Недорогой магазин Wodolei 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Он знал, что там обязательно что-нибудь найдется, на худой конец он откроет одну из роскошных бутылок виски или джина, что Саламат держала для украшения бара, сама покупала перед отъездом из Вашингтона напитки в та­ких удивительной красоты бутылках. Но в баре нашлась и водка, и коньяк, правда, «Столичной» оказалось полбутылки, и он ото­двинул ее в сторону, праздник все-таки, и взял местный конь­як «Узбекистан», вряд ли уступавший известным во всем мире коньякам.
Он уже собрался захлопнуть крышку, как вдруг ему бросился в глаза болт в зеркальной обшивке внутренних стенок бара. Это была потайная кнопка, бар у него был с секретом, и он уже давно не заглядывал в тайник, хотя всегда помнил, что у него там хранится. Он с усилием нажал на болт, и зеркальный квадрат стал беззвучно и медленно уходить внутрь, и сразу пахнуло затхлостью, несвежим воздухом… Он нашарил в темноте сверток и, достав его, вернул зеркальную панель на место. Захватив бутылку коньяка и рюмку из серванта, держа в руке сверток, вернулся за стол.
Развернув матерчатую обертку, прокурор достал пистолет, и приятная тяжесть старого оружия напомнила ему совсем моло­дые годы в Москве. Он учился тогда в аспирантуре, в родном МГУ, после того как успел поработать прокурором в Ташкенте, и выбрал для своего научного труда редкую по тем годам тему «Преступле­ния против правосудия», то есть о преступлениях внутри самих органов. По одному заинтересовавшему его вопросу он обратился в КГБ за помощью, догадывался, что там есть материал для его диссертации, но то, что случилось, определило его дальнейшую жизнь. Всех материалов, ему, конечно, не показали, но кое-что он увидел, и когда он пришел туда в третий раз, проявив настырность и настойчивость, сотрудники госбезопасности вдруг пошутили с на­меком: шустрый, мол, больно, хочешь готовенькое заполучить, чужими руками жар загребать, не благороднее ли пойти порабо­тать в органах и добыть материал изнутри, самому. Его самолюбие было задето, и через неделю он, оставив очную аспирантуру, пошел работать в уголовный розыск, имея тайную цель – охоту за оборотнями, предателями в милицейской среде.
Его работа не ограничивалась сменными дежурствами, после которых он, как и все младшие офицеры, сдавал табельное ору­жие, его тайная миссия была крайне опасна, и через год ему вынуждены были выдать этот пистолет: слишком рисковым, смер­тельным делом занимался капитан Камалов.
Через семь лет, когда он дослужится до звания подполковника, в одной операции по задержанию вооруженной банды в него почти в упор стрелял коллега по службе. Оборотни тоже вычислили, какому же охотнику они обязаны своими провалами. Вот тогда и спасет ему жизнь второй пистолет, бывший при нем, кроме табельного. После защиты диссертации в одном из закрытых учеб­ных заведений КГБ, писавшейся годы, ему и подарят этот пистолет как именное оружие, за личную храбрость, и получит он его из рук самого Ю. В. Андропова.
До Нового года оставалось меньше четверти часа, когда, от­влекшись от воспоминаний о годах службы в уголовном розыске, он глянул вдруг перед собой. Сюрреалистическая картина, достой­ная кисти Сальвадора Дали, предстала перед ним в большом зеркале напротив: близится Новый год, а на столе перед болезнен­ного вида человеком со свежим шрамом на лбу стоит бутылка марочного коньяка, низкий пузатый бокал, в таких обычно подают коньяк на Западе, и тяжелый, но всегда надежный пистолет системы Макарова, частенько за кордоном называемый – русский. И в этот момент раздался телефонный звонок, но теперь его одиночество вряд ли кто бы нарушил, и он поднял трубку.
– Добрый вечер, Хуршид Азизович, – раздался приятный деви­чий голос. – С Новым годом, здоровья, счастья, благополучия вам, – вполне искренне желал незнакомый человек, и прокурор силился вспомнить, кто бы это мог быть. На другом конце провода почувствовали это. – Вы, наверное, не узнали меня. Звоню вам впервые, я была у вас две недели назад в больнице. Татьяна Георгиевна, Таня меня зовут, помните…
– Помню, конечно, Танечка, помню. С Новым годом вас, пусть год Лошади принесет вам удачу, счастье…
– Спасибо, рада вас слышать. Я приходила поздравить и очень огорчилась, не застав вас в больнице. Но полчаса назад, дома, я вдруг почувствовала, что вы у себя, один, хотя я знаю, у вас многочисленная родня в Ташкенте, и довольна вдвойне, что интуи­ция не обманула и мне удалось поговорить с вами…
В этот момент часы начали медленно отбивать двенадцать, и Камалов, спохватившись, сказал:
– Таня, с Новым годом, слышите, у меня часы бьют, вы можете поднять сейчас бокал?
