По сути же, в его душе боролись сейчас ненависть к отцу и страсть к женщине, стоявшей перед ним, но об этом он старался не думать.
— То, что произошло между нами, вас не касается, — сказал он намеренно грубо, чтобы заставить ее отойти подальше.
Элиза некоторое время молчала, словно обдумывая его слова. При этом она не сводила с него пристального взгляда своих прекрасных, выразительных глаз, и Киприан впервые заметил, какого они глубокого темно-серого цвета. Они напоминали ему грозовые тучи над морем, и в них вспыхивали серебристые лучики, похожие на молнии. Казалось, будто одна из этих молний сейчас ударит в пол между Киприаном и Элизой, — такое напряжение повисло вдруг в воздухе маленькой каюты.
— Ну хорошо, — сказала наконец Элиза. — Это ваши с ним дела, они действительно не касаются ни меня, ни Обри, — подчеркнула она.
Элиза ждала ответа, по-прежнему глядя ему в лицо, и Киприан чувствовал, как тяжело колотится о ребра его сердце. «Ее можно заставить захотеть меня! — думал он. — К черту влюбленного мальчишку Оливера и заступника Ксавье! Элиза будет моей!»
— Не заключить ли нам мировую? — тихо произнес он, боясь порвать протянувшуюся между ними нить.
Элиза моргнула и быстро облизнула губы. Сколь ни невинно было это движение, Киприан тут же почувствовал гнетущую тяжесть в чреслах.
— Я не уверена, что могу вам доверять, — ответила она наконец, и ее чуть задыхающийся, хрипловатый голос коснулся самого сердца Киприана, словно неожиданная ласка. В устах любой другой женщины эта простая фраза прозвучала бы приглашением к увлекательной игре, в которой он всегда охотно принимал участие — к игре с поддразниванием, ложными выпадами, притворными отступлениями и коварными ловушками. Киприан искусно вел такую игру с женщинами опытными и пылкими, прекрасно знающими, чего они хотят, но предпочитающими заставить мужчину потрудиться, прежде чем открыть ему дорогу к своему телу. Но Элиза… Она даже представления не имела, каким мощным оружием обладает. Ведь ей стоило только провести язычком по своим губам, как только что, или по его, как в прошлый раз, и Киприан мог бы не устоять…
Огромным усилием воли он заставил себя сосредоточиться.
— Что мне сделать, чтобы убедить вас?
— Ну… — Задумавшись, Элиза машинально переступила с ноги на ногу, и Киприан посмотрел на ее босые ноги. Боже, какие у нее пальчики! Какие они маленькие и розовые — совсем как ее язычок! И наверное, как некоторые другие соблазнительные местечки на ее теле… Дьявольщина, лучше ему об этом не думать! — Вы не могли бы позавтракать с Обри? С Обри и со мной, — уточнила Элиза.
— Конечно, — тут же ответил Киприан, не колеблясь ни минуты. Он был готов на все, лишь бы заставить ее смягчиться и потерять бдительность. Легкая улыбка, коснувшаяся губ Элизы при столь быстром и решительном согласии, была ему наградой. Пусть легкая, сдержанная, но все же это была улыбка, которая сулила ему исполнение задуманного.
Выйдя из каюты Элизы, Киприан поднялся на палубу и встал на том месте, которое находилось прямо над ее кроватью. Вделанная в палубу стеклянная призма, сквозь которую в каюту попадал днем солнечный свет, сейчас сама мягко светилась — Элиза все еще не погасила фонарь. Киприан не мог видеть ее сквозь шестидюймовую призму, но распаленное воображение услужливо рисовало ему каждое ее движение. Вот она сбросила одеяло, в которое куталась во время их разговора, и при каждом вздохе ее безупречно вылепленные груди слегка приподнимают мягкую фланель капота. Вот в складках ткани мелькнула ее изящная лодыжка. Вот она потянулась, и…
Желтый свет фонаря неожиданно погас, и перед мысленным взором Киприана предстали еще более заманчивые картины. Вот Элиза взбирается на высокую кровать, и тонкая фланель обрисовывает точеные изгибы ее тела. Вот она ложится, укрывшись льняной простыней, и, небрежно раскинув ноги, кладет под голову изящную ручку… Боже мой, какая же она теплая и нежная, когда спит вот так, разметавшись, с невинной и безмятежной улыбкой на розовых ланитах! Наверное, только у самого грязного развратника это очаровательное видение может пробудить похоть. И лишь последний негодяй может осмелиться обидеть это милое дитя…
Но как ни стыдил себя Киприан, желание только сильнее разгоралось в нем, и он не понимал, в чем дело. У него уже несколько недель не было женщины, говорил он себе, вот почему он так мучительно, почти до боли, хочет эту девушку. Кроме того, женщины, которых он знал когда-то, разительно отличались от Элизы Фороугуд. Особы весьма искушенные, они с удовольствием кувыркались с ним в постели, затем бодро вскакивали и бежали дальше по своим делам. Недостаток внутренней утонченности и, как следствие, хороших манер они с лихвой восполняли пылкостью и умением. Близость с ними была подобна пряному блюду, которое он жадно поглощал и о котором забывал, пока вновь не начинал ощущать голод.
