УКС.ЭС. Уксусная эссенция - вот
что держала в нем мамаша Константина, работавшая в институте! Подобно
большинству химиков, она использовала в быту лабораторную посуду. Хоть я и
не химик, но помню, как в студенческие годы мы сами держали пиво и квас в
больших бутылях с устрашающей надписью: СН3СОСН3. И, конечно, она
запрещала своему сыну, любившему, как и все дети, острое и "кисленькое",
трогать флакон. Если бы посудину нашел Константин, он сразу узнал бы ее и
ни за что не забросил бы в кусты.
Я просидел за письменным столом часа полтора, не в силах оторваться
от созерцания бриллианта, и размышлял о его удивительной судьбе. Что было
с ним до того, как он попал в семью графов Брайницких, через чьи руки он
прошел? Наконец, солнце переместилось и перестало играть на гранях
"Суассона". Только тогда я встал, вылил загадочную жидкость обратно во
флакон, решив, что надо будет позже отдать ее в лабораторию на анализ -
для полноты картины. Потом убрал в комнате и с облегчением снял
бронежилет. Сделать это раньше мне было, конечно, недосуг.
Бриллиант я завернул в носовой платок и нарочито небрежно, сам
посмеиваясь над своей мальчишеской рисовкой, сунул в карман. При этом у
меня мелькнула мысль, что случайная песчинка, попавшая туда во время моих
ночных раскопок, может попортить это произведение ювелирного искусства,
поцарапать его идеально отшлифованные грани. Но я тут же сообразил, как
беспочвенны эти опасения - поцарапать самое твердое в природе вещество!
Это мог бы сделать лишь другой алмаз, да только в последнее время я что-то
не находил их в своих карманах...
"Надо бы выпить кофе", - подумал я. И тут резко зазвонил телефон.

36
Я пал, и молнии победней
Сверкнул и впился в тело нож.
Тебе восторг мой, стон последний,
Моя прерывистая дрожь.
Н.Гумилев
Когда я снял трубку, то не сразу узнал голос Вероники, так он
изменился. Не осталось и следа мягких, вкрадчивых интонаций, придыханий в
конце фразы, манерного растягивания слов. Она очень торопилась.
- Ты еще здесь? Скорее уходи, они уже идут к тебе!
Не стоило тратить времени на выяснение, кто такие "они", и как она
узнала номер моего телефона. Я задал только один вопрос:
- Ты дома?
- Да. Уходи скорее!
Но мне нужно было выяснить еще кое-что.
- Ты одна?
- Да! Не трать зря время, уходи, ты что, не понимаешь?!
- Ладно, иду. Пока.
- Прощай... И прости меня.
Она положила трубку.
Итак, она все-таки не сумела сыграть свою роль, данную режиссерами
Организации, до конца. Я всегда считал женщин ненадежными агентами из-за
повышенной эмоциональности, хотя история дала немало примеров их блестящей
работы, начиная с библейской Юдифи, Мата Хари - знаменитой
танцовщицы-шпионки, и кончая некоторыми нашими современницами, имена
которых пока не стоит называть.
Размышляя над этим, я гнал свои "жигули" по кратчайшему пути к дому
Вероники. Предупредив меня, она подписала себе смертный приговор, и люди
Организации не замедлят привести его в исполнение, как только у них
найдется на нее свободная минутка. Но, вероятно, сейчас им было не до
того, да и число палачей заметно поубавилось после разгрома ударного
отряда и произведенных затем арестов. Поэтому, когда я подъехал к
знакомому двору, все еще загроможденному строительными панелями, почетного
караула там не было.
Вероника открыла сразу, как будто стояла за дверью и ждала звонка. А
может, так и было? Она показалась мне очень бледной, но когда увидела
меня, щеки ее порозовели.
- Ты... Это ты!
- Да, как ни странно. Поехали.
В отличие от меня, она не задала ни одного вопроса, а покорно
направилась к машине. Нужно было увезти ее и спрятать куда-нибудь
подальше. Я знал одно подходящее местечко, а пока мы ехали, Вероника
многое мне рассказала, хотя, чтобы рассказать все, понадобилось бы,
вероятно, кругосветное путешествие. Но и того, что я успел узнать, хватило
для оценки ситуации.
Мой непосредственный начальник, "парашютист", как я привык его
называть, оценив ситуацию в стране и свои перспективы, принял предложение
мафии, о котором я догадался, когда у Антона возник к нему повышенный
интерес. И первым его подарком своим новым друзьям была моя голова. Он
сообщил им адрес моей новой квартиры, дал номер телефона. Сперва они
хотели, чтобы Вероника вызвала меня - вот откуда она узнала мой номер, но
потом, выяснив, что я еще ей не звонил, и, понимая, что если она позвонит
мне первой, это покажется очень странным, решили не ждать, а зайти ко мне
в гости и заодно пошарить в моих бумагах. Я думаю, Антон рассчитывал найти
там кое-какие сведения о "Суассоне", который был бы ему сейчас очень
кстати.
