— Вернитесь! — Францисканец указал на то место, с которого она только что слезла. — И сядьте.— Покажите ей письмо, — велел он Эзре. — Я имею в виду письмо Абена Баруэля.Как ни странно, раввин вроде бы даже не удивился. Порывшись во внутреннем кармане, он вытащил оттуда сложенные вчетверо листки бумаги и протянул молодой женщине.Араб собрался возразить, но, видя решимость Варгаса с Эзрой, промолчал.— Вот, сеньора, прочтите, и все поймете…Мануэла взяла листочки так осторожно, будто они стеклянные.На улице по-прежнему бушевала гроза. Но молодая женщина ничего не слышала, погрузившись в чтение.И это тот самый пресловутый заговор? Божественное послание, пришедшее из тьмы веков? Это настолько далеко от всего, что могли вообразить себе Великий Инквизитор, королева и она сама.В какой-то мере Мануэла испытала облегчение. Она уже довольно хорошо знала этих людей, глубина и широта их познаний ее восхищали. И мысль, что они окажутся банальными заговорщиками, была Мануэле невыносима. К тому же само провидение сыграло ей на руку. Они ведь в Бургосе, где находится резиденция Торквемады. Завтра же, с утра пораньше, она потребует у Мендосы, чтобы он организовал ей встречу с Великим Инквизитором. И тогда она все ему объяснит. Расскажет ему о сапфировой Скрижали, о духовных надеждах, связанных с ней, и он, безусловно, прикажет прекратить операцию. И Мануэла вновь обретет свободу. И таким образом доведет все до конца, и на сей раз королева не сможет обвинить ее в уклонении, как тогда в Толедо, в день аутодафе.Свободу она обретет, а дальше? Ее снедало любопытство. Действительно ли существует эта Скрижаль? Ничто не мешает ей поучаствовать в этом захватывающем приключении до его завершения. Освободившись от обязательств перед королевой и Торквемадой, она вполне сможет ехать дальше ради собственного удовольствия. Да, смогла бы, не будь одного, но весьма существенного препятствия: как только они доберутся до последнего места назначения, ей придется открыть им правду, рассказать, что у нее никогда не было этого несуществующего последнего ключа. И как они отреагируют? К тому же, сознавшись, она предаст доверие королевы. Надо над всем этим поразмыслить. А пока что самое главное — переговорить с Торквемадой. Потом будет видно.— Благодарю вас. — Мануэла вернула письмо Эзре. — Я очень вам признательна.Губы раввина раздвинулись в улыбке.— Представьте себе, мы вам тоже. Помните эпизод с кровавой башней? Гольфинов, вашу сообразительность, когда вы поняли, что такое девственная и оплодотворенная материя? И, конечно, в первую очередь за вашу отвагу, когда меня арестовали. Все эти благодеяния заслуживают, чтобы вы узнали правду.Мануэла, глубоко тронутая, поблагодарила старика.— Кстати, об этой Скрижали. А вы знаете, что о ней упоминается в двух испанских сказках?Мужчины с любопытством уставились на нее.— Первая — история одного арабского султана, владыки Гранады, призвавшего к себе некоего человека, полуастролога-полуалхимика, чтобы тот помог ему победить врагов. Чудо, которое этому человеку удалось совершить. Однажды ночью, когда они находились во дворце, султан спросил у астролога, откуда у того волшебная сила. И тот поведал, что очень давно ездил в Египет, чтобы научиться у тамошних жрецов их ритуалам и церемониям, попытаться овладеть оккультными науками, познаниями, которыми были так знамениты египетские жрецы. Однажды, когда он беседовал с одним из них на берегу Нила, тот указал ему на пирамиды: «Все, чему мы сможем тебя научить, — ничто в сравнении с тем знанием, что сокрыто в этих величественных сооружениях. В сердце центральной пирамиды есть потайная комната, где лежит мумия верховного жреца, возведшего это сооружение. А вместе с ним погребена чудесная табличка знания, которая содержит все тайны волшебства и искусства. И жрец уточнил: «Эта табличка была дана Адаму после изгнания и передавалась из поколения в поколение. Как она попала в руки строителю пирамиды, известно лишь Тому, Кто всеведущ…»— Удивительный рассказ, — отметил шейх. — Но если этот алхимик общался с древними обитателями долины Нила, ему должно было быть как минимум две тысячи лет!— Об этом легенда умалчивает.— Вы говорили о двух сказках…— Действие второй происходит неизвестно когда. Подробностей я не помню, но там речь идет о любви принца и принцессы, вынужденных скрываться от гнева родителей, противящихся их союзу. Там также говорится — только не смейтесь — о филине, сообщившем о существовании неких реликвий и талисманов, восходящих к тем временам, когда на Полуострове правили визиготы. И среди этих предметов — сундучок из сандалового дерева, обитый на восточный манер металлическими пластинами, в котором содержатся записи, известные лишь немногим. В конце сказки выясняется, что в сундучке хранятся таинственная табличка и шелковый ковер, принадлежавшие царю Соломону, которые были привезены в Толедо евреями, поселившимися в Испании после падения Иерусалима.