– от души рас­смеялся прокурор. – А я ломаю голову, почему и как ему удалось вырваться из заключения на побывку и что ему от вас надо?
Вот тут настал черед удивляться Шубарину, и он не удержался, все-таки спросил:
– Вы, значит, давно знали о нашей встрече в Мюнхене?
– Да, давно, но только об этом и ничего больше. Уверяю вас. Продолжайте, пожалуйста, извините, я не удержался, прервал вас. Слишком неразрешимая была для меня загадка.
– Люди, владеющие тайнами валютных счетов партии, ка­ким-то образом прознали про мой банк, ориентированный на западных вкладчиков и рассчитанный на обслуживание этнических немцев, проживающих в пределах бывшего СССР. Германия гото­ва оказывать им всяческую помощь, лишь бы остановить мас­совый исход их на историческую родину, что создает огромные проблемы для обеих сторон. В местах компактного их прожива­ния, а еще лучше при восстановлении автономии немцев в Повол­жье, как неоднократно обещал президент Ельцин, Германия готова финансировать не только массовое строительство жилья и всей инфраструктуры, необходимой для жизни, но и возведение со­временных промышленных предприятий и перерабатывающей от­расли в этих районах, в общем, программа на долгие годы и мил­лиарды и миллиарды марок. Видимо, присматриваясь ко мне, они обнаружили, что я некогда был близок с секретарем Заркентского обкома партии, ныне находящимся в уральском лагере, лучше посредника они, конечно, найти не могли. Дело в том, что Анвар Абидович, оказывается, один из тех немногих людей, бывших доверенными лицами партии. Бывая за кордоном в составе госу­дарственных делегаций, он выполнял конфиденциальные поруче­ния КПСС, возил наличными миллионы долларов для загранич­ных коммунистических движений, для фирм и компаний, контро­лировавшихся левыми за рубежом. Эту работу не всякому доверяли. Мой банк, по всем параметрам, подходил им, чтобы потихоньку, при каждой удобной возможности, перегонять валют­ные средства из Европы, Америки, Африки, Бразилии, Мексики, Ближнего Востока, Японии, Южной Кореи. Им нужен был не только солидный банк, но и надежный человек, кому они могли доверять гигантские суммы, чтобы потом, дома, так же легко их изымать для нужд партии, упраздненной ныне во всех республиках и распущенной в главной ее цитадели – России. Анвару Абидовичу устроили многочасовой допрос обо мне, и тот, смекнув, в чем дело, понял, что это его шанс выйти на свободу, впрочем, он вполне искренне хотел помочь партии, искупить перед ней свою вину. Тут оказалось кстати, что я не вышел из КПСС, нигде публично и печатно ее не хаял и не хулил, хотя я не разделял и не разделяю убеждений коммунистов, погубивших Россию в 1917 году. В общем, Анвар Абидович, в надежде уговорить меня и вос­пользоваться шансом спасения, поручился за меня. Конечно, он догадывался, что поставил на кон свою жизнь, вы ведь знаете нравы и порядки, несчастный случай в лагере не редкое явление, да и самоубийство организовать не проблема. Заручившись согласи­ем Анвара Абидовича, они срочно доставили его в Мюнхен и организовали встречу со мной прямо среди бела дня, в русском ресторане, где я имел привычку обедать по воскресеньям.
Артур Александрович, попросив разрешения закурить, достал сигареты, но, не зажигая огня, продолжал говорить:
– Анвар Абидович толком и обстоятельно ввел меня в курс дел, он все-таки по образованию экономист и неплохо знает банковское дело. Можно сказать, что я согласился сразу, ибо выбора не видел, на другом конце предложения, как на картах, стояла жизнь Анвара Абидовича, я это хорошо понимал. Впрочем, не согласись я, наверняка и моя бы жизнь оказалась под угрозой, спецслужбы не любят шутить, тем более цена такой тайны – миллиарды…
Но это лишь первопричина моего добровольного согласия. По­зже, еще в Германии, я стал собирать сведения о наличии таких денег в немецких банках и успел напасть на их след, хотя это стоило мне немалых личных средств, за так на Западе информацию, тем более такую конфиденциальную, даром не получишь. Там же, в Мюнхене, я все чаще и чаще возвращался к беседе с Анваром Абидовичем в отеле «Рид», куда я вывез его специаль­но, чтобы оторваться от спецслужб, и до сих пор жалею, что не записал наш разговор на диктофон. В том разговоре Анвар Абидович подробно ответил мне на все вопросы, главный из них заклю­чался в следующем – как образовались эти средства за рубежом? Он не скрывал, что при всевластии КПСС народные и государст­венные средства было трудно отличить от денег партии, коммунисты все считали своей собственностью. Постепенно я пришел к твердому и единственному убеждению, что деньги принадлежат не КПСС, а обобранному и оболганному народу, и мой долг вернуть их Отечеству.
