https://wodolei.ru/catalog/mebel/
VadikV
40
Аркадий Вайнер, Георгий
Вайнер: «Евангелие от Палача»
Аркадий Вайнер, Георгий Вайнер
Евангелие от Палача
Аннотация
Мы, кажется, уже привыкли к тому,
что из глубин советского безвременья нет-нет, да и всплывет очередной ли
тературный «памятник» Ч сталинской ли, хрущевской или брежневской эпо
хи…
«Памятник», лишь за чтение которого читатель мог тогда поплатиться своб
одой; ну а писатель ставил на карту всю жизнь. Сейчас эти открытия законом
ерны: перестроечной революцией нарушена омерта всеобщего покорного бе
змолвия, и благодарный читатель получает, наконец, то, что у него долгие де
сятилетия силой отнимал тоталитаризм. Предлагаемый сегодня роман «Ева
нгелие от палача» Ч вторая чисть дилогии (первая Ч роман "Петля и камень
… " Ч была опубликована в конце 1990 года), написанной нами в 1976-1980 годах. Написа
нной и Ч надежно укрытой от бдительного «ока государства» до лучших вре
мен. К счастью, и авторы, и читатели до них дожили. Все остальное Ч в самом р
омане.
Аркадий ВАЙНЕР
Георгий ВАЙНЕР
Декабрь 1990 года МОСКВА
Аркадий Вайнер, Георгий Вай
нер
Евангелие от Палача
Мы, кажется, уже привыкли к тому, что из глубин советского безвременья нет
-нет, да и всплывет очередной литературный «памятник» Ч сталинской ли, х
рущевской или брежневской эпохи…
«Памятник», лишь за чтение которого читатель мог тогда поплатиться своб
одой; ну а писатель ставил на карту всю жизнь. Сейчас эти открытия законом
ерны: перестроечной революцией нарушена омерта всеобщего покорного бе
змолвия, и благодарный читатель получает, наконец, то, что у него долгие де
сятилетия силой отнимал тоталитаризм. Предлагаемый сегодня роман «Ева
нгелие от палача» Ч вторая чисть дилогии (первая Ч роман "Петля и камень
… " Ч была опубликована в конце 1990 года), написанной нами в 1976-1980 годах. Написа
нной и Ч надежно укрытой от бдительного «ока государства» до лучших вре
мен. К счастью, и авторы, и читатели до них дожили. Все остальное Ч в самом р
омане.
Аркадий ВАЙНЕР
Георгий ВАЙНЕР
Декабрь 1990 года МОСКВА
Правосудие должно свершиться, хотя бы погиб мир.
Правосудие должно свершиться, хотя бы погиб мир.
ГЛАВА 1
УСПЕНИЕ ВЕЛИКОГО ПАХАНА
Я знал, что этого делать нельзя. Я умел верить ему, этому странному распоря
дителю моих поступков, не раздумывая. Вперед ума, вперед любой оформивше
йся мысли он безошибочно давал команду: «Можно!» Или: «Нельзя!»
Я ему верил, у него была иная, не наша мудрость.
И он отчетливо сказал внутри меня: «Нельзя!»
А я впервые за долгие годы, может быть, впервые с самого детства, не послуш
ал его. Побоялся ответить ему «Заткнись» Ч а просто сделал вид, что не слы
шал. Как делает вид, сбежавший с урока школьник-прогульщик, которому крич
ит из окна учитель: « Вернись!».
Не послушался. И остался в анатомической секционной…
***
Мы несли носилки вчетвером. Этих троих я не знал, наверное, и не видел нико
гда. Если бы видел, Ч запомнил. Но они были не из охраны. Тех гладких дурако
в сразу видать. Их и на Даче я не заметил. Только потерянно метался по огро
мному дому их командир, начальник «девятки» генерал Власик.
