, чтобы ты уезжал. – Его руки скользнули вниз и сжали – так до боли знакомо – ее ладони. В какое-то мгновение она почувствовала, что сейчас может произойти все, что угодно. Но Коннор вдруг выпустил ее руки и поспешно отошел.
– Уже поздно.
Софи повернулась к нему.
– Да. Ты, должно быть, устал с дороги. – Ею вновь овладело беспокойство. На сей раз она не спрашивала, но сказала просто:
– Можешь лечь в кабинете отца, там все приготовлено.
– Спасибо. Я знаю, где он находится, так что не надо меня провожать, поднимайся к себе. У тебя был трудный день. А я немного посижу здесь, внизу, если ты не возражаешь.
Она не сводила с него глаз. Все было так, как она хотела, откуда же эти чувства разочарования и неловкости?
– Покойной ночи.
– Покойной ночи.
В дверях она остановилась.
– Коннор!
– Да?
Она беспомощно улыбнулась.
– Благодарю тебя.
– За то, что поступаю порядочно?
Она промолчала. Кон поднял бокал, приветствуя ее, и снова она не могла понять, над кем он смеется, над ней или над собой. В целом, говорила она себе, поднимаясь по лестнице, все прошло хорошо. Более того, замечательно. Она с трудом преодолевала ступеньки, словно туфельки ее были отлиты из чистого свинца. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой несчастной.
* * *
Уик-хауз, претенциозный, в тюдоровском стиле, особняк Вэнстоунов на городской площади, был окружен кованой железной оградой, отделявшей его крохотный, отлично ухоженный садик от булыжной мостовой, а сам особняк – от прохожих, не редких на Главной улице. Исключая Линтон-грейт-холл, это был самый внушительный особняк в округе, и Коннор никогда не думал, что будет когда-нибудь шагать по аккуратной дорожке к его парадному крыльцу, тем более под руку с Софи Дин – отныне Софи Пендарвис, именно так. Этим утром, пока в комнате не было домоправительницы и служанки, под всяческими предлогами норовивших зайти в столовую поглазеть на него, Софи сказала как бы вскользь, что было бы лучше сразу объявить об их женитьбе ее родственникам, пока их не опередил кто-нибудь другой, и с притворной небрежностью поинтересовалась, не трудно ли ему будет сопровождать ее к дяде примерно через час.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50