Ее пальцы задрожали, сердце заныло.
– Скажи мне еще раз, – попросила она, – почему…
Его глаза сверкнули. Она знала ответ, прежде чем он его произнес. Ответ отчетливо читался в отчаянном блеске его глаз.
– Потому что я люблю тебя, Молли.
Он произнес это как самую прекрасную, самую изумительную вещь в мире. И это было так!
Одну за другой она расстегнула пуговицы на его рубашке, выдернула ее края из брюк и скользнула руками под рубашку, чувствуя, как он дрожит от каждого ее прикосновения.
– Докажи мне, – манила она, – что меня любишь.
– Черт побери, Молли, я так сильно люблю тебя, что никогда не думал, что возможно так любить, – он отбросил свою рубашку и развязал ленту на ее сорочке. – Я постараюсь доказать тебе это.
Он постарается! Она была уверена, и ничего не могло быть лучше. Молли выпуталась из нижнего белья. На сосновую хвою упал корсет Молли и бриджи Рубела, потом ее панталоны.
Они лежали тихо, не двигаясь, только вздымались ее груди. Их глаза скользили по телам друг друга, упиваясь наслаждением, погружаясь в образы такие чувственные, что все мысли о других ночах и других любовницах сгорали в яростном пламени.
Его пальцы дотронулись до красноватых линий, оставленных корсетом.
– Почему только вы, женщины, носите все эти хитроумности?
Она перебирала пальцами каштановые волосы на его груди и отыскала его соски, когда он коснулся ее сосков. Прикосновение сожгло ее дотла. Она подумала: а что делает с ним ее прикосновение? Она спросит. Вскоре. Великолепное слово – «вскоре»! Он любит ее, и теперь она может думать о будущем.
Его пальцы спустились ниже и задержались на пупке, погладили живот и остановились на треугольнике черных волос между ее ногами. Предвкушение наслаждения было настолько сильным, что Молли казалось: гигантское дерево упало и лежит на ее груди. Глаза Рубела, полные обожания, удерживали ее взгляд.
С легкой застенчивостью она провела пальцами по его ребрам, будто считая их, скользнула по его пупку и остановилась, почувствовав, как краснеет. Он продолжал смотреть ей прямо в глаза. Его пальцы перебирали кудрявые волоски внизу ее живота. Она опустила свою руку ниже, и в следующее мгновение ее пальцы натолкнулись на горячую и твердую мужскую плоть. Ее глаза расширились, его – умоляли продолжать.
Молли позволила своим пальцам скользить по поверхности его плоти. Стук собственного сердца отдавался у нее в ушах. Увлажненные пальцы Рубела углубились внутрь Молли. Она закрыла глаза, пальцами обхватив член. Рубел застонал. Молли чувствовала, как его плоть пульсирует в ее руке. Она открыла глаза и увидела нетерпение во взгляде Рубела. Смущение охватило ее. Смущение и желание.
– Ты боишься? – спросил он.
Она кивнула.
– Тебе не будет больно, Молли, любимая.
«Не так, как в прошлый раз», – хотел добавить он, но не отважился.
– Я знаю.
– Тогда почему ты испугалась?
– Потому что, мне кажется, ты вспоминаешь о моей близости с Рубелом.
Он нашел ее губы, заставив замолчать. Рубел поцеловал ее глубоким и сильным, влажным и страстным поцелуем. Его язык повторял движения руки, проникшей внутрь тела Молли. Погружаясь, исследуя, его рука продолжала отвечать на страсть страстью.
Молли обвила руками его шею и прижалась грудью к его груди. Ей казалось, что она не сможет выдержать ни секунды больше, но он оторвал губы от ее губ и вместо того, чтобы войти в нее, припал губами к ее груди, продолжая ласкать и возбуждать еще сильнее. Она чувствовала: они падают в какую-то глубокую пропасть, настолько сильно было их обоюдное желание.
Молли так была погружена в свои ощущения, что, когда он вошел в нее, она даже не сразу поняла это.
– Открой глаза, Молли, любимая.
Он входил в нее медленно, постепенно, со всей осторожностью и любовью, не забывая о той боли, которую он причинил ей год назад. Рубел смотрел в ее глаза, он видел, как они наполняются изумлением. Красные пятна выступили на ее щеках, но глаза сияли такой огромной страстью, которую она была не в состоянии удержать. Он двигался медленно, с большим трудом сдерживая свое тело, требовавшее двигаться сильнее и смелее, в постоянном повторении вхождений, пока желание не иссякнет окончательно.
Рубел сдерживался. Молли качалась на волнах страсти и видела его пристальный взгляд. Она знала, что вся пылает не от смущения – от сильных, непередаваемых ощущений, наполняющих ее каждый раз, когда он глубже входит в ее тело. Она чувствовала: он словно бы пронзает ее стрелой золотого солнечного света, воспламеняя все внутри нее, распространяя жар по всей плоти, и, наконец, извергся сверкающий взрыв, который опустошил ее. Молли снова закрыла глаза, исполненная ощущением чуда.
Только тогда, удовлетворив Молли, Рубел позволил себе расслабиться. Это произошло быстро, его тело содрогнулось в сладкой истоме и в блаженстве полнейшего облегчения.