По его красивому, слепому от испуга и глупости лицу катились слезы. Он пла
кал по-настоящему. Почему-то у всех встречных спрашивал: "А где Вася?… "
Все слышали, как Вася, безутешно-пьяный, мычал и орал что-то, Ч может быть,
пел? Ч в маленькой гостиной за кабинетом. Но от Власика почему-то отмахи
вались, и он, оглохший, продолжал искать своего друга и собутыльника.
Сына Зеницы Ока, которую столько лет берег, стерег и хранил. А теперь Власи
к плакал.
Если увидеть плачущего большевика…
***
Может быть, он был умнее, чем мне казался тогда?
Может быть, он плакал от страха? Столько лет он охранял величайшую силу и в
ласть мира, а она уже три часа мертва, и он охраняет теперь то, чего нет.
Да разве он еще что-то охраняет?
Нас привезли сюда в шести больших лимузинах Ч человек тридцать отборны
х бойцов из оперативного Управления, но, когда мы вошли в дом, выяснилось,
что Лаврентий уже приказал вывести оттуда всю внутреннюю охрану.
Никогда Лаврентий не доверял Власику. Он знал, что тот будет в страшный ча
с плакать искренне по Тому, Кого охранял. Лавр не уважал преданных людей, о
н знал, что на преданных людей нельзя надеяться, ибо стоят они на ненадежн
ом фундаменте любви и благодарности, а вернее сказать Ч глупости.
Вроде бы считалось, что Власик подчиняется Лаврентию по службе, но это бы
ло не так. Он не подчинялся никому, кроме того, Кого охранял. Власик принад
лежал Ему, как немецкая овчарка Тимофей.
Власик был предан, то есть он любил Того, Кого охранял. Был ему всегда благ
одарен. А вернее сказать Ч глуп.
***
В остывающем теле еще, наверное, вяло текла кровь, еще росли ногти, тихо бу
рчали газы в животе, хотя зеркальце, поднесенное к толстым усам, уже не мут
нело; и наши черные длинные лимузины только вырвались с жутким ревом сир
ен с Лубянского двора, а Лаврентий уже приказал вывести с Дачи внутренню
ю охрану.
В доме ходила заплаканная и злая рыжая дочка Светлана. И негромко безобр
азничал мучительно-пьяный сын Василий. И всем еще распоряжался преданны
й глупец Власик.
Рассчитать поведение глупого, любящего, благодарного человека невозмо
жно. Ну его!…
Власик подходил к людям, спрашивал, что-то говорил, но ему ужи никто не отв
ечал, будто он натянул на себя гигантский презерватив и раздул его изнут
ри Ч своим отчаянием и потерянностью Ч в прозрачный и непроницаемый ша
р, который с бессловесным бормотанием тыкался во всех встречных и отлета
л в сторону, отброшенный их ужасным волнением и полным пренебрежением к
нему самому. Он был никому не интересен.
Тот, Кого он охранял, умер, значит, он уже никого не охранял, он был предан Ни
чему, а внутреннюю охрану, преданную генералу, уже вывели из дома, и он кат
ался по комнатам пустым надутым прозрачным шаром, догадываясь в тоске, ч
то, как только Лаврентий вспомнит о нем, кто-то сразу же проколет его обол
очку, и всесильный фаворит с легким пшиком Ч вместе с его уже неслышимым
и словами, ненужными слезами и глупым красивым лицом Ч исчезнет навсегд
а.
Я впервые видел всех вождей вместе. Не считая, конечно, праздничных демон
страций, когда они на трибуне Мавзолея Являли Себя. Обычно же мне доводил
ось видеть их близко, но всегда порознь. А здесь они были вместе.
Каждый знал о ком-нибудь кое-что. Лаврентий знал все обо всех.
Без окон, без дверей полна горница вождей.
Молотов незряче смотрел прямо перед собой, и на плоской пустыне его лица
слабо поблескивали стеклышки пенсне, вцепившегося в маленькую пипку ка
ртофельного носа. Не лик Ч тупой зад его бронированного «паккарда».
