Для летчиков настали горячие дни. Они совершали по нескольку вылетов в день, а в темное время суток по врагу наносили свои удары ночные бомбардировщики. Между прочим, многие из них водили те самые девушки, которые когда-то стояли рядом с нами. Мы много слышали об их смелости и дерзости, но встретиться с ними не пришлось.
Мы летали днем, а ночью отдыхали. Наши летчицы находились на другом аэродроме и действовали ночью, а отдыхали днем.
Бои были тяжелыми. Непрерывно поддерживая наземные войска, мы видели, как там, на земле, тысячи и тысячи советских солдат и офицеров совершают свой великий ратный подвиг.
Немцы считали укрепления на Сиваше и Перекопе неприступными. Но стремительного, могучего удара наших войск не выдержали и эти укрепления. Фашисты начали отступать в сторону Севастополя.
В Крыму у гитлеровцев было много техники — артиллерии, в том числе зенитной, самолетов. Без истребителей прикрытия появляться в небе было опасно. Чаще всего на выполнение боевых заданий мы вылетали под прикрытием эскадрильи Героя Советского Союза Амет-Хана Султана.
Слава о подвигах этого летчика гремела по всему фронту. О нем рассказывали истории, похожие на легенды. Наши им восхищались, а гитлеровцы боялись. Заслышав в воздухе его позывные, немецкие радиостанции предупреждали своих летчиков: «Внимание, внимание! В небе Амет-Хан Султан! В небе Амет-Хан Султан!»
Мне очень хотелось с ним встретиться. Однажды такая встреча произошла. Помню, я поздоровался с ним на родном языке. Он оживился, обрадовался.
— Татарин?
— Нет, башкир.
— Ну, здравствуй, кунак!..
Мы разговорились…
Родился Амет-Хан Султан в 1920 году в Алупке в семье крымского татарина. Окончил школу ФЗО и работал подручным мастера в железнодорожном депо. Эта работа его не удовлетворяла: смелый паренек мечтал об авиации. Ему повезло — его приняли в военное авиационное училище. Учился он с упоением и окончил училище с отличной аттестацией.
Летал Амет-Хан Султан мастерски, любил высоту, скорость и всегда наносил точные удары. Слава его началась еще в суровом небе Москвы, когда к ней рвались фашистские полчища. Истребитель Амет-Хана Султана патрулировал небо столицы, и когда к Москве пробрался «юнкере», используя свое преимущество в высоте, Амет-Хан с огромной скоростью устремился на врага. После первой же очереди замолчали хвостовые огневые точки «юнкерса». Разворот, новая атака! Но опытный немецкий летчик маневрирует и уходит из-под удара. Еще атака! И опять — мимо. То же самое произошло и в третий раз!
Амет-Хан Султан снова бросается в атаку. «Юнкере» все ближе и ближе, отчетливо видны кресты. Амет-Хан нажимает на гашетку, но выстрелов нет: боеприпасы кончились, и тогда он решается на таран. От удара фашистский бомбардировщик стал разваливаться на куски, но и самолет героя, потеряв управление, стремительно падает. Спасли его самообладание и парашют…
Под Роговом Амет-Хан Султан воевал, имея уже хороший опыт. Однажды он шел во главе шестерки истребителей. Им встретилась большая группа вражеских бомбардировщиков — несколько десятков самолетов. Раздумывать было некогда, и Амет-Хан решился на отчаянную лобовую атаку. Истребители понеслись навстречу бомбардировщикам. Нервы у фашистов не выдержали, и в последние секунды они дрогнули. Воспользовавшись этим, Амет-Хан искусно сбивает ведущего. Четкий строй бомбардировщиков нарушился, и советские истребители сбивали один самолет противника за другим.
К месту схватки подошло еще несколько наших истребителей. Бой стал еще ожесточеннее. Более десяти вражеских самолетов были сбиты.
Амет-Хан Султан был общительным, неунывающим летчиком, но при всей своей популярности оставался скромным, а порой и просто застенчивым. Ненависть его к врагу была безгранична. Особенно отчаянно воевал он в Крыму. Здесь, на оккупированной территории, остались его родители.
Второй раз с Амет-Ханом Султаном мы встретились необычно.
В тот день мы находились на аэродроме в ожидании вылетов. Каждый, как обычно, занимался своим делом. Вдруг над аэродромом появился вражеский самолет.
Зенитчики уже готовы были открыть огонь, но самолет резко пошел вниз и вскоре приземлился. Все кинулись к месту посадки. Глядим, а из кабины вылезает Амет-Хан. Улыбаясь, говорит:
— Получите подарок от наших истребителей.
— Чей самолет? Откуда?
— Ясно откуда. Посадили мы его на своей площадке. Да надоел он нам. Вот к вам перегнал, может, пригодится…
— Так мы же могли тебя сбить!
— Не успели бы.
И в бою, и в жизни мне очень хотелось походить на этого замечательного человека, аса в полном смысле этого слова.