Представив себе, как чужие грязные руки роются в моих вещах, я резко
затормозил. В конце концов, не все наши работники продали свои души
дьяволу. Можно позвонить "куда следует", как выражались в черной памяти
тридцать седьмом году, пусть застанут моих "гостей" на горячем. Это займет
у меня всего лишь несколько минут. Вот, кстати, и телефонная будка.
- Подожди немного в машине, не выходи.
Я не хотел, чтобы кто-нибудь ее увидал. Потом я часто вспоминал эти
свои слова.
Будка стояла на углу, метрах в двадцати от того места, где я
остановил машину. Я закрыл за собой тугую дверь, чтобы случайный прохожий,
которому тоже понадобится позвонить, дожидаясь своей очереди, не услыхал
разговора, тема которого могла показаться ему интересной.
Но тут я обнаружил, что автомат не работает. Трубка, несмотря на
бронированный кабель, была оторвана. Край непуганых хулиганов,
благословенная страна развитого социализма! Я выругался про себя и вышел
из будки. Вторая находилась совсем рядом - за углом. Когда я вошел в нее,
из переулка напротив медленно выехала салатная "волга".
Мало ли салатных "волг" разъезжают по улицам Города! Но на всякий
случай я повернулся к ней спиной и сделал вид, будто шарю в карманах в
поисках монетки. Если даже это они, то вряд ли смогут узнать меня сзади,
сквозь мутное стекло, а когда машина эта проедет, я вернусь к своим
"жигулям". Звонить отсюда не имело смысла, так как, хотя трубка на этот
раз была на месте, сняв ее, я услыхал только немую тишину.
И тут грохнул оглушительный взрыв. Меня спасло то, что я был за
углом, скрывавшим от меня "жигули". Осколки моей машины срезали почти все
ветки с деревца, росшего на краю тротуара, а ударная волна вышибла стекла
в доме, расположенном напротив, по диагонали перекрестка.
Много позже, вспоминая подробности случившегося, - а для этого у меня
было достаточно времени, - я понял, что произошло. Они проследили меня, и
когда я отъехал от дома Вероники, салатная "волга" последовала за нами,
двигаясь по параллельным улицам. Сперва, вероятно, они рассчитывали
проводить меня до самого конца, но потом сообразили, что добраться до нас
потом будет трудно или вообще невозможно. Тогда они решили не откладывать
вынесение приговора в долгий ящик. Нужно было только найти подходящее
место. И когда я оказался в этом относительно малооживленном районе
Города, когда остановился на перекрестке, решая, по их предположению,
каким путем ехать дальше, салатная "волга" подобралась по переулку
поближе, но в то же время так, чтобы не оказаться в пределах прямой
видимости - это предохраняло их от осколков и ударной волны. Поэтому они
не заметили, что я вышел из машины, и включили радиовзрыватель...
Я долго не мог понять, когда и как они сумели установить на моих
"жигулях" мину с дистанционным управлением - я всегда оставлял машину либо
в спецгараже Управления, либо в одном из "частных" гаражей моих временных
квартир, а замки там были надежные. И только один-единственный раз... Это
было в тот вечер, когда я познакомился с Вероникой. Налетела сильная
гроза, я забыл плащ и, опасаясь промокнуть под ливнем до нитки, оставил
"жигули" во дворе, прямо у подъезда. Этого оказалось достаточно, чтобы с
тех пор я ездил буквально на бочке с порохом. Правда, судя по
произведенному эффекту, мои "друзья" воспользовались более современной и
мощной взрывчаткой.
Но все это я понял много дней спустя, а сейчас мне было не до
анализа. Я выскочил из телефонной будки и бросился за угол, к своей
машине, хотя надеяться, что Вероника еще жива мог только такой идиот, как
я, совершенно потерявший голову и зря демаскировавший себя. Если бы я не
поддался естественному порыву, а остался в будке или побежал в
противоположную сторону, как любой напуганный случайный прохожий, они
решили бы, что я погиб, что меня и мою спутницу разорвало на куски, и у
меня появился бы шанс избавиться от дальнейшего преследования, по крайней
мере, на некоторое время.
Когда я завернул за угол, перед моими глазами предстало зрелище,
достойное быть кадром американского боевика. От "жигулей" осталась груда
дымящихся развалин, в полыхающей луже бензина чадно горело оторванное
колесо. Заслонившись от нестерпимого жара рукой, я сделал еще один шаг...