Было видно, как он думает: вяло и робко прикидывает, кто поведет сейчас гон
ку, чтобы вовремя сесть лидеру на хвост. Мечтает угадать, кому придется по
длизывать задницу прямо с утра. Он числился вторым, он был согласен стать
пятым, Великий Пахан совсем его затюкал.
***
Булганин рассеянно пощипывал клинышек бородки, меланхоличный и раздра
жительный, как бухгалтер, замученный утренним запором. Пощипывание боро
дки не было тревожным раздумьем, Ч подтянуть ли в Москву Таманскую диви
зию. Наверное, он прикидывал: содрать эту маскарадную бородку, эту кисточ
ку с подбородка, или пока еще можно оставить?
Великий Пахан, дозволял ее, может и эти разрешат?
Шурочка, белесая пухлая баба без возраста Ч домоправительница и подсти
лка Пахана, Ч шмыгая покрасневшим носиком, подносила вождям чай и бутер
броды с ветчиной.
Очень хотелось есть, но мне этих бутербродов не полагалось.
Розовые ломти мяса с белой закраиной сала нарезал для вождей в буфетной
полковник Душенькин. От окорока, пробитого свинцовой пломбой с оттиском
спецлаборатории: «ОТРАВЛЯЮЩИХ ВЕЩЕСТВ НЕТ». Последние двадцать лет пол
ковник Душенькин пробовал всю еду сам, перед тем как подать ее на стол Пах
ана.
Проба. Проба еды. Проба питья. Проба души. Душенькин.
А Ворошилов есть не хотел. Он хотел выпить. Но Шурочка никакой выпивки не д
авала. Попросить, видно, стеснялся, а выходить нельзя было: он не желал вых
одить из комнаты, оставив своих горюющих соратников вместе Ч без себя. И
все его красно-бурое седастое лицо пожилого хомяка выражало томление.
Хрущев и Микоян сидели за маленьким столиком, и, когда они передавали дру
г другу бутерброды, подвигали чашки и протягивали сахарницу, казалось, ч
то они играют в карты: хмурились, тяжело вздыхали, терли глаза, вглядывали
сь в партнера пристально, надеясь сообразить, какая у него на руках сдача.
Тугая хитрожопость куркуля сталкивалась с азиатским криводушием, и над
их остывшим чаем реяли электрические волны подозрительности и притвор
ства, трещали неслышные разряды подвохов.
Хищный профиль Микояна резко наклонялся к столику, когда он глотал очере
дной кусок. Гриф, жрущий только мясо.
Но всегда падаль.
А Хрущев пальцами рвал ломти, кидал ветчину на тарелку и съедал только са
ло. Далеко закидывал голову, чтобы удобнее было глотать. И разглядывал эт
ого цыгана Ч или армяна, один черт! Ч молча предлагавшего сомнительную
лошадь.
***
Я бы охотно доел куски сочного розового ветчинного мяса. Но тогда Хрущев
мне еще ничего не предлагал со своего стола.
Я их доел через несколько месяцев.
А тогда он помалкивал и раскатывал по скатерти хлебный мякиш и, только пр
евратив его в серо-грязный глянцевитый катышек, рассеянно кидал в рот.
Неинтересный мужик. Куций какой-то.
***
ПочемуЧ то совсем плохо помню, что поделывал Каганович. Он сидел где-то в
углу, толстый, отеклолицый, шумнодышаший -просто еврейский дубовый шкаф.
Мебель. «Mobel». Меблированные комнаты. Меблирашки.
Только Лаврентий с Маленковым не сидели Ч они все время ходили, по больш
ой приемной, держась под ручку, как молодые любовники. Неясно было только,
кто кому поставит пистон. И беспрерывно говорили, и что-то объясняли друг
дружке, и советовались, в глаза заглядывали, и жарко в лицо дышали, и было с
разу заметно, что они такие друзья, что и на миг не могут оторваться один о
т другого.
«Хоть чуть-чуть разомкнутся объятья» Ч пелось в старинном романсе. Тут
вот один другого и укокошит.
