Сильно сомневаюсь, что, не разобравшись с этим ключом, мы сможем продвинуться дальше. А вы как думаете? — обратился Рафаэль к Саррагу.Араб, не отрываясь от тезауруса, сердито буркнул:— Это не криптограмма, а Вавилонская башня какая-то! Эзра расхохотался:— Отлично сказано! Вавилонская башня! — Он указал на предпоследнюю строчку: — В сердце равнины Сеннаар. Сеннаар: Бытие, XI, 1. «На всей земле был один язык и одно наречие. Двинувшись с Востока, они нашли в земле Сеннаар равнину и поселились там». — Не пытайтесь заверить меня, что этот стих только что пришел вам на ум! — вскричал Сарраг.— Разумеется, нет.— Следовательно, вы знали, что Сеннаар связан с Вавилонской башней!— Безусловно.Араб чуть не задохнулся:— И вы держали эти сведения при себе?!— Для меня источник этого слова был очевиден. И я думал, что и для вас тоже.— Скажите, ребе, — подозрительно глянул на него Сарраг, — вы, часом, не пытаетесь играть в одиночку?— На мой вкус, у вас извращенный ум, шейх ибн Сарраг! — одарил его еврей презрительным взглядом.Варгас решил, что пришла пора вмешаться.— Может, продолжим, вместо того чтобы спорить?— Продолжим? — с еще большим раздражением вскричал раввин. — И каким же образом? Пока не разберемся с этим «заклинанием», мы не продвинемся ни на шаг. Что до меня, то я отсюда пошел! — С этими словами он поднялся и направился к дверям.— Куда вы? — вопросил Сарраг.— Подышать воздухом!Монах, чуть поколебавшись, поднялся следом за раввином.— Вы пойдете? — спросил он Саррага. — Быть может, свежий воздух прочистит нам мозги.Араб пробурчал что-то отрицательное и снова погрузился в чтение.— Ну и зря, — заметил монах. — Нужно уметь отступать. Впрочем, как вам угодно…Рафаэль обнаружил раввина на каменной скамье. Старик, морщась, растирал пальцы.— Больно?— Страдания стали моей второй натурой, — с покорностью судьбе вздохнул раввин. И добавил не без издевки: — И потом, разве я не еврей?Рафаэль прислонился к дереву.— Занятное замечание. Я не очень улавливаю связь.— Потому что ее и нет. Я поддался атавистическим инстинктам моих братьев: жаловался на судьбу.Варгас не удержался от улыбки:— Не думал, что вы способны на такую иронию!— А, не больно-то радуйтесь! Это не постоянное явление. День на день не приходится. — Он перестал растирать руки. — Скажите-ка, что делает такой человек, как вы, молодой, обладающий недюжинным умом, в монастыре, удалившись от мира?— Молится. Размышляет. Пытается приблизиться к своему Создателю.В глазах раввина промелькнуло сомнение.— Вы уверены, что это единственные причины вашего пребывания здесь? Действительно уверены? Не был ли ваш поступок инспирирован не столь возвышенными мотивами?На мгновение лицо Варгаса исказилось, словно от каких-то болезненных воспоминаний, но он тут же овладел собой.— Я абсолютно искренен.— А в таком случае, не кажется ли вам, что подобное поведение эгоистично? В нескольких лье от вашего убежища люди сражаются, страдают, умирают. А вы прячетесь за этими стенами. В чем интерес?— Когда вы, ребе Эзра, предаетесь молитвам… В чем интерес?— Разумеется, я молюсь, но я живой. Я не живу в уединении. Чего не скажешь о вас и ваших братьях… Вам не кажется, что это пустая трата времени?— Вот уж поистине неожиданный вопрос из уст каббалиста и раввина. Разве вы не знаете, что Господь внимает мольбам одних за их заслуги, а мольбам других — за их раскаяние? Когда тысячи верующих по всему миру каются в своих грехах, энергия, которую они выделяют, сияет ярче солнца. Она способна согреть нестойкие души, успокоить боль, прийти на помощь отчаявшимся.— Вы считаете, что, стоя на коленях у костров, вы также будете способствовать успокоению нестойких душ? Потому что, представьте себе, я не забыл то, что вы сказали при встрече! Цитирую: рискуя вас шокировать, я признаю за Святой Инквизицией некоторые заслуги. — Совершенно верно. И я не отказываюсь от своих слов.— Ну что я могу сказать? Кроме того, что мне вас жаль.— Не стоит. В любом случае я не собираюсь вас в чем-то убеждать. Я отлично сознаю, что вы являете собой просто классический образчик недобросовестности. Или вы запамятовали, что именно вы, евреи, если не изобрели Инквизицию, то были как минимум ее предшественниками?Эзра громко расхохотался.— Да-да, мой дорогой. Вспомните: «И если услышишь ты, что в одном из городов твоих, которые Бог, Всесильный твой, дает тебе, чтобы жить там, выступили люди негодные из среды твоей и совратили жителей города своего, говоря: пойдем и будем служить богам иным, которых вы не знали, а ты выяснял, и исследовал, и расспрашивал хорошо, и оказалось, что верно это, совершена мерзость в среде твоей, — то перебей жителей того города острием меча, уничтожь его и все, что в нем, и скот его острием меча. А всю добычу его собери на середину площади его, и сожги огнем город и всю добычу его полностью, как угодно Богу, Всесильному твоему, и да будет он навеки грудой развалин, не будет он отстроен заново».