Прокурор Камалов вдруг встал и нервно прошелся по комнате, потом, вернувшись к столу, глядя на Шубарина в упор, спросил:
– А вы представляете, что может случиться с вами, если они почувствуют подвох, я уже не говорю о том, если вам удастся совершить операцию?
– Я понимаю, что задумал и чем придется заплатить при любом раскладе, но отступать не намерен. Слишком высока став­ка, чтобы думать о себе. Вам ли объяснять, что редкому мужчине выпадает такой шанс послужить народу, Отечеству…
– Ну, что касается вас, вы уже рискуете во второй раз на моей памяти, дорогой Артур Александрович, – ошарашил вдруг хозяин дома.
– Почему во второй? – не сообразил сразу Шубарин, все его мысли были заняты предстоящей встречей в Милане, он рвался в бой.
Камалов снова вернулся на место, взял предложенную Шубариным сигарету и, разминая ее в пальцах, объяснил:
– Разве ваше письмо, адресованное мне в прокуратуру, когда существовало единое государство, о конкретных хищениях, эконо­мической диверсии и валютных операциях в Москве, Прибалтике, в портах Дальнего Востока и у нас в Ташкенте, когда чуть было не похитили через подставных лиц три миллиарда рублей, предназ­наченных на развитие Кашкадарьинской области, было меньшим риском, чем ваша новая затея? Ведь мы тогда успели принять жесткие меры, результат вам известен: и в первом, и во втором случае расплата одна – головой. Я помню ваши слова в начале письма, вы говорили, чтобы я не обольщался, вы, мол, человек из противоположного лагеря, просто не можете спокойно видеть, как разворовывают державу, и что наши пути в определенных обсто­ятельствах могут сойтись. Я верил, Артур Александрович, в нашу встречу и рад, что вы решились сделать ответный шаг. Мы с вами одинаково смотрим на судьбу Отечества, – и Хуршид Азизович протянул Шубарину руку.
Шубарин, предложив огонек зажигалки прокурору, спросил:
– И о том, что я написал письмо в прокуратуру, вы тоже знали давно?
– Нет, об этом я догадался только сейчас. Я уже лет десять, если не больше, не встречал человека, который бы с волнением произносил: Отечество… держава… В письме вашем тот же тон, те же интонации, что я слышу сейчас, та же боль за Отечество, державу, и слова эти вы написали с большой буквы…
– Наверное, об этом можно было бы еще поговорить, – про­должил Шубарин, – но ночь коротка, а мне еще долго рассказы­вать, так что и продолжу, с вашего позволения…
Теперь я перехожу к сложностям, нравственным и политическим, возникшим неожиданно. Разговор в Мюнхене произошел до из­вестных августовских событий в Москве, или форосского фарса, как вам будет угодно, до парада суверенитетов, образования СНГ. Сегодня выясняется, что нет никакого СНГ, мы все предоставлены сами себе. Нравственная сторона ситуации для меня главное, ибо не из-за денег я ввязался в эту историю. Когда в Германии я пришел к окончательному выводу, что постараюсь вернуть день­ги на родину, я имел в виду всю огромную страну – от Балтики до Тихого океана. И как поделить эти деньги, принадлежащие всем, если сегодня на территории бывшего СССР появилось суверенных государств больше пятидесяти? В любом случае справедливо не получится, ибо наша жизнь политизирована до крайности. Мой банк находится на территории суверенного Узбекистана, и я дол­жен считаться с его законами, с его авторитетом, и международ­ным в том числе. Верни я деньги в Узбекистан и попытайся разделить их справедливо, это вызовет все равно раздражение в каких-то регионах, что навредит нашему молодому государству. Я долго ломал голову над этим и даже хотел отступиться от задуманного, но оставлять зажиревшему Западу миллиарды, ук­раденные у обнищавшего народа, тоже мне не по душе, не по-мужски это, не по-русски, и я искал и искал пути. Куда напра­вить деньги в случае удачи, чтобы это послужило на благо общест­ву, природе и затронуло интересы максимального количества жи­телей бывшего СССР? Иначе меня не поймут нигде, особенно в Узбекистане, где живет уже пятое поколение Шубариных. И я, кажется, нашел идею, которая должна получить поддержку…
Шубарин видел, с каким интересом внимал ему Камалов, види­мо, и не предполагавший такого поворота в чисто финансовой операции.