Но Лаврентия нельзя было укокошить. Может быть, он знал или предчувствов
ал, что Великий Пахан помрет этой ночью. Или надеялся. Или руку приложил Ч
я ведь ничего не видел, нас позже привезли. Во всяком случае, Лавр был гото
в к этому рассвету.
Как сказал поэт Ч треснул лед на реке в лиловые трещины…
Пока вожди опасливо переглядывались, прикидывая свои и чужие варианты, ж
рали бутерброды с ветчиной, опломбированной полковником Душенькиным, п
ока рассчитывали, с чем войдут в наступающее утро своей новой жизни, Лавр
ентий ходил по приемной в обнимку с Маленковым, который тер отложной вор
отник полувоенного защитного кителя вислыми брылами своих гладких баб
ьих щек.
И помаленьку стала подтягиваться в эти быстрые минуты короткого предра
ссветья вся боевая хива Лаврентия. Сначала приоткрыл дверь и в сантиметр
овую щель юркнул, встал застенчиво у притолоки печальной тенью издевате
ль Деканозов, грустный косоглазый садист.
Принес какой-топакет Судоплатов,бывшийпартизанский главнокомандующи
й, вручил его Лаврентию, огляделся и тоже застыл в приемной.
В синеве небритой утренней щетины, в тяжелом чесночном пыхтенье появилс
я Богдан Кобулов, который был так толст, что в его письменном столе пришло
сь вырезать овальное углубление для необъятного живота. Сел, никого не с
прашивая, в кресло, окинул вождей тяжелым взглядом своих сизых восточных
слив и будто задремал. Но никто не поверил, что он задремал.
Брат его, стройный красавец генерал Амаяк Кобулов, услада глаз педика.
ЧерноЧ серый, как перекаленный камень, генерал-полковник Гоглидзе.
ЧтоЧ то пришептывал ехидно-ласковый лях Влодзимирский.
Озирался по сторонам, будто присматривая, что отсюда можно ляпнуть, Меши
к.
Лениво жевал сухие губы страшный, как два махновца, генерал Райхман.
Толстомордый выскочка, начальник Следственной части эм-гэбэ Рюмин Ч Ро
зовый Минька.
Горестно вздыхающий генерал нежных чувств Браверман Ч умник и писател
ь, автор сюжетов почти всех политических заговоров и шпионских центров,
раскрытых за последние годы.
Их было много.
И все они были в форме нашей Конторы. За долгие годы я почти никого из них н
е видел в форме. Зачем она им? Мы их и так знали. Все, кому надо, их знали. А тут
они были в генеральских мундирах.
Они стояли за Лавром, как занавес Большого театра: парчово-золотой и к рас
но-алый.
Не произнося ни слова, Лаврентий показывал партикулярным вождям, у кого
сейчас сила. А те заворожено смотрели на его разбойную гопу, и я знал, что с
егодня он у них получит все, что потребует.
Но, словно живое опровержение этой мысли, возник в дверях элегантный, с ан
глийским, в струночку, пробором, замминистра Гэ-Бэ Крутованов.
И я понял, что если вожди поспеют, то и с Лаврентием покончат скоро.
Успех достался ему слишком легко. Это располагает к беспечности.
А мне, Ч как только появится случай Ч надо перебираться на другую сторо
ну. Репертуар этих бойцов исчерпан. После Великого Пахана на его роль зде
сь, может претендовать только клоун.