Наши войска продвигались к Севастополю. Город оборонялся крупными силами, которым Гитлер приказал биться до последнего солдата.
Крымская операция и особенно последние бои на полуострове носили очень ожесточенный характер. У немцев ] было много боеприпасов, техники и самолетов. Гитлеровские летчики очень досаждали нам в эти дни. Они дрались с упорством.
Оставив Северный Крым, наш полк перелетел поближе к фронту, на новый аэродром — Сарабуз. Отсюда мы летали бомбить и штурмовать вражеские транспорты в Черном море, уничтожать самолеты противника на аэродромах, подавлять огонь артиллерийских батарей в опорных пунктах, наносить удары по живой силе врага.
В этот период гитлеровские истребители старались применять такую тактику: встретив нас над нашей территорией, часть из них отвлекала советских истребителей, другая набрасывалась на оставшиеся без прикрытия штурмовики. Задачи, которые ставило перед нами командование, мы выполняли, но несли большие потери. Реже и реже становились наши эскадрильи, чаще и чаще наши боевые товарищи не возвращались на свой аэродром.
Особенно тяжелым был вылет 5 мая. В этот день мы на несли удар по аэродрому противника на мысе Херсонес. Группы повели майор Тюленев, капитан Анисов и старший лейтенант Филиппов.
Гитлеровцы встретили нас над морем. Одна группа их самолетов связала наших истребителей, а другая набросилась на нас. Завязался воздушный бой. На этот раз он сложился явно не в нашу пользу.
Вот вспыхнул самолет лейтенанта Токарева, вражеский истребитель подобрался к штурмовику лейтенанта Сусарина и в упор расстрелял его. Раненый «Ил» резко взмывает вверх, переворачивается на спину и начинает беспорядочно падать. Вскоре море поглощает и самолет младшего лейтенанта Юдина. На штурмовик младшего лейтенанта Бережного набросились два истребителя. Экипаж мужественно отбивался и все же был подбит и пошел на вынужденную посадку в сторону материка. Был подбит и самолет ведущего группы — майора Тюленева. На свой аэродром мы возвращались в подавленном настроении. За какие-то полчаса потеряли столько экипажей!
На аэродроме меня поджидал еще один удар — не вернулся мой близкий друг Виктор Протчев. Весь остаток дня я ходил по аэродрому и расспрашивал о нем. Но никто не видел, как его подбили, никто ничего не мог сказать, но и на этот раз с Виктором все обошлось хорошо.
Самолет Протчева был подбит, но он сумел дотянуть до материка. При вынужденной посадке самолет скапотировал. Пехотинцы вытащили Виктора из-под самолета и на санитарной машине доставили раненого на аэродром.
Я был счастлив, — друг нашелся. Бросился к Виктору.
— Ничего, Муса, пустяки. Ну, подбили, подумаешь… Бывает хуже. Скоро опять полечу, — старался успокоить меня Виктор.
Он оказался прав. Мы много летали с ним в годы войны. Дрался он отважно, сделал много успешных боевых вылетов, и ему присвоили звание Героя Советского Союза.
Дни до предела были заполнены боевой работой. За ужином мы поздравляли героев, добрым словом поминали погибших. Особенно много потерь несла в нашем полку вторая эскадрилья, где было меньше опытных летчиков. В нашей эскадрилье потери были невелики. Ее считали лучшей эскадрильей в полку.
В эти суровые, напряженные дни не обходилось без курьезов. На аэродроме Сарабуз в наш полк прибыли стажеры: летчики-инструкторы из военных авиационных школ и запасных полков. Летали они очень хорошо, а вот с ориентировкой на местности у них долго не ладилось. Это приводило к различным происшествиям, об одном из которых я и расскажу.
Перед полком была поставлена задача — штурмовать все тот же аэродром на мысе Херсонес. Его повел майор Тюленев. Ведомым себе взял он одного из новеньких. Взлетели. Прилетели к аэродрому, где базировались прикрывавшие нас истребители. Тут что-то случилось с мотором самолета Тюленева. Он сообщил об этом по радио, помахал крыльями и пошел в пике под строй, чтобы не мешать остальным. За майором, как привязанный, пошел и стажер.
Выйдя из пике, Тюленев развернулся и взял курс на свой аэродром. Стажер, думая, что находится над аэродромом противника, сбросил бомбы на наши истребители.
Редчайший случай!
На аэродроме, где он сел следом за Тюленевым, его спросили:
— Что бомбил?
— Аэродром на мысе Херсонес, — уверенно доложил практикант.
— Какой Херсонес! Ты же на своих бомбы высыпал!.. От такой «поправки» летчик едва удержался на ногах. А мы потом часто вспоминали этот случай и с тех пор вошла поговорка в пословицу:
— Вот тебе, друг, и Херсонес!
Незадачливому штурмовику повезло: его бомбы не причинили нашим самолетам большого вреда. А ведь могло кончиться плохо.
