— сухо предложила Элиза.
— Это ничего не изменит! — рявкнул сэр Ллойд. — Слишком поздно. Стало поздно с той самой минуты, когда он похитил Обри. Пусть он вернул мне сына, но у него мои деньги. — Он задохнулся. — Мои деньги! — Сэр Ллойд замолотил кулаком в крышу кареты. — Кучер! Стой! Поворачивай назад! Мы должны вернуть мои деньги!
— Киприан тоже ваш сын! — гневно крикнула Элиза. — Деньги вам дороже сына, которого вы зачали! Я просто удивляюсь, как это вы согласились заплатить выкуп за Обри! И вы даже не хотите признать, что, если бы не Киприан, Обри, может быть, до сих пор был бы калекой. — Повернувшись к Обри, Элиза язвительно добавила: — Запомни, кузен, как дорого твой отец ценит своих детей!
— Ты не права, Элиза! — горячо возразил мальчик. — Папа и мама были так счастливы, когда увидели меня — увидели, как я сам, без посторонней помощи, иду к ним. Они даже заплакали от радости, честное слово!
Элиза чуть не топнула ногой от досады. «На чьей же ты стороне?» — подумала она, сердито глядя на кузена.
Потом она увидела, как посмотрел на сына дядя Ллойд, как его глаза опустились на миг к ногам Обри, потом поднялись к мальчишеской физиономии, сияющей невиннейшей улыбкой. Он уже собирался снова постучать в крышу кареты, но застыл на месте с занесенным кулаком и раскрытым ртом, глядя на младшего сынишку с внезапным смущением. И сколько любви отразилось в глазах этого черствого дельца!
А Обри мастер управлять людьми, поняла Элиза — вернее, та часть ее сознания, которая еще способна была мыслить трезво и хладнокровно. Мальчишка не сказал больше ни слова, да в том и нужды не было. Он просто взирал на отца простодушными синими глазами.
Как же Обри был похож на своего старшего сводного брата! Не только черные, как вороново крыло, волосы и пронзительные синие глаза унаследовали они оба от их общего отца. И Киприан, и Обри были так же упрямы до предела; у обоих была сильнейшая воля, могущая сокрушить любого; оба отличались несомненной способностью управлять окружающими их людьми. Киприан был в этом деле специалистом, а теперь и Обри в полной мере проявил этот природный дар.
Ллойд Хэбертон тяжело опустился на жесткое кожаное сиденье, а Элиза отвернулась к окну. Окно было плотно закрыто занавеской, чтобы не впускать сырой и холодный декабрьский ветер, но девушка смотрела на него не отрываясь, словно перед ней открывался изумительный ландшафт, нечто дикое и прекрасное. В какой-то мере так оно и было, ибо перед глазами ее души стоял Киприан, а она не знала существа более дикого и прекрасного, чем он.
Комок застрял у Элизы в горле, она даже зажмурилась от страха. Несмотря на то, что ее окружали родные, ей было холодно и одиноко, и мысль, что Киприан может не прийти, терзала ее сердце. Слезы готовы были хлынуть из глаз, но Элиза огромным усилием воли справилась с собой. Она не будет плакать перед ними, даже перед отцом, потому что все сразу поймут, что она плачет из-за Киприана, и будет только хуже. Они ненавидели Киприана; он ненавидел их. Если Элиза хотела сохранить всех, она должна была быть сильной, сильнее, чем когда бы то ни было в своей короткой благополучной жизни. И она будет сильной, поклялась себе Элиза, вновь исполнившись решимости.
Со вздохом Элиза сложила руки на коленях. Она должна была победить в этой борьбе воль, хотя для этого ей придется сражаться и с отцом, и с дядей, и с Киприаном. Но у нее были и союзники. Был Обри; Оливер, Ксавье и Ана тоже были на ее стороне. Даже Перри, пожалуй, склонялся к тому, чтобы поддержать сестру. Элизе оставалось только молиться, чтобы этого оказалось достаточно.
— Ни слова больше, — оборвал Киприан Ксавье, глядя на своего первого помощника с угрозой. Но Ану не так легко было запугать.
— А еще говорят, что мужчины сильнее и храбрее женщин, — пробормотала она себе под нос, завязывая на талии тесемки муслинового передника. Она не сомневалась, что Киприан ее прекрасно расслышит.
— Ты ничего не понимаешь, Ана, так что занимайся своим делом, будь добра, — отрезал Киприан весьма нелюбезным тоном.
— Смею думать, что Элиза — это мое дело, — парировала Ана, протягивая Оливеру пустое ведро. — Принеси воды, — приказала она юноше и принялась раскладывать на широком кухонном столе зелень и всевозможные пряности. — Мы с Элизой очень подружились. Она мне как сестра, и я восхищаюсь ее мужеством. — Ана подняла голову и устремила на Киприана загадочный взгляд своих темных глаз. — Эта девушка знает, чего хочет, и не боится идти к своему счастью — даже если ее путь усеян препятствиями. О тебе я этого сказать не могу, — резко закончила она.
Киприан сжал кулаки, испепеляя Ану взглядом.