***
Я бы еще долго с интересом и удовольствием рассматривал их сквозь больши
е стеклянные двери приемной: они жили в таинственной глубине нереальног
о мира, будто в утробе огромного телевизора, словно сговорившись дать ед
инственный и небывалый концерт самодеятельной труппы настоящих любите
лей лицедейства, поскольку все играли, хоть и неумело, но с большим старан
ием, играли для себя, без зрителей, играли без выученного текста, они импро
визировали с тем вдохновением, которое подсказывает яростное стремлен
ие выжить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
40
Аркадий Вайнер, Георгий
Вайнер: «Евангелие от Палача»
Аркадий Вайнер, Георгий Вайнер
Евангелие от Палача
Аннотация
Мы, кажется, уже привыкли к тому,
что из глубин советского безвременья нет-нет, да и всплывет очередной ли
тературный «памятник» Ч сталинской ли, хрущевской или брежневской эпо
хи…
«Памятник», лишь за чтение которого читатель мог тогда поплатиться своб
одой; ну а писатель ставил на карту всю жизнь. Сейчас эти открытия законом
ерны: перестроечной революцией нарушена омерта всеобщего покорного бе
змолвия, и благодарный читатель получает, наконец, то, что у него долгие де
сятилетия силой отнимал тоталитаризм. Предлагаемый сегодня роман «Ева
нгелие от палача» Ч вторая чисть дилогии (первая Ч роман "Петля и камень
… " Ч была опубликована в конце 1990 года), написанной нами в 1976-1980 годах. Написа
нной и Ч надежно укрытой от бдительного «ока государства» до лучших вре
мен. К счастью, и авторы, и читатели до них дожили. Все остальное Ч в самом р
омане.
Аркадий ВАЙНЕР
Георгий ВАЙНЕР
Декабрь 1990 года МОСКВА
Аркадий Вайнер, Георгий Вай
нер
Евангелие от Палача
Мы, кажется, уже привыкли к тому, что из глубин советского безвременья нет
-нет, да и всплывет очередной литературный «памятник» Ч сталинской ли, х
рущевской или брежневской эпохи…
«Памятник», лишь за чтение которого читатель мог тогда поплатиться своб
одой; ну а писатель ставил на карту всю жизнь. Сейчас эти открытия законом
ерны: перестроечной революцией нарушена омерта всеобщего покорного бе
змолвия, и благодарный читатель получает, наконец, то, что у него долгие де
сятилетия силой отнимал тоталитаризм. Предлагаемый сегодня роман «Ева
нгелие от палача» Ч вторая чисть дилогии (первая Ч роман "Петля и камень
… " Ч была опубликована в конце 1990 года), написанной нами в 1976-1980 годах. Написа
нной и Ч надежно укрытой от бдительного «ока государства» до лучших вре
мен. К счастью, и авторы, и читатели до них дожили. Все остальное Ч в самом р
омане.
Аркадий ВАЙНЕР
Георгий ВАЙНЕР
Декабрь 1990 года МОСКВА
Правосудие должно свершиться, хотя бы погиб мир.
Правосудие должно свершиться, хотя бы погиб мир.
ГЛАВА 1
УСПЕНИЕ ВЕЛИКОГО ПАХАНА
Я знал, что этого делать нельзя. Я умел верить ему, этому странному распоря
дителю моих поступков, не раздумывая. Вперед ума, вперед любой оформивше
йся мысли он безошибочно давал команду: «Можно!» Или: «Нельзя!»
Я ему верил, у него была иная, не наша мудрость.
И он отчетливо сказал внутри меня: «Нельзя!»
А я впервые за долгие годы, может быть, впервые с самого детства, не послуш
ал его. Побоялся ответить ему «Заткнись» Ч а просто сделал вид, что не слы
шал. Как делает вид, сбежавший с урока школьник-прогульщик, которому крич
ит из окна учитель: « Вернись!».
Не послушался. И остался в анатомической секционной…
***
Мы несли носилки вчетвером. Этих троих я не знал, наверное, и не видел нико
гда. Если бы видел, Ч запомнил. Но они были не из охраны. Тех гладких дурако
в сразу видать. Их и на Даче я не заметил. Только потерянно метался по огро
мному дому их командир, начальник «девятки» генерал Власик.