На физиономии Саррага расцвела улыбка.— Забавно, особенно если учесть, что у арабов Сулейман считается повелителем джиннов, что он был магом и передвигался на ковре-самолете.— И это лишний раз доказывает, что легенды зачастую оказываются правдой, — подчеркнул раввин. — И наоборот. — Немного поразмыслив, он встал: — Я иду спать.— Я тоже, — вылез из-за стола Сарраг. Францисканец помахал листочками с четвертым Чертогом.— А это? С этим что будете делать?— Завтра будет новый день, — буркнул Эзра.— Жаль… На мой взгляд, этот Чертог — самый приятный из всех.Но раввин лишь повторил:— Завтра будет новый день.Дверь трапезной с глухим стуком закрылась, и в помещении воцарилась тишина.— Пожалуй, я тоже пойду спать, — сообщила Мануэла, поправив шаль. Она только собралась встать, как Варгас произнес:— Я тоже хочу вас поблагодарить.— За что?— За тот день в Саламанке. Без вас мне, скорее всего вряд ли хватило бы мужества поддержать генуэзца. И я вам признателен, что вы подтолкнули меня.— Скажем, я просто разбудила то, что в вас дремало. Рафаэль сложил руки на столе.— Я бы мог отвертеться.— Не думаю. Вряд ли, будучи тем, кто вы есть.— И кто же я? — нахмурился он.— Человек, некогда бывший членом ордена Сантьягоде-ла-Эспада. Рыцарь, сын и внук рыцарей.Монах не смог скрыть волнения:— Как вам удается читать в душах других людей?Мануэла защитным жестом запахнула шаль на груди.— Вы приписываете мне умение, которым я не обладаю. Да и будь оно у меня, я не смогла бы применять его ко всем. Только к некоторым.— И я из их числа?Мануэла промолчала. Да ответа и не требовалось.— Вы совершенно непредсказуемый человек, донья Виверо. С самого начала нашего знакомства мне часто казалось, что я тоже могу читать у вас в душе. Но я ошибался. Когда я принимал вас за огонь, вы были водой. Стоило мне счесть вас заносчивой, эгоцентричной, самовлюбленной, как вы тут же выказывали себя образцом скромности и альтруизма. Да, — повторил он, — вы совершенно непредсказуемы.Грохнул оглушительный громовой раскат, и молодая женщина невольно испуганно вскрикнула.Возможно, чтобы успокоить ее или потому что это было предопределено, но Варгас взял ее за руку. Мануэла не предприняла ни малейшей попытки высвободиться. Да и захоти она, все равно не смогла бы. Как только она ощутила его прикосновение, всякое желание сбежать покинуло ее.Его пальцы шевельнулись, то ли машинально, то ли в несмелой ласке. Но ощущение было таким острым, словно он сжал ее в объятиях.Однажды ей довелось прочитать, что испытать настоящую любовь можно, только пережив безнадежную любовь, и воспылать любовью к жизни — лишь оказавшись на краю смерти. Тогда это высказывание показалось ей напыщенным и неинтересным, и она не попыталась вникнуть глубже в смысл изречения. И вот нынче вечером она вдруг поняла всем сердцем глубинный смысл этих слов.— Расскажите мне о ней, — потребовала она, сама удивившись решительности своего тона. — Расскажите мне о женщине, которую вы так сильно любили.— Вы действительно этого хотите?— Да. Если, конечно, это не кажется вам бестактным с моей стороны.Плечи Варгаса поникли.— Это произошло примерно три года назад. Ее звали Кристина. Кристина Рибадео. Девушка из аристократической семьи Севильи. Ее отец — граф Рибадео, а мать — дальняя родственница короля Хуана, отца королевы Изабеллы. Ей было тогда двадцать пять лет. Мы повстречались с ней декабрьским вечером, двадцать первого декабря, если точно, на свадьбе одной общей знакомой, дочери маркиза де Феррола. Описать вам эту встречу? Попытаться объяснить с разумной точки зрения, что произошло? Это невозможно. Обычно это называют «как громом поразило». Смешная фраза, но я не знаю, как выразиться иначе. Если бы я попытался описать это чувство, то сказал бы, что это не только порыв сердца, но и души. То есть такое, какое можно испытать лишь раз в жизни. Когда полностью погружаешься в слепое счастье любить, беззаветно, без оглядки, потому что знаешь — или думаешь, что знаешь, — что объект твоей любви — наконец-то найденная твоя половина. Много позже я понял, что такая любовь, какой бы настоящей и реальной она ни казалась — всего лишь попытка, проба. Я бы сказал, что это как набросок по сравнению с законченным творением гения.Он сжал руку Мануэлы, словно черпал из ее ладони силы продолжать рассказ.— Полагаю, это чувство было взаимным, — осмелилась предположить она.