Элиза пробуждала в нем аппетит совершенно иного свойства. Может быть, причиной тому была ее невинность, может быть, хрупкая, изысканная красота, но скорее всего, говорил себе Киприан, главную роль сыграло ее положение в обществе. Ее происхождение И воспитание давали о себе знать, даже когда она стояла перед ним испуганная и босая, в перепачканном ночном капоте. Для него она представляла собой нечто совершенно новое, нечто такое, с чем он до сих пор никогда не соприкасался. И еще она была племянницей Хэбертона…
Пожалуй, это было единственное более или менее сносное объяснение, потому что юные девственницы никогда раньше не интересовали Киприана. А вот Элиза Фороугуд интересовала, и еще как!
Что ж, решено: он сделает ее своей, чего бы это ни стоило. Вот только отпустить мальчишку он ей пообещать не сможет. Он сделает и скажет все, что угодно, чтобы получить доступ к жарким глубинам ее лона, но сына Хэбертона он не отдаст.
Возможно, это даже будет стоить ему нескольких дней отсрочки, но это лишь придаст больше сладости долгожданной победе. Он будет терпелив и поведет корабль своего желания осторожно, сверяясь с направлением ветра и положением звезд, и обольстит Элизу во что бы то ни стало. Ожидание лишь усилит удовольствие, которое в конце концов получат и он, и она.
Возможно даже, что, если в итоге он даст ей такое же полное и глубокое наслаждение, о каком мечтал сам, Элиза простит его за обман. Если же нет, то он всегда может высадить ее на берег. Да, после того как он получит свое, Элиза будет свободна, ведь, в сущности, она для него лишь временное развлечение на пути к главной цели его жизни — и не больше.
На мгновение Киприан почувствовал укол совести. Его мать тоже была для Ллойда Хэбертона лишь развлечением, от которого тот быстро отказался и о котором совершенно забыл. То, что, Киприан собирался сделать с Элизой Фороугуд, было ничуть не лучше и превращало его в такого же бессердечного негодяя, как его ублюдок отец. Но Киприан тут же постарался похоронить поглубже эту неприятную мысль, пообещав себе, что, по крайней мере, признает ребенка, если таковой появится. Он назовет его своим именем и, конечно, будет для него лучшим отцом, чем Ллойд Хэбертон.
При мысли о возможном отцовстве Киприан нахмурился и принялся расхаживать по палубе. Нельзя сказать, чтобы он особенно этого хотел, но, если уж так случится, он не станет уклоняться от ответственности. Он всегда честно выполнял свой долг и по отношению к друзьям, и по отношению к своей команде, и по отношению к своей матери. Особенно к матери.
И план, который он начал осуществлять, — план мести Ллойду Хэбертону, — был частью его долга перед ней.
На минуту Киприан остановился и вперил взгляд в палубу, отделявшую его от девушки, которая ненароком завладела всеми его помыслами. Элиза Фороугуд принадлежала к Миру Ллойда Хэбертона, так пусть благодарит свою счастливую звезду, что он не намерен карать и ее. Вместо этого он преподнесет ей волшебный дар — мир наслаждений, каких она прежде не знала и не могла себе даже представить. Сможет ли «е драгоценный жених, этот Майкл, подарить ей это?! Нет, у него нет оснований чувствовать себя виноватым перед мисс Элизой Фороугуд, твердо сказал себе Киприан, подставляя разгоряченное лицо холодному ветру. Абсолютно никаких оснований.
10
— Почему я должен завтракать с ним? — недовольно спросил Обри.
Элиза провела в его волосах пробор и попыталась пригладить непокорные кудри гребешком, который принес Ксавье.
— Я думала, ты хочешь познакомиться с капитаном «Хамелеона».
— Ну а я не хочу. — Мальчик сосредоточенно наморщил лоб и стал вращать обеими ступнями одновременно, сначала в одну сторону, потом в другую.
Элиза смотрела на его крепкие руки и плечи, прикрытые одной тонкой ночной рубашкой, на худые ноги в подвернутых, туго подпоясанных штанах, бывших на несколько размеров больше, чем нужно. Кто бы подумал, что этот оборвыш — сын сэра Ллойда Хэбертона? Как, в сущности, тонка грань, отделяющая привилегированные классы от простых людей: зачастую они отличаются лишь качеством одежды да манерой говорить. Деньги и образование могут сделать из любого ребенка Обри Хэбертона или Элизу Фороугуд. Отсутствие их может превратить отпрыска самого утонченного аристократического семейства в Оливера… или в Киприана Дэйра.
— Почему же? — спросила она, не желая больше размышлять о том, как Киприан Дэйр стал тем, кем стал.
Обри взглянул на нее с тревогой.