— Если бы она хотела остаться, она бы осталась! — рявкнул он. — Она предпочла уехать. Я ее не гнал.
— Она поехала к своей матери и пригласила тебя на обед! Немного другая картинка получается, правда?
— Иисусе! — Киприан повернулся на каблуках и ринулся к двери. — Я ухожу.
— Не забудь свои деньги! — крикнула ему в спину Ана. — Я знаю, как ты ими дорожишь. Надеюсь, они принесут тебе покой нынче ночью — и во все долгие ночи, которые тебе еще предстоят!
Хлопок дверью был ей ответом, но Ану это ничуть не обескуражило. Ее губы изогнулись в легкой улыбке.
— Ты не переборщила? — озабоченно спросил Ксавье.
Улыбка Аны стала шире.
— Не думаю. Сейчас он слишком уязвлен и зол, чтобы мыслить здраво. Но он опомнится. Ксавье ухмыльнулся и обнял ее.
— И когда ты успела стать такой мудрой?
— Ты спрашиваешь меня об этом после всего, что мне пришлось испытать, пока я не научила тебя любить? — рассмеялась Ана. Взгляд ее упал на Оливера, до сих пор стоявшего с пустым ведром в руке, наблюдая за разыгрывавшейся перед ним сценой. — Иди за водой, — снова приказала она. — Если этот Хэбертон согласился подарить Обри корабль и сделать тебя капитаном, это еще не значит, что для тебя здесь уже не осталось работы. — Ана снова улыбнулась Ксавье и добавила: — И знаешь, Оливер, не слишком торопись назад.
Закрывая за собой дверь, Оливер слышал смех Аны и рокочущее бормотание Ксавье. Ни одному мужчине этого не избежать, думал молодой моряк, шагая к колодцу. Как ни боролся с любовью Ксавье, ему пришлось покориться. Теперь с любовью боролся Киприан. Интересно, чьей любви будет сопротивляться он, спросил себя Оливер, потом рассмеялся. Почему обязательно сопротивляться? Пока он молод, красив, пока у него приветливое, открытое лицо, длинные шелковистые кудри и сильное юное тело, ему нет нужды бояться любви.
Вдруг Оливер озабоченно нахмурился. У него так давно не было женщины. Ксавье и Ане сейчас не до него, это совершенно ясно, так что он вполне может прогуляться и взглянуть, что может предложить ему в смысле женского общества деревенька на соседнем холме.
На этот раз Киприан не поехал верхом. Он и так прошлым вечером чуть не загнал своего скакуна, так что теперь лишь собственные ноги быстро несли его прочь от коттеджа — так взбесили Киприана слова Аны. Какое право имела эта женщина вмешиваться в его дела?
Сухое мерзлое жнивье захрустело под ногами — Киприан стремительно шагал по полю. Вдали, за голыми ветвями березовой рощицы, едва виднелся церковный шпиль в Данлопе. Англия зимой отвратительна, подумал Киприан, все кругом такое унылое, все в бурых тонах. Совсем неподходящее место для человека, который сейчас мог бы быть на прекрасном острове Олдерни или на берегах Мадейры, где царит вечный июнь.
Перед Киприаном показалась груда мусора на обочине дороги — одна из множества мусорных куч, которыми усеяны все дороги и тракты Англии, и он замедлил шаги. Ничто не мешает ему отправиться на Мадейру, сказал себе Киприан, тяжело переводя дух. Он может отплыть сегодня же вечером, если захочет.
Но как же Элиза?
Киприан остановился. Может быть, Ана была права и ему следовало принять приглашение Элизы. Элиза хотела его, в этом невозможно было сомневаться. Разве она не пришла к нему вчера — пусть и не без некоторой помощи со стороны Ксавье? Разве не отдала ему всю себя, без колебаний, без остатка? При одном воспоминании о наслаждении, которое он изведал в объятиях Элизы, Киприан почувствовал вспыхнувший жар. Ах, Элиза!
Он нахмурился, глядя перед собой невидящим взглядом. Если бы она захотела связать с ним свою жизнь… Мысли Киприана смешались, чувства блуждали словно в лабиринте. Всю свою жизнь он построил на ненависти и жажде мести, а теперь будущее обещало ему такое счастье, о каком Киприан даже не мечтал. Но за это будущее Элиза требовала заплатить. Ее семья была частью ее самой, и от этой части она не собиралась отказываться — даже ради него.
Киприан громко выругался. Почему она не может удовольствоваться им? Им одним? Почему не может забыть о них?..
Он тут же понял почему. Не в характере Элизы было бросать людей, которых она любила. Она не бросила Обри, когда он попал в плен к Киприану, и точно так же не собиралась бросать никого из своей семьи. Лишь от него она ушла, не оглянувшись.
Нет, это неправда, подумал Киприан. Элиза вовсе не думала отворачиваться от него. Она протянула ему руку, стремясь сделать его членом своей семьи.
— О господи, — пробормотал Киприан, вцепившись обеими руками в свою шевелюру. Звонкий детский голос и возбужденный собачий лай привлекли его внимание. Киприан оглянулся и в нескольких футах от себя увидел мальчика с огромной вязанкой хвороста на спине. На вид мальчик был одних лет с Обри. Несмотря на свою громоздкую ношу, он бежал вприпрыжку за лохматой смешной собачонкой, белой в коричневых пятнах.