Первая пуля ударила меня в левое плечо, вторая чиркнула по правому
бедру. Выстрелов я не услышал, то ли оттого, что мои барабанные перепонки
еще не оправились от грохнувшего рядом взрыва, то ли потому, что на
пистолетах были глушители. Я обернулся, выхватив свой ПСМ. Обуревавшая
меня ярость требовала выхода.
Их было трое. "Немного же верноподданных осталось у будущего
властелина мира! - подумал я, узнав Антона. - Он сам вынужден заниматься
грязной работой." Мои выстрелы слились в одну короткую очередь. Двое
охранников свалились сразу же, но когда я поймал на мушку самое
ненавистное лицо и нажал на спуск, выстрела не последовало... Я в
растерянности взглянул на свой пистолет: кожух раствора остался в заднем
положении - я не заметил, как израсходовал весь магазин. Запасного у меня
не было.
Я отшвырнул пистолет, чтобы не отпугивать противника. Оставался
ничтожный шанс, что Антон получит подкрепление от сообщников, возможно еще
находящихся в "волге", и они попытаются взять меня живьем. А тогда
посмотрим, кто чего стоит.
Еще одна пуля ударила меня в бок. Вот когда я пожалел, что был без
бронежилета! Недаром мне так долго не хотелось его снимать. Теперь я стоял
безоружный и ничем не защищенный перед беспощадным противником.
В отчаяньи я метнулся в ближайшую подворотню, чувствуя, как вместе с
кровью меня оставляют силы. Короткий темный тоннель я преодолел, цепляясь
за грязные стены. Низкий свод с облепленной штукатуркой, вечная лужа,
протянувшаяся ручейком посредине... Я так устал, что готов был остаться
здесь. Но впереди маячило светлое пятно выхода, и мне захотелось еще раз
увидеть солнце. А вдруг там есть какая-нибудь дыра, куда я смогу забиться,
спрятаться? На мгновение животный ужас охватил меня. Но тут же уступил
место холодному безразличию.
Это был обычный старый двор, каких много в Городе, похожий на тот, в
котором я вырос. Двухи трехэтажные дома из серо-желтого кирпича, маленький
скверик, обнесенный низкой оградой, в нем несколько скамеек, в углу
детская песочница с качелями. Ни одной живой души. И яркое солнце,
высвечивающее все закоулки. Молчаливые темные окна равнодушно наблюдали за
истекающим кровью человечком, копошащимся внизу, тщетно пытающимся найти
здесь спасение.
С трудом я добрался до дерева, росшего у самой ограды жалкого
скверика, и прислонился к его стволу спиной, чтобы встретить смерть стоя.
Моя правая кисть ударилась о торчащую из земли трубу ограды, достававшей
мне почти до пояса. Я быстро сунул руку в карман, вытащил завернутый в
платок бриллиант и затолкал его как можно глубже в открытый сверху конец
ржавого железного столбика. Матерчатый комочек провалился в темную
глубину.
В эту минуту из черного прямоугольника подворотни появилась знакомая
мощная фигура. Антон медленно вышел на освещенную солнцем часть двора, в
его руке был пистолет, ствол смотрел мне в грудь. Он приближался
осторожно, готовый выстрелить при любом моем движении. Все-таки он меня
побаивался.
Но когда он увидел, что я едва держусь на ногах, что я без оружия и
совершенно беспомощен, он остановился и спрятал пистолет в подмышечную
кобуру. Неизвестно откуда и каким образом, во всяком случае, для меня это
и сейчас остается загадкой, в его руке появился нож, отточенный клинок с
коротким щелчком выскочил из рукоятки. Все так же медленно, но теперь не
из опасения, а растягивая удовольствие, он направился ко мне.
Я понимал, что ему мало просто убить меня, что для утоления ненависти
ему необходимо услышать, как стальное лезвие с хрустом, напоминающим звук
разрезаемого капустного кочана, вонзается в тело врага, почувствовать на
рукоятке дрожь моих предсмертных конвульсий, вдохнуть запах горячей
крови... "Когда всаживаешь пулю, не чувствуешь, как она входит, а рогатину
- чувствуешь", - говаривал французский король Карл IX, а он знал толк в
подобного рода занятиях.
Первый удар сверху я с трудом успел парировать, подставив предплечье
левой руки, которая совсем плохо меня слушалась из-за раны в плече. Нож
все же разрезал мне руку и, скользнув по лучевой кости, поранил бок. Когда
Антон снова отвел нож для удара, у меня уже не было сил отбить его.
- Прощай, Джек! - услышал я в последний раз низкий сочный голос. Это
прозвучало, как прощание перед долгой разлукой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36