— Это он приказал Оливеру и Ксавье похитить нас. Он пробрался в мою каюту в тот, первый раз, ведь правда? — Не дожидаясь ее ответа, мальчик продолжал: — Оливер и Ксавье — и вообще вся команда — просто делают то, что он им велит. А он… он меня ненавидит.
— Что ты, Обри! Это не так. Он… — Элиза запнулась, не зная, разумно ли сообщать ребенку то, что она услышала от Киприана. Однако сомнение и растерянность, написанные на лице Обри, заставили ее решиться. — Он… у него, кажется, были нелады с твоим отцом. Но к нам это не имеет отношения, ни к тебе, ни ко мне.
Обри задумчиво сдвинул брови:
— С моим отцом? Он знает моего отца?
Элиза вздохнула и села рядом с ним на кровать.
— Да. Правда, я не знаю, как они познакомились. У него за что-то зуб на сэра Ллойда, и боюсь, ты стал чем-то вроде кости, за которую дерутся две собаки. Две большие, жадные, голодные собаки… — мрачно закончила она.
— Если они станут драться, папа вряд ли победит, — озабоченно сказал мальчик. — Они оба высокие, но капитан моложе и наверняка сильнее.
— Думаю, до физической расправы дело не дойдет, — поспешила успокоить его Элиза, хотя в глубине души она вовсе не была так в этом уверена. У нее почти не было надежды, что ее отец и дядя Ллойд смогут сами найти их: для этого океан чересчур велик. И хотя Элиза по-прежнему не имела никакого представления о том, какую цель преследовал Киприан, логика подсказывала ей, что в конце концов он должен будет потребовать от Хэбертонов какой-то выкуп. Если все сведется к деньгам, сэр Ллойд заплатит необходимую сумму, и Киприан, несомненно, отпустит Обри и ее. Если же нет… Впрочем, гадать, какие еще условия может выдвинуть Киприан, Элиза не собиралась. Найти правильные ответы на свои вопросы она не смогла бы даже случайно, поскольку Киприан и его побудительные мотивы по-прежнему оставались для нее самой большой загадкой. — Я хочу, чтобы ты был мил и приветлив за завтраком, — сказала она Обри, пытаясь отогнать тревогу. — Веди себя как можно лучше, хорошо? Киприан может показаться тебе суровым, но ты не бойся — он не всегда такой грозный, каким кажется.
— Как Ксавье?
Элиза улыбнулась и погладила Обри по щеке, уже покрывшейся легким загаром.
— Да, как Ксавье.
Каким здоровым и сильным выглядит мальчик в последнее время, подумала она, внимательно разглядывая Обри. Невзирая на все их злоключения, он действительно окреп, да и нога начинала понемногу слушаться его. Когда — не «если», а именно «когда» — они наконец вернутся домой, в Англию, его родителей ждет приятный сюрприз.
Своевременно раздавшийся резкий стук в дверь помешал ей погрузиться в тоску по дому.
— Мы сейчас идем! — крикнула она.
Словно получив приглашение войти, в каюте тут же появился Оливер.
— Привет, парень! — весело поздоровался он с Обри. — Разрешите пожелать прекрасного утра прекраснейшей девушке на свете, — добавил он, сгибаясь перед Элизой в изысканнейшем поклоне, будто заправский денди.
Элиза остановила его взглядом:
— Ваша галантность делает вам честь, Оливер, но не стоит тратить ее на меня.
Она ожидала игривого ответа, по крайней мере дерзкого подмигивания или ухмылки, но, к ее изумлению, юноша смотрел на нее в высшей степени серьезно.
— Я думаю, вы привыкли иметь дело с молодцами куда более галантными, чем я когда-нибудь смогу стать.
Элиза молча уставилась на него. Боже, неужели его заигрывания означают нечто большее, чем она думала? Неужели он действительно «влюбился» в нее, как сказал Обри?
Она смущенно повернулась к своему кузену:
— Не могли бы вы отнести Обри? Мы сегодня завтракаем с капитаном, — объяснила она, стремясь перевести беседу в нейтральное русло.
Но у Обри были другие планы. Когда Оливер подошел к нему, мальчик широко улыбнулся своему новому другу.
— Вокруг Элизы вечно увиваются всякие высокородные молодчики, сплошь сэры и милорды. Один из них даже сделал ей предложение, — заявил он. — Но она его не любит. И никого не любит. Даже на своем дне рождения она не хотела быть с ними…
— Обри!
— …вот почему она придумала эту поездку на Мадейру — хотела сбежать. Я уверен, она специально притворяется, что болеет, хотя мне она никогда не казалась больной.
— Обри Хэбертон, придержи язык! Ты сам не понимаешь, что говоришь. К тому же Оливеру неинтересно все это слушать.
— Еще как интересно, Элиза! — Оставив Обри сидеть на кровати, Оливер схватил Элизу за руки. — Я хочу знать о вас все. Я… я думаю, вы — самая прекрасная женщина из всех, кого я знаю. И самая чистая. — Он посмотрел на нее молящим взглядом, и Элиза на мгновение замерла, потрясенная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46