– Да, у меня на столе бутылка вина, и я слышу бой старинных часов…
– А я сейчас, одну секунду, – заторопился прокурор и плеснул себе в бокал чуть больше обычного. – Вот и у меня бокал в руке. Раз так вышло, давайте выпьем вместе и пожелаем друг другу удачи, мы ведь служим одному Богу – правосудию! – И они в разных концах Ташкента одновременно опорожнили бокалы.
– Где вы сейчас работаете? – спросил Камалов неожиданно для себя.
– В Куйбышевском районе, в прокуратуре.
У него созрела мысль, и он поспешил ее высказать.
– В прошлый раз вы сказали, что хотели бы работать рядом со мной. Не передумали?
– Нет. Вы заняты настоящим делом, и я хочу быть полезной вам.
– После праздников зайдите в прокуратуру, в новый отдел по борьбе с организованной преступностью, к Уткуру Рашидовичу, он уже знает о вас. Там много секретной документации, и я хотел, чтобы она находилась в надежных руках. Не боитесь? На Востоке говорят – чужие секреты укорачивают жизнь.
– Не боюсь, я боялась до встречи с вами, и ваше предложение принимаю как новогодний подарок… – И вдруг по-девичьи озорно, лукаво добавила: – Как быстро начинают сбываться ваши ново­годние пожелания, я уже счастлива…
Пожелав приятно провести новогоднюю ночь, она попрощалась. Стоило покинуть больницу – сколько сразу важных событий произошло, подумал Хуршид Азизович, и, рассуждая о последних часах, понимал, что в «Лидо» он погорячился с отчаяния. В тот миг ему казалось, что он один противостоит хорошо организованной мафии, у которой, куда ни глянь, везде свои люди. Выходит, ошибся. Он не один: и Нортухта, водитель, не оставил его, хотя уж он-то видел, как профессиональные убийцы охотились за ними во время ферганских событий, и Татьяна Георгиевна, Таня, вычислив­шая предателя в республиканской прокуратуре, тоже готова со­трудничать с ним, зная, какому риску отныне может подвергаться и ее жизнь. А начальник уголовного розыска республики полков­ник Джураев, а ребята из его нового отдела по борьбе с организо­ванной преступностью – все они прошли проверку во время задер­жания аксайского хана Акмаля, не подвел генерал Саматов из КГБ, надежных людей передал своему бывшему учителю, на них он мог положиться вполне. И впервые за долгий день на его лицо набежала улыбка, и он мысленно поздравил всех их с праздником, пожелав удачи, непростой и для них Новый год уже вступил в свои права.
Вот и кончился для меня праздник, подумал прокурор, вставая из-за стола, и взгляд его упал на пистолет. Следует спрятать его снова в тайник, решил Камалов и вернулся к серванту, но что-то внутри удерживало его от разлуки с оружием. Мистика какая-то, в больницу с пистолетом, спорил он мысленно сам с собой. Он вспомнил вдруг, что интуиция розыскника, когда он служил в мили­ции, никогда его не подводила, и он решил оставить оружие при себе.
Артур Александрович Шубарин уже восьмой месяц находился в Германии, в Мюнхене, где изучал современное банковское дело. На Германии его выбор остановился не случайно; в школе изучал немецкий, в институте – английский, и владел обоими языками довольно-таки сносно, но не это было определяющим. Когда-то он разъяснял Коста, что нам подойдет не всякая финансовая и кре­дитная система, методы даже преуспевающих в этом деле стран у нас могут не дать плоды, нужно перенять опыт государств, у которых с Россией издавна существуют культурные, географиче­ские, исторические, экономические, политические связи и тради­ции. И тут, на взгляд Шубарина, Европа подходила больше всего, хотя он не сбрасывал со счетов ни Америку, ни Азию с феноме­нальной Японией и азиатскими драконами – Тайванем, Гонконгом, Южной Кореей, Сингапуром, ни Латинскую Америку с Бразилией и Мексикой в первую очередь, но в основание банковского, валют­ного дела, он считал, должна быть заложена только европейская система. В Европе Россия крепко связана тысячами уз со многими странами, и прежде всего с Францией, но он остановил свой выбор на Германии, ибо понимал, что с воссоединением обеих немецких территорий на европейском континенте, по существу, возникло новое государство с огромными перспективами, и не исключено, что именно она, новая Германия, потеснит в ближайшие годы по экономической мощи и Японию, и Америку. В Европе такой рас­клад сил первыми почувствовали англичане, уж они-то на конти­ненте явно будут оттеснены немцами, но это историческая реальность, с которой необходимо считаться, как и с закатом нашего государства, на удивление так долго противостоявшего Америке и всему западному миру. Да, воевала Россия с Германией со времен тевтонских рыцарей неоднократно, но многое их связыва­ет, даже правящие династии Габсбургов и Романовых в течение нескольких веков находились в родственных связях, а начиная с царицы Екатерины немцы были званы в Россию на жительство, и ныне в пределах нашей страны их проживает более двух миллио­нов. И хотя в последние годы идет мощный отток российских немцев на свою историческую родину, они заметная нация в Рос­сии, и это имел в виду Шубарин, отправляясь изучать банковское дело в Германию. Он знал – «Иван, не помнящий родства» – пословица уникально русская, вряд ли в другом языке можно отыскать ей подобную, и никогда в Германии не забывали о нем­цах, живущих в России.