– О да, я люблю тебя, Молли, да, я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю…
Молли обнимала его ослабевшими руками, она могла удержать их вокруг его тела, только сцепив пальцы. Он чмокнул ее в нос и усмехнулся при виде ее довольного и счастливого лица.
– Теперь ты ответишь на мой вопрос? Ты выйдешь за меня замуж?
В ответ она улыбнулась:
– Да, о да! Я выйду за тебя замуж.
В лесу рано наступила темнота, подкравшаяся неслышными шагами с шепотом благословения влюбленных и поцелуями легкого ветерка. Опьянев от удивительного ощущения, ощущения чуда, Рубел убаюкивал Молли в своих объятиях, глядя на шатер из сосновых ветвей над головой.
– Если бы кто-нибудь сказал мне, что любить – это так прекрасно, – размышлял он вслух, уткнувшись губами в густые пряди ее волнистых волос, – я бы давно это сделал.
Молли насторожилась. Рубел немедленно пожалел, что сказал это. Для Молли Дюрант слово «давно» означало Рубела Джаррета, обманувшего и покинувшего ее. Было самое время признаться! Он сейчас же расскажет ей правду и покончит с ложью. Ну!
Она уютно устроилась сбоку от него, пальцами перебирая завитки волос на его груди. Он иногда вздрагивал от ее прикосновений, тело еще не расслабилось совершенно.
– Ты любишь меня, не так ли, Молли?
Она втянула носом воздух, как самка, вдыхающая запах самца.
– О да!
– Есть что-нибудь такое в мире, что могло бы убить твою любовь ко мне?
– Ничто на свете!
– Но я так далек от совершенства!
Она нежно поцеловала его в губы.
– Дело в том, что мы с Рубелом почти одно и то же…
Она прикрыла, ему рот ладонью, провела пальцами по его шее и вокруг линии губ, пронзив новой вспышкой томления – томления и вины.
– Я знаю, как сильно ты хочешь, чтобы я забыла твоего брата, Джубел. Теперь, когда я полюбила тебя, может быть, однажды я смогу его позабыть. Но давай не будем говорить о нем сейчас.
Рубел съежился от мысли, что вынужден окончить разговор, с таким трудом начатый.
– Ты не понимаешь, – продолжала Молли, – Рубел обманул меня. Может быть, не словами, но поступком, это точно. Убежав, даже не попрощавшись, он обманул меня. Я думаю, ложь – это самое худшее из того, что порочит человека.
Он теперь не мог сказать ей правду. Только не после этих слов! Рубел боялся. Он решил подождать другого удобного момента и придумать, как лучше признаться во лжи и при этом не потерять Молли навсегда. Но он должен как можно скорее открыть ей правду, он был уверен! Как можно скорее! Он не мог жениться, пока она не узнает, кто он на самом деле.
Молли прижалась к нему, вытянувшись так возбуждающе, что его грудь наполнилась страстным желанием. Молли – его часть, его половина, он просто не может потерять ее.
– Брак! Значит, свадьба? – прошептала Молли. – Поговорим о свадьбе?
– Гм.
Обхватив ее за талию, Рубел приподнял Молли. Она легла на него, ее груди, дразня, касались его груди, низ живота оказался как раз над его возбужденным членом.
Молли поцеловала Рубела, без стыда предложив ему свои приоткрытые губы и язык. Она почувствовала его возбуждение и прижалась к нему, вызвав немедленно усиление напряжения его мужской плоти.
– … О, Молли… давай… о Боже… – бормотал он, целуя в губы, в то время как его руки скользили по ее бедрам, он сжал ладонями тугие ягодицы.
Рубел почувствовал ее вздох возле своих губ, она провела языком по контуру его рта, возбуждая еще сильнее.
– Я сомневаюсь, что мы сможем сегодня получить разрешение на брак, – в то время как она говорила, его пальцы…
Его пальцы вошли в ее увлажненное влагалище. Он видел, она замерла, и позволил ей полностью сосредоточиться на ласках.
– Черт побери, – дразнил он, продолжая пальцами творить волшебство с ее телом, – я, конечно, хотел бы поскорее уютно устроиться в той большой старой постели, что стоит в твоей спальне.
Она запрокинула голову, глядя на плотный шатер из сосновых ветвей и подставив его поцелуям свою красивую шею.
– Могу поспорить, на ней пуховый матрац, – прошептал он, его голос был хриплым от страсти.
Опустив голову, она посмотрела в его глаза, горевшие желанием.
– Да, очень мягкий матрац.
Он сжал ее грудь, приблизив сосок ко рту.
– Мягкий, говоришь?
Он видел, она сглотнула слюну. Улыбаясь в душе, он наблюдал, как она закрывает глаза, предаваясь своим ощущениям. Проведя языком вокруг, он слегка укусил ее за сосок, почувствовав, как ее грудь напряглась под его пальцами. Последний раз сжав ей грудь, он перевернул Молли на спину.
– Я считаю, мы должны быть благодарны постели из сосновых иголок.