По его красивому, слепому от испуга и глупости лицу катились слезы. Он пла
кал по-настоящему. Почему-то у всех встречных спрашивал: "А где Вася?… "
Все слышали, как Вася, безутешно-пьяный, мычал и орал что-то, Ч может быть,
пел? Ч в маленькой гостиной за кабинетом. Но от Власика почему-то отмахи
вались, и он, оглохший, продолжал искать своего друга и собутыльника.
Сына Зеницы Ока, которую столько лет берег, стерег и хранил. А теперь Власи
к плакал.
Если увидеть плачущего большевика…
***
Может быть, он был умнее, чем мне казался тогда?
Может быть, он плакал от страха? Столько лет он охранял величайшую силу и в
ласть мира, а она уже три часа мертва, и он охраняет теперь то, чего нет.
Да разве он еще что-то охраняет?
Нас привезли сюда в шести больших лимузинах Ч человек тридцать отборны
х бойцов из оперативного Управления, но, когда мы вошли в дом, выяснилось,
что Лаврентий уже приказал вывести оттуда всю внутреннюю охрану.
Никогда Лаврентий не доверял Власику. Он знал, что тот будет в страшный ча
с плакать искренне по Тому, Кого охранял. Лавр не уважал преданных людей, о
н знал, что на преданных людей нельзя надеяться, ибо стоят они на ненадежн
ом фундаменте любви и благодарности, а вернее сказать Ч глупости.
Вроде бы считалось, что Власик подчиняется Лаврентию по службе, но это бы
ло не так. Он не подчинялся никому, кроме того, Кого охранял. Власик принад
лежал Ему, как немецкая овчарка Тимофей.
Власик был предан, то есть он любил Того, Кого охранял. Был ему всегда благ
одарен. А вернее сказать Ч глуп.
***
В остывающем теле еще, наверное, вяло текла кровь, еще росли ногти, тихо бу
рчали газы в животе, хотя зеркальце, поднесенное к толстым усам, уже не мут
нело; и наши черные длинные лимузины только вырвались с жутким ревом сир
ен с Лубянского двора, а Лаврентий уже приказал вывести с Дачи внутренню
ю охрану.
В доме ходила заплаканная и злая рыжая дочка Светлана. И негромко безобр
азничал мучительно-пьяный сын Василий. И всем еще распоряжался преданны
й глупец Власик.
Рассчитать поведение глупого, любящего, благодарного человека невозмо
жно. Ну его!…
Власик подходил к людям, спрашивал, что-то говорил, но ему ужи никто не отв
ечал, будто он натянул на себя гигантский презерватив и раздул его изнут
ри Ч своим отчаянием и потерянностью Ч в прозрачный и непроницаемый ша
р, который с бессловесным бормотанием тыкался во всех встречных и отлета
л в сторону, отброшенный их ужасным волнением и полным пренебрежением к
нему самому. Он был никому не интересен.
Тот, Кого он охранял, умер, значит, он уже никого не охранял, он был предан Ни
чему, а внутреннюю охрану, преданную генералу, уже вывели из дома, и он кат
ался по комнатам пустым надутым прозрачным шаром, догадываясь в тоске, ч
то, как только Лаврентий вспомнит о нем, кто-то сразу же проколет его обол
очку, и всесильный фаворит с легким пшиком Ч вместе с его уже неслышимым
и словами, ненужными слезами и глупым красивым лицом Ч исчезнет навсегд
а.
Я впервые видел всех вождей вместе. Не считая, конечно, праздничных демон
страций, когда они на трибуне Мавзолея Являли Себя. Обычно же мне доводил
ось видеть их близко, но всегда порознь. А здесь они были вместе.
Каждый знал о ком-нибудь кое-что. Лаврентий знал все обо всех.
Без окон, без дверей полна горница вождей.
Молотов незряче смотрел прямо перед собой, и на плоской пустыне его лица
слабо поблескивали стеклышки пенсне, вцепившегося в маленькую пипку ка
ртофельного носа. Не лик Ч тупой зад его бронированного «паккарда».