– Я решил в случае удачи все деньги направить на восстановле­ние погибающего Арала, его судьба конкретно касается более семидесяти миллионов человек, живущих в регионах, зависящих от этого уникального внутреннего моря, а последствия его гибели уже отражаются на климате всей территории бывшего СССР. В Таш­кенте, оказывается, уже несколько лет существует комитет по спасению Арала, возглавляемый известным писателем Пирматом Шермухамедовым. Я немедленно связался с ними, получил обсто­ятельные материалы, доклады, подготовленные для ЮНЕСКО, заключения международных экспертов, особенно в той части, что касается финансирования программы спасения. Положение на­столько серьезно, что я, не дожидаясь результата задуманной операции, уже перевел им четыре миллиона рублей на текущие дела, на привлечение экспертов. Это нравственная часть проблем, возникшая в ходе подготовки операции, и я, кажется, нашел дос­тойное применение деньгам.
Другая проблема – можно назвать ее технической – уже вне моей компетенции, мне одному с ней не справиться. Возникла она из-за политической ситуации, изменения границ. Раньше существо­вала единая банковская система, и рычаги ее находились в Москве. Сегодня я живу в другом государстве с собственной банковской концепцией, которая, в силу зачаточного состояния, еще не усто­ялась, да что там – еще не сформировалась. Идет поиск, законы принимаются и тут же отменяются, все делается путем проб и ошибок. А мое дело не должно зависеть от случая, и отклады­вать его нельзя, наверняка у них есть запасной вариант, и не один, при малейшем моем колебании они поставят на мне крест. Из-за нестабильности банковской системы мне нужна надежная страхов­ка на государственном, правительственном уровне, причем под­держка тайная, негласная. Повторяю, дело идет о миллиардах долларов. Как вы понимаете, первый же ревизор-взяточник засве­тит всю операцию…
Шубарин замолчал и потянулся к чайнику. Молчал и прокурор, делая быстро какие-то записи на клочке бумажки.
– Хватит ли у вас полномочий, Хуршид Азизович, чтобы подстраховать такую операцию, и насколько это выглядит закон­но? – спросил Артур Александрович после затянувшейся паузы.
Камалов встал, взял пустой чайник и, прежде чем направиться на кухню, сказал с улыбкой:
– Ну и крепкий арбуз вы выкатили к середине ночи, господин банкир, без нового чайника да, пожалуй, и рюмки, не разобраться. Я сейчас. – И он исчез на кухне, где на маленьком огне у него кипел чайник. Вернувшись за стол со свежим чаем, он прикрыл чайник бархатным колпаком, на манер русской чайной бабы, и плеснул в бокалы еще немного коньяка. Выпили молча, молча закусили.
– Что касается моих полномочий – их явно недостаточно, – прервал молчание прокурор. – Насчет законности. Уже будучи полковником, отслужив семь лет в угрозыске, проработав проку­рором и в Ташкенте, и в Москве, защитив докторскую диссер­тацию в закрытом учебном заведении КГБ, в бытность Ю. В. Андропова, я год стажировался в Интерполе, в главной штаб-квартире в пригороде Парижа. На Западе – и во Франции, и в Италии, и в Германии – с согласия генеральной прокуратуры страны иногда ведутся игры с наркомафией или иными крими­нальными структурами, пытающимися отмыть неправедно нажи­тые деньги. Там ведь иметь деньги – не все, чтобы вложить в дело, надо подтвердить, откуда они к вам попали и учтены ли в ваших декларациях о доходах. Ведь мало кто знает, что в США, например, любая покупка свыше десяти тысяч долларов автомати­чески фиксируется и для ФБР, и для налоговой инспекции. Вот отчего у них казна не пустая, ничто не проходит мимо налоговой инспекции, хотя и нарушений сколько хочешь, но попался – запла­тишь сполна. Как вы выразились, мы молодое государство, только отметили первую годовщину, и все у нас в стадии становления, нет законодательной базы, и, видимо, долго еще каждый конкретный случай будет рассматриваться отдельно. Ваше предложение неор­динарное, и оно заслуживает не только внимания, но и поддержки. По крайней мере меня ни уговаривать, ни убеждать не нужно, я уже сторонник вашей идеи. Но нас мало, вы правы, нужна поддержка на государственном уровне, но как ее без шума заполу­чить?
– Вы не вхожи к президенту? – попытался сразу взять быка за рога Шубарин.
– Нет, не вхож, – сразу ответил прокурор, – думаю, на этом этапе он даже запретил бы и мне, и вам проведение операции. Он думает о престиже молодого государства, а это могут истолковать по-всякому. Вот если бы нам удалось провернуть возвращение крупных сумм из двух-трех стран, возможно, тогда и следовало поставить его в известность. Особенно если будем располагать документами, что бывший генсек коммунистов Горбачев до последнего дня в Кремле финансировал из тайной кассы все левацкие движения в мире, вплоть до самых одиозных, и это в то время, когда собственным пенсионерам не хватает денег для физического выживания. Но сегодня этот путь отбросим сразу… – но видя, как приуныл Шубарин, он сказал веселее: – Не вешайте носа, я ведь не сказал, что вы затеяли безнадежную игру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49