Этот отрывок, как вы знаете, из Торы, Второзаконие…— Глава тринадцать, стихи двенадцать — семнадцать! Да, знаю! Но это не имеет никакого отношения к нашему разговору! Вы придаете словам такое значение, какое хотите. Нужно рассматривать эти слова в контексте той эпохи и уж точно не воспринимать их буквально!— Ну естественно, поскольку так вам удобно. Добавлю также, что это вы спровоцировали эти события. Вы слишком часто вели себя очень нагло, вечно жаждали захватить высокие должности. Вы держитесь кланами. Некоторые обращенные дошли до того, что начали проповедовать иудаизм в церквах. Приор иеронимитов, Гарсия Сапата, отмечал еврейский праздник, а во время мессы вместо слов посвящения произносил святотатственные и непочтительные изречения. Вы не можете этого отрицать. Таковы факты. Вы старались уничтожить католицизм, не говоря уж о том, что огромное количество обращенных вели подрывную деятельность в различных политических и церковных учреждениях. Они методично и открыто подрывали устои Церкви и оказывали влияние на верующих. Дело дошло до того, что само существование Церкви оказалось под угрозой. Ваше превосходство становилось недопустимым. И вы это отлично знаете, бен Эзра!— Вы глупый щенок, Рафаэль Варгас. — Раввин говорил с удивительным спокойствием и обезоруживающим хладнокровием. — И это еще мягко сказано. Пока я вас слушал, мне казалось, что я слышу текст, старый, как мир. Можно сказать, навязший на зубах. Но из уст молодежи он просто поражает. Я назубок знаю все эти аргументы. И знаю также, что вы могли закончить свою речь выводом, что установление Инквизиции — благое дело, поскольку она положила конец противостоянию различных вероисповеданий, и, в конечном счете, сегодня на ее счету меньше мертвецов, чем у череды побоищ между иудеями и христианами. Сдаюсь, фра Варгас. Я не воюю с детьми.Монах, явно задетый, разочарованно всплеснул руками.— В доказательство того, что не держу на вас зла, поведаю вам одну тайну. — Поднявшись, раввин подошел к монаху и тихо проговорил: — Еврейства не существует, фра Варгас, это человеческая фантазия.— То есть?— Кто-то всегда для кого-то еврей. Сейчас это мой народ. Завтра это будут арабы. Послезавтра — гитаны. И, кто знает, может, когда-нибудь — больные и старики. Теперь мой черед освежить вашу память. Когда во времена Римской империи вы считались сектой, осуществляющей человеческие жертвоприношения, пьющей кровь младенцев, когда вас принуждали отречься и признать божественность императоров, когда вас хватали пачками и швыряли на арену львам, не были ли тогда вы отверженными евреями? — Он некоторое время пристально смотрел на монаха, а потом повторил: — Не забывайте: кто-то всегда для кого-то еврей…Внезапно из дверей библиотеки донесся голос ибн Саррага:— Идите сюда скорее! Я нашел заклинание. Эзра с монахом кинулись в библиотеку.— Смотрите! — проговорил шейх дрожащим голосом. — Смотрите.На столе лежал листок бумаги с нарисованной таблицей.Буквы алфавита, расположенные согласно четырем первым божественным атрибутам с соответствующими им цифрами.