Было видно, как он думает: вяло и робко прикидывает, кто поведет сейчас гон
ку, чтобы вовремя сесть лидеру на хвост. Мечтает угадать, кому придется по
длизывать задницу прямо с утра. Он числился вторым, он был согласен стать
пятым, Великий Пахан совсем его затюкал.
***
Булганин рассеянно пощипывал клинышек бородки, меланхоличный и раздра
жительный, как бухгалтер, замученный утренним запором. Пощипывание боро
дки не было тревожным раздумьем, Ч подтянуть ли в Москву Таманскую диви
зию. Наверное, он прикидывал: содрать эту маскарадную бородку, эту кисточ
ку с подбородка, или пока еще можно оставить?
Великий Пахан, дозволял ее, может и эти разрешат?
Шурочка, белесая пухлая баба без возраста Ч домоправительница и подсти
лка Пахана, Ч шмыгая покрасневшим носиком, подносила вождям чай и бутер
броды с ветчиной.
Очень хотелось есть, но мне этих бутербродов не полагалось.
Розовые ломти мяса с белой закраиной сала нарезал для вождей в буфетной
полковник Душенькин. От окорока, пробитого свинцовой пломбой с оттиском
спецлаборатории: «ОТРАВЛЯЮЩИХ ВЕЩЕСТВ НЕТ». Последние двадцать лет пол
ковник Душенькин пробовал всю еду сам, перед тем как подать ее на стол Пах
ана.
Проба. Проба еды. Проба питья. Проба души. Душенькин.
А Ворошилов есть не хотел. Он хотел выпить. Но Шурочка никакой выпивки не д
авала. Попросить, видно, стеснялся, а выходить нельзя было: он не желал вых
одить из комнаты, оставив своих горюющих соратников вместе Ч без себя. И
все его красно-бурое седастое лицо пожилого хомяка выражало томление.
Хрущев и Микоян сидели за маленьким столиком, и, когда они передавали дру
г другу бутерброды, подвигали чашки и протягивали сахарницу, казалось, ч
то они играют в карты: хмурились, тяжело вздыхали, терли глаза, вглядывали
сь в партнера пристально, надеясь сообразить, какая у него на руках сдача.
Тугая хитрожопость куркуля сталкивалась с азиатским криводушием, и над
их остывшим чаем реяли электрические волны подозрительности и притвор
ства, трещали неслышные разряды подвохов.
Хищный профиль Микояна резко наклонялся к столику, когда он глотал очере
дной кусок. Гриф, жрущий только мясо.
Но всегда падаль.
А Хрущев пальцами рвал ломти, кидал ветчину на тарелку и съедал только са
ло. Далеко закидывал голову, чтобы удобнее было глотать. И разглядывал эт
ого цыгана Ч или армяна, один черт! Ч молча предлагавшего сомнительную
лошадь.
***
Я бы охотно доел куски сочного розового ветчинного мяса. Но тогда Хрущев
мне еще ничего не предлагал со своего стола.
Я их доел через несколько месяцев.
А тогда он помалкивал и раскатывал по скатерти хлебный мякиш и, только пр
евратив его в серо-грязный глянцевитый катышек, рассеянно кидал в рот.
Неинтересный мужик. Куций какой-то.
***
ПочемуЧ то совсем плохо помню, что поделывал Каганович. Он сидел где-то в
углу, толстый, отеклолицый, шумнодышаший -просто еврейский дубовый шкаф.
Мебель. «Mobel». Меблированные комнаты. Меблирашки.
Только Лаврентий с Маленковым не сидели Ч они все время ходили, по больш
ой приемной, держась под ручку, как молодые любовники. Неясно было только,
кто кому поставит пистон. И беспрерывно говорили, и что-то объясняли друг
дружке, и советовались, в глаза заглядывали, и жарко в лицо дышали, и было с
разу заметно, что они такие друзья, что и на миг не могут оторваться один о
т другого.
«Хоть чуть-чуть разомкнутся объятья» Ч пелось в старинном романсе. Тут
вот один другого и укокошит.