— Я так думал. И довольно долго был в этом полностью уверен. Я и представить не мог, что такое чувство может не быть взаимным. Я ошибался. Можно узнать кого-то, с кем когда-то давно встречался, но совершенно не обязательно, что этот человек узнает вас. Кристина Рибадео не увидела во мне той частички себя. Но тогда я этого не знал. — Варгас немного помолчал. — В тот вечер наш разговор был из тех, что вы вынуждены вести в присутствии посторонних, тогда как всем сердцем жаждете остаться наедине. Празднество подходило к концу. Мы должны были вот-вот разлучиться, а я никак не мог сообразить, где и как смогу снова ее увидеть. Я не смел ни на что решиться. Из предосторожности, из застенчивости, из боязни выставить себя на посмешище, но более всего потому, что мне казалось, будто я сплю, и этот сон рано или поздно закончится. И тут произошло нечто неожиданное: она сделала первый шаг. Кристина упомянула, как бы мельком, что каждое воскресное утро она ходит на мессу в собор, а потом со своей дуэньей гуляет в саду Лас-Делисиас. Я впитывал ее слова, словно это были заверения в любви.— И вы не пропустили этого свидания…— Конечно, нет. В ближайшее воскресенье я отправился в собор и там, спрятавшись за колонной, пожирал Кристину глазами. А потом пошел за ней в сад. Хочу сказать одну вещь, которая вас наверняка удивит. Кристина не была красивой. И это дает возможность представить, какая была в ней бездна обаяния. Один друг, которому я поведал о ней, ответил мне вот что: «Если некрасивая женщина способна вызвать любовь к себе, значит в ней куда больше неотразимого шарма, чем в чистой красоте». — Он выпустил ладонь Мануэлы и сжал кулак. — Как известно, в любой пустыне есть миражи. Кристина и была таким миражем. Мы с ней тайно встречались, скрываясь от всех, и в первую очередь от ее семьи, которая и помыслить не могла, что она свяжется с мужчиной ниже ее по крови. Но уверяю вас, мне часто доводилось замечать в глазах мужчин и женщин, выходцев из одного и того же социального круга, столько горечи, словно судьба связала их брачными узами с оборванцами. — В голосе Варгаса зазвучали иные нотки. — Наша связь длилась пять месяцев. Я никогда не встречал существа столь страстного, как донья Рибадео. Вы удивитесь, но, как ни странно, ее пыл, вместо того чтобы успокоить, наоборот, поверг меня в состояние полнейшей беспомощности. Мне казалось, что меня несет по воле волн на корабле без руля и без ветрил.Мануэла наморщила лоб.— Простите, но каким образом взаимная любовь может спровоцировать неуверенность? Как правило, подобное ощущение вызывает обратная ситуация.— Конечно. При условии, если слова соответствуют действиям. Но с Кристиной Рибадео ни в чем нельзя было быть уверенным, кроме как в полнейшей ее неспособности дополнять свои желания конкретными действиями. Некоторым свойственно внутреннее стремление идти наперекор судьбе, другие же до смерти боятся плыть против течения. Что вы хотите, природа несправедлива. Феи, склонившиеся над колыбелью, слетаются туда по принципу случайности. И среди тех, что слетелись к маленькой Кристине, были добрая фея богатства и благополучия, но и злая фея непостоянства. И я оказался на ее милости. Сейчас вы все поймете. Кристина довольно скоро поведала мне, что давным-давно обещана одному идальго, Педро де Ортеге, сыну нобиля из Севильи. Она заверила меня, что не питает никаких чувств к этому человеку, которого называла пошляком и олухом. И клялась, что никогда не свяжет с ним свою жизнь, добавляя со свойственным ей пылом, что скорее умрет. И действительно, даже говоря об этом, она буквально умирала в моих объятиях. Кристина постоянно твердила, что в один прекрасный день скажет об этом своим родителям и громко заявит, что отказывается выходить замуж за Педро де Ортегу. И поспешно добавляла: «Потому что я люблю вас. Потому что вы — моя жизнь, мое сердце, мой мужчина». — Рафаэль снова положил руку на ладонь Мануэлы. — Время шло, я становился более настойчивым. Однажды вечером я потребовал положить конец той лжи, в которой мы с ней жили уже несколько месяцев. И сказал, что пойду к ее отцу и расскажу ему о нашей любви. Она не протестовала, но попросила неделю отсрочки, однако вовсе не потому, что сомневается в своем выборе — она заверила меня, что ее решение твердо, — а чтобы дону Рибадео, который только начал выздоравливать после серьезной простуды, не стало хуже после столь неожиданных известий. И еще она сказала — словно эта мысль только что пришла ей в голову, — что всю эту неделю проведет у изголовья отца. Это ради нашей любви, объяснила она, чтобы подготовить графа к моему визиту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55