Киприана эта парочка не заметила: песик сосредоточенно рыскал по обеим сторонам тропинки, вынюхивая зайца или, на худой конец, полевую мышь, а мальчик ревностно следил за успехами своего мохнатого товарища.
— Ищи, Спот, ищи! Ой, вон он, вон он! Ату его! Ату его, старина!
Пес рванул вдогонку за каким-то невидимым существом, шуршавшим в пожухлой траве. Мальчик ринулся было вслед, но тяжелая вязанка закачалась на его спине и рухнула на землю, увлекая сорванца за собой.
Песик тут же вернулся к своему юному хозяину и запрыгал вокруг него, отчаянно маша хвостом и пытаясь лизнуть его в нос. Тот поднялся, похваливая собаку:
— Хороший мальчик! Ты ему задал жару, малыш! — Парнишка уже почти приладил вязанку обратно на спину, когда раздался резкий свист, заставивший его повернуть голову: — Я здесь, па!
Киприан, молча стоявший все это время за кучей мусора, увидел на вершине холма дровосека, толкавшего перед собой маленькую двухколесную тачку.
— Дэнни, сынок, иди сюда! Полезай-ка в тачку, отсюда дорога вниз пойдет.
Дровосек поднял мальчика вместе с его ношей и посадил в тачку, и без того уже тяжело нагруженную. Вся компания начала спускаться с холма, пробираясь через поле по тропинке, протоптанной коровами.
До Киприана донеслись детский смех, басок отца, что-то отвечавшего сыну, радостное тявканье собаки. Он не вслушивался в разговор; совсем другое привлекло его и заставило не отрываясь провожать взглядом маленькую процессию, медленно продвигавшуюся к деревне: особая теплота, которую, казалось, излучали эти двое. Отец и сын.
Киприан был столько лет одержим мыслью о своем собственном отце, ненавистью к этому человеку, что не видел больше ничего вокруг. А вот теперь он вдруг представил себя в роли отца — настоящего отца, не доказывающего кому-то, что он справится с этой ролью лучше, чем Ллойд Хэбертон, а находящего счастье в своем ртцовстве, наслаждающегося отцовством как таковым, а не как еще одним способом мести Хэбертону.
Он хочет стать отцом, понял Киприан, глядя, как идут к себе домой крестьянин и его сын. Он хочет вот так же провести день со своим сыном — или дочерью — и вечером вернуться домой, замерзшим, но веселым, к себе домой, к жаркому очагу и любящей жене.
К Элизе.
Киприан расправил плечи, словно огромная тяжесть свалилась с них. Одна мысль о детях, которых родит ему Элиза, наполнила ликованием самые потаенные уголки его сердца. Он никогда не хотел этого ни от какой другой женщины — и знал, что никогда не захочет. В его мыслях наконец наступила долгожданная ясность, и он понял, что Элиза означала для него все: любовь, дом, семью. Она была будущим, которое ждало его с распростертыми объятиями. Ему нужно было только протянуть руку.
Мысль о том, что он должен был для этого сделать, о неизбежном общении с отцом по-прежнему приводила его в ярость. Но ради жизни с Элизой…
Киприан глубоко вдохнул ледяной воздух и решительно отогнал сомнения. Дровосек и его сын уже скрылись из виду, спустившись с холма, но всю дорогу, пока Киприан шел обратно к коттеджу, образ этой пары стоял перед его глазами. Сейчас они, должно быть, уже дома, улыбающаяся женщина встретила их, усадила поближе к огню и, накладывая полные миски тушеного мяса, принялась расспрашивать, как прошел день. Какое простое, но восхитительное удовольствие: обедать вместе с теми, кого любишь!
Киприан вдруг обнаружил, что не может дождаться, когда наступит час обеда.
29
— Не вижу необходимости прихорашиваться ради этого… этого бандита… этого ублюдка, которого муж твоей сестры навязал на нашу голову! — донесся до Элизы гневный крик отца.
Мать что-то ответила, но Элиза мало что могла расслышать через дверь, соединявшую ее комнату с комнатой родителей, разве что слова «блудный сын» и, кажется, «человеку свойственно ошибаться».
— Если бы ты продолжала цитировать Библию, а не дурацкие слова какого-то давно умершего поэта, может быть, я бы еще и прислушался… — Не дождавшись окончания этой тирады, Элиза решительно постучала в дверь.
— Можно войти? — крикнула она и, не дожидаясь ответа, повернула дверную ручку.
Отец уже успел обуться, пристегнуть подтяжки и продеть яшмовые запонки в манжеты белой рубашки. Теперь он сердито глядел на жену, помогавшую ему завязать шелковый галстук цвета бургундского вина. Полосатый жилет и черный сюртук дожидались своей очереди. Мать Элизы была уже полностью одета. Платье цвета голубиного горла с белоснежными накрахмаленными воротничком и манжетами и корсажем, отделанным пурпурной тесьмой, красиво облегало ее статную фигуру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46