— Вот что такое это заклинание. По-арабски Да'ва. Я перенес сюда лишь первые семь букв. Речь идет о тайном действе, но в исламском учении считающимся дозволенным. Нам мало что известно о том, как этим пользуются, кроме того, что эта таблица составлена на основе предполагаемых связей между божественными атрибутами, цифрами, четырьмя элементами, семью планетами, двенадцатью знаками Зодиака и буквами алфавита — арабскими, естественно, — которые я здесь для ясности заменил латиницей. Предполагается, что заклинание как таковое состоит в написании в определенном порядке серии символов: букв, цифр, планет и так далее. Существуют миллиарды комбинаций. И лишь одна из них может дать высшую силу. Одна может привести к Абсолютному знанию.— Высшую силу? — недоверчиво переспросил Рафаэль.— Да. Согласно легенде, тот, кто сможет отыскать ключ, связывающий все символы между собой, получит практически божественную власть над миром.— Очень интересно, — задумчиво пробормотал Самуэль Эзра. — И вот перед нами снова тетраграмматон. Йод, хе, вау, хе…Оба собеседника изумленно вытаращились на него.— Вам никогда не доводилось слышать о некоем персонаже по имени Авраам Абулафия?Ответа не последовало.— Он родился примерно двести лет назад в Сарагосе и был одним из самых известных каббалистов своего времени. Ему также приписывают некоторые проявления пророческого дара и мессианства. Но самое интересное вот в чем: большую часть своей жизни Абулафия посвятил тому, что можно назвать «экстатической каббалой». Здесь тоже речь идет о теософской системе, сопоставимой с заклинанием. Цель этой системы — «связать» человека с Богом и таким образом дать ему возможность воздействовать на мир. Постепенно Абулафия разработал принцип, основанный на перестановке букв, как с именами Всесильного. Поэтому-то я и упомянул тетраграмматон. Если взять йод, хе, вау, хе и перемешать эти буквы, то получим в точности 1080 возможных комбинаций, включая все формы произношения, придыхания, движения рук и головы. К тому же…— Минуточку, ребе, — жестом остановил его Рафаэль. — Каким образом эти действия могут приблизить к Богу или дать силу воздействовать на мир?— Перечисление божественных имен или перестановка букв тетраграмматона, повторяемое в полном одиночестве и в определенном ритме, в конечном итоге неизбежно приводит человека в состояние пророческого экстаза. Через какое-то время без всякой объяснимой причины приходит физическое состояние, высвобождающее душу. И душа, более не пребывающая под влиянием чувств, высвобождается и обретает знание. То есть Бога. И действительно, — продолжил раввин, — если вы немного поразмыслите, то обнаружите, что во все времена святые и мудрецы, которые становились отшельниками, в конечном итоге обретали поразительную способность к концентрации мысли и действия. Моисей, к примеру, а также, безусловно, Иисус и Мухаммед. На самом деле для большинства смертных, не обладающих даром абстрагироваться от реалий и общаться с божественным, речитатив или заклинание являются подспорьем.Пораженный сказанным Рафаэль молчал. Не была ли эта связь между заклинанием и перестановкой букв иудейского тетраграмматона очередным посланием от Абена Баруэля? Рафаэль более или менее понимал, с какими людьми свела его судьба: Сарраг с его восточной хитростью и высокомерием, Эзра, обладающей свойственной его возрасту мудростью, но вполне способный сыпать самыми жуткими проклятиями. Но он сам, Рафаэль, кто он? Юность? Импульсивность? Вера в чистом виде? Когда Эзра спросил, почему он вступил в орден, Рафаэль с трудом сумел сдержаться. Может, у старого раввина есть шестое чувство? Или он умеет читать души? Не был ли ваш поступок инспирирован не столь возвышенными мотивами? Почему он это спросил?В памяти Рафаэля приоткрылись дверцы, выпустив на свободу потоки воспоминаний. Весьма болезненных. Раны, которые никогда не заживают. Когда же он наконец сможет снова верить словам, безболезненно слушать клятвы, которые потом нарушаются, снова видеть эти жесты, о которых думал, что они день за днем навечно формируют узы плоти?Голос Саррага вывел его из задумчивости.— Нарисовав эту таблицу, мы теперь видим, чего хочет от нас Абен. Он выдал нам серию атрибутов, каждый из которых соответствует цифре. Таким образом, если взять начало интересующего нас параграфа, то получим Доброту, Возлюбленного и Ангела. Таблица Да'ва позволяет нам установить соотношение атрибутов и цифр: Доброта равна 129, Друг — 46, Ангел — 37. И становится очевидным, что перед нами серия математических действий. «Отодвинуть» значит вычесть, а «присоединить» значит прибавить.— Доверяю это вам, — торопливо сказал раввин. — Я слишком устал.— Как вам угодно.— Последуем подсказкам Баруэля. Он нам говорит: Сначала отодвиньте ангела от доброты. То есть 129-37=92. Затем возлюбленный посеет разделение. Значит, делим 92 на 46 и получаем 2.— Два, — подхватил Рафаэль. — Число равновесия, символ мужского и женского начал, духа и материи.— Два может быть также и символом разделения, — возразил Эзра. — Но продолжайте…— Затем присоедините дух к ангелу и отнимете от них равновесие. 46+37=83. Вычитаем два. Итого: 81. Баруэль уточняет, что нужно будет вырвать корень. Полагаю, это означает, что нужно извлечь квадратный корень. Как по-вашему, фра Рафаэль?— По-моему, вполне логично. — И после быстрого подсчета сообщил: — Получим девять.— Верно. И корень этого корня.— Три.— Помножьте на равновесие. Дано: равновесие равно двум.— Три, помноженное на два, равно шести, — опередил его Рафаэль. — Количество врат города тамплиеров!Внезапно он схватил томик с описанием деятельности тамплиеров на Полуострове и принялся лихорадочно листать. После довольно долгих поисков францисканец радостно воскликнул:— Херес-де-лос-Кабальерос! Бог ты мой, я!.. Осекшись, он покраснел, перекрестился и так же возбужденно продолжил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55