Штурм Сапун-горы начался рано утром 7 мая. После мощной артиллерийской и авиационной подготовки в атаку пошла пехота.
Сапун-гора 7 мая 1944 года осталась в памяти ревущим вулканом. Такого огня мы еще нигде не видели. Пехоте было очень трудно. Каждый метр, каждый уступ на дороге к вершине стоил многих жизней.
Когда становилось особенно тяжело, вызывали нас. Пока мы штурмовали траншеи и огневые точки немецких войск, наша пехота поднималась и делала несколько шагов вперед. И так — весь день.
К вечеру Сапун-гора была взята. Оставшиеся в живых гитлеровцы, ища спасения, бросились к городу. Но и там их находила смерть.
Падение Сапун-горы и других опорных пунктов обороны врага открывало дорогу к Севастополю, 8 мая наши войска, поддержанные авиацией, прорвали первую линию обороны врага, а 9 мая освободили город Севастополь.
Освобождение Крыма и города Севастополя я встретил старшим лейтенантом и первым вывел свой самолет за Сиваш. В Крыму пришлось работать много и напряженно. Последние «севастопольские» вылеты оказались особенно трудными и напряженными. С таким зенитным огнем наши летчики не встречались со времени своих вылетов на Сталинград. Каждый заход на цель являлся испытанием воли и мужества, каждый раз его нужно было строить по-новому, уметь обмануть противника. Надо было постоянно быть готовым к отражению атак истребителей противника, которые всегда были над целью. Штурмовка при таких условиях была трудной и чрезвычайно сложной, опасной задачей. Я лично провел здесь до трех десятков штурмовок по вражеским целям, более 15 раз летал на штурмовку вражеских аэродромов, в 14 случаях водил группу по уничтожению плавсредств противника в Северной бухте.
Я прежде никогда не видел моря. Сегодня совершаю второй вылет над ним, лечу штурмовать Херсонес — последний крымский оплот остатков разбитой 17-й армии врага.
Мыс Херсонес изрыт окопами и траншеями, забит техникой и людьми. Но аэродром продолжает действовать. Он для нас — большая загадка. Бомбим каждый день, а он живет. Даже во время налета выкидывает такие штуки, от которых нам потом приходится трудно. Бомбим стоянки самолетов, выводим из строя взлетную полосу. Прекрасно видим, что ни один самолет здесь взлететь не может, а они тем не менее неожиданно появляются в воздухе. Откуда взлетают?
К аэродрому подходим со стороны солнца, так нас труднее обнаружить. Сбрасываем бомбы на самолеты, делаем несколько штурмовых заходов и идем домой. По пути обстреливаем траншеи и огневые точки на мысу, помогаем нашим наземным войскам, которые все больше и больше теснят фашистов.
Гитлеровское командование попыталось эвакуировать морем остатки своей армии. Наша авиация не позволила им это сделать. В ночь с 11 на 12 мая советские войска вновь перешли в наступление и к середине дня завершили разгром вражеской группировки.
За этот день было потоплено много крупных транспортов противника, уничтожено много техники и живой силы. В плен было взято 25 тысяч солдат и офицеров врага.
Возникли паника и неразбериха среди фашистских войск. Нередко к занятому советскими войсками мысу подходили вражеские катера, а их самолеты пытались садиться на занятом нами аэродроме.
Забавно было смотреть на фашистских летчиков. Прилетит, выпустит шасси и идет на посадку. А сесть негде. Весь аэродром забит машинами, разбитыми самолетами, которые наши бойцы не торопились убирать. Покрутится, покрутится немецкий летчик над аэродромом, смекнет в чем дело, да поздно, собьют его наши зенитчики. Отлетался фашист.
Погода стояла чудесная. Все вокруг цвело. А далекая любимая Москва салютовала нашей победе.
Крым был освобожден.
Одно дело видеть результаты своих ударов с воздуха, другое — пройти или проехать по земле, на которой еще недавно был враг, с которым ты вел смертельный бой. Тем более, если эта земля с такими названиями, как Сапун-гора, Севастополь, Херсонес. Очень хотелось посмотреть результаты нашей работы.
И вот однажды прибегает ко мне Виктор Протчев;
— Поехали в Севастополь. Голубев экскурсию организовал.
— Это здорово! Но почему только в Севастополь? Я бы не прочь походить и по Херсонесу!
— Проскочим и туда. Когда-то вот так же отправимся мы в экскурсию и по Берлину… И это будет. Обязательно будет!
— Если доживем, Виктор.
— Доживем, Муса, доживем! Мне сейчас, после этих боев, кажется, что я стал бессмертным.
Протчев вспомнил, как его выручил Григорий Надточиев, и тяжело вздохнул:
— А Гриши-то уже нет…
— Да, съела его Сапун-гора.
Мы подошли к автомашине. Здесь уже был весь летный состав полка. Нетерпеливо посматривали мы на шофера: скоро ли тронемся?
Путь от аэродрома до Севастополя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29