Но Лаврентия нельзя было укокошить. Может быть, он знал или предчувствов
ал, что Великий Пахан помрет этой ночью. Или надеялся. Или руку приложил Ч
я ведь ничего не видел, нас позже привезли. Во всяком случае, Лавр был гото
в к этому рассвету.
Как сказал поэт Ч треснул лед на реке в лиловые трещины…
Пока вожди опасливо переглядывались, прикидывая свои и чужие варианты, ж
рали бутерброды с ветчиной, опломбированной полковником Душенькиным, п
ока рассчитывали, с чем войдут в наступающее утро своей новой жизни, Лавр
ентий ходил по приемной в обнимку с Маленковым, который тер отложной вор
отник полувоенного защитного кителя вислыми брылами своих гладких баб
ьих щек.
И помаленьку стала подтягиваться в эти быстрые минуты короткого предра
ссветья вся боевая хива Лаврентия. Сначала приоткрыл дверь и в сантиметр
овую щель юркнул, встал застенчиво у притолоки печальной тенью издевате
ль Деканозов, грустный косоглазый садист.
Принес какой-топакет Судоплатов,бывшийпартизанский главнокомандующи
й, вручил его Лаврентию, огляделся и тоже застыл в приемной.
В синеве небритой утренней щетины, в тяжелом чесночном пыхтенье появилс
я Богдан Кобулов, который был так толст, что в его письменном столе пришло
сь вырезать овальное углубление для необъятного живота. Сел, никого не с
прашивая, в кресло, окинул вождей тяжелым взглядом своих сизых восточных
слив и будто задремал. Но никто не поверил, что он задремал.
Брат его, стройный красавец генерал Амаяк Кобулов, услада глаз педика.
ЧерноЧ серый, как перекаленный камень, генерал-полковник Гоглидзе.
ЧтоЧ то пришептывал ехидно-ласковый лях Влодзимирский.
Озирался по сторонам, будто присматривая, что отсюда можно ляпнуть, Меши
к.
Лениво жевал сухие губы страшный, как два махновца, генерал Райхман.
Толстомордый выскочка, начальник Следственной части эм-гэбэ Рюмин Ч Ро
зовый Минька.
Горестно вздыхающий генерал нежных чувств Браверман Ч умник и писател
ь, автор сюжетов почти всех политических заговоров и шпионских центров,
раскрытых за последние годы.
Их было много.
И все они были в форме нашей Конторы. За долгие годы я почти никого из них н
е видел в форме. Зачем она им? Мы их и так знали. Все, кому надо, их знали. А тут
они были в генеральских мундирах.
Они стояли за Лавром, как занавес Большого театра: парчово-золотой и к рас
но-алый.
Не произнося ни слова, Лаврентий показывал партикулярным вождям, у кого
сейчас сила. А те заворожено смотрели на его разбойную гопу, и я знал, что с
егодня он у них получит все, что потребует.
Но, словно живое опровержение этой мысли, возник в дверях элегантный, с ан
глийским, в струночку, пробором, замминистра Гэ-Бэ Крутованов.
И я понял, что если вожди поспеют, то и с Лаврентием покончат скоро.
Успех достался ему слишком легко. Это располагает к беспечности.
А мне, Ч как только появится случай Ч надо перебираться на другую сторо
ну. Репертуар этих бойцов исчерпан. После Великого Пахана на его роль зде
сь, может претендовать только клоун.
***
Я бы еще долго с интересом и удовольствием рассматривал их сквозь больши
е стеклянные двери приемной: они жили в таинственной глубине нереальног
о мира, будто в утробе огромного телевизора, словно сговорившись дать ед
инственный и небывалый концерт самодеятельной труппы настоящих любите
лей лицедейства, поскольку все играли, хоть и неумело, но с большим старан
ием, играли для себя, без зрителей, играли без выученного текста, они импро
визировали с тем вдохновением, которое подсказывает яростное стремлен
ие выжить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12