Желая основать свой собственный коммерческий банк, Шубарин с самого начала хотел ориентировать его на прочную связь с Германи­ей, и в местах компактного проживания немцев в Казахстане, Киргизии, Узбекистане уже мысленно видел филиалы своего банка, через них он напрямую вывел бы немецких промышленников и банки­ров на соотечественников, чтобы они могли открыть там предпри­ятия, построить эффективные заводы малой мощности, оказать реальную помощь на месте, и тогда прекратился бы хаотичный отток их из России, что создает проблемы для обоих государств, и тут, в Германии, он уже находил понимание своих планов.
Шубарин много бывал на Западе и в застойное время, он был «выездным», водил дружбу с такими людьми, чье слово легко открывало любые двери. В ту пору боялись одного – чтобы не сбежал. А за Артура Александровича можно было поручиться, знали, что на Запад его никакими калачами не заманишь; поехать, посмотреть – одно, а жить, для русской души Шубарина, – невоз­можно ни при каких обстоятельствах. Пользуясь неразберихой первых лет перестройки, он раньше других мог перевести свои капиталы за границу, многие его компаньоны еще в семидесятые годы уехали на Запад и там, даже разбогатев, ощущали, как не хватает им финансового гения Шубарина, его чутья, железной хватки, недюжинных инженерных знаний. Они предлагали проект за проектом о создании совместных предприятий, крупных сделок, чтобы Японец, как называли они его в своем кругу, мог, сохранив капитал, перебраться за кордон. Немало процветающих ныне на Западе людей были обязаны в свое время благополучием Шубарину: одни кормились возле него, другим он помог подняться, кому деньгами, кому советом, чаще и тем и другим. А кое-кого, пользу­ясь связями, вытащил из петли, а такое вряд ли забудешь. И узнав, что он находится в Германии, они, не утратив еще русских тради­ций и привязанностей, частенько навещали его в Мюнхене. Так сложилось, что редко какой уик-энд он проводил в Мюнхене, обычно друзья заезжали за ним, и они отправлялись то в Голлан­дию, то в Швейцарию, то в Австрию.
Фирма, организовавшая банковские курсы, снимала для Шубарина меблированную квартиру в хорошем районе, недалеко от места занятий, куда он добирался пешком через ухоженный муни­ципальный парк. Но сегодня он перебрался в пятизвездочный отель «Риц» на респектабельной Кайзерштрассе, всего на три дня. На игру мюнхенской «Баварии» и повидаться с ним прилетал его старый компаньон, уже тринадцать лет живущий в США, бывший московский грузин Гвидо Лежава, теперь уже мистер Лежава. Правда, Гвидо прилетал не из Америки, а из Португалии, где имел свое дело и приобрел шикарный особняк в пригороде Лиссабона, рядом со знаменитым океанским пляжем Эшториаль, столицу он называл несколько непривычно для нашего слуха – Лизбон. Запад не убил в Гвидо одной давней страсти – футбола, он болел за тбилисское «Динамо» и мюнхенскую «Баварию» и приурочил свой приезд к финальной игре на кубок европейских чемпионов люби­мой команды с португальской «Бенфикой», в раздевалку которой он входил как к себе домой. Гвидо и оплатил два роскошных номера в «Рице», и билеты на хорошие места, стоившие на черном рынке почти тысячу долларов.
Благодаря прежним связям в Мюнхене Артур Александрович в деньгах не нуждался и, на взгляд своих коллег по курсам да и руководителей банка, жил на широкую ногу. Он был единствен­ным, кто за дополнительную оплату попросил заменить двухком­натную квартиру на трехкомнатную – сработала старая привычка к простору. Через неделю после приезда приобрел чопорно-белый «Мерседес», позволял себе частые поездки во франкфуртскую оперу и штутгартский балет, и его уже не раз приглашали в закры­тые клубы деловые люди Мюнхена, внимательно присматривав­шиеся к прибывшим на стажировку в знаменитый Баварский банк. Русский с замашками западного бизнесмена, быстро освоившийся в чужой стране, вызывал доверие и уважение. К нему в последнее время вдруг стали обращаться за консультацией солидные люди, знакомства с которыми ищут годами, ловят случай, а они сами зазывали его в гости, в этом, пожалуй, и была главная удача поездки, на которую он с трудом решился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49


А-П

П-Я