Прежде чем он вошел в нее, Рубел вгляделся ей в лицо, удерживая ее взгляд и смакуя страстность ее отклика. На этот раз Молли двигалась вместе с ним, поднимая бедра, чтобы встретить его движения. Она поглаживала ладонями его спину и сжимала ему ягодицы, притягивая к себе, в то время как они оба, с упоением наслаждаясь свободою своей любви, с трудом дышали от избытка нежности.
Когда ночная тьма сгустилась совершенно, Рубел лег набок возле Молли и убаюкивал ее на своей груди, зная, что он сейчас самый счастливый и вместе с тем самый несчастный мужчина на всей земле. Мысль о том, что он может потерять Молли, отравляла его радость – радость держать ее в своих объятиях, заниматься с ней любовью и дарить ей наслаждение.
Молли привстала.
– Ах, Джубел, я так тебя люблю! Ты самый лучший мужчина, которого я когда-либо знала.
Домой они ехали молча. Рубел думал, что его преждевременный отъезд из Эппл-Спринз не только вновь разбил бы сердце Молли, но и лишил бы его удовольствия, которое они сегодня разделили. Впрочем, возможно, скоро Молли будет ненавидеть его с той же страстью, с какой сегодня принадлежала ему.
Платье Молли было измято, волосы спадали на плечи, обрамляя лицо темной кружевной мантильей.
– Ужин, должно быть, закончился, – отважился заметить Рубел.
Молли согласилась.
– Линди и Шугар будут на кухне кормить лесорубов, когда мы приедем.
– Может, нам удастся проскользнуть в дом так же незаметно, как мы и ускользнули?
Но не удалось. Клитус Феррингтон стоял на крыльце, олицетворяя собой беспокойство. Теребя в руках края шляпы, он всматривался в дорогу.
– Разговора не избежать, – тихо сказал Рубел. – Я поговорю с ним и отведу затем лошадей в конюшню.
– Я с тобой.
Клитус подошел, когда Рубел помогал Молли слезть с лошади.
– Где ты была?
– Мы ездили к Клифу Перкеру, – ответил ему Рубел.
Клитус перевел взгляд с одного на другого и заметил распущенные волосы Молли.
– Не ждите, что я поверю.
– Верь, чему хочешь, – ответила Молли. – Мы не просили тебя ждать нас.
– Ты никому не сказала, куда отправилась. Разве ты не знаешь, что уже поздно?! Ты не знаешь, что дикие звери нападают на людей с наступлением темноты?
Рубел позволил Молли самой ответить Клитусу, и она ответила гораздо более сдержанно, чем сделал бы это он.
– Как видишь, Клитус, никто на меня не напал.
Клитус посмотрел на Рубела, потом снова на Молли.
– Судя по всему, однако, случилось нечто худшее, чем нападение дикого зверя.
Последующий поступок Рубела удивил Клитуса, Молли и даже самого Рубела. Он ударил Клитуса кулаком в челюсть, опрокинув сына банкира наземь. Клитус упал на задницу и, сидя на земле, сплюнул.
– Ты… ты… слушай…
– Нет, – перебил Рубел, – это ты слушай, – он взял Молли за руку. – Я не потерплю больше клеветы на женщину, на которой я намерен жениться. А сейчас уходи, пока у тебя еще осталось несколько зубов и целы оба глаза!
Клитус отер кровь. Он недоверчиво посмотрел на Молли.
– Она не выйдет замуж за… за какого-то там ненадежного мужчину… вроде тебя.
Рубел пожал плечами, будто Клитус сказал глупость.
– Увидим.
Он повернулся к Молли.
– Оставайся и поговори с ним, если хочешь. Я отведу лошадей в стойло.
Глава 13
Они решили не объявлять о своих намерениях, по крайней мере, отложить объявление до завтра. Позже, той же ночью, когда дети уже спали, Рубел и Молли, обнявшись, сидели на качелях и говорили о своем будущем, вернее, пытались говорить.
– Когда мы объявим? – спросила Молли.
– Когда? – Рубел думал, что прежде он должен сказать Молли о себе правду.
Он должен сказать сегодня же, чтобы покончить с этим раз и навсегда. Нечестно по отношению к ней завлекать ее в ложь, позволяя думать, что он тот, кем он на самом деле не был. Она верила, что он хороший и честный, хотя в действительности он был просто самым несчастным на свете человеком.
Ей было так приятно сидеть, прижавшись к нему, от него пахло соснами и мускусом… Он видел, что она счастлива.
О, Молли, милая, милая Молли… Завтра он все ей расскажет. «Завтра», – пообещал он себе, держа, быть может, в последний раз ее в объятиях. После того как он расскажет ей правду, не исключено, что у него останутся одни лишь воспоминания. Только воспоминания… Воспоминания, возможно, это даже большая награда, чем он заслуживает.
– Так когда мы сообщим детям? – спросила Молли.
Он прижал ее к себе крепче, припал губами к губам и нежно, еще более страстно, чем когда-либо прежде, поцеловал. Подняв голову, Рубел усмехнулся:
– Как насчет того, чтобы разбудить их прямо сейчас? Мы можем стать посередине двора и закричать: «Просыпайтесь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45